Вернуться к Стихи о Пугачеве

Сергей Христовский. Емельян Пугачев

Терпеливая Русь и покорная
Своими просторами —
Словно дыба бескрайняя...

Только время придет,
И восстанет народ,
Он восстанет.

Как на сосенках стройных
На березах —
Вот такие дела! —
Затанцуют тела,
Почернеют тела...
Это — русские слезы.

* * *

Но ступеньку, как стремя, подставило Лобное место.
От людского дыхания площадь красна,
Скоморох побледнел от невиданной чести —
Видеть кровь мою голой средь белого дня.
Как цветами, мне выткали лицами саван...
Вот, торговка, вот, шорник знакомый, гончар.
Собрались на народной забаве — расправе,
Словно солнцем взметнется топор палача...
От какого затмения ждут избавленья?!
Охнут разом, и снова — не зги?!..
Ох, как плачет по вам колокольное пенье,
Обделенные волей моею друзья и враги!
Облака, словно пена с коней в бесконечной погоне,
Сколько раз уходил, и сегодня — уйду,
И на память седло оторочу я стонами
Тех, кто принял свободу мою за беду.

* * *

А пока за рябью детства — пескари на мелях,
И ночное впереди у ватаги целой,
На арбузные бахчи веселы набеги,
Годы светлые текут, годы — обереги.
Горько плачет моя мама ночами,
Отчего, поди узнай, но это — начало...
И сверкает ярко Дон, вода большая,
Что бы ни было потом, не оплошаем.
И в лицо хохочет солнце, и подруга — люба,
Коль девчонку целовать, так в грудь, не в губы,
Сарафаны, сарафаны, первая невеста,
Больно рано от меня отлетело детство,
Откатилось в никуда неведомой долей
Из ночного, от костра,
Во чисто поле.

* * *

Ой, ты поле, поле, поле, как ни крути,
Ты не просто чисто поле, а — перекати,
Казаку с тобою, поле, по пути...
Сладко, сладко, любо, любо! Пой — не грусти,
Заточил клиночек мастер, прощай — прости!...
Виноградная лоза, чай, не сваха,
Приласкай ее, казак — смаху!
Чмокнет вслед тебе на счастье, кинет вслед
Свое верное заклятье от многих бед,
А счастье важное, как не крути,
Головушку вражью с плеч — в кусты,
И-и... пе-ре-ка-ти-и!..
........................
Катит головы туман
Войско Донское
Возвращается с войны,
Не с водопоя...
........................
Спит с ночного крепко ветер, дышится вольно,
Он проснется — и покатит за полем поле.
Во Туретчине и Польше, на Яике с Волгой
Застит очи поле волей, просверком недолгим,
Грянет время чумовое, лихая пора, и от голода, от боли,
Встанет дыбом чисто поле, станет чашей круговою,
Пей — не грусти!.. — Хлынет гулкою молвою,
И-и...
Пе-ре-ка-ти!..
..................
Катит головы туман —
Войско Донское
Возвращается с войны,
Не с водопоя...

* * *

А женатым рано стать —
Утеха с обузой,
Куда проще воровать
С девчонкой арбузы.
Никуда не подевать
Хлопоты малые,
День за днем, как жернова,
Душу перемалывают,
Только мчатся — не догнать,
Конями тучи...
А пойду-ка воевать,
Так оно лучше.
Привезу с войны домой
Всей родне гостинцы...

Все равно с моей казной
Не откупиться.

* * *

Ой, ты, легонькая сабелька,
Вся судьба — на острие.
Провожала меня маменька
Во родимой стороне.
Не гадала да не плакала,
Прикрывала взгляд рукой,
Чтоб слезиночка не капнула —
Покатилась головой.
Видно, знала, будет разное
А закончится одним,
Для нее случайным, праздником,
Что вернулся я живым...
Оттого и поступь легкая
У каурого в пути,
И орлам, взмывая с клекотом,
Молча падать с высоты...
Думки выправят печальные
Деньги, слава, питие.

Ой, ты, сабелька зеркальная,
Вся судьба — на острие.

* * *

То, взлетает солнце легкое,
То на лике неба светлом — черные подтеки...
А до стоящего дела — далеко— далеко.

* * *

Что-то я не разберусь — по дороге в Пруссию
Хлеб несут, суют яички, пироги с капустою...
Не война, а променад. Господа хорошие —
Редко разве — пошипят на гостей непрошеных...
Бомбардир мне говорит: «Ты поменьше думай,
Наше дело — не умри, а умер, так умер».
Да в обозе попугай, птица непутевая
Все кричит, людей пугает: «Не щадите крови!..»

* * *

Вот, и сеча, сеча, сеча... Бой — не разбой,
Уж излечит, так излечит — от хвори любой.
Уж облегчит, так облегчит, душа — на покой...
Любо мне, с войной повенчан, как рыба с водой,
Ни стрельбы вокруг, ни стонов, прямо — сглаз...
А у немца кони — рослы, топчут росы в грязь,
Месят, месят, катят, катят месивом безликим...
Вот, уже драгун, как тесто, размяк на пике!
Не надеялся усач, что так привечу.
Вот, еще один пруссак — на голову легче...
С краю, с краю генерал! Пеший! Панин!
Без коня его сейчас любой достанет!
Борзо прыснула к нему прусская стая.
Ну же! Ну же! Ну же! Ну же!..Успеваю!

— Забирай коня скорей. И — деру!
Он — в седло, и поскакал, что-то криком обещал
— Не до разговоров!...

Посреди густых дымов ни пальбы, ни стонов,
Только плечи без голов, без всадников — кони...
Там и тут текут по ним красные попоны.

* * *

Где же ты, заря?.. Выручай меня!...
Атаманова не сберег коня,
И меня он за это — в плети.
Не заплакать и не ответить,

Ведь казак — не вор, для него позор, а не боль — мор...
От одной горы до другой горы,
Что покойники — осокори,
А не предки ль мои так стоят,
Чередой, чугунною с головы до пят.
И молчат...
И черны они, как моя душа,
Перед ними ли я оплошал?!
В голове моей дурь — дурман,
Не жалей плетей атаман,
Попеняй меня за коня!...
А растает в глазах туман,
И дождусь я своей зари,
Прокричу я ей: «Говори,
Мои жилы мне отвори,
Чтоб не выжег бы сердца мне
Гнев»!

