Крестьянская война 1773—1775 гг. под предводительством Е.И. Пугачева была самым мощным вооруженным выступлением трудовых масс России против режима феодальной эксплуатации и политического бесправия.
Крестьянские войны в России XVII—XVIII вв. — высшая форма классовой борьбы различных категорий феодально-зависимого населения страны. Они охватывали большие территории, в какой-то степени преодолевая локальность и стихийность, присущие народным движениям; отличались упорством и длительностью борьбы; характеризовались одновременностью выступлений, широким привлечением антифеодальных сил, многонациональным составом участников и многочисленностью повстанческих отрядов, которые, опираясь на общность выдвигаемых требований, часто сражались вместе, плечом к плечу, тесно взаимодействовали друг с другом. В ходе крестьянских войн население страны буквально распадалось на два враждующих лагеря: правительственный и повстанческий. Создаваемые на освобожденных от государственной администрации территориях относительно устойчивые повстанческие центры и органы управления вносили в народную борьбу элементарные начала организации, способствовали преодолению, до известной степени, разрозненности и разобщенности действий восставших. Крестьянские войны были настоящей войной между государством и народом, которую они вели силами правительственной армии и повстанческого войска. Участники этих крупнейших вооруженных выступлений народа боролись за «землю и волю», против феодально-крепостнического гнета1.
Обозначенное составляет важнейшие черты крестьянских войн, отличающие их от других форм классовой борьбы народных масс России. В них суть и сила крестьянских войн.
В то же время, крестьянским войнам были присущи многие признаки слабости народных движений. Прежде всего, это стихийность движения, разобщенность участников. Восставшие поднимались на вооруженную борьбу, ведомые близкой целью, а более — чувствами боли и гнева против своих угнетателей и поработителей, и не имели какой-либо конкретной созидательной программы, единой идеи. Наоборот, их питали многовековые монархические иллюзии, надежды на «царя-избавителя». Наконец, участники крестьянских войн, достигнув на короткое время своих частных целей, могли отвернуться от общих задач и покинуть стан восстания, заведомо обрекая и себя, и соратников на поражение. Но все же развитие событий, перипетии и испытания войны налагали свою печать на сознание и мировоззрение повстанцев, положительно сказывались на росте их сознательности.
Крестьянская война 1773—1775 гг. охватила обширную территорию на юго-востоке страны (это губернии Оренбургская, Казанская, Сибирская, Нижегородская, Воронежская, Астраханская), где проживало до 2 млн 900 тыс. жителей мужского пола, в основной своей массе состоявших из крестьян различных социальных категорий и служилого населения2. Восстание стало следствием усиления феодального и национального угнетения трудовых масс со стороны государства и помещиков, обострения кризисных ситуаций в социально-экономической жизни страны в условиях начавшегося разложения феодализма3. Глубокий социальный антагонизм между угнетенным населением и господствующей верхушкой проявлялся, мы видели, в разнообразных формах противоборства. Кульминацией народной борьбы стало выступление Пугачева, быстро переросшее в широкую крестьянскую войну. Очагом повстанческого движения, территорией, где разворачивались его основные события и в течение двух лет многонациональные пугачевские отряды стойко сражались за «землю и волю», стал Южный Урал.
Застрельщиками Крестьянской войны 1773—1775 гг. выступили яицкие казаки. Одним из действенных факторов превращения народного движения в крестьянскую войну было участие на стороне восставших значительной военной силы, способной внести в ряды повстанцев известный элемент организованности, решить ряд принципиально важных вопросов воинского характера. Именно такую роль в Пугачевском восстании взяло на себя служилое население края и прежде всего казаки Яицкого войска. Казачество уже на стадии подготовки восстания ориентировалось на поддержку крестьянства. Выдвинутый яицкими казаками предводитель народной войны донской казак Е.И. Пугачев говорил накануне восстания, что «он с войском следовать будет в Русь, которая-де вся к нему пристанет»4.
Несмотря на значительный вклад яицких казаков, башкир и другого служилого населения в организацию восстания, его фундаментальной социальной силой стало крестьянство. Участие в восстании широких масс крестьянства, его реальные интересы, его место в общеисторическом процессе превратили движение в крестьянскую войну, придали ей собственно антикрепостническую, антидворянскую направленность5.
Началом Крестьянской войны считается 17 сентября 1773 г. — день, когда Е.И. Пугачев обнародовал перед казаками Яицкого войска свой первый манифест, где жаловал их старинными казачьими вольностями и привилегиями, а затем с отрядом всего в 60 человек выступил в поход к административному центру войска — Яицкому городку6.
Е.И. Пугачев родился около 1742 г. в обедневшей казачьей семье и в той же самой станице Зимовейской на Дону, откуда был родом предводитель Крестьянской войны 1668—1671 гг. Степан Разин. Он прошел хорошую военную подготовку: с 17 лет находился на казачьей службе, участвовал в Семилетней войне 1756—1763 г., а в 1768—1770 гг. — во второй русско-турецкой войне. За отвагу, проявленную при штурме крепости Бендеры, получил звание хорунжего (младший казачий офицерский чин). В 1771 г. был отпущен по болезни домой на лечение. Не добившись отставки, Пугачев самовольно ушел из войска, перешел на положение «беглого казака». Он много походил по стране, был и за ее рубежами. Жил среди терских казаков, в селениях раскольников-старообрядцев под Черниговом и Гомелем, затем среди заволжских старообрядцев на р. Иргиз и, наконец, в Яицком городке.
Во время службы в армии, странствований по стране Пугачев видел нищету, бесправие, отчаяние трудовых масс: по его словам, «примечал, что везде народ раззорен». Узнал он, что и яицкие казаки терпят «много обид и налог», что их восстание 1772 г. было жестоко подавлено7. Исподволь, но неотвязно у Пугачева, положительно, складывалась мысль о возможности и осуществимости народного восстания. Острым воинским глазом он подмечал и цепким крестьянским умом учитывал и показательный рост недовольства народа феодальнокрепостнической политикой властей, и движение слухов о появлении «царя-избавителя» Петра III, и многое другое, а также отправку значительного количества войск на фронты русско-турецкой войны. А общение в ноябре 1772 г. с казаками убедило его, что и на Яике царят обида, гнев, ненависть — точно повстанческие настроения. Он не преминул подогреть их и признался, будто бросил горящую головню в сухую солому: «Везде молва есть, что государь Петр Третий здравствует..., то я под именем его могу взять и Москву»8.
В декабре 1772 г. Пугачев был арестован и отправлен в казанскую тюрьму за подстрекательство яицких казаков к бегству на Кубань. Видимо, Пугачев, вынашивая идею восстания, рассматривал варианты, а то и испытывал колебания. По приговору Сената он был осужден на каторжные работы в Пелым. Но в мае 1773 г. Пугачеву удалось бежать из тюрьмы. Он вернулся на Яик и с группой казаков в августе — первой половине сентября принялся обсуждать вопросы предстоящего восстания как дела решенного окончательно и бесповоротно.
Казаки оценили ум, решительность, волевой и энергичный характер Пугачева; оценили его находчивость, умение разбираться в событиях и людях, организаторские способности. С их согласия Пугачев принял на себя имя «императора Петра Федоровича».
Е.И. Пугачев. С портрета неизвестного художника, написанного на портрете Екатерины II 21 сентября 1773 г.
