Давным-давно это было, еще при моем прадеде. Царица-то Екатерина тогда правила. Мой дедушка Митрий сказывал:
Здесь среди Уральюких гор непроходимых, темных лесов впервые появились поселенцы на нашем озере Тургояк. Пригнали поселенцев из разных мест; кто говорил из-под Тулы, а кто уверял, что из степных краев люди были. Обжили эти места поселенцы. Полюбили Урал. Не зря старики говорили: «Где трудился — там второй раз родился».
Но тягостно жилось им, переселенцам этим. Едучей мошкарой висели над ними наушники, приказчики и надзиратели. Под плетью доводилось работать: лес рубить, выжигать уголь, гнать смолу и везти все в Златоуст — в завод. И работать приходилось — с темна до темна. А куда податься? Где правду найдешь?
Но вот как-то раз прискакал в Тургояк дружинник. Добрые вести с собой он привез: за Уралом, дескать, народ восстал, а в голове восставших Пугачев — атаман.
Шло время. Говорить уже стали об этом смелее, от крыто, вслух, не опасаясь хожалых и наушников. Приказчики и нарядчики присмирели для виду, подобрели. А молва о Пугачеве волною разливалась по Уралу, не боясь никого. Вскорости и войска пугачевские появились.
Шли и ехали русские, башкиры, киргизы, калмыки, чуваши. Были у них казенные екатерининские ружья, пики, дреколья, луки, топоры на длинных топорищах и просто дубины. На телегах стояли пушки, бочата с порохом, а в плетеных коробьях, как картошку, ядра к пушкам везли. Ехали верхом, на телегах, в господских колясках, а кто на простых волокушах. Чего, чего только тут не было. Посреди войска на крепких палках высились растянутые над телегами грубые холщовые полотна, а на них были написаны толстым помазком дегтя пугачевские увещательные слова к народу.
Двигались — эти люди по лесу, впервые прокладывая дорогу к горе — ныне Пугачевой.
На широкой елани, у горы они остановились. Атаманом у дружинников был Грязнов. Всем станом командовал он. И не только...
Вскоре на стану закипела работа. Запылали костры, появились шатры, шалаши и просто землянки. С пол лета до самых холодов пробыли здесь пугачевцы. Силы копили. А силы эти росли. Все новые люди прибывали: шли из соседних деревень, с лесорубок, аулов башкирских. Чем могли — помогали. Кто коней вел, кто дреколья нес, а кто — сыновей приводил.
Испугались нарядчики да приказчики, поползли по лесам, чтоб укрыться от народного гнева. Многие на хитрость пошли, обман подпускали. Рядились в армяки и азямы, на ноги обували лапти, мазали руки и ноги смолой и дегтем. Мы, мол, тоже, работные люди. Но атаман Грязнов — пугачевский помощник — был умный, разгадал злодейскую хитрость. Барскую руку легко отличал...
В отряде дружинников среди башкир были два не разлучных друга: один Бокай, а другого Инышем звали. Оба ловкие, смелые парни, знали русскую речь. Ценил атаман Грязнов их обоих. Доверял им и самые трудные дела поручал. К тому же оба башкира были из здешних мест и меткими охотниками прослыли.
Под осень подули студеные ветры. Озеро сильно заволновалось. Птицы собирались к отлету.
В стан к дружинникам прискакал гонец от Пугачева с тревожной вестью: войска царицы теснили Пугачева, а сам он ранен. Приказал Пугачев Грязнову спешно сняться со стана, вести войска в Златоуст, а добро схоронить в надежном месте, дабы не могло оно попасть в руки злодеев. Оно, мол, добро-то, работных людей, и для них его отбирал Пугачев у злодеев. А добра было не мало: дубовый бочонок на пять ведер — полнехонький золотом.
Задумался атаман. Как быть? Куда золото схоронить? И надумал Грязнов совет держать с Инышем, помощником верным. Велел позвать его.
Вошел Иныш в шатер атамана. Среди шатра на маленьком столике горела плошка. Атаман сидел возле и думал свою горькую думу. Позвал он знаком Иныша. Подошел Иныш. Атаман положил ему руку на плечо, в глаза посмотрел и сказал:
— Ты служил правдой нам. Надеюсь на тебя. Ты здешних мест человек. Помоги мне советом и делом. Скажи, куда можно клад схоронить? Где найти надежное место, чтоб не попал он злодеям?
Задумался Иныш, а потом тихо к атаману приник:
— Знаем мы, знаем, атаман-батюшка, куды бочка прятать. Есть такой мест. Вон тот сторона видишь, есть темный урман (урман — лес). Урман эта на горе, а в урмане озеро лежит. Туды бочка надо тащить. Нет в озере дна. Да и озеро не найти! Нету дорога там. Своя дорога проложим. Надо брать люди с топорами. Дорогу чистить, урман рубать!
Крепко слушал атаман Иныша, мотнул головой и сказал:
— Надо добрых людей подобрать, людей верных, не робких.
Наутре, когда весь стан еще спал, загромыхали колеса телеги. Лошади тащили клад в гору.
Впереди шел Иныш и показывал путь, за ним шли дружинники, расчищали дорогу от валежника. Рядом верхом на конях ехали Грязнов и Бокай.
Путь до озера был невелик, но шибко труден. Довелось расчищать урман, объезжать болота и, только когда солнце стало садиться за ближней горой, довезли клад до места.