* * *

А в родную станицу,
Зимовейскую, солнечную,
К женке заявиться
Жуть как хочется.
Уж чужой войной
Сыт по горло,
Я от жизни такой
Весь — прогорклый.
И добыча — стра-ах!
С гулькин нос!..
Но огонь в глазах
Я своих донес.
Да еще молву,
Зависть русскую,
Что богато живут
Люди в Пруссии.
Только, мнится мне —
Далеко по вольности
Крепостной стене
До околицы.
А за той околицей,
В Зимовейской, солнечной,
Своего соколика
Женке хочется...
Пахнет берег вербою,
Ветер веет с Дона,

Ну, же, конь мой верный,
Вот, мы и дома.

* * *

Пронеслись денечки первые,
Снова день скрипит за днем,
Одинаково, как двери
Или ставни за окном.
И чего-то не хватает,
И, молчи иль не молчи,
Отчего, уже не знаю,
Просыпаюсь я в ночи,
Словно что-то недоделано
Или сделано не так,
И мерцает саблей дедовской
со стенки нищета.
И сквозь сумерки размеренно
День вливается в окно...

В этой жизни не уверен я,
С ней случайно заодно.

* * *

У Вани Семибратова,
Станичника — друга,
Ума не палата,
Конь да подпруга.
Верен Ваня до конца
И мужик сноровкий.
— Нам бы мяса да винца
Да родне обновку.
А каких еще нам благ?...
— Года три уплыло
Знатно ставили под флаг,
Скудно кормили...
Вань, я слышал от родни,
Крепкой старой верой,
Внук Петра живет средь них
Прячется от скверны.
— Так жены его дела —
Мутный окоем,
Атаманам нас сдала
Немочка внаем,
Не живем, брат, а гнием
Сволота резвится...
— А махнем, Вань, за холстом,
За дегтем — в Царицын?!

* * *

А над Волгою — облака,
На товар цена — высока,
Ну, а жизнь ничего не стоит,
На песке купец — стонет...
С ним людишек было немало,
Все утопли, его откачали.
Не по ним тоскует дундук —
Утонул с деньгами сундук.

— Вань, у русской, нашей реки
Золотые на дне пески...
— Чем не шутит черт
Вдруг судьбу нашу клад повернет?

А купец орет, что готов
Отвалить сто рублев,
Рыбаки, пока обещать не остыл,
К месту гиблому гонят плоты.

Камышину в рот — и на дно,
А в ушах лишь одно:
«Чем не шутит черт,
Вдруг судьбу нашу клад повернет»...

Повезло!.. А купец-то рад,
Дал не сто — двести пятьдесят.

Да и черт по-своему пошутил,
С людьми добрыми приютил,
Позаботился, напоил,

Как очнулись мы с Ваней — вокруг кресты,
Да туман в башке — в три версты,
Да кобылки на привязи, да карманы пусты...
Из удачи всей, на затравку,
Золотые, вшитые в штаны и в шапки,
Людьми божьими, надежными

— Ой, сосет у меня под ложечкой!..
— Ваня! Выбор есть — взять товар на Каме,
На Дону его у нас оторвут с руками!..

* * *

А до Камы путь — жуть
У кого не спроси, по всей Руси —
Орошенная кровью муть,
За вдовою вдова голосит,
Салтыков — Салтычих — немеряно,
Измываются, ако звери они.
Псами травят, кострами жгут...
А до Камы путь — в бунт.
За селом село плачут зло,
И обидчикам бьют челом,
Дочерей отдают на срам...
Каково это видеть нам!
Ну, а тут — засекли капрала,
Воевал он, как мы воевали,
Называл палачей он братцами,
И запорот он был шестнадцатым,
Раскаленное небо молчало,
И... прорвало!
Кто же тут защитит, как не сами!..
Полон барский двор мужиками.
Кто дубину схватил, кто камень...
В душах засуха, над полями,
И никак все дождя не вымолить...
И старик бежит мимо с вилами.
Я кричу:
— Погоди!
Он в ответ:
— Опостылело!...

И шестнадцать безвинных могил,
Красным дождичком окропил...

Грянул гром
С проливным дождем.
И намыл солдат —
Пятьдесят...
Их бедою чужою не убедить —
Службе с правдою — не дружить...
Но на этих силенок хватит —
Повязали всем миром солдатов...
Мы-то с Ваней, конечно, умные,
Помогли, а с утра — драгуны,
Мужики хмельны, как назло,
Остается одно — в седло!...

— Торговать, Вань, придется в розыске,
И скакать нам — без сна, без роздыха...

На дорогах лесных — пыль прибитая,
Сердцем версты стучат под копытами...
Гулко версты стучат. Вот, и кончен путь...

Что-то в Каме вода, как ртуть.

* * *

Над рекою все тревоги
Нынче забываю...
Катерина, Катерина,
Тает в небе стая,
Катерина, Катерина,
Мой случайный отдых,
Трутся зябко камышинки
О звезды.
Катерина, Катерина,
То-то будет славно,
Твое тело заалело
На рассвете в плавнях.
Катерина, Катерина,
Тает в небе стая...
Земляника сластит склон,
На судьбу гадает.

* * *

Нам судьба одна дана: ночи — дегтяные, дни — холстяные.
И суденышко на все — Россия.
Загрузился — и плыви в дальние дали,
Загрузился, и плыви...
Никак не отчалить.
Словно врезались в пески,
На месте застыли:
Вместо денег медяки
Прощелыги вшили...

Но монетой золотой
Ввысь взлетает солнце.

— А коней нам, Вань, с тобой
Все ж продать придется!..
— Ну, какой же ты казак,
Если ты — пеший?!...

— Это солнце ляжет как —
Орлом или решкой!..

* * *

— А Елабуга, Вань, недалече,
— Там цыгане и татарва,
Говорить нам с ними не о чем,
Надо думать, с кем торговать...
— Будет воду в ступе толочь,
Воевода тамошний до коней охоч,
А буланый наш ему глянется,
Заберет, не давясь ценой,
Как, никак — православный, свой...