Как показывал на допросе в Оренбургской секретной комиссии 1 мая 1774 г. М.Д. Горшков, секретарь повстанческой Военной коллегии, «по многим советываниям... приметили мы в нем [Пугачеве] проворство и способность, вздумали взять его под свое защищение и его зделать над собой властелином». По утверждению Горшкова, некоторые казаки знали о происхождении Пугачева, но согласились признать его «государем Петром Федоровичем», надеясь на восстановление «своих притесненных и почти упадших обрядов и обычаев»9.
Поддерживая самозванство Пугачева, казаки принимали здесь во внимание два момента, которые должны были, на их взгляд, обеспечить успех восстанию. Во-первых, их выступление во главе с незаконно свергнутым «императором Петром III» приобретало высокий нравственный критерий справедливой борьбы за его восстановление на престоле. Во-вторых, движение заведомо привлекло бы крестьянские массы, завороженные популярной легендой о «царе-избавителе»10.
В августе — первой половине сентября Е.И. Пугачев и его сподвижники М.А. Кожевников, М.Г. Шигаев, И.Н. Зарубин и др. создали повстанческий центр, который наметил в общих чертах решение ряда начальных вопросов политического и военного характера и занялся фактической подготовкой восстания. От имени «государя Петра III» Пугачев заверил казаков, что возродит их старинные права, и они получат государственное обеспечение за службу. Созрело у него, надо думать, и обращение к крестьянству: уже тогда ставился вопрос об обязательном освобождении крестьян от крепостничества11.
Содержательность и собранность начальной деятельности Пугачева и его единомышленников из радикально настроенных казаков сразу нашла оценку первых историков Крестьянской войны. «Нельзя пропустить без внимания, однако же, плана народного возмущения и первоначальных действий, которыя обнаруживают в составителе опытность, знание края и военныя способности», — писал в 60-е годы XIX в. историк яицкого казачества А. Рябинин12. По оценке современных исследователей, создание центра по подготовке восстания служит свидетельством «заметной зрелости Пугачевского движения по сравнению с предшествовавшими ему стихийными народными выступлениями XVII—XVIII вв.»13
18 сентября пугачевский отряд, насчитывавший свыше 500 чел., выступил к Яицкому городку. Встреченные артиллерийской стрельбой, повстанцы после двух неудачных приступов, 18 и 19 сентября, не решились на штурм хорошо укрепленной крепости и двинулись вверх по Яику вдоль линии укреплений к Оренбургу. По пути движения пугачевского отряда крепости сдавались одна за другой, а их постоянные и временные жители пополняли отряд Пугачева. Безотказно действовала тактика рассылки по крепостям именных указов «государя императора Петра III»: население в целом брало сторону повстанцев, местные гарнизоны были в смятении.
21 сентября яицкие казаки Илецкого городка, арестовав атамана и его сторонников, открыли ворота перед пугачевцами. В городке был сформирован Илецкий полк. На кругу казаки выбрали полковником И.А. Творогова14. У Илецкого городка кончались земли Яицкого войска (Сакмарский городок располагался отдельно в 29 верстах к северо-востоку от Оренбурга). Далее на пути повстанцев стояли крепости, заселенные казаками Оренбургского войска и армейскими гарнизонными командами.
24 сентября Пугачев стремительным броском овладел Рассыпной, через два дня — Нижнеозерной крепостями, где к нему присоединилось более сотни казаков. Затем повстанцы направились к Татищевой крепости. Та была хорошо укреплена, располагала 13 пушками. Незадолго до прихода пугачевцев на помощь гарнизону подошел высланный из Оренбурга объединенный отряд под началом бригадира Х.Х. Билова. В его состав входило 200 солдат, 150 казаков Оренбургского корпуса, 60 калмыков, несколько канониров, обслуживавших 6-орудийную батарею. Всего в Татищевой собралось до тысячи солдат и казаков. 27 сентября в ходе сражения около крепости они были разбиты. К Пугачеву присоединились казаки Оренбургского корпуса во главе с сотником Т.И. Падуровым, депутатом Уложенной комиссии, и татищевские казаки вместе со своим атаманом И.С. Смирновым. Присягу на верность «Петру III» — Пугачеву — приняли 300 солдат. В тот же день крепость была взята15. Здесь, как и в других крепостях, повстанцы жестоко расправились с командным составом гарнизона, который оказал им вооруженное сопротивление и не присягнул самозваному царю16.
Разгром отряда бригадира Билова, усиленного гарнизоном крепости, был крупной победой пугачевцев. Известие о ней с тревогой восприняли в Оренбурге, а вскоре оно дошло до столицы.
Военные успехи повстанцев способствовали быстрому увеличению их отрядов. 30 сентября пугачевцы как нельзя лучше были встречены казаками Чернореченской крепости. До Оренбурга оставалось 28 верст. Но Пугачев не решился сразу идти к губернскому городу. 1 октября он занял Сеитову (Каргалинскую) татарскую слободу, находившуюся в 18 верстах к северо-востоку от Оренбурга. По показаниям Пугачева во время допросов, «татары встретили его с честию и пристав все, сколько их было», оставались в дальнейшем с ним «безотлучны». Полк сеитовских татар возглавил повстанческий полковник Муса Улеев17.
На следующий день пугачевцы вошли в Сакмарский городок, откуда по распоряжению губернатора казаки и боеспособное население заблаговременно были выведены в Оренбург и Красногорскую крепость.
Из Сакмарского городка отряд Пугачева двинулся к Оренбургу и 4 октября расположился лагерем в 5 верстах от города. (Через месяц повстанцы перебрались в соседнюю Бердскую слободу, знаменательное место, которое дало название всему повстанческому лагерю, просуществовавшему до весны 1774 г.). Пугачеву запомнилось, что тогда у него было около 2500 бойцов: 800 яицких казаков, 740 оренбургских казаков и ставропольских калмыков, 500 сеитовских татар, 400 солдат. Они имели 20 пушек и 10 бочек пороха, захваченных в крепостях и форпостах18. Эти силы стали основой формирования здесь главного повстанческого войска.
Именной указ «Петра III» — Пугачева башкирам. 1 октября 1773 г. РГВИА. Ф. 20. Д. 1230. Л. 73. Перевод с тюрки
5 октября повстанцы блокировали Оренбург. С этого дня начался отсчет почти полугодовой осады города — административного центра огромного края, крупного военно-стратегического пункта, опоры царского правительства на юго-востоке европейской части страны. Пугачев и его ближайшие сподвижники понимали, что имевшихся у них сил было недостаточно, чтобы взять Оренбург, и они развернули энергичную деятельность по комплектованию войска, расширению повстанческого движения.
Как истинный казак, свои надежды на боевые успехи Пугачев связывал с конницей: «Естьли де мне удасться взять Оренбург и Яик, то я с одною конницею пойду в Казань, а по взятии оной в Москву и в Петербург»19. Поэтому особое внимание предводителя и его окружения было направлено на привлечение в войско яицких и оренбургских казаков, башкир, калмыков. Сохранились данные о 14 указах Пугачева казакам Яицкого войска20. Призывая их послужить «за свое отечество мне, великому государю амператору Петру Федоровичу», Пугачев жаловал их старинными казачьими вольностями и привилегиями, рекою Яик, «землею, и травами, и денежным жалованьям, и свиньцом, и порахам, и хлебныим провиянтам». Посулил сделать их первым в стране сословием: «И как вы, так и потомки ваши, первыми при мне, великом государе, учинитись». Обещал им, в большинстве раскольникам, свободу верования21. По его предложению, казаки вновь стали собирать круги, на которых по старинному обычаю выбирали атаманов и походных командиров. А Пугачев «своей императорской волею» утверждал решения круга22.
