Вернуться к Женщины Емельяна Пугачева

Устинья Петровна Кузнецова

Устинья Петровна Кузнецова (1757 — 18 (30) ноября 1808 года) — яицкая казачка, во время Крестьянской войны 1773—1775 годов выданная замуж за Емельяна Пугачева и провозглашенная «новой императрицей». Устинья Кузнецова была дочерью яицкого казака Петра Кузнецова, участника восстания 1772 года. У нее были старшие братья Егор и Андриан и сестра Марья. К январю 1774 года ей шел 17-й год. К этому времени большая часть Яицкого городка находилась в руках пугачевцев, которые осаждали запершихся в городовой крепости («ретраншменте») офицеров и солдат правительственного гарнизона и оставшихся верными правительству казаков. Во второй половине января в Яицкий городок из-под осажденного Оренбурга прибыл предводитель восставших Емельян Пугачев, именовавший себя императором Петром III. 1 февраля 1774 года состоялась свадьба «царя» и Устиньи Кузнецовой.

О причинах этой женитьбы сам Емельян Пугачев и его соратники говорили по-разному. Самозванец утверждал, что жениться на Устинье его уговорили яицкие казаки: «Ты как женисся, так войско Яицкое все к тебе прилежно будет». Они же и предложили в качестве невесты семнадцатилетнюю дочь казака Петра Кузнецова Устинью: «Она-де девка изрядная и постоянная». Из других характеристик, данных Устинье казаками и казачками, можно привести и такие: «очень хороша девка» «девица прекрасная», «очень хороша, добра и постоянна», «девушка смирная». Стоит отметить, что Пугачев уже видел Устинью «на дивишнике» и был так впечатлен, что даже велел записать ее имя. Так что советы казаков совпадали с его собственными вкусами. Однако казак Михайла Толкачев на следствии говорил, что не казаки, а сам Пугачев был инициатором этой женитьбы. Самозванец, дескать, собрал казачьих старшин, среди которых был и Толкачев, и сообщил им о своем намерении. Старшины не советовали Пугачеву спешить с его осуществлением: «Надо еще погодить. Ты не основал порядочно своего царства». Самозванец «на них осердился и сказал, что в том их не послушает, ибо де есть в том моя польза, а какая, не сказал». Однако в конце концов старшины уступили.

В дом Кузнецова сваты приходили несколько раз. В первый раз сватать молодую казачку отправились Михаил Толкачев с женой Аксиньей и любимец Пугачева, его секретарь, Иван Почиталин. Но отца и старших братьев Устиньи дома они не застали, а сама Устинья не захотела с ними разговаривать. Через несколько часов сваты вернулись; они вновь не застали старших членов семьи, но добились того, чтобы Устинья вышла к ним. Та, по ее словам, вместе с женой одного из братьев покрыла сватов «скверною бранью». В третий раз сваты приехали к Кузнецову уже в сопровождении Пугачева и множества казаков. Устинья попыталась сбежать к соседям, но ее вернули, и она была вынуждена выйти к гостям «запросто, без всякого наряду». Ее подвели к Пугачеву, который «поздравил ее царицею», подарив ей денег «рублей тридцать» и поцеловав. В ответ невеста лишь заплакала. В этот момент домой вернулся ее отец, которому Пугачев объявил о намерении жениться на Устинье. Кузнецов упал на колени, говоря, что дочь «еще молодехонька и принуждена идти замуж неволею, хотя и за государя», но самозванец пресек все возражения: «Я намерен на ней жениться. И чтоб к вечеру готово все было к сговору, а завтра быть свадьбе!» Тот факт, что семья Кузнецовых пыталась, как могла, избежать «чести» выдать дочь за «царя», подтверждается позднейшими показаниями не только ее членов, но и ближайших соратников Пугачева, в том числе Ивана Почиталина.

