Вернуться к А.Ю. Щербаков. Емельян Пугачев. Изнанка Золотого века

Попытки навести порядок

Итак, Бердская слобода стала своеобразной столицей восстания. Народ шел сюда рядами и колоннами. Одни шли, чтобы разобраться на месте, что происходит, другие хотели вступить к Пугачеву.

Как показывал Зарубин: «Редкий невольник был в его толпу взят, по большей части сами прихаживали всякий день толпами».

Соответственно, Емельян оборудовал себе штаб-квартиру, которую называли «золотыми палатами» и располагавшуюся в доме богатого казака К.Е. Ситникова.

Участник восстания Тимофей Мясников показывал на допросе «Этот дом был из лучших и назывался дворцом государевым, у которого на крыльце всегда стоял непременный караул из лучших 25 яицких казаков, называемых гвардиею. Покой у него был обит вместо обоев шумихой».

То есть фольгой золотистого цвета или, как тогда говорили, сусальным золотом. Неграмотные крестьяне принимали ее за настоящее. На это и было рассчитано. В народном представлении царя должна окружать такая вот кричащая роскошь — «все в золоте». Над штаб-квартирой развевался «императорский» штандарт — большой желтый флаг с черным орлом посередине. Автором знамени был сержант Дмитрий Николаев, перешедший на сторону пугачевцев.

«Пугачеву заранее был приготовлен просторный дом зажиточного казака Ситникова, и назван был тот дом "Государевым дворцом". Полы здесь заново выскоблили, потолки выбелили, стены трех горниц оклеили шпалерами, а стены четвертой горницы, что поболе, вместо шпалер обили шумихой, то есть листками сусального золота, широкую же купеческую печь местный маляр покрыл живописным орнаментом из птиц и цветочков, посадив в середину государственный герб — двуглавого орла. На полу — ковры, у стен — добротная мебель, вывезенная из разграбленных дач Рейнсдорпа и Рычкова. В простенках — два зеркала и портрет великого князя Павла Петровича, добытый атаманом Овчинниковым в имении Тимашева. В переднем углу, в богатых окладах, старозаветные иконы, возле печки — государево знамя».

(В. Шишков)

Тут стоит вообще поговорить о пугачевских флагах. О них известно очень мало. Существует легенда о «голштинском знамени» Пугачева, которое ему якобы передали некие доброжелатели. Что вроде бы подтверждает некие связи Емельяна в «верхах».

На самом-то деле это знамя появилось гораздо позже, 15 августа 1774 года, оно было захвачено в бою у полевой команды майора Дица. Каким образом оно попало к Дицу — не очень понятно. Но мы знаем, как это происходит — какое было знамя, такое и дали. Тем более все эти команды снаряжались очень поспешно — и снаряжались тем, что было. Напомню, что уже шесть лет шла русско-турецкая война — и военные запасы изрядно выгребли.

Да и вообще со знаменами повстанцев не очень понятно. То, что они имелись во множестве, подтверждают многочисленные свидетельства. Тогда вообще в бой без знамен не ходили. Это было вызвано не столько моральными соображениями, как впоследствии, сколько чисто практическими. При перестрелке поднимались облака порохового дыма. К тому же любая серьезная битва закачивалась рукопашной. И разбери в этой мешанине, где «смешались в кучу кони, люди» — где свои, а где враг. Кстати, именно поэтому в армиях всех стран были приняты яркие мундиры, различающиеся по цвету между полками. Отнюдь не для красоты, а чтобы опознавать своих.

Но вот какие были знамена у пугачевцев... Сохранилось только знамя Ядринского отряда пугачевцев (ныне оно находится в музее города Чебоксары). Знамя сделано из холста, в центре черная крестообразная нашивка.

Кроме того, Пугачев стал раздавать титулы. Я уже упоминал, что Ивана Зарубина он сделал «графом Чернышевым». Но на этом не остановился. Максим Шигаев стал «графом Воронцовым», Андрей Овчинников — «графом Паниным», Федор Чумаков — «графом Орловым».

Создается впечатление, что во время сидения в Бердах Пугачев в какой-то мере стал ощущать себя царем.