Большинство казаков поверило тому, что Пугачев — «точной государь»23. Однако не сразу присоединились к войску Пугачева. Часть казаков оставалась в крепостях и форпостах, от Яицкого до Гурьева городка, где они несли пограничную службу. Около 500 казаков служило в Кизляре24. Да и в самом Яицком городке оставались казаки, опасавшиеся за судьбы своих семей, которым угрожала расправа со стороны коменданта городка.
Но казаки игнорировали приказы Рейнсдорпа и Симонова идти в погоню за пугачевцами. Властям пришлось прибегнуть к крупному «материальному поощрению». Как отчитывалась губернская канцелярия перед Сенатом, «на подъем войска Яицкого казакам с их старшинами для искоренения известного злодея Пугачева выдано каждому казаку по 10 руб., а всего 4250 руб. из чрезвычайных расходов»25. Эти деньги получила команда из 378 «верных» казаков во главе с войсковым старшиной М.М. Бородиным. В начале октября она вошла в Оренбург и участвовала во всех сражениях с повстанцами у стен города. В крепости («ретраншаменте»), сооруженной подполковником Симоновым внутри Яицкого городка, находились 142 «верных» властям казака. (По сведениям оренбургского губернатора, 23 яицких казака здесь были убиты повстанцами за отказ присоединиться к ним.) Всего на первом этапе народного движения в карательных отрядах насчитывалось не более 550 казаков26.
В середине ноября в повстанческом войске под Оренбургом было 1400 яицких казаков27. До конца года сюда подъехали команды с Нижнего Яика. Полных сведений о количестве казаков в Бердском повстанческом лагере не обнаружено. А многие из них были разосланы из Берды по Оренбургской и соседним Казанской и Сибирской губерниям. Яицкие казаки составляли наиболее активную, боеспособную часть повстанческих сил под Оренбургом, а также — в Самаро-Волжском, Уфимском, Нижнеяицком и некоторых других районах восстания. Основная масса населения Яицкого войска, включая женщин и стариков, участвовала в народном движении. Из 5,5 тыс. действительно служащих (по данным коменданта Симонова) и 809 отставных казаков в повстанческих отрядах сражалось не менее 5 тысяч конников.
В народном движении участвовала и казачья старши́на «непослушной» войсковой стороны. Ее влекла ненависть, влекла общая с рядовыми казаками вражда к центральным и местным органам власти, ограничивавшим права войска, внедрявшим, вместо казачьего самоуправления и других привилегий, «регулярство», т. е. систему уравнения казаков с солдатами регулярной армии. Часть соглашательски настроенной старши́ны, так называемые «умеренные», примкнула к восставшим под напором решительных действий рядовых казаков или в надежде получить из рук воскресшего «императора Петра III» права и привилегии первого сословия России.
Старши́на «согласной» стороны, не принимая активного участия в боевых действиях пугачевцев, не проявила себя и в борьбе с повстанцами. Государственной Военной коллегией была отмечена «отличная верность» лишь нескольких человек из командного состава войска.
В первые месяцы восстания Пугачев и его сподвижники уделяли особое внимание агитации среди оренбургских казаков. В конце сентября—октябре было обнародовано не менее 7 указов «государя Петра III», адресованных атаману казачьего войска подполковнику В.И. Могутову, засевшему с частью казаков в Оренбурге, жителям крепостей Верхнеяицкой дистанции (Рассыпная, Нижнеозёрная, Татищева, Чернореченская) и Красногорской дистанции (Красногорская, Верхнеозерная)28. Населению крепостей Пугачев обещал те же «монарший милости» и экономические выгоды, что и яицким казакам. Особым пунктом, например, в указе к жителям Рассыпной крепости от 24 сентября отмечалось: «А вольность, хоть и нелегулярные, но всяк на веки получит». Это, возможно, означало, что маложалованным служащим казакам и сверхштатным, так называемым «своекоштным» казакам, не получавшим какого-либо вознаграждения, Пугачев обещал платить постоянное жалованье, как платило государство солдатам регулярных войск29.
Казаки с Верхнеяицкой дистанции сразу присоединились к пугачевцам. А вот казаков, служивших по Красногорской дистанции, успел собрать и увлечь в Верхнеозерную крепость бригадир А.А. Корф. В его корпусе насчитывалось 1418 солдат и 1077 нерегулярных. Среди последних большинство составляли оренбургские казаки. 13 ноября из-за нерадивости пугачевской вольницы Корфу удалось войти в Оренбург. До этого в городе было 467 служащих казаков Оренбургского корпуса30.
Казалось бы, губернатору, стягивавшему войска на помощь осажденному Оренбургу, удалось заполучить значительную часть (до 40%) служащих казаков. Но рапорты командиров команд, посылаемых из города против пугачевцев, извещали, что «нерегулярные, находя себя в робости против артиллерии злодейской толпы, почти ничего не содействовали, а стояли больше под защитою здешних пушек»31. Бесполезность содержания такой «силы» в городе, испытывавшем недостаток в продовольствии и фураже, заставила губернатора принять решение о высылке 500 казаков Исетской провинции.
Таким образом, под командой войскового атамана В.И. Могутова в Оренбурге оставалось около 1000 казаков. В гарнизоне Яицкого городка было 94 оренбургских казака, в Верхнеозерной крепости в команде полковника О.Х. Демарина — 30, несколько десятков — в Орской крепости у генерал-майора С.К. Станиславского и Верхнеяицкой крепости у полковника Е.А. Ступишина. Сотня казаков Самарской дистанции была включена в отряд полковника П.М. Чернышева32.
Именной указ «Петра III» — Пугачева населению Ногайской и Сибирской дорог Оренбургской губернии. 1 октября 1773 г. На тюрки. РГАДА. Ф. 6. Д. 416, ч. 2. Л. 436
Тем временем, повстанческое войско под Оренбургом, в котором в начале октября находилось 740 оренбургских казаков и калмыков, быстро и изо дня в день пополнялось казаками, включенными было в карательные отряды, но при любой возможности переходившими к пугачевцам. В октябре с Красногорской дистанции, нарушив приказ А.А. Корфа, ушли в Берду 100 казаков, несших службу на пограничной линии, и команда красногорских казаков во главе со своим атаманом Гумером Ермаковым. 13 ноября пугачевцы окружили отряд П.М. Чернышева, и все казаки добровольно «предались» пугачевцам. 25 ноября Пугачеву, следовавшему к Верхнеозерной крепости, удалось перевербовать отряд упомянутых 500 исетских казаков, шедших из Оренбурга33.
Эти данные позволяют судить о том, что в Берде к концу ноября было не менее 1500 оренбургских казаков. В сохранившихся документах имеются сведения, что и в дальнейшем сюда на службу «императору Петру III» ехали казаки из крепостей Самарской дистанции, Уфимской и Исетской провинций. Оренбургские казаки составляли ударную силу многочисленных и разнородных крестьянских отрядов, действовавших на территории губернии, особенно в Самаро-Волжском и Исетском повстанческих районах. Из 5196 служащих и 2218 отставных казаков в повстанческой коннице было не менее 5 тысяч казаков Оренбургского войска34.
