Л.В. Черепнин. Введение. Об изучении крестьянских войн в России XVII—XVIII вв. (К теории проблемы)

В сентябре 1973 г. исполнилось 200 лет с начала крупнейшего крестьянского восстания в феодальной России, возглавляемого Емельяном Ивановичем Пугачевым. В связи с этой знаменательной юбилейной датой необходимо вспомнить о движениях крестьян в эпоху феодализма и об их прогрессивной роли в общественном развитии.

Основоположники марксизма-ленинизма глубоко и всесторонне разработали вопрос о характере, формах, значении классовой борьбы крестьянства с феодально-крепостническим гнетом. Они раскрыли черты крестьянских движений, определявшие их слабость и обрекавшие их на поражение: стихийность, неорганизованность, разрозненность, отсутствие единой программы, проникнутой политическим сознанием. Но В.И. Ленин при этом говорил о наличии в крестьянстве «революционных элементов»¹, о прогрессивности крестьянских выступлений, называл «чудовищным извращением марксизма» утверждение об их якобы реакционном характере².

Изучение классовой борьбы показывает, что с изменением исторических условий менялись ее формы, масштабы, конкретные проявления, но она всегда оставалась ведущей силой общественного развития. В период позднего феодализма классовая борьба в России приобретает новую, более высокую форму массовых антифеодальных вооруженных выступлений — крестьянских войн. Такое понятие введено Ф. Энгельсом в работе «Крестьянская война в Германии». Ф. Энгельс придавал ему широкое историческое значение, понимая под ним явление, переживаемое различными странами в процессе их общественного развития. «Англичане, французы, чехи, венгры уже успели проделать свои крестьянские войны к тому моменту, когда немцы стали совершать свою»³, — писал он.

Под понятие «крестьянские войны» в России обычно подводили три крупных крестьянских движения: 1606—1607 гг. под предводительством И.И. Болотникова, 1667—1671 гг. под предводительством С.Т. Разина, 1773—1775 гг. под предводительством Е.И. Пугачева. Изучение документального материала советскими историками (особенно Е.П. Подъяпольской) привело к достаточно обоснованному выводу, что характер крестьянской войны имело и движение, возглавленное в 1707—1708 гг. К.А. Булавиным и продолжавшееся после его гибели.

Проблеме крестьянских войн в России советская историография придает первостепенное значение. Уже опубликовано значительное число источников, появился ряд монографий, проведено несколько дискуссий о крестьянских войнах в России в эпоху феодализма. В результате определилось понятие «крестьянская война», которое в целом вошло в науку, хотя по поводу ряда существенных моментов идут споры.

Под крестьянскими войнами обычно подразумевают наиболее крупные массовые вооруженные выступления крестьян. Кроме событий в Германии, примерами крестьянских войн могут служить восстания Дольчино в Италии (XIV в.), Уота Тайлера в Англии (XIV в.), Жакерия во Франции (XIV в.), гуситские восстания в Чехии (XV в.), более поздние (XVI—XVII вв.) выступления крестьян в ряде стран⁴. Иногда термины «крестьянская война» и «крестьянское восстание» употребляются как равнозначные (например, применительно к России: «крестьянская война» под предводительством Разина или Пугачева и «восстание» Разина или Пугачева). И здесь нет нечеткости терминологии или смешения понятий, ибо «крестьянская война» — это то же вооруженное восстание, но в наиболее высокой для периода феодализма форме.

В конкретных местных условиях и на разных уровнях развития отдельных средневековых государств крестьянские войны имели специфические черты⁵. Задача исследователей — эту специфику выявлять. Поэтому справедливы указания на неправомерность «решения вопроса о содержании крестьянских движений в России XVII—XVIII вв. путем их простого сопряжения с движениями в Англии и Франции XIV в. и Крестьянской войной в Германии XVI в...» Но вполне закономерно и даже обязательно «соотнесение» (т. е. сопоставление) друг с другом этих движений. Если видеть задачу в установлении общего и особенного, то это отнюдь не «упрощенный социологический метод»⁶, хотя в отдельных работах допускаются известные упрощения⁷.

Крестьянские войны в России приходятся на «новый период русской истории», когда в недрах феодализма шло складывание всероссийского рынка, зарождались и развивались элементы новых, буржуазных отношений⁸. Это был процесс затяжной, длительный, мучительный, он определил глубину социальных противоречий и остроту классовой борьбы. Никак нельзя согласиться с заявлением: «...характер классовых антагонизмов и классовой борьбы в XVII—XVIII вв. подтверждает, что основным содержанием исторического процесса в этот период являлось поступательное развитие феодального способа производства, а не элементов капитализма, неправомерно выдвигаемых на передний план в литературе последних лет»⁹. Конечно, после первой Крестьянской войны феодализм просуществовал еще два с половиной столетия. И он развивался. Но роль капиталистических элементов, их удельный вес не оставались на одном уровне; они возрастали. И сбросить их со счетов при анализе классовой борьбы нельзя¹⁰.

Крестьянские войны охватывают большую территорию, в какой-то мере преодолевая локальность, присущую всем социальным движениям при феодализме. Ф. Энгельс привел Крестьянскую войну в Германии как пример «общенационального крестьянского восстания»¹¹. В России в период крестьянских войн уже формировались национальные связи. Происходило это в условиях феодально-крепостнического строя, сохранявшего средневековые перегородки и распыленность очагов крестьянского сопротивления, ограничивавшего масштабы антикрепостнических восстаний, сдерживавшего их силу. В общенациональное движение крестьянские войны не вылились (хотя тенденция к этому, особенно в 1773—1775 гг., намечалась), но массы крестьян подняли. И дело было не только в размерах территории, но и в единовременности выступлений, и в известном взаимодействии повстанцев, и в единстве их требований.

Борьбу крестьян в период крестьянских войн иногда понимают как сопротивление отдельным феодалам или как выступление против определенной формы феодального строя — крепостничества за создание приемлемых условий жизни в рамках феодализма¹². С этим трудно согласиться. Вернее другое понимание, согласно которому речь для крестьян шла в конечном итоге не о том или ином варианте феодализма, а о ликвидации феодальной системы в стране, о самом существовании феодального строя¹³. Но, очевидно, надо различать объективное содержание и направленность крестьянских войн и непосредственные задачи и цели, которые ставили перед собой сами повстанцы. Объективно, конечно, крестьянская война была направлена против феодализма как общественного строя, ибо подрывались его основы — феодальная собственность на землю и личная зависимость крестьян. Но ограниченность кругозора крестьянина не позволяла ему осознать это как задачу, ставшую перед ним в общегосударственном масштабе.