Не торопимся мы — трусцой!...
Рядом — рослый конь заводной...
В двадцать верст путь прост.
Справа темный лес, слева светлый плес,
Городок пошел, за углом
Будка полосатая, охраняет дом.
Запускают сразу. С конем!...
Из окна воевода машет рукою,
Зазывает к себе — в покои.
А внутри у него богато,
Видно, мзду он гребет лопатой,
Только места в его палатах
Для раздутой скулы маловато.
Этот долго зубами мается,
Но не куксится, улыбается.
И в ладошки — хлоп! — холуям,
Ну, а мне — о цене: назови, мол, — дам...
Говорю я, что сто рублей,
И ревет он, что сто зверей.
Мол, я — гад! Конокрад!
И велит коня отобрать,
И не выйти мне со двора.
В голове моей — дурь — дурман,
Тут уже грабеж, не обман!..
Воеводе — хрясь! — по сусалам,
Враз гнилье — повылетало,
Я — во двор... Нет буланого!...
А вослед: «Зарезали!».
Хорошо, моя Ласточка — резвая...

...Ну и ну, скакали — ехали,
Стать ворюге — придворным лекарем!

* * *

Ваня, продали коней,
Товара набрали,
Смотрим, дышим веселей,
Но, кажись, устали.
Это ж надо, столько дней
За деньгой гонялись.
А потратимся быстрей,
Чем она досталась.
Для жены и для детей,
Ваня, мы старались,
Поживут они сытней
Хоть самую малость.
Все как будто хорошо,
Вроде, все как надо,
Потерял, потом нашел,
А, глядишь, — не в радость.
Ну, чего еще искать
И о чем гутарить?!...

Ой, течет во мне тоска,
А под нею — ярость.

* * *

Холст и деготь распродал, потом закупился.
Ласки милой промелькнули, словно зарницы,
В дали, белые, как мел, улетают птицы...
Засолил землицу иней по всей станице.
Что там вырастет потом, кто его знает...
Больно схоже день за днем силу вымывают.
И не только на Дону, а по всей России,
Мало все-таки того, на что народились.
Мало все-таки того, что уже было,
И не вырваться никак из жизни постылой,
Круто русская тоска душу засолила —
Ни кусточка, ни цветочка, ни травинки хилой.

...Серой стаей — облака, узкие прорези.
Смотрит в небо журавель,
Журавель колодезный.

* * *

Смотрит в небо журавель, точит клюв о солнце,
Во Туретчину идти воевать придется.
По Москве чума жирует, ждут повсюду чуда...
Мне от турок ничего в жизни не прибудет.
По Москве чума жирует, у нас — лихорадка,
А Бендеры штурмовать — вроде припадка.
Поколотишься чуть-чуть, и — на леченье...
Я, меж тем, хорунжим стал за мое везенье.
И не смерть страшит меня, а страшит безвестность,
Всем ору и верю сам: я — петровский крестник.
По Москве чума жирует, ждут повсюду чуда,
За душою никаких умыслов паскудных.
А еще в кофейне я слышу в разговоре,
Будто схож со мною царь. Жив он... в Черногорье...

Острым клювом проколол журавель — болячки...
А от службы откуплюсь, поищу удачи.

* * *

Здравствуй Дон мой — перезвон,
Яркие ракиты...
Дождик солнечный — живой,
И я — не убитый.
Быстро времечко течет,
Кровь моя — скорее,
Снова дернет меня черт
Что — нибудь затеять.
Чтоб родне я не помог
Сбежать на Терек?!...
Да попался мой зятек
И меня похерил...
Ой, ты Дон мой — перезвон,
В льдинках искристых,
Всем весна со всех сторон,
А мне — таиться.
Не казацкая игра —
В доме своем прячусь,
Как для суслика нора —
Вся моя удача...

Дни белесые ползут, не переиначить...

* * *

А из дома я сорвался — ветер навстречу:
Завела со мною степь странные речи.
Вот ведь, воздух — всюду воздух, а, вдохнуть поглубже,
И по жилам — смелость, вроде, и, вроде, — ужас...
Запах крови на грязи, веселия закипь...
Ветер солнечно сквозит за знаками знаки.
Знак последний для меня — послание темное...
А хлестну сильней коня, может, что и вспомню.
Сквозь века промчит чутье рано или поздно...
Ну, а дальше что? Ничто... Степной ты мой воздух!..

* * *

В разговоре застольном, в любви или в песне,
Дома иль на постое ... тесно мне.
На Дону и в Азове, наяву и во сне — тесно мне!...
И не явно я живу и не тайно...
Выпадают день за днем сквозь дыру в кармане.
Воля — скисшим огурцом на закуску,
Комендантят атаманы, чтоб им было пусто!...
Слова против не скажи, шапку — долой,
И мордуют, и шуткуют с казацкой казной!...

А не скисну я!... Заказал печать —
Челобитную на ворье подать!...
Ха!...
Прикован уже к чурбану!
Слушать тишь замогильную?...
За чужую вину?!
На-ка, выкуси! Упустили!...
Ха!...
На Яике вяжут снова,
За слово жаркое —
Казакам я молвил,
Что царь — я ...под чаркою.

Из острога сбежал по весне,
Я — на воле, в родной стороне!..
Ха!..

Тесно мне.

Выпадают день за днем сквозь дыру в кармане.
Катят к Дону непроглядным утренним туманом.
Кандалами мне звенят с Моздока, Казани... Над полями.
Блазнят Персией, Тереком манят...

А и словят меня, так тесней не станет.

* * *

А в России свободен — беглый,
Все равно, богатый иль бедный,
Гонят вольных с места на место
Из столицы указы и вести,
Не люблю я чужие обычаи —
У добра от зла есть отличие.
Но дворцы стоят на костях — в разноцветных огнях,
И вино — рекой на пирах...
А как доброе что затеют, полыхнет оно суховеем,
Плоть иссушит. И прах развеет... И опомниться не успеешь!
За набатом гремит набат!..

Убегает Россия сама от себя
С первых самых до нынешних дней...

Тесно мне.