Что касается старших чиноначальников Оренбургского казачьего войска, то в своем большинстве они оставались надежно преданными властям. Сам атаман Могутов, а также командир Оренбургского корпуса полковник А. Углицкий и другие чиновные лица корпуса и войсковой канцелярии находились в осажденном повстанцами Оренбурге.
Не присоединились к повстанцам и атаманы казачьих крепостей Уфимской провинции. Атаманы крепостей Сакмарской и Самарской дистанций, захлеснутые волной народного движения, были вынуждены по принуждению или из страха за свою жизнь служить «Петру III», но тотчас бежали из пугачевского стана, сдавались властям, едва завидев подход правительственных войск. Стоявшие ниже по рангу сотники, пятидесятники, писари в большинстве шли в повстанческие отряды вместе с рядовыми казаками.
По пути к Оренбургу Пугачев впервые вступил в контакт с башкирами ближайших к Яику волостей Ногайской дороги. По показаниям пугачевского секретаря яицкого казака Балтая Идеркеева на допросе в Оренбургской секретной комиссии, 30 сентября в Сеитову слободу к Пугачеву приехал старшина Бушмас-Кипчакской волости Кинзя Арсланов с 6 башкирами и заявил, «что вся их башкирская орда, буде он пошлет к ним свой указ, приклонится к нему»35.
1 октября в Башкирию были отосланы два именных указа «Петра III» — Пугачева, написанных на тюрки: вождь жаловал башкир землями и водами, денежным и хлебным «довольствием», а также «верою и законом вашим», т. е. объявлял свободу вероисповедания и отправления национальных обычаев и обрядов36.
Как вспоминал Пугачев во время допроса в Тайной экспедиции Сената, уже в начале октября Кинзя Арсланов прибыл к нему с отрядом в 500 чел., за что сразу был возведен в чин полковника37. А повстанческий атаман И.Н. Зарубин-Чика и вовсе утверждал, что Кинзя привел 5 тысяч башкир, и Пугачев «принял его с честию и на каждого башкирца роздал... денег по рублю»38. Впрочем, эти данные относятся, скорее всего, к началу ноября, когда Кинзя, уже ставший главным полковником, командовал сводной башкирской, мишарской и калмыцкой конницей, входившей в Главное повстанческое войско. Но, во всяком случае, с этого времени Кинзя Арсланов становится ближайшим помощником Пугачева, остается его преданнейшим сподвижником и единомышленником, верным другом вплоть до предательского захвата вождя Крестьянской войны. Кинзя вел широкую агитационную деятельность среди населения Южного Урала, был советником Пугачева во многих стратегических проблемах движения, особенно в отношениях предводителя восстания с нерусскими народами Урала и Поволжья.
С указов «императора Петра III», щедро жаловавшего башкирам многие милости или, как толковал Кинзя соплеменникам, «желаемое нами от Бога, дал Бог нам», собственных воззваний главного полковника, убеждавшего свой народ, что настал момент, когда все должны подняться на борьбу против бесправия,39 начался переход на сторону восстания башкирских команд, мобилизованных было властями для проведения карательных операций.
К середине ноября в Главное повстанческое войско под Оренбургом влились отряды башкир и мишарей, собранные по заданию губернатора в районе Сакмарского городка, у Стерлитамакской пристани и в Верхнеяицкой крепости. Вместе их было более 5 тыс. конников40. Перешли к пугачевцам и до 1700 башкир, находившихся в корпусе генерал-майора Ф.Ю. Фреймана, направленного по свежему следу на подавление восстания41. Власти фактически помогли Пугачеву в кратчайшее время пополнить повстанческое войско такой мощной боевой силой, какой была башкирская конница, а правительственные войска лишились столь необходимой им кавалерии. К концу года башкирские отряды, пришедшие в Берду, насчитывали уже 10—12 тыс. чел.42
Значительную часть войск под Оренбургом составляла также хорошо подготовленная в военном отношении конница из Ставропольского калмыцкого корпуса. В своем рапорте в Военную коллегию от 16 ноября 1773 г. И.А. Рейнсдорп сообщал, что по показаниям перебежчиков и пленных пугачевцев в Берде находилось 700 ставропольских калмыков43. 500 чел. из них перешли к повстанцам 13 ноября при захвате последними отряда полковника Чернышева, остальные присоединились при взятии пугачевцами укреплений Нижнеяицкой и Красногорской дистанций. Перебегали они к восставшим и из осажденного Оренбурга. Так, 18 октября, по записям Журнала Рейнсдорпа, 120 ставропольских калмыков из сопровождения группы жителей города, отправившихся вместе «для фуражирования», обратно не вернулись44. Возможно, в Берде осталась лишь часть перебежчиков-калмыков, а остальные ушли в свои улусы.
В декабре пугачевский полковник Ф.И. Дербетев привел в Берду 250—300 калмыков из Ставропольского уезда. Если учесть, что в калмыцком корпусе числилось способных к службе 1816 чел. в возрасте от 21 года до 45 лет45, то в конце года в повстанческом войске находилось более 50% служилых калмыков (Около 400 калмыков оставались в составе гарнизонных войск, сосредоточенных в Оренбурге, Орской и Верхнеозерной крепостях, но, по отзыву армейских офицеров, они не проявляли активности в боевых действиях против пугачевцев)46.
Таким образом, Главное повстанческое войско имело к началу зимы в своем составе несколько тысяч конников, входивших ранее в иррегулярные части губернии. Свой прежний боевой опыт они использовали при осаде и взятии крепостей Оренбургской линии, в открытых сражениях с регулярными войсками. Следует заметить, что конные отряды служилого населения края по распоряжениям Пугачева и его Военной коллегии направлялись из Берды на помощь другим повстанческим центрам. Поэтому их количество в повстанческом войске постоянно менялось.
Оренбург. С гравюры начала XIX в.
Более половины численности Пугачевского войска составляли поверстанные в казаки крестьяне и заводские люди, отряды которых составляли пехоту войска. Как рассказывал во время допросов Е.И. Пугачев, в ответ на разосланные им указы к заводскому населению и крестьянам те «в короткое время прислали ко мне... завоцких крестьян и всякого сорту семнатцать тысеч».47 Источники называют крестьян разных категорий: это помещичьи, дворцовые, государственные и экономические крестьяне, однодворцы и пахотные солдаты, — и разных национальностей — русских, татар, чувашей, марийцев, украинцев, удмуртов, мордву. Среди них были добровольцы из отдаленных районов губернии.
В Главном войске служило также до 2 тыс. солдат, поверстанных в казаки48. Часть из них была объединена в особый солдатский полк, которым командовали армейские подпоручики И.И. Астренев и М.А. Шванвич, произведенные Пугачевым в атаманы. Кто-то здесь служил по принуждению, а кто-то искренне поверил в новоявленного «императора», обещавшего всем вольности и блага.
По показаниям М.А. Шванвича, у Пугачева в плену находилось 11 пленных офицеров в звании от отставного корнета до поручика49. Думный дьяк пугачевской Военной коллегии И.Я. Почиталин, характеризуя отношение повстанческого руководства к офицерам регулярных войск, говорил на допросах: «Сначала от Пугачева приказание было, чтоб, никого дворян и офицеров не щадя, вешать, а потом проговаривал о тех, кои сами к нему явятся и принесут повинную, таковых прощать и писать в казаки, ибо намерение ево было во всем государстве людей, кто б какого звания ни был, зделать казаками»50. Все офицеры в Берде занимали командные должности, но большинство служило из страха за свою жизнь.