Вопрос о соотношении объективного и субъективного моментов в крестьянских движениях был поднят недавно П.Г. Рындзюнским и М.А. Рахматуллиным в рецензии на трехтомный коллективный труд о Крестьянской войне 1773—1775 гг. под редакцией В.В. Мавродина. Рецензенты упрекают авторов в том, что они, переводя «на язык современных понятий и терминов» программные требования крестьян, выдают их «за объективное содержание антифеодального движения» и тем самым вносят «существенную путаницу в методику изучения предмета». По мнению рецензентов, «всем «программам» общественного переустройства, которые не базируются на научном понимании общественных явлений, свойственно несовпадение их объективного и субъективного содержания». «Субъективное содержание программы..., как правило, непосредственно выражено в документах движения», и исследователю достаточно систематизировать этот материал. Объективный ее смысл раскрывается лишь «в результате научного анализа посредством сопоставления собственных устремлений борцов за свободу с действительными потребностями и возможностями общественного развития. Субъективные цели движения часто утопичны, объективные его задачи всегда реалистичны и в принципе выполнимы».

Выходя за пределы разбираемого труда, рецензенты пишут: «Нечеткость анализа идейного содержания народного движения, в плане выявлений его объективной сущности, к сожалению, характерна не только для авторского коллектива трехтомника, но и для ряда исследователей народных движений всего периода феодализма в целом; ...именно это обстоятельство сильно тормозит изучение классовой борьбы угнетенных масс»¹⁴.

Думается, что такое широко обобщенное критическое замечание по поводу методологии изучения классовой борьбы неверно, ибо основано на смешении двух понятий: «объективный смысл» или «объективная задача» борьбы и ее «реальность». Опыт четырех крестьянских войн показал нереальность задачи ликвидации феодализма, пока не будут созданы для этого соответствующие социально-экономические условия, но нарастание этих условий определяло объективно содержание народных Движений и было их объективным результатом.

Большой проблемой, связанной с соотношением объективных и субъективных элементов в крестьянском движении, является вопрос о его идеологии и программе. В глубоком философском смысле (идеология — теоретически обоснованная система идей, взглядов, выражающих интересы класса и направляющих его на борьбу; программа — документ, излагающий задачи и цели борьбы) об этих категориях применительно к крестьянским войнам говорить преждевременно. Но все философские, социологические категории складываются исторически: «...«стихийный элемент» представляет из себя, в сущности, не что иное, как зачаточную форму сознательности. И примитивные бунты выражали уже собой некоторое пробуждение сознательности...»¹⁵ Народные движения не выработали ни идеологии, ни политической программы, законченно выражающих самосознание крестьянства как класса, но они не были безыдейными. От восстания к восстанию углублялось представление крестьян о том, за что и во имя чего они ведут борьбу. Настроения социальной психологии облекались в начальную форму идеологии. Поэтому вряд ли можно удовлетвориться определением идеологии «как системы взглядов неизменной для всех исторических эпох...»¹⁶ Идеология — категория историческая.

Нельзя свести все к «помыслам» и «чаяниям», ибо крестьянские войны характеризуются наличием прокламаций программного типа («прелестных писем»), в которых повстанцы формулируют близкие им лозунги расправы с феодалами и представителями государственного аппарата, отобрания у них земельных владений, получения воли. Элементы сознательности, ростки идеологии пробиваются сквозь толщу стихийности. Все более осознанные формы приобретает мысль о том, что надо добиваться радикального изменения условий жизни, а не просто их улучшения¹⁷. Если это даже «помыслы» и «чаяния», а не устойчивая система идей (для чего еще не настало время), то, овладевая массами, они оказываются мощным двигателем в социальной борьбе.

Крестьянские войны — это не просто вооруженные выступления, но (как говорит само их название) — это войны, ведущиеся повстанческими армиями. В ходе военных действий совершенствовалось военное искусство, осуществлялись военные операции, воспитывались народные военачальники, организаторы военного дела. И в то же время противник был намного сильнее и опытнее, средств для оказания сопротивления у повстанцев было мало, и если в повстанческих войсках и использовалась артиллерия, то массы безоружных крестьян пускали в ход топоры и косы, вилы и дубины. Личный героизм заменял недостаток вооружения и военного опыта.

Все крестьянские войны начинались на окраинах, где скапливались бунтующие элементы. Но участники движений стремились дойти до центра государства и овладеть его столицей. А до столицы долетали мощные раскаты восстаний. Эти черты крестьянской войны как формы классовой борьбы характеризуют ее масштабы. Отряды Болотникова осаждали Москву. На Москву замышлял поход Разин. В Москву и Петербург проникали вести о Пугачеве.

Крестьянская война при феодализме — это разновидность гражданской войны «угнетенного класса против угнетающего ...крепостных крестьян против помещиков...»¹⁸ В условиях позднего феодализма с его сложной общественной структурой эта основная линия классовой борьбы характеризовалась широким участием в ней различных социальных групп и прослоек: холопов, посадских людей, казаков, мелкопоместных дворян, служилых людей по прибору. Обострялись противоречия внутри господствующего класса. Словом, крестьянские войны так или иначе затрагивали все население. Они характеризуются обострением социально-политической борьбы в стране в целом. Это большие исторические полосы в жизни народа¹⁹.

В ходе крестьянских войн друг другу противостояли два лагеря: правительственный и повстанческий. Это означало временное выпадение из-под власти царских административных органов части государственной территории, занятой повстанцами; последние могли, хотя и ненадолго, устанавливать свои порядки. Создавались и повстанческие центры, пытавшиеся осуществить руководство движением. И то, и другое — новые явления в развитии крестьянской борьбы, хотя фактическая связь центров с повстанческими районами была весьма непрочной²⁰. О наличии «единого центра движения» и «единого военно-политического руководства»²¹ можно говорить лишь условно и ограничительно. Но в то же время следует отметить, что выражения «восстание» Разина или Пугачева — это не просто персонификация исторических явлений, а выражение реальной роли организаторов и руководителей движений.

Крестьянские войны в России приобрели международное значение. О первой войне оставили заметки иностранцы, побывавшие на рубеже XVI и XVII вв. в России: шведы, поляки, немцы, англичане, голландцы — участники иностранной интервенции, военные, дипломаты, купцы, духовные лица и пр.²² И о Разине писали (частично по слухам, частично по личным впечатлениям) его современники, люди разных национальностей и профессий: голландский корабельный парусный мастер, французский путешественник, секретарь шведского посольства в Персии, английский купец и др. Сведения о восстании Разина и Булавина попадали в зарубежную прессу²³. Ими интересовались за границей. О Пугачеве, так же как о Разине, сообщали заграничные газеты и журналы. Его имя фигурировало в международной дипломатической переписке. Он привлекал внимание иностранной публицистики²⁴. Такой широкий международный резонанс свидетельствует о политической важности крестьянских войн в России, об их значении как войн гражданских.