* * *

Ну, и накатила, Катька! И не ****ь как бы ... Императрица!
А вокруг все — рожи, не лица, все торопятся подсуетиться.
Кто в постель залезьть, кто во власть...
Да тебе самой как не знать,
Кто воюет, а кто жиреет?!..
Нет, ты — мудрая, все умеешь.
Вон, царя, как драную кошку,
Удавил по пьяни Орлов Алешка...
Не задаром Фридрих Второй
При твоем уме — млел, порой...
А Потемкина предпочла —
За тебя ему выбили глаз...

Все дружки у тебя — умники,
Ни на шаг от жизни брильянтовой — в сумерки.
Фейерверки у вас не меркнут...

Депутатская твоя свора
Ворошит народ разговорами.
Муравейник, а не страна...

И — не хрена!

* * *

На Урале — пушки ухают, пальба — на Яике,
А у бедных к господам — счет немаленький.
Обобрали, как могли, обездолили,
И порхают на балах жирной молью.
А не моли меня ловить.
А пришла пора эту моль травить.
И бега мои — не бега.
Не искал я себе сам врага.
И беда моя — не беда,

Этот путь мне свыше дан.

* * *

Крестный холод за плечами и дороги хлест.
Чтобы все начать сначала — восемьдесят верст.
Много думать — передумать в поступи нескорой.
Выбивает зимний сумрак из-под ног опору.
Без опоры — никуда, каждый шаг — потеря,
И ловцы мои — года, гонят меня к вере.
Как ожог, уже мороз... солью — на губах...
Вот, дошел я, и донес на плечах ... свой страх.

* * *

Зеленые ели —
Ресницы метели,
Слепая, уставилась в душу,
Пророчит — послушай...
Мой сон,
Словно стон,
И верста за верстой
От него леденеют...
Быстрее!
За елями — скит.
Спит.
Здесь старая вера — такая обнова,
Ее не обмерять, перстами, крестами и словом...
Скит спит. В белой рубахе,
Как перед плахой...
Быстрее!
Успею.
Куда?..
Ни зги!..
Сон — стон,
Сгинь!

* * *

А народа — тьма, понятно... только с давних пор,
Тот, кто ныне в знатном чине, в прошлом точно — вор.
Им людская кровь — водица, а слова — вода,
Не умыться, не напиться!... Вот, беда!...
Как смириться с этой сворой,
С их смердящей хваткой?!...
Душит вервием суровым
Сын родную матерь...
Ой, вы, иноки из скита и леса густые,
Сердце словом охладите, верой — защитите!...

* * *

Старец —
Выбелен
Библией,
Он насквозь меня видит,
Но не выдаст.
Сам за веру свою сбег в леса.
Он привык — спасать.
А прибьюсь, не прибьюсь к старой вере — это пусть...
Я — не первый, у всех — свой путь.
Кто в разгул мирской, кто в постриг...
Не отводит взгляда старик.
Что-то видит он сквозь меня,
Что-то силится распознать.
И хитрит, молчит...
Сам-то знаю я свой чин,
Из простого рода — народа...
Как сквозь воздух, старик сквозь меня проходит.
Прямиком в судьбу, как в казацкий круг,
А вдали Москва, Петербург,
А вблизи скиты да заставы,
И с простым народом расправы,
Воевода, крепкий на крик,
Цепи прочные — не расстаться,
В них привык я уже
Не собой называться.
И к молве про царя, что жив
И со мною схож, я почти привык...
Не отводит взгляда старик.
Подливает масла в лампаду,

Говорит: «Ладно!..»

* * *

А теперь уже некуда пятиться,
Не апостолы, в баньке простенькой,
Разрешат судьбу мою — пятеро,
С них не спросится,
Знают все, что я — Емельян,
Но по Яику стон идет,
И возьмут на себя обман
За казацкий народ.
И признают меня царем,
Чтобы сбросить с себя хомут...

Утвердил меня старец в том,
Что и примут меня и поймут.

* * *

Без царя никак, даже в голове,
Я, видать, не зря подмигнул сове.
И она мне мигала немало —
Проморгала погоня меня, проморгала.
Ищут беглого по степи зазря —
Ищут беглого, а найдут царя.
Пережду я ночь, и прискачет казак,
Скажет так:
— Без царя никак
Нам без этого...
Петра Третьего!

* * *

А мой стан —
Караульный курган,
И охрана — четыре татарина,
И шипит в чугуне баранина.
И немало уж казаков под моей рукой.
Но такой над рекой покой...
Клонит в сон меня пред войной.
И не свет побед в небесах,

Снятся мне — голоса.

* * *

— Загляни, ты видишь, это — времени разлом

— Кто в геенну с криком рухнет, кто пройдет огнем

— А с огнем какие шутки? Запылает Русь!

Мне бы вовремя проснуться,
Все не соберусь.
Мне бы вовремя проснуться, да никак нельзя...
И звезда меня целует в мертвые глаза.

* * *

Сон стряхнул, сверкнул очами:
«Что вы, други, заскучали
С утра?!..
Выступать пора!...»

Катит войско пестрой лавой — в славу.
Радуги халатов, узоры калмыцкие —
Для хмельного праздника вдоволь намыкались,
Башкиры, татары, киргизы, ногайцы,
Всем от царской милости доля причитается.
За леса и реки, за землю и волю
Прирастает войско все боле и боле.
Пушечка за пушечкой, сотня за сотней,
На ветру осеннем офицеры сохнут.
Блюда оловянные — хлеб да соль,
С чарки капли алые — на песок.
И звонят колокола переплясы...
В серебре иконы, в золоте рясы.
И все гуще марево от копыт...

Но меня удачею рано торопить!

* * *

Нынче наше дело круто заварено —
Военной Коллегией да канцелярией,
Своими графьями и генералами.
Так оно понятней и малому!
Манифесты царские — не молва,
И форпосты названы: Петербург, Москва...

Два.

* * *

А Берда, наш стан, словно улей,
За обозом обоз потянулись,
Англичане, французы, поляки —
Собирают в Коллегии враки,
Им беда наша — счастье,
Принимают участие
И советы дают, вроде дельные,
Даже — деньгами.
А еще, говорят, помогает нам Порта.
И черт с ним!..
Вон, Берда гудит, словно улей...