В начале ноября повстанческое войско перешло в Бердскую слободу. Главный штаб восставших — Бердский повстанческий центр — сыграл значительную роль в организации и расширении народной борьбы на Южном Урале. В середине ноября Пугачев и создал здесь Военную коллегию как высшее военно-политическое и административно-управленческое учреждение новой повстанческой власти на всей территории, охваченной Крестьянской войной. На Военную коллегию Пугачев возложил руководство Главным повстанческим войском, обеспечение его оружием, артиллерией, снарядами, порохом, а также провиантом и фуражом. Военная коллегия поддерживала связь с командирами повстанческих отрядов и представителями новых выборных властей в других районах восстания. В ее же функции входило распространение воззваний «Петра III» — Пугачева к различным социальным и национальным группам населения края.
Из Бердского центра вышли десятки манифестов и указов Пугачева и указов Военной коллегии, адресованных к казакам, башкирам, крестьянам разных национальностей, мастеровым и работным людям южноуральских заводов. В этих посланиях в той или иной степени, с большей или меньшей глубиной нашли выражение экономические, политические, национальные, религиозные требования трудового населения. Содержание документов внятно говорит о том, что уже в начальный период восстания определился его антикрепостнический характер.
Одну из самых емких оценок роли пугачевских воззваний находим в донесении Екатерине II гвардии капитан-поручика С.И. Маврина, допросившего, находясь в составе Оренбургской секретной комиссии, сотни повстанцев в мае-сентябре 1774 г. в Оренбурге и Яицком городке:
«По приходе под Оренбург, — писал офицер императрице, — самозванец не умедлил отрядить из своей шайки верных своих людей для разсеяния лжесоставных своих так называемых манифестов, хотя и глупо написанных, но для простаков-поселенцев казались они полезными в рассуждении обещаемой им вольности, льготы, креста и бороды. Что самое, а может статься, и вкравшееся в народ издавно сомнение о смерти покойнаго государя послужило ему главным удостоверением в простом народе»51.
В самом деле, трудовой народ рассматривал провозглашенные в повстанческих документах вольности и льготы как освобождение от присяги властям, ликвидацию администрации, освобождение от различных форм феодальной зависимости. Порою действия восставших масс шли значительно дальше тех положений, которые содержались в повстанческих указах и манифестах. Они отказывались подчиняться официальному начальству, прекращали работу на заводах, переставали платить налоги и исполнять другие повинности в пользу бывших своих хозяев и государства52. Крестьяне, казаки, башкиры, заводские люди «шли в толпу его [Пугачева] служить с охотою, а равно и возили провиант и фураж, почти без чувствования тягости, обнадеясь на обещанные им льготы и вольность»53.
К концу 1773 г. в Бердском лагере было до 26 тысяч повстанцев54. Свою армию Пугачев и его Военная коллегия пытались строить по образцу регулярных и казацких войск.
Войско делилось на части или полки по 500 чел. в каждом. Их командиры получали чин полковника лично от «Петра III» — Пугачева. Это были люди, отличившиеся в боях, сумевшие набрать на службу несколько сотен человек. По образцу казачьих войск полки делились на сотни (роты). К командному составу относились десятники, пятидесятники, сотники, есаулы, походные атаманы. Существовало звание главного полковника, или бригадира; на последующих этапах народного движения Пугачев награждал чинами генерала и фельдмаршала. Полковые писари, по показаниям думного дьяка Почиталина, составляли поименные списки бойцов для распределения жалованья, оружия и провианта. К сожалению, подобных списков сохранилось очень мало. Но сам факт ведения учетных документов следует расценивать как одно из свидетельств наличия заметных начал организации в военном деле повстанцев55.
Артиллерию, ружья, порох, свинец свозили в Берду из крепостей и заводов. Было доставлено более 100 пушек. Одновременно Пугачев и повстанческая Военная коллегия принимали меры к налаживанию литья пушек и производства боеприпасов на южноуральских заводах.
Георгиевская церковь в форштадте Оренбурга, с колокольни которой пугачевская артиллерия обстреливала город
В Берде проводились военные учения; большое значение придавалось поддержанию строгой дисциплины в отрядах. Дезертиров жестоко наказывали. По словам хорунжего оренбургских казаков Р. Чеботарева, «те, которые хотя в малейшем подозрении к уходу окажутся, тот же час казнены бывают смертию»56.
Среди других военно-организационных предприятий Военной коллегии особенно успешным было снабжение войска продовольствием и фуражом. Под Берду свозили провиант, захваченный на казенных и заводских складах, конфискованный у помещиков, взятый у крестьян под денежные расписки. До конца функционирования Бердского центра многотысячное войско не испытывало недостатка в продовольствии.
Первоочередной целью повстанческого войска было взятие Оренбурга.
Сохранившиеся документы не дают полного ответа на вопрос о причинах решения пугачевцев предпочесть походу в центр страны намерение захватить Оренбург. Можно предположить, что, приступая к осаде города, Пугачев и его окружение пошли на удовлетворение требований казаков, башкир и других народов края: ведь для последних Оренбург и губернская администрация, засевшая в нем, были олицетворением гнета и насилия, насаждаемых крепостническим государством57. С другой стороны, возможно, предводитель восстания надеялся, что, овладев Оренбургом, он обеспечит себе надежный тыл и соберет здесь многочисленное, хорошо вооруженное войско для похода на Казань, Москву, Петербург58.
В октябре—декабре Пугачев не менее 10 раз обращался к губернатору, местному генералитету, атаману Оренбургского казачьего войска, войсковому старшине яицких казаков и рядовым казакам, ко всему населению с призывами о добровольной сдаче города59. «Выдите вы из града вон, — говорилось в одном из воззваний, — вынесите знамена и оружие, преклоните знамена и оружие перед великим государем»60. Несмотря на то, что все эти «соблазнительные листы» Рейнсдорп скрывал, сведения об указах «Петра III», обещавшего «всякую вольность и благополучие», становились известны в городе, и откликом на них было бегство яицких и оренбургских казаков, сеитовских татар, калмыков, посадского населения и даже солдат гарнизона к повстанцам во время выхода из города для заготовки сена, дров и пр.61. Здесь следует отметить, что повстанческое руководство прямо не обращалось к городским низам, но находило в них понимание и отклик на лозунги восстания. Крестьяне, пришедшие в города на заработки в надежде стать свободными товаропроизводителями, мелкие ремесленники (цеховые) поддержали восставших. Документы отмечают многочисленные факты бегства посадского населения и крестьян из осажденных повстанцами Оренбурга, Уфы, Челябинска, чтобы присоединиться к пугачевским отрядам. То же можно сказать о жителях Самары, Осы, Бирска, Шадринска и других городов и крепостей. О стремлении повстанцев обойтись без «напрасного кровопролития» говорят и зафиксированные П.И. Рычковым в его хронике осады Оренбурга постоянные устные призывы к «переговорке» с оренбуржцами с целью склонить их сдаться и присоединиться к восставшим62.
Боевые операции под Оренбургом продолжались с 5 октября 1773 г. по 23 марта 1774 г. Длительные сражения у стен города и Бердской слободы происходили 6 и 12 октября, 2 и 14 ноября, 7, 11, 20 декабря 1773 г., 9 и 13 января 1774 г.63 Все они, как правило, заканчивались поражением оренбургского гарнизона и бегством его с поля боя под защиту крепостных стен.