В гражданской войне обычно ставится вопрос о власти. Он был поднят и в России XVII—XVIII вв. При этом речь шла не о форме государственного строя, который мыслился и на будущее как монархический, а о замене царей, занимающих престол, другими, на которых народное воображение возлагало надежды²⁵. В качестве претендентов на престол выдвигались самозванцы, выдававшие себя за представителей царского дома, незаконно лишенных власти и чудесно спасшихся от гибели. Мысль о том, что с устранением «боярского царя» и с воцарением «крестьянского» будет исправлена несправедливость общественного строя, являлась плодом наивного монархизма. Это консервативная черта мировоззрения крестьян; однако утопическая вера в царскую помощь отнюдь не парализовала их активных действий в борьбе с крепостническим гнетом и произволом царских властей. Свидетельствуя об ограниченности крестьянского кругозора, эта черта нисколько не умаляет прогрессивного характера антифеодальных выступлений. Наличие царистских иллюзий в крестьянской среде не дает оснований оценивать крестьянство как пассивную силу, на которую опирался царизм.

Все крестьянские войны были многонациональными по составу участников. Это характерная черта истории России, объединившей ряд национальностей. Вместе с восставшими русскими крестьянами боролись за удовлетворение своих нужд татары, чуваши, мордва, мари, удмурты, башкиры, калмыки, казахи, украинцы и другие народы. Социальный состав народов Поволжья и Урала не был однородным. Интересы землевладельческой верхушки были иными, чем трудовых масс, эксплуатируемых русскими и местными феодалами и поэтому легче примыкавших к русскому крестьянству. Позиции феодалов ряда народов были разными. Часть поддерживала русских крепостников. Некоторые из вражды к русскому правительству принимали участие в крестьянских войнах, но приносили с собой антирусские настроения, производили разбои и грабежи в русских селениях, устраивали нападения на заводы, толкали на это рядовых соплеменников. Но были и такие представители местной верхушки, которые переходили на сторону русских повстанцев. Главное же заключалось в том, что в ходе крестьянских войн крепли связи трудовых масс русского и других народов России.

Все крестьянские войны в России представляют собой единую цепь в развертывании классовой борьбы, несмотря на своеобразие каждой из них. От одной войны к другой росла ненависть к угнетателям, накапливался боевой опыт, передавались традиции сопротивления, вспоминались имена крестьянских вождей, которые приобретали широкую известность. Важная историческая задача — проследить закономерности в развитии крестьянских войн.

Уже первая Крестьянская война приняла значительный размах. Восстанию Болотникова (1606—1607 гг.) предшествовали движения под предводительством Хлопка (1603 г.), крестьянские волнения во время похода в Русское государство Лжедмитрия I (1604 г.). Одни исследователи говорят об этих движениях как о «предвестниках» первой Крестьянской войны. Другие усматривают в них начало самой войны. Во всяком случае восстание во главе с Болотниковым было ее кульминационным пунктом²⁶.

Отличительной чертой первой Крестьянской войны было то, что она вспыхнула после завершения в России централизации и законодательного признания системы крепостного права в масштабе государства (конец XVI в.). Она явилась непосредственным ответом на оформление крепостнического режима²⁷. Поэтому восстание приняло характер такого мощного взрыва. В то же время на данной стадии крепостничество не привело еще к достаточно четкому разграничению классовых сил, следствием чего явилась известная социальная нерасчлененность рядов восставших. Так, рядом с Болотниковым под Москвой оказались в качестве «попутчиков» дворяне под предводительством Прокофия Ляпунова, преследовавшие свои (внутриклассовые) интересы в борьбе с боярским царем Василием Шуйским. Исследования последних лет особенно подчеркнули социальную нерасчлененность повстанческих сил в первой Крестьянской войне²⁸. Часто в ходе самой войны определялась разница классовых позиций, целей, интересов ее участников. Это явление в какой-то мере характерно и для последующих восстаний (Разина, Пугачева), однако их антикрепостническая направленность выявлялась все яснее.

Первая Крестьянская война произошла в самый канун «нового периода русской истории». Феодальная система была достаточно сильной. Процесс развития в ее недрах буржуазных отношений был впереди. Поэтому в восстании Болотникова не играли заметной роли такие социальные группы, как, например, работные наемные люди, принимавшие живое участие в движении Разина.

Активной действующей силой в среде сподвижников Болотникова являлись холопы, хотя и доказана неправильность высказанного в литературе мнения, что они, а не крестьяне были главными участниками Крестьянской войны. В исследованиях последнего времени выявлена роль в рядах Болотникова казачества, как запорожского, так и донского²⁹.

Важной особенностью первой Крестьянской войны было то, что она совпала с иностранной интервенцией против России. Это осложнило ее характер, наложило на нее свой отпечаток. Под влиянием царистских иллюзий крестьяне поддерживали первого Лжедмитрия, выдававшего себя за сына Грозного, а в действительности — ставленника польских интервентов. Социальная демагогия привлекала крестьян и холопов в лагерь второго самозванца, также являвшегося орудием польских панов, осуществлявших враждебную политику против России. Однако иллюзии проходили. Подлинная, грабительская сущность действий всяких авантюристов становилась явной. И началось широкое народное движение против захватчиков. Классовая борьба слилась с национально-освободительной. Гражданская борьба наполнилась патриотическим содержанием.

Вторая Крестьянская война приходится на другой этап феодализма по сравнению с первой. Это было время, когда крепостная система сложилась, действовал крепостнический кодекс — Соборное уложение 1649 г., крепостничество распространялось вширь. Правительство устраивало массовые сыски беглых крестьян, возвращая их помещикам, «без урочных лет» (т. е. независимо от срока побега).

В то же время ряд исследователей считает, что при господстве феодализма уже начинался генезис капиталистических отношений. В силу этого социальный состав участников второй Крестьянской войны был более сложным, чем предыдущей. Наряду с крепостными крестьянами как основной силой движения в ней приняли участие (более чем ранее) плебейские элементы города, работные люди промыслов и водного транспорта, «гулящие люди» и т. д. В городах на территории, охваченной восстанием, наблюдались случаи борьбы между зажиточной верхушкой и посадской беднотой. Среди разинцев были и раскольники: социальный протест под религиозной оболочкой — типичное явление эпохи феодализма.

