Вернуться к А.Ю. Щербаков. Емельян Пугачев. Изнанка Золотого века

Но Царицына не взял

Следующим крупным городом на пути войска Пугачева был Саратов. Емельян подошел к городу 6 августа. Впрочем, Саратов и без пугачевцев представлял из себя грустное зрелище. За неделю до подхода повстанцев в городе разразился страшный пожар. Русские города вообще горели часто — вот и Саратов в очередной раз выгорел чуть ли не дотла.

Интересно, что в Саратове на службе находился гвардии прапорщик Гаврила Романович Державин. Тот самый, который в гроб сходя, благословил Пушкина. Державин являлся кем-то вроде офицера для особых поручений — сначала при Бибикове, затем при Потемкине. Свою литературную Деятельность Державин начал с составления увещевательного манифеста к калмыкам — опасались, что они тоже присоединятся к восстанию. Стоит отметить, что Державин очень хорошо понимал причины бунта. Так, 4 июня 1774 года он писал фон Брандту:

«Надобно остановить грабительство, или, чтоб сказать яснее, беспрестанное взяточничество, которое почти совершенно истощает людей. В секретной инструкции, данной мне покойным Александром Ильичем, было мне, между прочим, предписано разузнавать образ мыслей населения. Сколько я мог приметить, это лихоимство производит наиболее ропота в жителях, потому что всякий, кто имеет с ними малейшее дело, грабит их. Это делает легковерную и неразумную чернь недовольною и если смею говорить откровенно, это всего более поддерживает язву, которая теперь свирепствует в нашем отечестве».

Державин нес службу на левом берегу Волги, в селе Малыковка. Цель — вести наблюдение за рекой и предотвратить возможный прорыв Пугачева на Иргиз. Однако Державина вызвали в Саратов, где чиновники не могли договориться. Как это часто случалось и случается — не могли решить, кто кому должен подчиняться. Один из чиновников звал Державина как представителя центральной власти, дабы он разрулил ситуацию. Он и прибыл в город.

4 августа Державин выехал с сотней казаков из Саратова в находящийся в ста километрах на северо-запад от Саратова город Петровск с целью вывезти имевшиеся там припасы. И — нарвался на пугачевцев. Его казаки тут же перешли на сторону повстанцев, а Державину пришлось очень быстро драпать. Пугачевцы бросились за ним в погоню, но будущему мэтру русской поэзии удалось уйти. Вообще-то ему сильно повезло. Ведь его люди могли прихватить Державина в качестве подарка Пугачеву. Да и гнавшиеся за ним пугачевские казаки на лошадях сидели куда лучше, чем гвардейский офицер. Но — повезло. А окажись он у Емельяна — и благословлять Пушкина было бы некому...

На саратовском пепелище защищать (как и штурмовать) было, в общем, нечего. Часть офицеров (в том числе и Державин) предлагали создать полевое укрепление в центре города — они знали, что следом идут Михельсон и Меллин — и повстанцы не станут с ними возиться.

Однако комендант Иван Бошняк был иного мнения. У него было триста солдат и 11 пушек, и он надеялся отстоять город. За дрязгами не успели сделать ровным счетом ничего.

Державин отбыл на другой берег Волги — вроде бы за подкреплением.

Пугачев подошел к Саратову 6 августа. Он расположил свои орудия на господствующей над городом Соколовой горе и начал обстрел.

Среди жителей Саратова началась паника. Тем более, уже всем было известно — из высланных Бошняком разведывательных отрядов никто не вернулся — все перешли к Пугачеву.

Жители решили договориться — они направили к Емельяну купца Федора Кобякова — обсудить условия сдачи. Но Бошняк решил сражаться. Впрочем, мало ли что он решил! Когда повстанцы ринулись на приступ, повторилась старая история — большинство солдат воевать не захотели. Только 66 человек прикрыли своего командира. Они сумели пробиться к Волге, погрузились на какое-то плавающее средство и благополучно отбыли.

В сожженном городе Емельяну было делать особо нечего. Хотя... В подвале колокольни Троицкого собора (он сохранился до наших дней) нашли припрятанную еще от пожара городскую казну — около 25 тысяч рублей.

Заодно Пугачев «приватизировал» две барки. Так что теперь его воинство двигалось как по суше, так и по воде.