Вот как писал о «сильном сражении» корпуса бригадира А.А. Корфа (2400 чел. при 22 орудиях) с пугачевцами 14 ноября очевидец событий оренбургский священник И. Осипов: «...Сильными ударами из артиллерии от злодея било из многих мест, а особливо с холма, с которого сбили нашу армию так сильно, прямо сказать, как из ада дышали, и гнали наших до самого города»64. П.И. Рычков и другие свидетели происходивших у стен боев в своих записках единодушны в оценке бездарности командиров гарнизонных войск и «плачевного состояния войск наших», не сумевших ни разу нанести поражения пугачевским отрядам65.
Можно с большой уверенностью утверждать, что именно в этом сражении 14 ноября отличился тогда еще мало кому известный башкир Салават Юлаев, сын старшины Шайтан-Кудейской вол. Сибирской дороги Юлая Азналина. С Бердским центром Крестьянской войны связан первый этап повстанческой деятельности Салавата Юлаева, одного из выдающихся предводителей народной борьбы на Урале, вождя восставших за свою свободу башкир. С 11—12 ноября и до первых чисел декабря Салават участвовал в нескольких боях и вооруженных стычках под Оренбургом и проявил при этом такое умение и мужество, что Пугачев присвоил ему, девятнадцатилетнему юноше, чин полковника и сделал его своим эмиссаром в Красноуфимско-Кунгурском повстанческом районе66.
Пугачевцы применяли различную военную тактику, пытаясь захватить город. Журнал Рейнсдорпа отмечает несколько атак Оренбурга, предпринятых 6, 7, 12, 18, 27 октября, 2, 3, 10 ноября. В декабре повстанцы перешли к ночным атакам: «на город с пушками в ночь на 28-е число приступ зделать покушались, ...только по притчине бывшей в тое ночь с немалым ветром непогоды, ничего зделать не могли». В ночь на 30 декабря пугачевцы вновь произвели обстрел города, чем весьма встревожили местный генералитет, приказавший войскам соблюдать «и в ночное время сугубую предосторожность»67.
13 января 1774 г., узнав об отъезде Пугачева с частью войска к Яицкому городку, Рейнсдорп предпринял последнюю отчаянную попытку разбить повстанцев. Рано утром он двинул из города «все здешние команды». Войска включали 1700 солдат и офицеров, конница состояла из 450 яицких и оренбургских казаков. Из города было вывезено 29 пушек. В запасе стояли 400 пеших оренбургских казаков, калмыков, разночинцев. По замыслу генералитета войска должны были внезапным ударом разгромить повстанческий лагерь у Бердской слободы. Однако пугачевцы тотчас заметили наступавших. Повстанцы немедленно ввели в действие до 60 орудий; конница казаков, калмыков и башкир вышла на фланги противника. В результате гарнизонные войска пришли в замешательство. Разработанная руководством осажденных «особливая диспозиция..., кому с которой стороны и как действовать», была смята атакой повстанческих отрядов. Пугачевцы производили «наисильнейшую пушечную и ружейную пальбу, а другие в великой отважности с копьями набегали». Оренбургским войскам пришлось «по глубокому снегу» отступить в город. «Генеральная высылка» провалилась. Гарнизонные команды потеряли свыше 400 чел. убитыми и ранеными, 13 пушек со снарядами, много другого оружия68.
Проигранные пугачевцам бои, ежедневные безуспешные вылазки гарнизонных команд за стены города и, наоборот, непрекращающийся натиск повстанцев, то и дело венчающийся удачей для них, вынудили губернатора запереться в Оренбурге, более не вводить войска в открытые сражения, а ждать помощи от правительственной армии. В ответ повстанцы перешли к блокаде Оренбурга. Зная от перебежчиков о тяжелом продовольственном положении города, грозившем голодом, распространением болезней, Пугачев и его сподвижники ждали и рассчитывали на скорую капитуляцию гарнизона. Все дороги, ведущие в город, были перекрыты, почта перехватывалась. В Берде знали о распоряжениях губернатора, как и о передвижениях карательных войск, шедших из центра страны и Сибирской губернии. Осада и блокада Оренбурга парализовали административные распоряжения губернских властей. Журнал Рейнсдорпа свидетельствует о том, что губернатор не владел ситуацией во вверенной ему губернии. С трудом поступавшая к нему запоздалая информация не давала возможности осмыслить и оценить размах движения, и его главной заботой стало привлечение внимания правительства и Военной коллегии к осажденному Оренбургу69.
Командующий карательными войсками генерал-аншеф А.И. Бибиков
Как известно, повстанцы не овладели Оренбургом. Ударная боевая сила пугачевского войска — казачья и башкирская конницы — не была обучена искусству штурмовать крепости. Не сумели повстанцы добиться также полного окружения и изоляции Оренбурга от внешнего мира. Губернатор с трудом, но получал известия о двигавшихся на помощь городу войсках, и именно это позволило ему сменить тактику — прекратить рейды гарнизонных команд за стены крепости. Пугачевцам не удалось вызвать восстание казаков и городских низов Оренбурга: те находились под жестким контролем губернских властей и мощного гарнизона, насчитывавшего с приходом отряда бригадира Корфа более 5 тыс. человек.
Однако неприступный Оренбург не мог сковать или приостановить развитие восстания. Отряды войска Пугачева были задействованы не только под Оренбургом. Они отличились в сражениях с войсками, продвигавшимися на помощь городу, участвовали в осаде крепости внутри Яицкого городка и Верхнеозерной крепости, где были сосредоточены большие гарнизоны.
Крупным успехом повстанцев было поражение, нанесенное корпусу генерал-майора В.А. Кара, первого командующего карательными войсками, отправленного правительством Екатерины II в Башкортостан.
Известия о восстании в Оренбургской губернии принес в Петербург рапорт губернатора И.А. Рейнсдорпа лишь 14 октября, почти через месяц с начала повстанческого движения. На первых порах события на Яике были расценены в правительственных кругах как очередной казачий мятеж. В столице не поверили Рейнсдорпу, который уже в первых донесениях в Сенат предупреждал, что Пугачев «намерение имеет зделать во всем целом государстве замешание». Но последующие сообщения о боевых успехах отрядов Пугачева вызвали сильное беспокойство Екатерины II и правительства. Только в октябре и ноябре Государственный совет 12 раз обсуждал «пугачевские дела»70. Был принят ряд практических мер, направленных на подавление восстания и пресечение пугачевской агитации. И к Оренбургу были посланы войска во главе с генерал-майором В.А. Каром. Екатерина II считала, что двух-трех регулярных частей, подкрепленных башкирской конницей и отставными солдатами из Казанской губернии, будет достаточно, чтобы разбить пугачевцев и «тем все злоумышление прекратить»71.
В начале ноября корпус Кара выступил из Кичуевского фельдшанца по Ново-Московской дороге к Оренбургу. Навстречу ему Пугачев послал двухтысячный отряд из казаков, башкир и заводских крестьян, командование которым было поручено атаманам И.Н. Зарубину и А.А. Овчинникову. 7—9 ноября в боях у д. Юзеево, в 110 верстах к северо-западу от Оренбурга, пугачевцы разгромили авангардные части карательного корпуса. Поспешившие им на помощь основные силы корпуса пугачевцы встретили пальбой из пушек и, по словам захваченного в плен подпоручика М.А. Шванвича, «тотчас Кара со всею командою отбили и прогнали»72.