В этот же день начали готовиться к свадьбе. Подготовка шла под присмотром «царской» свахи Аксиньи Толкачевой. Вскоре после того, как Пугачев покинул дом Кузнецовых, его посланцы привезли Устинье наряды — «сарафан и рубашку голевую, сороку и шубу длинную лисью», прибыли подружки невесты. Вскоре вернулся Пугачев с казаками, одаривший Устинью деньгами, состоялся обряд «рукобития» — официальный сговор между женихом и отцом невесты. Накрыли столы, Устинью усадили рядом с женихом, началось празднование, в ходе которого Пугачев требовал от присутствующих пить в том числе за здоровье своего «сына» Павла Петровича, за «невестку» Наталью Алексеевну, за свою невесту. Казаки, в свою очередь, многократно произносили здравицы за государя Петра Федоровича. Гости разъехались только под утро.

Пугачев, несмотря на затянувшееся до утра застолье, не стал откладывать венчание. Утром 1 (12) февраля 1774 года к дому Кузнецова собрались конные и пешие казаки. Венчание проходило в Петропавловской церкви, внутрь которой были допущены лишь немногие из-за небольших ее размеров. Священники во время венчания именовали Устинью «государынею императрицею Всероссийскою». Позднее, после взятия Яицкого городка правительственными войсками, шестеро священников, принявших участие в церемонии венчания Пугачева и Устиньи, по приказу П.С. Потемкина были прилюдно закованы в железо и отправлены в секретную следственную комиссию.

Выйдя из церкви, Пугачев и новая «императрица» под приветственные крики собравшейся толпы, пушечные выстрелы и колокольный звон проследовали в дом атамана Толкачева. В толпу бросали медные деньги, сам Пугачев ехал с казаками верхом, Устинье приготовили сани. Свадебный пир продлился два дня, для гостей были выставлены «вино простое, пиво и мед», «все бывшие на свадьбе казаки были шибко пьяны». Пугачев одаривал свою новую родню шубами, сукном, «канаватами, зипунами и бешметами». В качестве резиденции «царской четы» был определен каменный дом бывшего атамана Бородина, лучший в Яицком городке. Вскоре после свадьбы Пугачев уехал в свой лагерь под осажденным Оренбургом, откуда трижды приезжал (в феврале—марте 1774) в Яицкий городок и навещал Устинью, привозя ей дорогие подарки.

На допросе в секретной следственной комиссии Устинья Кузнецова показала, что пробыла в супружестве за Пугачевым десять дней, имея в виду, что ровно столько дней она видела своего «царственного» супруга в доме. Большую часть времени своего супружества Устинья Кузнецова провела в компании свиты из казачьих жен и незамужних девушек-«фрейлин», возглавляемой «царской свахой» Аксиньей Толкачевой. Отцу и братьям разрешалось навещать Устинью, но при этом им запрещалось садиться с ней за общий трапезный стол. У ворот дома постоянно находился караул из казаков, в доме также находилась охрана, обращавшаяся к Устинье «Ваше Императорское величество». По показаниям Устиньи и ее родни на допросах, все дни она «ничего другова не делала, как, сидя во дворце, разговаривала со своими подругами».

На допросах Устинья рассказывала о том, как упрекала своего «царственного» супруга в том, что он женился на ней при живой «первой супруге» (императрице Екатерине II). Их диалоги, сохраненные в протоколах допросов секретных следственных комиссий, передают настойчивость, с какой Пугачев держался своей легенды:

«— Какая она мне жена, когда с царства сверзила! Она мне злодейка!

— Так тебе ее не жаль?

— Отнюдь не жаль, а жаль только Павлушу, потому что он — законной мой сын. А ее, как Бог допустит в Петербург, то срублю из своих рук голову!

— Нельзя этому статца, тебя туда не допустят, у ней людей много — разве тебе прежде срубят.

— Я Оренбург скоро возьму и так до Питера дойду безпрепятственно. Только б Оренбург взять, а то все ко мне и приклонятся!»