Наряду с мелкими служилыми людьми активно действующей силой во второй Крестьянской войне было донское казачество. Будучи военным сословием, оно сыграло известную (и немалую) организационную роль в объединении крестьянских повстанческих сил, в создании из них крестьянского войска. Но из этого никак не вытекает, что крестьянство на всем протяжении своей истории остается классом «ведомым»³⁰. Из того, что крестьяне не могут добиться победы без поддержки буржуазии или рабочего класса, вовсе не следует, что они вообще не способны на защиту своих интересов, что в их действиях совсем не было «убежденности и сознательности, этих, едва ли не единственных факторов, побуждавших народные массы в отдельные периоды истории к систематической, активной и самостоятельной деятельности»³¹. Антифеодальные войны XVII—XVIII вв. оставались крестьянскими при всей значимости того участия, которое приняли в них казаки. Да и само казачество по своему происхождению тесно связано с крестьянством.

Усиление феодально-национального гнета в отношении народов Поволжья определило их массовое участие в рядах повстанцев. Документы сохранили некоторые имена татар, чувашей, мордвы и представителей других народностей, оказавшихся на стороне разинцев и действовавших вместе с русскими.

В движении Разина, как известно, было два основных этапа. В 1667—1669 гг. он вместе с голутвенным казачеством и беглыми крестьянами совершил поход по Волге к Яицкому городку, в Каспийское море, а затем через Астрахань вернулся на Дон и стал готовить новое восстание; в 1670—1671 гг. под предводительством Разина развернулось мощное восстание в Среднем Поволжье, Заволжье, на Слободской Украине и в других местах. Иногда лишь второй этап подводится под понятие «крестьянская война», а существо первого усматривается в походе за добычей, в разбоях по Волге, на Каспии, во владениях иранских Сефевидов³². С этим трудно согласиться. Элемент разбойничества вообще присущ выступлениям феодального крестьянства, но в данном случае дело им не ограничивалось. Поэтому правы те историки, которые рассматривают движение Разина в целом как вторую Крестьянскую войну³³. Уже в начале движения при наличии сильных разбойных тенденций складывается его антифеодальный характер. Разин вербовал в свои отряды бедноту, беглых крестьян, работных людей с волжских судов, выступал с обещаниями освободить крепостных людей из неволи, выпускал заключенных из тюрем и т. д. 1670—1671 гг. явились апогеем антифеодального движения, причем возросли и его сознательные и организационные формы. В качестве средства агитации служили «прелестные грамоты», рассылавшиеся по городам и селам с призывом к восстанию, а также в царские войска с предложением примкнуть к повстанцам. В качестве агитаторов действовали и разинские посланцы, специально отправляемые в разные места.

Представляет интерес тот правопорядок, который устанавливался в местах, освобожденных от власти царской администрации и помещиков. Прежние приказные органы уничтожались, а их функции поручались лицам, примкнувшим к Разину; получали свободу заключенные в тюрьмах; государева казна пускалась в раздел; уничтожалась приказная документация; устраивались народные суды над феодалами и властями; вводился круг, на котором разбирались административные и военные дела; жители делились на тысячи, сотни, десятки; во главе подразделений становились атаманы, есаулы, сотники, десятники; в вотчинах уничтожалась помещичья власть, ликвидировались феодальные повинности³⁴.

Исследователи приходят к выводу, что в процессе Крестьянской войны рождалась новая форма народной власти, созданная по образцу казацкой военной общины³⁵. Казалось, «помыслы» и «чаяния» народа превращались в действительность. Но эта форма, притом уживавшаяся с монархическими представлениями, не была жизнеспособной и устойчивой. Она могла возникнуть в ходе борьбы с правительственным лагерем, но условий для ее развития как общегосударственной системы не было и не могло быть. И все же опыт (хотя и кратковременный и несовершенный) народной власти имел громадное историческое значение. В литературе поставлен вопрос: следует ли крестьянские войны рассматривать только как борьбу «против» (против существующих условий) или и как борьбу «за» (за какую-то определенную цель)?³⁶ Вернее последнее³⁷. Хотя четкой классовой цели у крестьян не было, но определенные задачи они перед собой ставили: это находило воплощение в правопорядке, устанавливаемом там, где упразднялся феодальный гнет. Это был жизнеутверждающий идеал, хотя и утопический. П.Г. Рындзюнский и М.А. Рахматуллин пишут: «Бытующий в нашей литературе принцип выведения положительного идеала крепостных крестьян только из их борьбы «против» вообще не представляется убедительным». Но ведь речь идет не только о разрушительных, но и созидательных, пусть кратковременных опытах повстанцев. Говорят, что «показаченье» крестьян могло производиться насильственно, ибо для крестьян, живших производительным трудом, казацкий строй не мог быть социальным идеалом³⁸. Но тогда что же привлекало крестьян в ряды Разина, а затем Булавина и Пугачева? И кроме того, дело было не в одном «показаченье». Вводились различные формы мирского самоуправления, например земские избы. Будущее было не за ними, но их введение представляет собой проявление народной инициативы.

Крестьянская война под предводительством Булавина произошла в то время, когда в стране уже оформился абсолютизм. Крепостничество продолжало развиваться, хотя все более давали себя знать новые, буржуазные явления. В ряды Булавина вливались казаки (преимущественно голутвенные), беглые крестьяне, солдаты, матросы, бурлаки, посадские люди; было много раскольников. Волновались башкиры и татары. Повстанцы связывали свое выступление с народным движением, возглавленным Разиным. Среди них, как и в разинские времена, находили живые отклики антикрепостнические лозунги: уничтожение помещиков, начальных людей, «неправедных судей». Эти лозунги составили основу для объединения разрозненных сил. Булавин, как и Разин, рассылал по городам и селам воззвания, призывал к себе народ. На отвоеванной у царизма территории вводилось самоуправление. Характерно, что идея самозванства в этом восстании не возникала.

Последняя Крестьянская война под предводительством Е.И. Пугачева, юбилей которой в настоящее время мы отмечаем, возникла в период, переходный от феодализма к капитализму. Период этот отличался противоречивыми чертами. Крепостное право достигло своего апогея. Екатерининские указы довели положение крестьян до состояния, близкого к рабству. В то же время уже происходил процесс разложения феодально-крепостнического строя, формировался капиталистический уклад (т. е. складывалась система буржуазных отношений в рамках феодализма). Сложность социально-экономической обстановки не могла не оказать влияния на Крестьянскую войну 1773—1775 гг.: на состав ее участников, организацию, идеологию, результаты.

Восстание Пугачева завершило период крестьянских войн в России. Воспроизводя черты, обычные для данной формы классовой борьбы, эта последняя Крестьянская война принесла с собой и новые явления. Социальный состав движения усложнился в связи с тем, что в нем приняли участие работные люди уральских заводов и приписные к заводам крестьяне. Они поднимали восстания, вели агитацию за присоединение к Пугачеву, распространяли его манифесты. Охват волнениями значительного числа заводов создавал известную базу для объединения сил восставших. Снабжая повстанческие войска оружием и боеприпасами, уральские заводы подготавливали материальную основу вооруженного крестьянского сопротивления. Исследователи приводят данные, свидетельствующие о том, что в период последней Крестьянской войны уже проявлялось социальное неравенство в среде заводских крестьян и работных людей, вызывавшее рознь между ними, но не менявшее общую линию борьбы с произволом и гнетом заводской администрации³⁹.