Кар первым из царских военачальников оценил силу нового восстания в стране и заключил, что с повстанцами могут справиться только крупные воинские соединения. Оправдываясь перед императрицей и Военной коллегией, Кар объяснял свое отступление малочисленностью возглавляемых им регулярных частей, прежде всего армейской конницы, и, в той же связи, массовым переходом ополченцев из русских и татарских крестьян и калмыков корпуса на сторону пугачевцев. С проницательностью труса, как его «аттестовала» сама императрица, разжалованный главнокомандующий уразумел «совершенной на башкирцов безнадежности», потому как они «совсем драться доброй воли не имеют». К вящей своей беде, Кар отмечал воинское умение повстанцев, которые решительно наступают, а при опасности «как ветер по степи разсеваются, а артиллериею своею чрезвычайно вредят... и стреляют не так, как бы от мужиков ожидать должно было». И, наконец, провал правительственной военной операции Кар с достаточным основанием оправдывал «генеральным в сем краю колебанием», поддержкой повстанческих отрядов населением, которое при приближении правительственных войск уходило, оставляя «деревни почти совсем пустыми», не давая «ни хлеба, ни подвод» и не сообщая о продвижении пугачевцев73.
Несколько дней спустя после поражения В.А. Кара, 13 ноября, под Оренбургом пугачевцам удалось одолеть и захватить в плен вторую группу правительственных войск — команду полковника П.М. Чернышева, состоявшую из 1200 чел. при 15 орудиях. Возглавлял операцию сам Пугачев. Как он рассказывал во время допроса, окруженные «салдаты тот час положили ружье, а афицеры взяты, коих было и с Чернышовым 33 человека»74. Это была еще одна крупная победа повстанческого войска. «Продуманный» план главнокомандующего Кара «с трех сторон загнать Пугачева в угол» потерпел полный провал. А он намеревался объединенными силами полковника Чернышева, бригадира Корфа и собственного корпуса точно 16 ноября в 10 час. утра атаковать Бердский лагерь и разгромить повстанцев. К тому же надеялся, что «мятежники при нашем приближении между собой рассорятся и свяжут Пугачева»75.
Тем же временем Главное повстанческое войско вело боевые операции по линии крепостей к северо-востоку от Оренбурга, куда подходили войска, переброшенные из Сибирской губернии.
Во второй половине ноября на захват Верхнеозерной крепости, где собрались гарнизоны Звериноголовской, Ильинской и других крепостей, был послан отряд из казаков, башкир и кундровских татар (ногайцев) под командованием атаманов из крепостных крестьян А. Соколова-Хлопуши и А. Бородина. 23 ноября повстанцы предприняли штурм крепости, но взять ее не смогли. По мощности укреплений Верхнеозерная уступала только Оренбургу и Орску, а штурмовать такие крепости повстанцы не умели. Неудачным был и повторный штурм 26 ноября, когда на помощь осаждавшим подошел отряд Пугачева76.
Получив в эти дни известие о подходе к Ильинской крепости армейских пехотных рот, Пугачев, оставив Верхнеозерную, двинулся туда с конным отрядом в 1500 человек. У Ильинской крепости произошло первое столкновение сибирских войск с повстанцами. 29 ноября пугачевцы штурмом овладели крепостью, в которой разместилась команда из гарнизонных батальонов Тобольска (3 роты и 90 казаков), направленная в этот район генерал-майором С.К. Станиславским. В ходе боя были убиты командир сводной команды секунд-майор Е. Заев, несколько ее офицеров и до 200 солдат. Двух офицеров, взятых в плен и отказавшихся служить Пугачеву, казнили, но капитан И. Башарин, за которого заступились солдаты, был помилован. В дальнейшем Башарин занимал высокие командные посты в повстанческой армии и действовал на территории Башкирии77.
Золотые медали, которыми Екатерина II наградила казачьих, башкирских и мишарских старшин за участие в подавлении Пугачевского движения (размер 55—65)
Спустя несколько дней Ильинская крепость была предана огню.
Разгром команды Заева напугал двигавшегося к Оренбургу генерал-майора С.К. Станиславского: он прошел в Орскую крепость и стянул туда все карательные отряды. Станиславский простоял в ней до мая 1774 г. Перед правительством свою пассивность генерал оправдывал, сколько мог, опасностью со стороны башкир-повстанцев, которые окружили крепость и бдительно следили за ним: «в Губерлинских горах на высотах как козы лазят, и усмотреть их не можно», и постоянно информируют обо всем Пугачева78. А башкирские отряды (из волостей Ногайской дороги) точно исполняли приказ повстанческого руководства: «зачиная от Орской до Верхояицкой ни команд, ни писем не пропускать, а стараться, перехватывая, ловить»79.
Бердское руководство не оставляло надежды захватить крепости, где были размещены сибирские войска, — Верхнеозерную, Губерлинскую, Орскую. Первые две до весны 1774 г. фактически полностью были блокированы отрядами башкир и кундровских татар. Орскую крепость повстанцы рассчитывали взять с помощью ее населения. В ней жили поверстанные в казаки оренбургские татары. К ним и обратился Пугачев с именным указом на тюрки, старотюркском языке. Еще в начале января 20 татар-повстанцев были посланы сюда с этим указом «для подговору здешних орских татар к побегу» в Берду. И с орскими казаками была достигнута договоренность о том, что при подходе пугачевских отрядов они нападут на солдат и помогут взять Орск. Но в феврале заговор был раскрыт, и Станиславский подверг жестоким наказаниям его организаторов — атамана Заинберду Касимова, хорунжего, четырех капралов, муллу и нескольких рядовых80.
Осмысливая значение военных действий Пугачева, новый командующий правительственными войсками, брошенными на подавление народного движения, генерал-аншеф А.И. Бибиков увидел, как успех окрылил, поднял дух повстанческой армии и обеспечил ей прилив новых инсургентов. В своем первом донесении Екатерине II в конце декабря 1773 г. он серьезно писал: «Удача сего злодея в разбитии бригадира Билова, полковника Чернышева, ретирады генерала Кара, а, наконец, последняя удача в разбитии майора Заева с командою в Ильинской крепости, умножили сего злодея и сообщников его дерзость»81.
Крепла, приобретала размах деятельность Военной коллегии повстанцев.
В конце декабря 1773 г. повстанческим движением была охвачена вся Оренбургская губерния и прилегавшие к ней районы Казанской и Сибирской губерний. Военная коллегия, насколько это было в ее силах, пыталась направить работу повстанческих органов власти. Сохранились ее распоряжения, адресованные атаманам, земским и станичным избам, касающиеся различных вопросов войны, военных действий, устройства жизни в освобожденных от государственных властей районах. Они указывали, как организовать отпор тем или иным частям правительственной армии, как провести мобилизацию в повстанческие отряды; в них же звучали требования поддерживать общественный порядок, защищать население от грабежей, быть справедливыми при разборе жалоб и др. Важно подчеркнуть, что от командиров повстанческих отрядов Военная коллегия, как правило, требовала содействия новым органам власти на местах82.
Как бы придавая строгую законность казням дворян и других непримиримых противников восстания, правом вынесения смертных приговоров обладали только «император Петр III» и Военная коллегия. Нарушителей этих установлений велено было доставлять в Берду на расправу.