И не мед в соты льет сотник — пули.

* * *

Парься, не парься — нет без войска царства.
Мне бы офицерства с его усердством,
С воинским умением... Да вот, переплет —
Не понять служивым разбойный народ.
А уж тем, что с нами, мы платим лучше,
Но катькины, вздернутые, не желали слушать...

* * *

Сытный стол под Оренбургом,
Зад не оторвать,
И лениво каплют с губ
Жирные слова

— Ну, куда идти нам дальше
И зачем идти?...
Если крепость станет нашей —
Все в руках пути.

— А за Волгу если грянуть
Подневольный люд
Под казачье знамя станет.
Ждут...

— О России что судачить,
Лучше здесь, на Яике,
Царство заложить казачье...
Сразу, хоть и маленькое.
— На Москву б сперва
Пуп Руси — Москва!

— До Москвы идти — не одна верста.

— В сапогах уже босота.

— По пути, к тому ж, приоденутся...
Мне ли жаль на всех моих денежек?!
Иль я царь для обмана вам,
Иль не признан я атаманами?!..
А возьмет престол мой сынок, Павлуша,
По России, по всей, станет лучше...

— А поставь— ка на стол угря,
Закопченного для царя.

* * *

Шлю я грамоты повсюду,
На хорунках — вензеля,
Вестн. добрые покуда —
На душу бальзам.
Из острога к нам — Хлопуша,
Меня порешить,
А чего бы не послушать,
За чем спешил?!
На лице дыра — судьбою,
С моею — не в рознь,
Он царя во мне тоскою
Просквозил насквозь!...
Чин мой знатный подтверждает,
Казаки застыли...

Мы — то оба точно знаем,
Царь — кто милует!...

* * *

Близок Яик — городок,
Не куснуть за локоток.
Оренбург — рукой подать,
Ни найти, ни потерять,
Так ведь можно не успеть,
За неделею неделя,
Словно плеть,
Изнуряют мое дело,
Так ведь можно не суметь,
Осень хлеста добавляет,
Обрывает листьев медь,
Снегом травы покрывает...

* * *

Вот, уже сугробы, что горбы верблюжьи...
Матереет робкое войско оренбуржское.
Губернатор совсем осмелел от страха,
Что могилы, нам рвы отахал.
А осада кому отрада?!...
За стеной крепостной отряды.
По дорогам — наши засады.
Провиант, оружия поднакопил.
Но застыл караван мой, застыл...
И струится парок от горбов верблюжьих.
Там, в землянках, пора, как вчера, пить да ужинать.

Казаков бабье ругает —
Казакам порты стирают.

* * *

Закипело время да заледенело... В круг.
Прочная удавка — Оренбург.
А все казаки — шальные, с Яика,
Сразу царство подай, хоть и маленькое,
Но — казацкое...
Вот, теперь зубами и клацаем.

* * *

Крепостную стену штурмовать,
Не колоть дрова, не одна слетит голова.
Да и в пузо картечью —
Не сытней, не легче....

Перемешаны костры с вспышками выстрелов,
Строй казацкий у ворот подчистую выстрижен.
И вмерзают в кровь слова площадные
Рядом с криками о пощаде,
И удача совсем, вроде, рядом бы.
Убегает враг после вылазки,
А крутой овраг, словно вылизан.
Есаул седой наклоняется
И качается, словно маятник. Нескончаемо...
То с одной стороны, то с другой,
Закипает бой, затихает бой...
В ледяных стенах Оренбург,
По пять пушечек на одну.
Вот тебе, мамочки,
И катайся на саночках,
Под рогожей грубою,
Мясом изрубленным...

А на ноги снег липнет оловом,
Паром окутаны ядра да головы.

* * *

Эх, Устя, Устя... Бел снег, да не вкусен...
Цепенеет от боли слепое раздолье.
От Берды — до беды расстоянье пустое, куда не пошел бы...
Спеленал меня взгляд твой горячечным шелком,
Совсем ненадолго,
Смех твой звонкий, всего на мгновенье, наполнил...
И душа моя, рыжая, мечется в этом закатном снегу
Меж голов и меж ядер, рассыпанных щедро.
Видно, весело ей на бегу против смертного ветра.

Он в наследство
Достался мне с детства.

Чу! Замрет в ожидании чуда страна,
Добела накалится закатное небо...
И по горлу клинком полоснет тишина.
Эка небыль!

Мчится весело конь, рассекая расстоянье от края до края,
Мчится конь и ликует... А ты причитаешь:
— Ой, конь, рыж, рыж,...
Ты, кровь, не брыжжь, не брыжжь!.

* * *

Оренбург не взять? ...Надо Яик брать!
А за Яиком степь, как мать.
Там — путь...

Вот — суть!...

Станешь Устя моей женой...
Стану ль я на Яике — свой!?

* * *

Устя моя, Устя
Молодая радость,
Не смотри так грустно.
Надо.
Губы твои теплые
Стынут на ветру,
Стелется по полю
Розовая грусть.
Не закат как будто
И не восход,
Пусть считают люди,
Что тебе везет.

* * *

А по-царски порадовать всех бы надо бы,
И желанная рядышком — свадьба ведь...
Ох, гулять, так гулять, пир, так пир!..
За оконцем мгла, в бородищах — жир.
Сарафан залит, вино — алое...
Что ж так, Устя, дрожишь, птаха малая?..
Или воля моя — клетка вольному?...
А жбаны стоят, зелья полные.
Ой, жена моя, не невестушка,
Не боись моей скорой смертушки...
От свечей, лампад — стены яркие.
Обманись пока этой чаркою.
И пройдет тоска ночью жаркою.
Мне тебя ласкать жалко ли?..
Да дворец-то мой — не дворец,
И венец-то твой — не венец,
А сверкнувший взгляд — не суров...
Сарафан залит. По холстине — кровь.