Не удержалась в разговоре с супругом Устинья и от сомнений в его царском происхождении:

«— Подлинно ли ты государь, и я сумневаюсь в том, потому что ты женился на казачке. И как я вижу, что ты меня обманул и заел мою молодость, ибо ты — человек старой, а я — молодехонька.

— Я со временем бороду-ту сбрею и буду моложе.

— Так казаки любить не будут!

— Потому-то я и сам оной веры не люблю, что бороду брить, а сделаю угодность разве тебе одной».

После отъезда самозванца из Яицкого городка он вел с Устиньей переписку. За неграмотную Устинью письма писал приставленный к ней ради этих целей малолетний грамотный казак Алексей Бошенятов, за Пугачева, очевидно, его личный секретарь и дьяк Военной коллегии Иван Почиталин. Бо́льшая часть переписки была утрачена, сохранилось лишь единственное письмо Пугачева Устинье:

«Всеавгустейшей, державнейшей, великой государыне, императрице Устинье Петровне, любезнейшей супруге моей, радоватися желаю на нещетные леты!

О здешнем состоянии ни о чем другом к сведению вашему донесть не нахожу: по сие течения со всею армиею все благополучно. Напротиву того, я от вас всегда известнаго получения ежедневно слышить и видить писанием желаю. При сем послано от двора моего с подателем сего казаком Кузьмою Фофановым сундуков за замками и за собственными моими печатъми, которыя по получению вам, что в них есть, не отмыкать и поставить к себе в залы до моего императорскаго величества прибытия. А фурман один, которой с ним же, Фофановым, посылается, повелеваю вам, розпечатов, и, что в нем имеется, приняв на свое смотрение. Да при сем десить бочак вина с ним же, Фофановым, посылается. О чем, по получению сего, имеете принять и в крайнем смотрении содержитъ. А сверх сего, что послано съестных припасов, тому при сем предлагается точной регистр.

В протчем, донеся вам, любезная моя иператрица, и остаюся я, великий государь»

16 (27) апреля 1774 года узнавшие о разгроме пугачевцев и о скором подходе войска генерала П.Д. Мансурова группа казаков (Г.И. Логинов, братья Сетчиковы и Аничкины) решили выдать своих атаманов коменданту осажденного в ретраншменте правительственного гарнизона подполковнику Симонову. Заодно выдали и «императрицу» Устинью. В мае 1774 года ее вместе с арестованными атаманами отправили в Оренбург. Секретная следственная комиссия подробно допросила Устинью об обстоятельствах сватовства и свадьбы.

В октябре 1774 года П.С. Потемкин привез Устинью в Казань, где шло следствие над соратниками Пугачева. В это время сам Пугачев находился в Симбирске, где местный художник нарисовал с него несколько портретов. Один из этих портретов был доставлен в Казань, где Потемкин устроил опознание личности самозванца его второй супругой и ближайшими пугачевскими сообщниками. 6 ноября на Арском поле был сооружен помост с виселицей, на которой закрепили присланный портрет. Устинью подвели к помосту, после чего она громогласно объявила собравшейся толпе жителей города, что на портрете — «точное изображение изверга и самозванца, ее мужа». После завершения этой церемонии помост с виселицей и портретом Пугачева торжественно предали огню.

В ноябре 1774 года Кузнецову доставили в Москву, где проводилось генеральное следствие над Пугачевым и его главными сообщниками. Необходимости в новых допросах Устиньи не было. Согласно приговору от 9 (20) января 1775 года Устинья Кузнецова, как и первая жена Пугачева Софья Дмитриевна (в девичестве Недюжева) с детьми, «ни в каких преступлениях не участвовали» и были признаны невиновными, однако не были отпущены к прежним местам жительства. Строка в приговоре гласила: «отдалить без наказания, куда будет предписано Правительствующим Сенатом».