По всем яицким станицам была разослана грамота:

«Всем армиям государь, российскою землей владетель, государь и великая светлость, император российский, царь Петр Федорович, от всех государей и государыни отменный... Никогда и никого не бойтесь, и моего неприятеля, яко сущего врага, не слушайте. Кто меня не послушает, тому за то учинена будет казнь». Жизнь в Бердах была веселая.

«Церковная служба отправлялась ежедневно. На ектении поминали государя Петра Феодоровича и супругу его, государыню Екатерину Алексеевну. Пугачев, будучи раскольником1, в церковь никогда не ходил. Когда ездил он по базару или по бердским улицам, то всегда бросал в народ медными деньгами. Суд и расправу давал сидя в креслах перед своею избою. По бокам его сидели два казака, один с булавою, другой с серебряным топором. Подходящие к нему кланялись в землю и, перекрестясь, целовали его руку. Бердская слобода была вертепом убийств и распутства. Лагерь полон был офицерских жен и дочерей, отданных на поругание разбойникам. Казни происходили каждый день. Овраги около Берды были завалены трупами расстрелянных, удавленных, четвертованных страдальцев. Шайки разбойников устремлялись во все стороны, пьянствуя по селениям, грабя казну и достояние дворян, но не касаясь крестьянской собственности. Смельчаки подъезжали к рогаткам оренбургским; иные, наткнув шапку на копье, кричали: "Господа казаки! пора вам одуматься и служить государю Петру Федоровичу". Другие требовали, чтобы им выдали Мартюшку Бородина (войскового старшину, прибывшего в Оренбург из Яицкого городка вместе с отрядом Наумова), и звали казаков к себе в гости, говоря: "У нашего батюшки вина много!" Из города противу их выезжали наездники, и завязывались перестрелки, иногда довольно жаркие. Нередко сам Пугачев являлся тут же, хвастая молодечеством. Однажды прискакал он, пьяный, потеряв шапку и шатаясь на седле, — и едва не попался в плен. Казаки спасли его и утащили, подхватив его лошадь под уздцы».

(А.С. Пушкин)

Самой большой проблемой Пугачева было обустройство армии.

«Войско его состояло уже из двадцати пяти тысяч; ядром оного были яицкие казаки и солдаты, захваченные по крепостям; но около их скоплялось неимоверное множество татар, башкирцев, калмыков, бунтующих крестьян, беглых каторжников и бродяг всякого рода. Вся эта сволочь была кое-как вооружена, кто копьем, кто пистолетом, кто офицерской шпагой; ружей сравнительно было мало: башкиры были вооружены стрелами, а большая часть пехоты имела штыки, воткнутые на палки, часть была вооружена дубинами, а остальные не имели вовсе никакого оружия и ходили под Оренбург с одной плетью».

(А.С. Пушкин)

Стоит отметить, что в пушкинскую эпоху слово «сволочь» не являлось ругательством. Оно означало «сброд». Вот такая интересная публика собралась у Пугачева.

Емельян пытался что-то с это публикой сделать. Для начала он разделил всех на полки по пятьсот человек. Каждый полк стоял в своих землянках и имел знамя. Полки были поделены на роты, сотни и десятки. Командиры либо выбирались, либо назначались Пугачевым.

Емельян пытался организовать учения, но получалось это не очень по причине отсутствия опытных командиров. Впрочем, кое-кому из его людей, например, Ивану Белобородову, удалось создать из своего отряда нечто приличное. Но Белобородов сам создал свой отряд и все время «Бердского сидения» Пугачева действовал фактически полностью автономно.

Самой сильной стороной пугачевского войска была артиллерия. Она насчитывала около 80 пушек, учения проводились каждый день. В итоге повстанческие канониры очень даже неплохо умели не только стрелять, но и маневрировать на местности.

Хуже было с общим руководством. В число «самых главных» входило около двухсот человек. Из них 52 были казаками, 38 — крепостными крестьянами, 35 — заводскими рабочими. Среди руководителей было 30 башкир и 20 татар. Как можно всерьез что-то решать при подобной «демократии» — я не понимаю.