* * *

Померещилось мне на мгновенье...
Атаманы уже собрались на совет,
Но ни взглядов, ни ругани их, ни сопенья
Для меня в этой горнице попросту нет.
Без меня они судьбы людские решают,
Им из прежних вождей ни один — не в пример,
Кто за Яик глядит, кто башкир проклинает,
За столом, за вином, в золотой полутьме
Но случайно молчанье мое замечая,
Атаманы смолкают испуганно вдруг,
Я, не знаю надолго ль, но я ощущаю —
Для кого-то из них я — не царь и не друг.
Померещилось мне, а потом отпустило,
Видел я, и не нравилось мне —
Оседает на лица поблекшею пылью
Из души моей вихрем взметнувшийся гнев...

* * *

Пепелище, пепелище — Яика предместье,
Много люда полегло под крепостью тесной.
Оренбург не взять измором, Яика — голодом,
За подкопами подкопы — в голую,
За изменою измена — дело обычное...
Багровеют казаков шеи бычьи —
Гнева много... И вина с редькой и бараниной.

Время птицею кричит, птицей раненной...

* * *

А по хляби, как по суше,
В даль идут — уходят души,
Все — в зенит,
Накрывет души камень,
Камень — малахит...

— Что, Шигаев, шваркнул шашки? Фук твой — ерунда!...
Не уйти от доли царской никуда.
Свиньи хрюкают в загоне, лик печальный на иконе... Вечер хмур.
Одиноко посередке всех российских смут...

— Все кончается когда-то, рано горевать!..

— А послушай — ка ты лучше верные слова —
Жизнь устроим справедливо, и народ, негрустный,
Заживет себе счастливо...
Ну, как немец.
В Пруссии.

* * *

Да, туман уже по утрам,
Красный тальник доверчивей жмется к ветрам.
Да, сжимай, не сжимай кулаки,
Выступают полки.
И повсюду поместья жгут моим именем,
Прибывает люд, и — не выкинешь...
А какой бы ни был я ушлый,
Лягут мне на совесть их души!

* * *

Атаманов темнеют лица,
На Татищеву прет Голицын...
Долго длится бой, не ко времени,
Где у нас ружье, у них — семеро.
Мы за волю свою платим дорого —
Мне ль теперь беречь свою голову?!...
Кочки голые, лужи красные,
Свою долюшку честно празднуем....
А она у нас всех одна —
Там, где пир горой, там — ничья вина,
Где ничья вина, там не ходят вспять
Не учили нас — предавать.
Равны — смерть в бою и победа...
Но кричат мне:

— А сгинешь — предашь!
Ты — один у нас, ты — один! Уходи!..
Без тебя нам сил не собрать. От беды!...
Уходи!

* * *

Под Уфой и под Челябой
Казаки гуляют,
Да по-вдовьи плачут бабы,
Их провожая.
Кто вернется, не вернется,
Многих перебили,
Порознь выступить придется
Им против силы.
Замахнулися неслабо,
Поздно извиняться.
Под Уфой и под Челябой
Разом не собраться,
Кто вернется, не вернется,
Это — от удачи...
Веселятся громко гости.

Бабы плачут.

* * *

Вновь схлетнулись за Каргалой,
В нашу пользу качнулся бой...
Луков погудки да волкобоев,
Дрогнули драгуны, ничего не стоят...
И дожать-то надо — едва-едва...
Черта с два!
Все крестьяне с башкирами — бросились грабить обоз...
Расшвыряли их, как навоз,
Искромсали и потоптали...

Кто смогли — ушли, не смогли — остались.

* * *

Атаманов темнеют лица,
Михельсон наших бьет, Голицын,
Деколонг...
И со всех сторон
Штыки — неводом...
И щадить кого уже некогда.

* * *

Все ты врешь, сучок, про мужицкий рай.
А не ты ль горшок барский снес в сарай?!
А не ты ль, мужик, не дал деткам
Золотой забавиться статуеткою?!
Статуеткой знатною, век смотреть на лень!..
Под кустом зарыл, да на черный день?!
Мол, куда зарыл?! Так — пытай огнем,
А мужицкий рай — чтобы жить царем,
Ведь не хапнешь сам — другой выхватит?!

Ну, чего, дурак, встал навытяжку?!

* * *

Сладко пожил, барин? Годы — кружева?...
Ан с тобой мы пара, ты да я — трава.
Что ж ты нос воротишь? Нынче я — твой царь.
Все твердил — пороть, мол... Ты теперь — ударь.
По горбам мужицким забирался в рай,
Только путь-то склизский, чай?!...
Что ж ты рухнул в ноги, поминаешь Бога?!
Он тут ни при чем, напрочь позабыла вольница о Нем...
На всю Русь безумно барыня орет.
Твой холоп безухий ей вспорол живот.
Твой холоп безухий, рваная ноздря...
Зря.
Ты ли в том виновен?...Я людей люблю.

Царскою любовью дарую петлю!

* * *

С глаз долою пелена,
С горла жгут,
Слишком спорная вина —
Скорый суд.

* * *

За весною вслед идем, по заводам,
Да за праздничным столом душу отводим.
Любы сердцу трудники, этих не смять,
Выплеснули рудники в них металла часть.
Пусть не все уйдут со мной, света очи полны —
Хоть на день, хоть на другой, а встретились с волей.
Ну, а дале — будь, что будет, и — поклон земной,
Дарят сабельку мне люди — сажа с золой...
Дарят сабельку мне люди, костры догорают...

А на сабельке на той разноцветною росой,
Не каменья, судьбы их,
Полыхают...

* * *

Звонко дружная капель зелень прочит,
Свиристелочки поют днем и ночью.
Солнцу суслики свистят, ближе манят,
Синим пламенем цветы — на суглинке рдяном,
Сильно балует весна вольные угодья,
Выпьешь взглядом даль до дна — народился вроде.
И звонят царю, звонят, славицу заводы...
Дарят пушки пушкари, делятся бедами,
И в печи огонь фырчит, скорбь их ведая.
Как степняк, фырчит огонь, блики — кони красные,
Убегают от него — в жидкой меди гаснут.
Подмастерьев, мастеров заводского края
Непосильный труд и вера войску отливают...
Колдовство, не колдовство, но весна такая,
Словно давнее родство, а с кем, не знаю...
Но с завода — на завод, людьми обрастаю.