В манифестах Пугачева и воззваниях его атаманов открыто звучат антикрепостнические мотивы: «вечная вольность», истребление помещиков, передача крестьянам земли и угодий, свобода от рекрутчины, податей, повинностей⁴⁰. Характерно, что обращения Пугачева и его соратников были адресованы разным категориям населения (яицким казакам, крестьянам, заводским рабочим, солдатам) и различным национальностям (казахам, башкирам, калмыкам). Проявлялся дифференцированный подход. Правда, специфические нужды каждой категории не всегда достаточно учитывались, однако они отразились в пугачевских воззваниях. Казакам и солдатам были обещаны «жалованье» и «чины», заводским работным людям и крестьянам — освобождение от работ, башкирам, казахам, калмыкам — земли, леса, пастбища, воды и т. д. Особо учитывались настроения сторонников раскола, лиц, державшихся «старой веры».

Но наряду с вниманием к нуждам отдельных групп для некоторых прокламаций периода последней Крестьянской войны характерно наличие известных обобщений, сведение воедино отдельных лозунгов и требований так, что они образуют своеобразную идейную платформу крестьянской борьбы. Налицо наличие систематизирующей творческой мысли. Таков манифест Пугачева от июля 1774 г.; В.И. Семевский называл его «хартией, на основании которой предстояло создать новое, мужицкое царство»⁴¹.

В восстании Пугачева сильнее, чем в предшествующих крестьянских войнах, чувствуются элементы организации, прежде всего военной, а также военно-административной. Организующее ядро вооруженных сил Пугачева составляло главное войско, делившееся на полки. Были полки, состоявшие из разных народов (башкир, калмыков), из казаков (исетских, яицких, илецких), из заводских крестьян и т. д. В войске поддерживалась дисциплина, преследовалось дезертирство. Проводились военные учения. Наряду с главной армией в разных местах выступали отдельные полки, сформированные Пугачевым.

Таким образом, хотя единства командования и военных действий достигнуть не удалось, все же был сделан шаг вперед в создании народного войска по сравнению с вооруженными силами первых крестьянских войн⁴².

Высшим военно-административным органом при Пугачеве была Государственная Военная коллегия, ведавшая снабжением армии припасами, оружием и боеприпасами, распоряжавшаяся казной, вершившая суд, рассылавшая «указы» и «манифесты». На протяжении восстания Пугачева менялись функции Военной коллегии и объем ее власти, но она оставалась органом, вносившим известный организующий момент в стихийное и распыленное крестьянское движение⁴³.

В ряде мест, освобожденных от царской администрации, вводилось мирское самоуправление. Оно сосредоточивалось в волостях в земских избах, в руках выборных крестьянских органов. На заводах также действовали земские избы. За деятельностью изб наблюдали атаманы и есаулы. Формы мирского самоуправления были давно известны русскому народу, но они были задавлены царизмом. В ходе Крестьянской войны был сделан опыт их обновления⁴⁴. В то же время Пугачев, выступавший под именем императора Петра III, копировал монархический аппарат с номенклатурой его учреждений, придворными и военными чинами, бюрократической системой делопроизводства. Это указывает на слабость политической мысли казачества и крестьянства, не представлявших себе тогда государственного строя России вне монархических форм. Вводимые Пугачевым административные органы — причудливая смесь представлений, заимствованных из практики самодержавного режима и органов самоуправления с участием народных масс.

Возникает ряд вопросов, касающихся оценки крестьянских войн. Высказано мнение, что наиболее крупной как по масштабам, так и по значению Крестьянской войной в России было восстание Болотникова⁴⁵. Это было действительно грандиозное восстание. Но движения под руководством Разина и Пугачева превосходят его. Дело не в размерах территории, охваченной восстанием, не в количестве участников, а в том, что движения под руководством Разина и Пугачева представляли собой более высокие формы классовых выступлений и по охвату антикрепостнических сил, и по содержанию выдвинутых лозунгов борьбы, и по связям русского народа с другими народами России, и по наличию элементов сознательности и организованности. Не случайно в памяти народной запечатлелись прежде всего имена Степана Разина и Емельяна Пугачева. Каждая из этих войн была новым, более сильным ударом по феодально-крепостнической системе и в перспективе приближала его к гибели. Именно так надо понимать положение, принятое в советской историографии, о расшатывании феодального строя под воздействием крестьянских войн, и нет надобности его пересматривать⁴⁶. Классовая борьба содействовала ослаблению «крепостнических рогаток», которые препятствовали «становлению буржуазных отношений»⁴⁷. Именно в этом прогрессивная роль народных движений в процессе (иногда длительном) смены общественных формаций. Нельзя считать (как это иногда делается) буржуазной революцией не только восстание Болотникова, но и Пугачева. Однако значение революционных выступлений крестьян в переходе от одной формации к другой несомненно. Это и хотел подчеркнуть И.И. Смирнов, говоря, что движение Болотникова было «первым предвестником той «крестьянской революции», которая должна была в конце концов смести крепостной строй»⁴⁸.

Каждая крестьянская война имела и свои непосредственные последствия (иногда противоречивые). Антикрепостническое движение под предводительством Болотникова задержало на полстолетия процесс окончательного оформления крепостного права в стране. До середины XVII в. правительство сохраняло практику «урочных лет» (т. е. закон фиксировал срок, по истечении которого беглый крестьянин получал свободу). «Урочные годы» для сыска беглых были отменены лишь Соборным уложением 1649 г.⁴⁹ Трудно себе представить, что крестьянское законодательство в России первой половины XVII в. (как это иногда пытаются утверждать) не связано с Крестьянской войной во главе с Болотниковым. Конечно, эту связь невозможно подтвердить ссылкой на какой-либо документ, но лучшим доказательством является общий упадок крепостнических отношений, наблюдавшийся в России к началу царствования первых Романовых.

И смену форм государственного строя в России нельзя понять в отрыве от крестьянских движений. Восстание Болотникова явилось одним из факторов, определивших замедленный процесс складывания абсолютизма в России. До середины XVII в. сохранялась сословно-представительная монархия. В обстановке политического кризиса царизм нуждался в поддержке сословий.