В тот же день 9 января Сенат постановил: «Жен самозванца содержать в Кексгольме, не выпуская их из крепости, и давая им только в оной свободу для получения себе содержания и пропитания, а сверх того производя из казны на каждого по 15 копеек в день». Сразу после казни Пугачева и его сообщников в Москве две жены Пугачева и его дети были отправлены в Кексгольм (ныне Приозерск Ленинградской области). 22 января (2 февраля) 1775 года Софью с детьми и Устинью доставили в Выборг, на следующий день — в Кексгольм. В Кексгольмской крепости для жен и дочерей самозванца был выделен отдельный каземат в Круглой башне, которая со временем стала называться Пугачевской. Малолетнего сына Пугачева Трофима разместили в одиночной камере солдатской гауптвахты. Губернатор Энгельгардт довел до сведения коменданта крепости Доможирова, что поступившие под его охрану члены семьи Пугачева, чье имя по приговору должно было быть предано «вечному забвению и глубокому молчанию», отныне не должны были называться ни старой фамилией, ни какой другой.

В 1787 году, в ознаменование 25-летия вступления на престол, Екатерина II объявила амнистию большому числу заключенных и ссыльных. Комендант Кексгольмской крепости премьер-майор Гофман запросил генерал-прокурора Вяземского о том, не распространяется ли данная амнистия на жен и детей Пугачева. Вяземский переслал запрос императрице, но 1 сентября та через статс-секретаря графа Безбородко передала, что «сии секретные арестанты не подходят под изъявленные в помянутом манифесте над прегрешившими милости, а для того тем арестантам остаться на прежнем положении».

После восхождения на престол в 1796 году императора Павла I был проведен пересмотр многих уголовных дел и приговоров екатерининской эпохи. В Кексгольмскую крепость был направлен обер-секретарь Тайной экспедиции Сената А.С. Макаров, доложившего по итогам поездки, что за двадцать лет заключения никаких перемен в судьбе членов семей Пугачева не произошло: «В Кексгольмской крепости Софья и Устинья, женки бывшего самозванца Емельяна Пугачева, две дочери девки Аграфена и Христина от первой и сын Трофим с 1775 года содержатся в замке в особливом покое, а парень на гауптвахте в особливой комнате. Содержание имеют от казны по 15 копеек в день. Живут порядочно. Имеют свободу ходить по крепости, но из оной не выпускаются. Читать и писать не умеют».

В следующий раз о судьбе родственников Пугачева, в том числе об Устинье, вспомнили после вступления на престол Александра I. В связи с упразднением Тайной канцелярии Комиссия по пересмотру прежних уголовных дел в 1801 году изучила дела всех осужденных по делу пугачевщины и всех без исключения рекомендовала оставить в прежних местах, как и в 1787 году, записав жен Пугачева в участники бунта вопреки тексту приговора 1775 года. Однако 2 (14) июня 1803 года Александру, бывшему в инспекционной поездке по гарнизонам Выборгской губернии, представили заключенных жен и детей самозванца. Увидев узников, император распорядился освободить их из крепостного заключения, разрешив им поселиться в городском посаде Кексгольма: «избавя из-под тогдашнего караула, предоставить им жительство в городе свободное, с тем, однако, чтоб из оного никуда не отлучались, имея притом за поступками их неослабное смотрение».

Устинья Кузнецова умерла 18 (30) ноября 1808 года, проведя в Кексгольмском заключении и ссылке 33 года. Точная дата стала известна из текста повеления священнику Кексгольмского Рождественского собора «по долгу христианскому похоронить» вторую жену Пугачева Устинью Петровну.

В настоящее время в городе Уральске (Западный Казахстан) в доме казака Петра Кузнецова, отца Устиньи Кузнецовой, открыт дом-музей Пугачева.

Портрет Устиньи Кузнецовой

Портреты Емельяна Пугачева и Устиньи Кузнецовой в музее Пугачева в Уральске

Круглая (Пугачевская) башня в крепости Кексгольма