* * *

Снится сад мой, белеет вишенка,
Утопая в ее цветах
Мне проклятия шепчет нищенка,
Небо комкая на плечах.
Сапоги на ногах мужицкие,
Тело — в рубище из огня,
И сверкают, пока не выцвели,
Самоцветы в ее перстнях.
Не расслышать ее проклятия
Сквозь пронзившую боль:
Полыхает родная хата,
А цветы обратились в соль.
Ничего здесь уже не вырастет,
Сколь об этом кого ни проси,
Тает в золоте огненном сирота,
Замирает над степью синь.
И уже не услышить ни слова,
Гостьи имени не угадать...

Но не явит она бескровно
Лик свой истинный никогда.

* * *

И-и-и!... Башкиры осатанели!...
Захотелось к царице Белой.
Шибко гонит она царя,
По пути бы не растерять,
Земли вековые, табуны коней...
А ответ-то — чей?!...
А что — манифесты?
Они — не невесты,
Никакого калыма,
Мимо!...
Ну, озлобились — до неприличия!...
Да в отместку за их забывчивость
К ним земляк из объятий царицы пожаловал —
Без лица и беспалый он!...
Загундосил он, кто его кроил,
Взмыл громовый стон, и стеною — пыль.
И вокруг меня скачут, скачут!...
И кричат, кричат:
— Так, веди нас, бачка!..

* * *

И пошли — из мая в июнь, из июня в июль —
А на всех, нас нас, ой, не хватит пуль,
От смертей веселей наскоки шалые,
День за днем людей в муку перемалывают...
От верховья Ай мы, забыв о жалости,
Подошли к Осе — не ужалила,
На мою положилась милость.
Ворота царю отворила.
Ну, а дале, в Казани,
Старой веры купец подарил мне голштинское знамя.
Голубое... С черным орлом!...

Хошь, не хошь, а станешь царем.

* * *

Волги волны золотые над конскими холками,
Да скубает синь российскую осока колкая.
Правый берег ближе к правде, дорогой — на юг,
Правый берег — переправа в надежду мою.
Что глаза, река искрится от любви людской.
Не отрава — переправа... Пой со мной!...
Это солнце веселится. Нам еще не раз сразиться.
Пой со мной!... Мало ль что еще случится.
Пенза ждет, Саранск, Царицын —
Только б в брызги не разбиться!
Пой со мной, как я пою, смерть в бою...
Пой со мной в одно дыханье, ни на звук не отставая!...
Чтобы, птицей пролетая, обернуться волчьей стаей,
И успеть опять до края,
Где погоня задохнется...
Отдохнем. Напьемся солнца.
Снова в бой.
Пой со мной!...

* * *

И со всех сторон прет ко мне народ,
День за днем бегут бить удачу влет...
Ой, вы, дали синие, дороги белые,
Что же делать с ними, с беглыми?!..
Не от погони плачут иконы...
Пеших — в сторону! Забираю конных!
По России мечутся отряды летучие...

А туманы млечные вырастают в тучи.

* * *

Не хватает опять самой малости...
И воюем мы уже в августе.
За спиною — Казань, Саратов,
И чем больше народа, тем меньше соратников.
На Москву зовут, спьяну, трезвые...

Не допили еще, не дорезали.

* * *

Уговорами да наградами
Не привадить и не порадовать.
Разбегаются.
Подает им колос свой голос.
Разбегаются.
По селам,
Полям своим...
Как не зови.
Рабегаются,
Словно ртуть,
По ватагам... Режут и жгут,
Дурь — не отвага. Режут и жгут... Там и тут,
Как грибы, растут Петры Третьи,
Под кровавым дождичком летним.
В лакейских ливреях...
И... борзеют!
И деревья — голы,
И мертвы и цветы и пчелы.
Дождь кроваый и черный ветер!
Мне еще за него ответить.
С остальным уже не управиться —
С каждым новым Петром от меня убавляется.
Разбегаются...

* * *

А вожу я от самой Казани,
Сына и дочек, и женушку втайне...
Друга покойного вожу семью.
Как о нем я вспомню — плачу и смеюсь.
Ставлю за усопшего свечи в церквах,
Был он другом верным во многих делах
Щедрым был к детям на ласку да слово...
Звался Емельяном он, Пугачевым.
Был, да весь вышел... Шепчу пред иконой:
«Ладно преставляться, ты уж год покойник.
От святого лика отврати глаза,
Чтоб твоей причины никто не узнал.
Горькая кручина: вместо дома — гарь,
Да и для Емели ты — не царь».

* * *

Ой, ты, Стеньки яркий перстень —
От слепца подарок,
Ничего на этом свете
Не бывает даром.
Нанизал его на палец
Над волжской водой,
И вода живою стала,
Наяву живой.
И по ней плывут
Годы — стругами,
И деревья бьют
В небо — струями.
И глядит монах
На меня с мольбой,
Говорит он так —
Стань собой!...

* * *

А и смех — не смех,
Но и страх — не страх,
Да и жизнь — не смерть,
Не грусти, монах.
Не слагай персты
Во знамение...
По реке плоты
Плывут медленно.
А заря — бела,
Ей возрадуйся...
На плотах тела
Па-ру-са-ми.
А бревно к бревну,
Бревна ровные,
Не пойдут ко дну
Братья кровные.
Только мачты плотов —
Царским вензелем,
Видно, вешать скотов
Было весело.
А бревно к бревну,
Бревна ровные,
Не пойдут ко дну
Братья кровные.
Поплывут плоты
Ввысь по радуге,
Не грусти, не стынь,
А возрадуйся.
А иначе как
Нынче с ворами?...
Что ж ты взмыл, монах,
В небо вороном?...
Иль не я зову
Тебя веселиться?...
Буквой «П» плывут
Ви — се — ли — цы...
Видно, вешать скотов
Было весело,
Нынче мачты плотов —
Царским вензелем,
От Петра к Петру
Лету — рядышком,
Где же ты поутру
Сядешь — то?!..
......................

Да чего уж там,
Все одно,
Светит солнце нам,
А вокруг — темно.