Оформление абсолютизма в конце XVII — начале XVIII в. проходит на фоне двух новых крестьянских войн: под руководством Разина и Булавина. Из этих войн (как и из первой) господствующий класс вышел победителем. Но теперь речь шла уже не об установлении, а об усилении крепостничества, об укреплении государственного аппарата, его приспособлении к новым условиям экономического развития. Это было непосредственным ответом господствующего класса на антифеодальные восстания конца XVII — начала XVIII в. А ответ был продиктован необходимостью удержать свои позиции, которые были потрясены массовым народным движением⁵⁰. Это революционное потрясение было прогрессивным фактом. Оно ускоряло исторический процесс и, несмотря на ответную феодальную реакцию, давало больший простор развитию новых явлений.

После разгрома восстания под руководством Пугачева правительство также насаждало крепостнические порядки, укрепляло устои дворянской империи. Но это не значит, что последняя Крестьянская война в России осталась безрезультатной. Усиление позиций господствующего класса — это не следствие восстания, а реакция на его поражение со стороны правящих верхов. Однако этим дело не ограничилось. Непосредственным ответом правительства на Крестьянскую войну было не только крепостническое законодательство. Последовал ряд мероприятий, пролагавших дорогу буржуазным отношениям, несколько ослаблявших феодальные путы (облегчение для крестьян торгово-промышленной деятельности и т. д.). А в перспективе Крестьянская война под предводительством Пугачева, ускоряя исторический процесс, вела к гибели феодальной формации. Об этом же пишут и П.Г. Рындзюнский и М.А. Рахматуллин в рецензии на трехтомник о Крестьянской войне 1773—1775 гг.: «Антикрепостническое движение крестьян шло в общем русле явлений, объединяемых общим понятием разложения феодализма. Ускоряя эволюцию феодальной системы, Крестьянская война тем самым приближала приход общественного строя, шедшего на смену феодализма, лишь в исторической перспективе». Но если так (а все сказанное возражений не вызывает), то почему же ставить под сомнение тезис о расшатывании феодальной системы под воздействием крестьянских войн и сводить результат последних к установлению «более благоприятного для крестьян варианта феодальных отношений»?⁵¹ Зачем же утрачивать ту «историческую перспективу», которая указывает направление исторического процесса?

Эта война была последней в России. Почему? Называют много причин: укрепление военно-политического аппарата царизма; расслоение крестьянства, приводившее к отходу его верхушки от борьбы; утрата своей роли казачеством. Все эти причины могли иметь какое-то значение. Но главное заключалось в том, что крестьянское движение перешло на новую, более высокую ступень. Оно стало массовым, широко повсеместным, переросло даже те рамки, в которых развертывались крестьянские войны. Назревали революционная ситуация и революция. Таковы итоги теоретической разработки проблемы крестьянских войн в России. Настоящий сборник статей, подготовленный к 200-летию Крестьянской войны под предводительством Е.И. Пугачева, ставит своей задачей пополнить эти итоги новыми источниками и наблюдениями. Публикуемые в сборнике статьи разбиты на пять групп: 1) теоретические проблемы истории крестьянских войн; 2) вопросы источниковедения и историографии; 3) территория, социальный и национальный состав участников крестьянских войн; 4) антифеодальные требования крестьян; 5) зарубежные отклики на крестьянские войны в России.

К первой группе относятся две статьи: И.И. Смирнова и В.В. Мавродина.

В статье И.И. Смирнова (автора капитального исследования о восстании Болотникова) дана общая характеристика крестьянских войн в России как формы классовой борьбы в период позднего феодализма. Автор рассматривает эту форму борьбы как гражданскую войну, раскалывающую общество на два лагеря: феодалов и крестьян. Он подчеркивает революционный характер антифеодальных восстаний и в то же время отмечает беспомощность политического сознания крестьянства, его «наивный монархизм», стихийность движения, неизбежность поражения крестьянских войн. Статья принадлежит покойному автору и написана была уже несколько лет назад, но ее основные положения не устарели. Поэтому редакция решила ее опубликовать.

В статье В.В. Мавродина (крупнейшего специалиста по истории восстания Пугачева) раскрывается понятие «крестьянская война» как война гражданская, направленная против феодально-крепостнического строя в целом, а не против отдельных его вариантов или представителей. Участники крестьянских войн ставят перед собой задачу захвата политической власти в стране в общегосударственном масштабе. Крестьянские войны открывали дорогу буржуазным отношениям. Они являлись важным фактором исторического прогресса.

Пять статей (А.А. Зимина, Е.П. Подъяпольской, Р.В. Овчинникова, И.Г. Рознера, В.А. Чеботарева) носят источниковедческий и историографический характер.

А.А. Зимин тщательно анализирует сохранившиеся свидетельства об обстоятельствах падения 10 октября 1607 г. Тулы после четырехмесячной обороны ее восставшими крестьянами и холопами. Автор отвергает как недостоверную версию о переговорах Болотникова с царем Василием Шуйским и о соглашении между ними; он приходит к выводу, что Болотников и «царевич Петр» были выданы карателям тульскими изменниками.

Е.П. Подъяпольской удалось (пользуясь методами генеалогии) собрать ряд биографических сведений о ближайших родственниках К.А. Булавина. Оказывается, что его братья, сын, племянники были, как и он сам, участниками народного восстания. Это свидетельствует о единстве настроений и действий всей семьи — факт не безынтересный для характеристики Крестьянской войны, возглавленной К.А. Булавиным.

Р.В. Овчинников предпринял попытку выявить состав документов, входивших в делопроизводство и архив пугачевской Военной коллегии, и реконструировать некоторые утраченные указы коллегии. Вопросы эти решаются путем привлечения ряда источников: материалов ставки Пугачева, протоколов следственных показаний руководителей и участников восстания, переписки повстанческих властей и учреждений и т. д. Реконструированные указы Военной коллегии отражают широкий круг ее деятельности военного, политического, административного характера. Это — архивное наследие повстанцев.

И.Г. Рознер обрисовал острую борьбу в отечественной и зарубежной историографии XVIII—XIX вв. по важному и не до конца еще исследованному вопросу о роли казачества в Крестьянской войне 1773—1775 гг. Автор показал, что различные взгляды на этот вопрос были обусловлены различием идейно-классовых позиций, политического мировоззрения историков, писателей, общественных деятелей, писавших о казаках.

В статье В.А. Чеботарева, на основе до сих пор не опубликованных и не использованных топографических планов, восстанавливается облик Яицкого городка XVIII в., который осаждался пугачевцами и где в 1772 г. произошло восстание казаков против генерала Траубенберга.

Основная масса статей входит в третью группу (участие русского и других народов в крестьянских войнах, в разных районах страны).

В.И. Корецкий попытался выявить процесс формирования личности Болотникова как вождя Крестьянской войны. Привлечение новых материалов позволило ему проследить деятельность Болотникова как до того момента, когда он стал во главе антифеодального восстания, так и в ходе Крестьянской войны. Проясняются темные страницы биографии Болотникова. Конкретизируются социальный состав повстанцев (в частности, роль запорожских казаков), их намерения и действия на территории, освобожденной от царских властей.