Враз из сухостоя плот сгоношили. Вкатили на него бочонок. На плот зашли атаман Грязнов, Иныш и Бокай. В руки они шесты взяли и отпихнулись ими от берега.
Дружинники на берегу костер развели и долго смотрели, как плот плыл.
Вот он уже у середки. Атаман подал знак. Бочонок скатили в воду. Сильная волна ударилась о берег, вернулась назад, еще раз ударилась и — все улеглось... От тяжелого шума озерной воды эхо в лесах и горах долго держалось.
На другой день отряд атамана Грязнова покинул стан.
..Прошло еще сколько-то времени. Согнала отовсюду войска свои царица, осилила повстанцев. Самого Пугачева казнили, а люди его по лесам разбрелись, день расплаты оттягивали.
А расплата была жестокая... Сказывают, будто дружинников за ребра крюками поддевали и на столбы вешали да по Миассу на плотах спускали...
Видать, шибко знал Бокай в Урале тайные тропы, удалось ему избежать царской кары, в уреме схорониться надежно. Терпеливо выждал он это время страшное, а когда царские войска ушли, пробрался темной ночью к Пугачевой горе да тут и остался. В темном лесу, меж двух куреней, он вырыл землянку и жил, таясь от взора людского. Ловил рыбу, охотничал за разной дичью, сам ловушки делал. Ножи да топоры находил тут же, на бывшем стане. Еще прошло сколько-то времени.
Далеко ушли царские войска от наших мест. Помаленьку умолкла молва о Пугачеве и о войне. Стал тогда Бокай посмелей. Выходить начал из берлоги своей, а по том нет-нет да и в поселок заглянет, то рыбу, то дичь на хлеб променяет. А раз добрался и до родного аула...
Много годов прожил Бокай в лесу. Привык к одинокой жизни. Сжился с лесом и птицами. Домой его уж не тянуло. Но вот пришла к нему немочь. И решил Бокай тогда умереть в своем ауле, в родной юрте.
Перед смертью он поведал тайну о кладе внуку своему, Гафуру...
В тех башкирских местах жил один богатый бай, по имени Садык. Имел Садык большие богатства. Косяки коней, несметные стада баранов. Много работников он держал, а больше того пастухов. Работал на Садыка и внук Бокая, Гафур.
Один раз Гафур проговорился мельком своему товарищу. У костра в лесу о пугачевском кладе рассказал. А молва легче огня. Пошла она гулять по аулам. Дошел слух и до самого хозяина — бая Садыка.
Обрадовался Садык. Приказал привести он Гафура. А когда вошел Гафур в хозяйский кош, лежал на пуховых подушках Садык и пил кумыс. Обласкал хитрый Садык Гафура. Посул ему подарить молодого жеребенка. Опоил его зельем и выпытал тайну о кладе.
Остервенел Садык. Немедля приказал коней оседлать для себя и Гафура и в тот же час в путь отправился. К ночи уже они были там.
Без труда Гафур отыскал то место. Все было так, как сказывал Бокай. Озеро на горе, посередке громадных елей. В ста саженях от Тургояка.
Долго думал Садык. Как взять клад? Объехал он вокруг озера. Остановился у ручья, который вытекал из озера, постоял еще и... надумал. Озеро на горе. Можно прорыть ров, и вода самотеком уйдет. Осушить дно и до клада добраться.
Радостный вернулся Садык домой. Опять не дремал. Враз собрал много людей и приказал им ров рыть.
Большущим обозом в десяток подвод двинулись люди к заветному месту.
Стали рыть канаву. Поначалу работа пошла хорошо.
Глядел Садык и радовался. Даже с народом шутил. А про себя улыбался: дескать, здорово он придумал, богатимый клад почти в руках его уже.
Но чем глубже люди рыли ров, тем трудней становилось работать. Чаще на отдых тянуло. Пропало веселье у Садыка. Нахмурил он брови, помрачнел, злиться начал. Кое-кого из работников и плетью стегнул. А тем, кто до конца дело доведет, награду сулил. Но в конец изнурились люди. Не под силу им было дальше копать, хоть до берега осталось не больше сажени.
«Хлынула бы вода из рва», — думал Садык про себя. Но не было желанной воды. Будто в гранитном стакане бездонном было озеро небом налито.
Не мало каелок сломалось, не мало людей потом изошло, но все оставалось по-прежнему: гора, озеро, лес.
Подошел к Садыку парень, один из работников лучших, с гневом сказал хозяину:
— Не можем больше. Сам робь. Аль не видишь — ослеп. Нет дна озеру этому. Сам гранит грызи. А мы уходим. Шабаш! — Сказал, сплюнул и ушел.
Налились кровью глаза у Садыка. Кинулся, будто зверь, на паренька. Но не дали избить парня люди добрые. Крепкой стеною поднялись за него.
Догадался Садык, к чему дело клонилось, испугался. Вскочил на коня и стрелой помчался домой — к ближним аулам.
Так и не довелось Садыку клад Пугачевский достать. Будто два гранита этот клад охраняли. Один гранит в земле лежал, а другой — стеной из живых людей перед Садыком стоял..
С той поры это озеро называют Инышкой, а место, где Бокай жил меж двух куреней, — Малый и Большой Бокай.
Гору же и по сей день называют Пугачевой.