* * *

Говорила мама:
— А чужое имя,
Оно — вроде камня
И вроде дыма.
Если не утопит,
Так выест глаза,
Память — не копоть,
Стереть нельзя.
Ляжет память камнем,
Могильной плитою,
Не видать покоя
Между двух имен.
Смертною косою
Засверкает Дон....

Говорила мама:
— А чужое имя,
Оно — вроде камня
И вроде дыма...

***

Птицей время кричит,
Птицей раненой.
От окраины до окраины
Небо сполохами ошпарено.
Над поместьями и дворами
Дым вздымается волдырями...
Не бывает рассвета без ночи,
Не бывает воли
Без боли.
Не бывает позора без почести.
Белый крест на знамени —
Корчится!...

* * *

А на том берегу реки
При честном народе,
Узнают меня земляки,
И глаза отводят.
Кони лоснятся,
Серебро на сабельках,
С этих не спросится
И малой капельки.
А по правой руке моей
Ваня мой, Семибратов,
Смотрит из-под бровей
На меня косовато...
Пробую первое,
Посул не маленький:
— Золотом за верность
Отчеканю сабельки!

Шестьдесят донских перешли ко мне. И удрали...
И не пушки, а душу мою, заклепали.

* * *

Побратимы мои, голытьба,
Что-то нынче по-царски морозом по коже,
Видно, туго меня захлестнула судьба,
Видно, слишком костер осторожен.
В ночь вошла обнаженная степь,
Словно в тело клинок — и ни звука! —
Далеко я от вас, на последней версте...
Скука!
Друга лучшего смерть вспоминаю с трудом,
Перерезали песне безжалостно горло,
И не я, а судьба рассчиталась с врагом...
Но во мне эта песня не смолкла,
И оглох я сейчас и душой онемел,
Позабыл имена и могилы родные,
И одно только слово осталось взамен —
Россия!

* * *

Нет пятерых,
Что меня поставили,
Нет их в живых,
Не с кем пить во здравие.
Бегать надоело,
Играться в прятки,
Но меня на дело
Заветное — хватит.
Хоть Суворов, бешеный,
Без лишних речей,
На оглоблях вешает
Горе — бунтарей.
И мосты возводит,
Из живых солдат,
Не он меня словит,
Достанет беда —
Казацкие распри,
Робость и гнев...


Уходить за Каспий
Не с кем мне!..

* * *

Ох, и зорко —
Глаза горят! —
Новая пятерка
Стережет царя.
А меня не сдать —
Жизни не видать,
И меня опять —
Емельяном звать!...
Ночка голая,
Да костров огни,
Мою голову
Берегут они.
А меня не сдать —
Жизни не видать,
И меня опять —
Емельяном звать!...
Атаманы мои —
Не мои уже
Да луна кроит
Поле выжжено...
А меня не сдать —
Жизни не видать.
И меня опять —
Емельяном звать!...

* * *

И везут меня, везут в клетке.
И сбегаются ко мне малолетки...
Я, как тот попугай, из обоза в Пруссии —
Напоследок мне судьба улыбнулася.
Прав был Носов-бомбардир:
— Ты поменьше думай,
Наше дело — не умри, а умер, так умер...

Девки смотрят молча на меня и железа,
Бабы охают, галдят... Воротят глаза.

* * *

По распутице —
Мимо осень плывет — серой утицей.
А о прутья ветры трутся, как о ветки...
И везут меня, везут в клетке.
И не тесно мне совсем — в...о...о....льно.
И Россия за спиной тонет, тонет
А как встречусь я с распоследним днем,
Так пойдет она целиком на дно.
А коснутся дна мои боль и грусть,
А коснутся дна — я вернусь.

* * *

А куда я ходил, никуда не ходил,
И беда, не беда, я — один.
За себя ответ — просто смех,
И желанья нет отвечать за всех.
Потому что жизнь смерти врет,
А от смертных брызг веселей народ.
И лихи дела не кончаются.
И сияет мгла — не прощается.

* * *

На вопросы отвечаю
Сам себе и...у-ле-та-ю...
И мелькают лица, лица,
Ни одно не повторится...
Плавят камень,
И руда течет из раны...
За полями, за лесами
Бьется тело на аркане,
Офицерик сам хотел меня словить!
Мой аркан — в крови,
Не аркан уже, а клещи,
Раскаленные, зловеще
Зашипели вздохом вещим,
И трепещут белым паром
Седина моя и старость,
А за ними Дон и Волга
Протянулись стоном долгим...
Рвут из прошлого на части!...
Был ли счастлив?...
Вот, кресты в окне темницы,
Для меня оно — Божница,
А в оконце свет от солнца...

Кто сказал — да он смеется?!..

* * *

Две свечи,
Два имени,
Да кафтан малиновый.
Две свечи,
Два пламени
Обжигают память мне.
То — в огне село,
То — зала тронная,
То — светлым светло,
То — ночка темная.
И ковыль звенит
В той ночи...
И горят они,
Две свечи.
И бежит огнем
По степи трава,
Кони ржут в ночном —
Пут не разорвать.
И напрасно звать,
Вот, и храп затих...
А огонь — трава,
Что кормила их.
И в огне — дожди,
И мороз, и зной,
И уже один
Я в степи родной...
И ни эта свеча,
Ни другая свеча
Мне не высветят
Палача.

* * *

В степи, в колодце солнечном,
Пробитом в облаках,
Луч, тучами заточенный,
Мой рассекает страх.
Все, что еще не прожито,
Не пережито мной
Течет спокойно желтою,
Осеннею травой.
Сквозь марево, неясное
От глубины земной,
Я вижу — кони красные
Идут на водопой...

* * *

Я вижу, кони красные
Идут на водопой,
И марево багряное
Становится стеной...

* * *

Тихо врата отворятся,
И вспыхнет пронзительный свет,
Не торопитесь прощаться,
Смерти нет.
В свете прозрачном и влажном
От плаканий всех навзрыд,
Он, молча, предстанет каждому,
Кто как Его мнит.
И станут пустые речи
Серебряной тишиной,
И Он породнит навечно
Всех — со мной.

* * *

Но!..
Ступеньку, как стремя!..

Но!..
Коснутся дна
Моя боль
И грусть!...

А коснутся дна —
Я вернусь!