В середине ноября Пугачев создал Военную коллегию. Это тоже вызывает вопросы у любителей сенсаций. Дескать, откуда он мог знать о такой государственной структуре? Так ведь кое-что Пугачев в жизни видел и слышал. Да к тому времени имелись офицеры, перешедшие на службу к повстанцам. Да и бывший сотник и пугачевский полковник Тимофей Падуров был депутатом в Комиссии по составлению Уложения. Так что он провел много времени в Москве и имел возможность поинтересоваться российским государственным устройством. Благо никакой тайной это не являлось.

Пугачев о Военной коллегии знал весьма приблизительно. Так, у него имелись такие чины как «думные дьяки». Между тем такие должности отсутствовали в государственной структуре России со времени петровских реформ. Откуда он их выкопал? Где-то что-то слышал.

А что собой представляла эта структура? Полное название — Государственная военная коллегия. По сути, она являлась личной канцелярией Пугачева и одновременно — высшим военно-административным учреждением.

Основные задачи:

— Управление войсками.

— Снабжение оружием, боеприпасами и провиантом.

— Налаживание производства артиллерийских орудий.

— Распространение манифестов и указов Пугачева.

Так Указ на имя есаула Чугвинцова предписывает:

«...Да и того вам накрепко незаконной причины наблюсти: всякого звания люди — башкирцы, киргизы или мещеряки до российских церквей божиих обиды или грабежи как сам их начальник, так и его команды люди, то есть иноверческие, разорения никакого бы не оказывали. Да и от веры христианского закона, кто будучи в нем, от того не отпадать. А кто противу сего учинит нарушение христианской веры, таковы примут от его величества за нарушения закону тягчайшие истязания».

Правда, вопрос — а насколько все эти указы соблюдались? Руководители Коллегии назывались «судьями». Возглавлял ее яицкий казак, войсковой старшина2 Андрей Иванович Витошнов. Он был захвачен в плен повстанцами 18 сентября 1773 года под Яицким городком — и перешел к ним на службу. Примечательно, что одновременно был захвачен и его сын, сотник Яков Витошнов. Он переходить на сторону пугачевцев отказался и был казнен.

Армией руководила Походная канцелярия, во главе которой стоял атаман Андрей Овчинников. Остальные казаки, входившие в число зачинателей восстания, тоже входили в Коллегию.

Эта структура имела очень большую силу.

«Пугачев не был самовластен. Яицкие казаки, зачинщики бунта, управляли действиями прошлеца, не имевшего другого достоинства, кроме некоторых военных познаний и дерзости необыкновенной. Он ничего не предпринимал без их согласия; они же часто действовали без его ведома, а иногда и вопреки его воле. Они оказывали ему наружное почтение, при народе ходили за ним без шапок и били ему челом; но наедине обходились с ним как с товарищем и вместе пьянствовали, сидя при нем в шапках и в одних рубахах и распевая бурлацкие песни. Пугачев скучал их опекою. "Улица моя тесна", — говорил он Денису Пьянову, пируя на свадьбе младшего его сына. Не терпя постороннего влияния на царя, ими созданного, они не допускали самозванца иметь иных любимцев и поверенных. Пугачев в начале своего бунта взял к себе в писаря сержанта Кармицкого, простив его под самой виселицей. Кармицкий сделался вскоре его любимцем. Яицкие казаки, при взятии Татищевой, удавили его и бросили с камнем на шее в воду. Пугачев о нем осведомился. "Он пошел, — отвечали ему, — к своей матушке вниз по Яику". Пугачев молча махнул рукой».

(А.С. Пушкин)

Собственно говоря, именно казакам и нужен был Оренбург. Хотя бы для того, чтобы пытаться договориться с правительством с выгодной позиции. Потому что после провала штурма сидение под городом смысла уже не имело. Куда разумнее было идти на Казань. Оборонять которую было совершенно некому. А ведь Казань — это дорога в центральную Россию. Был и другой путь — на Дон. Тут тоже некому было остановить повстанцев.

Это понимали и власти. Екатерина II в декабре 1773 года писала:

«...Можно почесть за счастье, что сии канальи привязались целые два месяца к Оренбургу и далее куда пошли».

Впрочем, счастливая звезда Пугачева только еще восходила...

Примечания

1. Заметим, что раскольником Пугачев не был. И «косить» под старообрядца ему уже не было нужды. Но тем не менее.

2. После 1789 года звание войскового старшины соответствовало подполковнику.