Василий Алексеевич Кар (1730—1806) — генерал-майор из дворянского рода Каров. Участник Семилетней войны, командующий первой правительственной экспедицией, направленной на подавление восстания Е.И. Пугачева. После отпора, полученного от яицких казаков на пути к осажденному Оренбургу, самовольно оставил войска и убыл в Москву, из-за чего был с позором уволен из армии с запретом проживать в столицах.
Сын потомка шотландского рыцарского рода, начальника Соляной конторы, подполковника Алексея Филипповича Кара (1680—1756), участника сражений под Нарвой и Полтавой, от его брака с гофмейстериной двора. Василий Кар в службу вступил в 1740 году, 4 января 1742 года был зачислен в пажи при дворе императрицы Елизаветы Петровны. В 1748 году по настоянию отца переведен в армию, поручиком в Виленский пехотный полк. К началу Семилетней войны дослужился до звания секунд-майора, участвовал в сражениях в составе русской армии, затем в 1757 году был волонтером при австрийской армии, в 1758 году — при французской, последние три кампании — вновь в составе российской.
17 апреля 1763 года произведен в полковники. В 1766 году был отправлен в Польшу, в распоряжение князя Репнина и назначен был состоять при князе Радзивиле, который в это время принял сторону русского правительства, получил позволение вернуться в Польшу и вступить в управление своими имениями, но за которым, ввиду известной слабости его характера и его непостоянства, необходимо было иметь бдительный надзор; несколько раз в течение 1767 и 1768 годов В.А. Кар приезжал с депешами и устными докладами от кн. Н.В. Репнина к гр. Н.И. Панину; он же командовал русским отрядом, стоявшим в Радоме, в июне 1767 г., когда там составлялась генеральная конфедерация и очень успешно выполнил все предписания кн. Репнина, клонившиеся к тому, чтобы заставить съехавшихся послов исполнить все требования России.
22 сентября 1768 года был произведен в бригадиры. В мае 1769 года Кар был назначен командиром сформированного в начале войны с Турцией легиона, получившего сначала имя Иностранного, затем переименованного в Санкт-Петербургский. 1 января 1770 года произведен в генерал-майоры, а в декабре того же года получил заграничный отпуск на теплые воды для лечения.
В 1773 году Кар руководил набором рекрут в Петербурге, когда были получены известия об объявлении в Яицком казачьем войске самозванца, принявшего имя императора Петра III, захвате казаками крепостей Яицкой линии и блокаде Оренбурга.
14 октября Военная коллегия дала ему указ «как наискорее отсюда отправясь, следовать в Казань, а оттуда, усматривая надобность, и в Оренбург», там «учинить над злодеем поиск и стараться как самого его, так и злодейскую его шайку переловить и тем все злоумышления прекратить»; Казанскому и Оренбургскому губернаторам предписано было действовать по соглашению с Каром, и на театр восстания были уже отправлены военные силы, которыми правительство находило возможным располагать. В состав спешно сформированного корпуса были включены гарнизонные роты и батальоны отдельных частей, а также иррегулярные калмыцкие и башкирские части.
Кар выехал из Петербурга 15 октября, в Москву прибыл 20 октября, на следующий же день выехал далее и 30 октября приехал в Кичуевский фельдшанец, находившийся в 432 верстах от Оренбурга. Он опередил все команды, которые должны были поступить под его начальство и мог располагать только теми силами, которые уже до него находились на месте и состояли из 1600 чел. гарнизонных солдат, 1200 чел. вооруженных поселян и 606 человек полевых войск. Казанский губернатор генерал-пор. Брандт уверял его, что шайка Пугачева состоит из совершенно неопасного сброда. Кар, видел недостаточность своих сил, но надеялся быстрым нападением рассеять мятежников и 2 ноября двинулся к Оренбургу, с отрядом в 1467 человек.