В статье А.Н. Сахарова дается характеристика С.Т. Разина как человека, в лице которого совмещаются черты представителя «казацкой вольности» и вождя крестьянского восстания. Автор показывает, как в процессе антифеодальной борьбы Разин вырос в предводителя Крестьянской войны.

Е.И. Заозерская посвятила свое исследование восстановлению по первоисточникам последовательного хода событий, связанных с восстанием Степана Разина, вплоть до поражения под Симбирском в конце 1670 г.

Большинство статей посвящено Крестьянской войне под предводительством Е.И. Пугачева.

Очень важной и малоизученной проблемой является вопрос о классовых противоречиях и классовой борьбе у ряда народов, входивших в состав Русского многонационального государства.

Картину Крестьянской войны 1773—1775 гг. в Зауралье, преимущественно на материалах местных архивов (Шадринского филиала Госархива Курганской области, Тюменского и Свердловского областных архивов и пр.), нарисовал А.А. Кондрашенков. Он охарактеризовал восстания крестьян, работных людей, казаков, башкир. Собраны интересные сведения о расслоении в среде крестьян, о вступлении крестьян в число «выписных казаков» для перехода затем на сторону Пугачева, об организации местного самоуправления в повстанческих районах и пр.

Статья А.А. Александрова посвящена рассмотрению крестьянского движения в 1773—1775 гг. в Терсинской волости Казанского уезда, где находились вотчины и заводы (кожевенный и медеплавильный) А.И. Тевкелева. Многонациональное население Терсинской волости (русские, татары, удмурты, башкиры) приняло активное участие в Крестьянской войне под предводительством Пугачева. С.Х. Алишев рассмотрел участие в пугачевском движении татар.

О требованиях крестьян говорится в четырех статьях. В статье Е.И. Индовой, А.А. Преображенского и Ю.А. Тихонова рассматривается эволюция лозунгов и требований, выдвигавшихся народными массами во время крестьянских войн, а также других антифеодальных движений, происходивших на протяжении двух столетий. Авторы подчеркивают, что повстанцы имели двух врагов: крепостничество и абсолютизм. Антикрепостнические требования нарастали, они выливались в призывы к свободе, воле, к физическому истреблению помещиков, барской и воеводской администрации. Эти лозунги отражали непосредственные повседневные народные нужды, в то время как необходимость упразднения феодально-крепостнической системы в целом не осознавалась. При всей ограниченности и неразвитости сознания повстанцев они стихийно подходили к вопросам общественного переустройства, хотя утопический идеал демократического строя уживался в их представлении с монархическими формами государства. Наивно-монархические иллюзии питались не только патриархально-натуральным укладом сельской жизни, но и характером абсолютизма, обладавшего известной самостоятельностью в проведении своей политики.

В.С. Румянцевой поднят вопрос о социальном протесте народных масс накануне Крестьянской войны под предводительством С.Т. Разина. Этот процесс выражался в уклонении от обрядности официальной церкви и уходе в леса, скиты, пустыни. Автор обнаружил и изучил материалы сыска о «церковных мятежниках», организованного Приказом тайных дел в 1665—1666 гг. по доносу попа Вязниковской слободы Ярополченской волости Владимирского уезда. Большинство пустынников — беглые крестьяне; имеются выходцы из посадов, из низшего духовенства. Это среда, из которой выходили и будущие разинцы.

В статье В.И. Буганова поставлена задача: наряду с изучением текстов сохранившихся повстанческих прокламаций времен второй Крестьянской войны восстановить содержание прокламаций, до нас не дошедших, но о которых имеются упоминания в различных правительственных документах. Задачу эту автор рассматривает как часть более широкой проблемы — изучения повстанческого архива Разина и других участников возглавленного им восстания.

М.Д. Курмачева, поставив интересный вопрос о соотношении стихийности и сознательности в Крестьянской войне 1773—1775 гг., собрала материал об активном участии в ней грамотных людей, выходцев из народа, крестьян, дворовых, представителей крепостной интеллигенции. Они умели письменно, в литературной форме, изложить лозунги, программные требования восстания, распространяли письменную информацию о нем. Все это свидетельствует о том, что в стихийное в целом крестьянское движение все более проникал элемент сознательности.

Последний раздел посвящен откликам в других странах на крестьянские войны в России. В статье «Крестьянское восстание под предводительством И.И. Болотникова и Речь Посполитая» В.Д. Назаров и Б.Н. Флоря рассматривают как официальные сношения России и Речи Посполитой, так и контакты между повстанческим лагерем и различными сословиями и слоями населения Польско-Литовского государства.

А.Г. Маньков проанализировал зарубежные отклики на восстание Разина, появившиеся в 70-х годах XVII в. в периодических изданиях (газетах, хрониках и т. д.) или в специальных сочинениях иностранцев. Этот анализ показывает, что вторая Крестьянская война в России была фактором международного значения, она привлекла к себе внимание различных кругов в странах как феодальных, так и буржуазных. Интерес, проявляемый к ней в правительственных сферах ряда европейских государств, был вызван необходимостью учитывать выступление Разина при разработке дипломатических и внешнеполитических планов в отношении России. Для господствующих сословий многих зарубежных стран не могла быть безразличной судьба крупнейшего крестьянского движения того времени; его воздействие на социально-политический строй Русского государства обогащало опыт всей европейской общественности.

Г.А. Санин, посвятивший свое исследование крестьянским войнам, руководимым Разиным и Булавиным, рассматривает их в связи с народными движениями, происходившими одновременно в ряде стран Европы. Автор ставит при этом два основных вопроса: консолидация сил представителей господствующего класса России и других государств для подавления антифеодальных восстаний; зарождение в повстанческих лагерях Разина и Булавина элементов государственности с ее непременным атрибутом — внешнеполитическими функциями.

Небольшая работа И.С. Шарковой представляет собой подборку 30 известий о восстании Пугачева, извлеченных из официального органа французской прессы «Gazette de France» за 1774—1775 гг. Информация о Крестьянской войне поступала во Францию из России, Польши, Данцига, Гамбурга, Амстердама, Гааги. Автор провел источниковедческий анализ, отделив достоверную информацию от вымышленных сведений.

Статья А.П. Бажовой посвящена вопросу о самозванстве накануне Крестьянской войны 1773—1775 гг. Речь идет о некоем Степане Малом, прибывшем из России в Черногорию в 1766 г. и ставшем там правителем. Ходили слухи (и сам Степан Малый содействовал их распространению), что он является низложенным русским императором Петром III. В России современники упоминали имя Степана Малого рядом с именем Пугачева. А.П. Бажова указывает, что прямые параллели между этими историческими деятелями провести нельзя, но оба сыграли прогрессивную роль в жизни своих народов: один был борцом за освобождение от гнета крепостничества, другой был сторонником борьбы против турецкого ига.