В Самаре же оставил комендантом старого казака Якова Уфимцева. С ним произошла интересная история. Еще осенью Пугачев его ограбил. Уфимцев занимался на Яике закупкой коней для саратовского гарнизона. А Емельян этих самых коней перехватил, пообещав расплатиться в Саратове. Хотя на тот момент он явно не имел намерения идти к этому городу. А вот теперь, встретив, Пугачев выдал ему три тысячи рублей и назначил атаманом.

Однако тот отнюдь не собирался действовать в интересах пугачевцев. Уфимцев как мог противодействовал мятежникам. Так он укрыл кое-кого из дворян. Едва только войско Емельяна ушло из города, он сжег пугачевский указ о своем назначении, выставил караулы возле уцелевших складов, а сам скрылся.

Впрочем, свое Уфимцев получил — власти приговорили его к смерти, но потом приговор смягчили — ему влепили 25 кнутов и отрезали ухо.

Далее повстанцы мимоходом взяли город Камышин, жители которого предпочли сдаться. Комендант попытался организовать оборону, но был убит. Любопытно, что в этом городе по приказу Пугачева его ребята вылили в канавы сто бочек водки. Причина понятна — на хвосте сидел Михельсон — вот Емельян и распорядился, дабы не вводить повстанцев во искушение. Интереснее всего, что его приказ выполнили. Хотя для русского человека такое распоряжение выглядит дико. Может, ему потом это и припомнили...

Зато местные после ухода пугачевцев пили прямо из канав — и в итоге устроили пьяный дебош, после которого город можно было отстраивать заново.

Итак, Емельян приближался к стратегической точке — городу Царицыну. Напомню, что от этого города открывался путь на Дон. Власть этого очень боялась. Дон являлся беспокойным местом, да и Пугачев был донской.

Повстанцем преградили путь. Силы собрали немалые. Команда полковника фон Дица в 500 штыков, полк донских казаков Федора Кутейникова, в котором было 350 сабель, а также три тысячи калмыков под командованием полковника Дондукова.

У Пугачева было около 20 тысяч человек, но как уже говорилось, боеспособность его формирований была очень сомнительной. Кроме того, сзади двигался Михельсон.

Две силы сошлись 16 августа возле села Дубовка (около 50 километров выше Царицына). Напомню, что в этом городке в 1772 году попытался поднять мятеж самозванец Федот Богомолов, непосредственный предшественник Пугачева. Именно слухи о Богомолове и подвигли Емельяна на то, чтобы выдать себя за Петра III.

Сражение закончилось полным разгромом правительственных сил. Главной причиной было то, что ни калмыки, ни казаки сражаться не хотели — они попросту сбежали с поля боя. Пехотная часть фон Дица была уничтожена практически полностью. Это был последний крупный успех Пугачева.

Правительство прекрасно понимало опасность прорыва Пугачева на Дон. В Царицын было переведено 8 донских казачьих полков. Однако донские казаки придерживались по отношению к Пугачеву принципа «ни мира, ни войны». То есть всерьез они сражаться не собирались. Но и переходить на его сторону — тоже. Причем, Пугачеву об этом прямым текстом сказал полковник Федор Кутейников, который 20 августа попал в плен к повстанцам.

Пугачевцы вошли в город, однако крепость взять им было явно не по зубам. И Емельян осознал — поддержки на Дону ему не будет и идти туда нет никакого смысла.

В общем и целом, власть такое положение дел устраивало. Пугачев вынужден был отступить от Царицына и что самое главное — не пошел на Дон. То, что казаки сражались недостаточно героически, власть предпочла не заметить. Наоборот. Именно после подавления пугачевщины Войско Донское получило огромные привилегии. С этого момента началось формирования казачьего дворянства. Именно в Войске Донском казачий полковник становился потомственным дворянином. Окончательно это было закреплено в 1798 году, когда все казачьи командирские звания были включены в Табель о рангах — то есть приравнены к офицерским. Но началось это именно с донцов.

Про Царицын имеется любопытный эпизод. Во время Сталинградской битвы от немецкого обстрела рухнул кусок берега — и взору бойцов предстали пушки, набитые золотыми монетами (обычный казачий способ хранить клады). Разумеется, советским бойцам было совсем не до этого золота, а уже тем более — не до научных исследований. Так что осталось неизвестным — чья это «захоронка» — Разина или Пугачева.