7 ноября 1773 года авангард Кара был атакован мятежными казаками под командованием атаманов Андрея Овчинникова и Чики Зарубина у деревни Юзеевой. В ходе боя башкирские отряды перешли на сторону восставших, имевших к тому же преимущество в артиллерии. Как докладывал Кар в Военную коллегию после боя: «Во время сего следования со всех сторон, а особливо из деревни Юзеевой от Оренбурга наскакало сих злодеев на меня верхами более дву тысячи человек, и подвезя артиллерии 9 орудий начали стрелять ядрами и гранатами, но как по неимению при мне легких войск не можно мне было ничего с ними зделать, кроме что отстреливатца по их батареям, из имевшихся со мною одного осьми фунтового единорога, под которым напоследок подбили лафет; и четырех 3-фунтовых пушек ис коих три весьма безнадежныя... и так я по множеству случившихся дефилеев маршируя 17 верст отстреливался восемь часов... Артиллериею своею чрезвычайно вредят; отбивать же ее атакою пехоты также трудно, да почти и нельзя; потому, что они всегда стреляют из нее, имея для отвозу готовых лошадей, и как скоро приближатца пехота станет, то они отвозя ее лошадьми далее на другую гору и опять стрелять начинают, что весьма проворно делают и стреляют не так, как от мужиков ожидать должно было».
В ходе трехдневного боя правительственные войска потерпели поражение и 9 ноября Кар был вынужден отступить к Бугульме. Получив известия о пленении под Оренбургом еще одного крупного правительственного отряда под командованием полковника Чернышева, Кар, по словам Пушкина, «совершенно упал духом и думал уже не о победе над презренным бунтовщиком, но о собственной безопасности». Сдав командование корпусом генерал-майору Фрейману, Кар под предлогом болезни уехал в Москву.
Императрица Екатерина II была чрезвычайно разгневана поведением Кара и повелела «исключить его из службы». В указе Военной коллегии от 1 декабря 1773 года говорилось, что Кар, в момент, когда ему представился случай совершить «подвиг должному его к службе усердию и мужеству» не щадя своей жизни, при первой же неудаче пал духом, оставил важный пост, сдал порученную ему команду и самовольно от нее удалился. Учитывая это, «ее императорское Величество не находит прочности в нем к ее службе и высочайше указать соизволила Военной коллегии от оной его уволить и дать абшид, почему он из воинского стата и списка и выключен», с запретом проживания в столицах.
В 1775 году Кар купил с аукционного торга имение князя Бориса Васильевича Голицына, сельцо Горяиново (ныне село Кольцово, Ферзиковский район, Калужская область) с деревнями в Калужском уезде, где занялся организацией полевого хозяйства, которое довел до совершенства. Вводимые Каром передовые сельскохозяйственные методы сопровождались жестокими крепостническими порядками. Нерадивых, по его мнению, крестьян Кар селил в специально выстроенную рядом с Горяиново слободу Ленивку. При этом такие крестьяне лишались своих прежних домов и земельных угодий, скота и прочего имущества и переводились на «месячину». Более того, Кар своевольно распоряжался и судьбой их детей, отбирая их у родителей и отдавая в обучение мастеровым и ремесленникам, либо в малодетные крестьянские семьи. Для поощрения и наказания крестьян Кар разработал собственный кодекс, за соблюдением которого следил вотчинный управитель из числа крепостных. Очевидно, эта жестокость послужила источником ошибочного предания, что Кар был убит собственными крепостными, приведенного А.С. Пушкиным в приложенных к «Истории Пугачева» «Замечаниях о бунте»: «Сей человек, пожертвовавший честью для своей безопасности, нашел однако ж смерть насильственную: он был убит своими крестьянами, выведенными из терпения его жестокостью».
По отзывам современника, первое время все Кара «очень осуждали и долгое время многие боялись к нему ездить», но он был «хлебосол, весьма гостеприимный и любезный в обращении, будучи богат, жил в большом довольстве и никогда и не намекал, что был отставлен от службы».
После смерти Екатерины II Кар был вызван в Петербург, где император Павел I разрешил ему выезжать из своего имения. В 1796 году Кар поселился в Москве, во вновь купленном доме на Новой Басманной улице, в котором он и скончался 25 февраля 1806 года. Похоронен в своем подмосковном имении — селе Воскресенское (Колтышево) Клинского уезда. Согласно записи в метрической книге храма Петра и Павла, отпевание генерал-майора Василия Алексеевича Кара проводил епископ Дмитровский Августин, на тот момент первенствующий по сану в Московской епархии, что свидетельствовало о том, что давняя опала была забыта и похороны прошли «по первому разряду».