В приложении к книге дана библиография работ по крестьянским движениям в России XVII—XVIII вв., вышедших в 1953—1973 гг. Библиография составлена сотрудниками научного читального зала по истории СССР и КПСС Государственной публичной исторической библиотеки РСФСР Н.П. Барановой, Г.П. Денисовой, Г.П. Доронкиной, Д.Ю. Дроздовской, Л.П. Куприенко, Г.П. Леонтович, Н.А. Хрустовой, Е.Н. Шолоховой.

Редакционная коллегия надеется, что опубликование сборника послужит делу научного прогресса и укреплению дружбы между народами СССР, корни которой восходят к совместной борьбе против национального и феодального гнета царизма.

Вся научно-организационная работа по сборнику выполнена В.Г. Шерстобитовой.

Л.В. Черепнин

Примечания

1. В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 4, стр. 228.

2. В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 47, стр. 229.

3. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 437.

4. Б.Ф. Поршнев. Феодализм и народные массы. М., 1964, стр. 290.

5. Там же, стр. 292.

6. «Переход от феодализма к капитализму в России». Материалы всесоюзной дискуссии. М., 1969, стр. 208 (выступление П.Г. Рындзюнского).

7. Д.П. Маковский. Первая Крестьянская война в России. Смоленск, 1967.

8. И.И. Смирнов. О некоторых вопросах истории борьбы классов в Русском государстве начала XVII в. — «Вопросы истории», 1958, № 12, стр. 122; В.В. Мавродин. Историческое значение крестьянских войн в России. — «Методологические вопросы общественных наук». Л., 1968, стр. 199.

9. «Переход от феодализма к капитализму в России», стр. 34—35.

10. Е.И. Индова, А.А. Преображенский, Ю.А. Тихонов. Классовая борьба крестьянства и становление буржуазных отношений в России (вторая половина XVII—XVIII в.). — «Вопросы истории», 1964, № 12, стр. 27—53.

11. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 357.

12. «Переход от феодализма к капитализму в России», стр. 33.

13. В.В. Мавродин. Историческое значение крестьянских войн в России, стр. 200.

14. П.Г. Рындзюнский, М.А. Рахматуллин. Некоторые итоги изучения Крестьянской войны в России 1773—1775 гг. — «История СССР», 1972, № 2, стр. 84.

15. В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 6, стр. 29—30.

16. М.А. Рахматуллин. Проблема общественного сознания крестьянства в трудах В.И. Ленина. — «Актуальные проблемы истории России эпохи феодализма». Сборник статей. М., 1970, стр. 413.

17. «Крестьянская война в России в 1773—1773 гг. Восстание Пугачева», т. II. Отв. ред. В.В. Мавродин. Л., 1966, стр. 413—443.

18. В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 26, стр. 311.

19. «О некоторых спорных вопросах классовой борьбы в Русском государстве начала XVII века». — «Вопросы истории», 1938, № 12, стр. 208 (Выступление Н.Е. Носова).

20. «О крестьянской войне в Русском государстве в начале XVII в. (Обзор дискуссии)». — «Вопросы истории», 1961, № 3, стр. 103.

21. В.В. Мавродин. Историческое значение крестьянских войн в России, стр. 201.

22. И.И. Смирнов. Восстание Болотникова 1606—1607. М., 1951, стр. 30, 544 и др.

23. И.В. Степанов. Крестьянская война в России в 1670—1671 гг. Восстание Степана Разина, т. I. Л., 1966, стр. 82 и др.

24. В.В. Мавродин. Крестьянская война в России в 1773—1775 гг. Восстание Пугачева, т. I. Л., 1961, стр. 261.

25. «О крестьянской войне в Русском государстве в начале XVII в.», стр. 102—120.

26. «О крестьянской войне в Русском государстве в начале XVII в.», стр. 102—120.

27. В.В. Мавродин. Советская историческая литература о крестьянских войнах в России XVII—XVIII веков. — «Вопросы истории», 1961, № 5, стр. 46.

28. А.А. Зимин. Некоторые вопросы истории Крестьянской войны в России в начале XVII в. — «Вопросы истории», 1958, № 3, стр. 109.

29. В.Д. Назаров. О некоторых особенностях Крестьянской войны начала XVII в. в России. — «Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе». Сборник статей. М., 1972, стр. 114—126.

30. М.А. Рахматуллин. Указ. соч., стр. 441.

31. Там же, стр. 399.

32. И.В. Степанов. Крестьянская война в России в 1670—1671 гг., т. I—II. Л., 1966—1972.

33. В.И. Лебедев. Крестьянская война под предводительством Степана Разина. 1667—1671. М., 1933; А.Г. Маньков. Крестьянская война 1667—1671 гг. — «Крестьянские воины в России XVII—XVIII вв.» М.—Л., 1966, стр. 94—175.

34. Данные об этом см. в указанных выше работах А.Г. Манькова и И.В. Степанова.

35. А.Г. Маньков. Указ. соч., стр. 135 и др.

36. Б.Ф. Поршнев. Указ. соч., стр. 313.

37. «Крестьянская война в России в 1773—1775 гг. Восстание Пугачева». Отв. ред. В.В. Мавродин, т. III. Л., 1970, стр. 471.

38. П.Г. Рындзюнский, М.А. Рахматуллин. Указ. соч., стр. 86.

39. «Крестьянская война в России в 1773—1775 гг. Восстание Пугачева», т. II, стр. 264 и др.

40. Там же, стр. 413—443.

41. Там же, стр. 436.

42. «Крестьянская война в России в 1773—1773 гг. Восстание Пугачева», т. II, стр. 466—470.

43. Там же, стр. 444—465.

44. Там же, стр. 328.

45. И.И. Смирнов. Восстание Болотникова, стр. 493.

46. А.А. Шапиро. Об исторической роли крестьянских войн XVII—XVIII вв. в России. — «История СССР», 1965, № 5, стр. 61—80.

47. Е.И. Индова, А.А. Преображенский, Ю.А. Тихонов. Указ. соч., стр. 52.

48. И.И. Смирнов. О некоторых вопросах истории борьбы классов, стр. 122.

49. А.А.Зимин. Указ. соч., стр. 106—107.

50. Е.И. Индова, А.А. Преображенский, Ю.А. Тихонов. Народные движения в России XVII—XVIII вв. и абсолютизм. — «Абсолютизм в России (XVII—XVIII вв.)». Сборник статей. М., 1964, стр. 51—52.

51. П.Г. Рындзюнский, М.А. Рахматуллин. Указ. соч., стр. 88.