Пугачев и Военная коллегия так же сурово наказывали уличенных в грабежах мирного населения. По свидетельству И.Я. Почиталина, Пугачев «многих в том приличившихся вешал без пощады»83. Военная коллегия, откликаясь на поступавшие в Берду жалобы на притеснения, какие терпели люди от пугачевских команд, рассылала строгие указания атаманам крепостей, командирам повстанческих отрядов с требованием неукоснительно вершить справедливый суд. Особенно много нареканий было на казаков, башкир, мишарей, которые рассматривали помещичье, а иногда и крестьянское имущество, оказавшееся в зоне войны, как свою военную добычу. Указ Военной коллегии от 20 декабря 1773 г. И.Н. Зарубину-Чике об ограждении русских селений под Уфой от разорения башкирскими и мишарскими отрядами получил широкое распространение и стал одним из нормативных актов, определявших правопорядок в освобожденных повстанцами районах84.
Несомненной заслугой Е.И. Пугачева и Военной коллегии была инициатива в организации повстанческих центров для объединения разрозненных действий многочисленных повстанческих отрядов, состоявших, к тому же, из представителей разных народов и социальных слоев. Чесноковский центр под Уфой, второй по значимости после Бердского, возглавил пугачевский атаман И.Н. Зарубин-Чика, в середине декабря 1773 г. прибывший в Уфимский повстанческий район. В конце декабря оформились Челябинский центр в Исетском повстанческом районе, куда Пугачевым был направлен атаман И.Н. Грязнов, происхождением из симбирских купцов, и Нижнеяицкий центр в Яицком городке, который возглавили яицкие казаки М.П. Толкачев, Н.А. Каргин и А.П. Перфильев.
В других повстанческих районах, где в силу разных обстоятельств не сложились стационарные центры, предводителями народного движения также стали посланцы Пугачева, которым он лично доверял. В Самаро-Волжском повстанческом районе с конца ноября действовали атаманы И.Ф. Арапов, крепостной крестьянин из Оренбургского уезда, и Ф.И. Дербетев, квартирмейстер Ставропольского калмыцкого корпуса. На границе с Пермской провинцией в Красноуфимско-Кунгурском повстанческом районе движение возглавили посланные из Берды полковники Салават Юлаев и Канзафар Усаев, мишарский сотник Ногайской дороги Уфимской провинции. К западу от этого района сложился Осинско-Сарапульский повстанческий район, также включавший часть территории Уфимской и Пермской провинций. Здесь отрядами восставших командовал полковник Абдей Абдуллов, башкир с Ногайской дороги. Полковник Каранай Мратов, башкирский сотник Бурзянской вол. Ногайской дороги, возглавил народное движение в повстанческом районе, сложившемся между Мензелинском и Елабугой.
Бердский повстанческий центр до конца марта 1774 г. сохранял ведущую организаторскую роль в Пугачевском движении, охватившем огромную территорию Южного Урала.
Примечания
1. Черепнин Л.В. Об изучении крестьянских войн в России XVII—XVIII вв. (К теории проблемы) // Крестьянские войны в России XVII—XVIII веков: проблемы, поиски, решения. М., 1974. С. 6—11; Буганов В.И. Советская историография Крестьянской войны под предводительством Е.И. Пугачева // Вестник АН СССР. 1974. № 9. С. 79.
2. Кабузан В.М. Изменения в размещении населения России в XVIII — первой половине XIX вв. М., 1971. С. 83—102.
3. Черепнин Л.В. Указ. соч. С. 16.
4. Протокол показаний М.А. Кожевникова на допросе 16 сентября 1773 г. в Яицкой комендантской канцелярии // Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 17 т. М.; Л., 1940. Т. 9, кн. 2. С. 694.
5. Белявский М.Т. Некоторые итоги изучения идеологии участников Крестьянской войны 1773—1775 гг. в России // Вестник Московского университета. Сер. 8. История. 1978. № 3. С. 18.
6. Документы ставки Е.И. Пугачева, повстанческих властей и учреждений (далее Документы ставки Е.И. Пугачева). М., 1975. С. 23, 371.
7. Пугачевщина. Т. 2. С. 131.
8. Цит. по: Рознер И.Г. Яик перед бурей. М., 1966. С. 185.
9. РГАДА. Ф. 6. Д. 421. Л. 2.
10. Овчинников Р.В. Манифесты и указы Е.И. Пугачева. М., 1980. С. 23—25.
11. Овчинников Р.В. Там же. С. 23—27.
12. Рябинин А. Уральское казачье войско. Материалы для географии и статистики России. СПб., 1866. Ч. 1. С. 52.
13. Овчинников Р.В. Манифесты и указы Е.И. Пугачева. С. 27.
14. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 24; Восстание Емельяна Пугачева. Л., 1935. С. 138.
15. Пушкин А.С. Полн. собр. соч. Т. 9, кн. 2. С. 553, 585, 586, 602; Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 83; Восстание Емельяна Пугачева. С. 136—140; Дубровин Н. Указ. соч. Т. 2. С. 20—25; Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева. Л., 1966. Т. 2. С. 108—113; Овчинников Р.В. Над «пугачевскими» страницами Пушкина. М., 1981. С. 73—81; Он же. За пушкинской строкой. Челябинск, 1988. С. 40—41.
16. Пушкин А.С. Полн. собр. соч. Т. 9, кн. 2. С. 552—553, 584—586.
17. РГАДА. Ф. 6. Д. 507, ч. 5. Л. 644; Восстание Емельяна Пугачева. С. 140.
18. Восстание Емельяна Пугачева. С. 141—142.
19. Пугачевщина. Т. 2. С. 188.
20. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 23—25, 33, 41, 42; Овчинников Р.В. Манифесты и указы Е.И. Пугачева. С. 29—32, 168, 171—173, 183—185, 192—194, 198—199.
21. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 23—24.
22. Восстание Емельяна Пугачева. С. 138, 153.
23. Вопросы истории. 1973. № 8. С. 103.
24. Пугачевщина. Т. 2. С. 111.
25. ЦГИА РБ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 3383. Л. 58.
26. РГАДА. Ф. 1274. Д. 271—277; Пугачевщина. Т. 2. С. 125; Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева. Т. 2. С. 195.
27. РГАДА. Ф. 6. Д. 494. Л. 10, 23.
28. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 25, 29, 30, 33; Овчинников Р.В. Манифесты и указы Е.И. Пугачева. С. 40—41, 45—49, 165, 174, 197, 207.
29. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 25; Овчинников Р.В. Манифесты и указы Е.И. Пугачева. С. 40—41.
30. РГАДА. Ф. 6. Д. 494. Л. 7, 20, 23; Материалы по... ОКВ. Вып. VII. С. 199, 205, 207.
31. РГАДА. Ф. 6. Д. 494. Л. 14, 16; Осада Оренбурга (Летопись Рычкова) // Пушкин А.С. Полн. собр. соч. Т. 9, ч. 1. С. 206—355.
32. РГАДА. Ф. 6. Д. 494. Л. 20—21; Материалы по... ОКВ. Вып. VII. С. 208; Пушкин А.С. Полн. собр. соч. Т. 9, ч. 2. С. 504.
33. Материалы по... ОКВ. Вып. III. С. 80—83; Вып. VII. С. 339—340; РГАДА. Ф. 6. Д. 494. Л. 21; Пугачевщина. Т. 2. С. 133.
34. Материалы по... ОКВ. Вып. III. С. 84—85, 185.
35. Вопросы истории. 1973. № 8. С. 110.
36. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 25—28; Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева. Т. 2. С. 135—142.
37. Восстание Емельяна Пугачева. С. 142.
38. Пугачевщина. Т. 2. С. 133.
39. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 110, 113, 117, 123; РГИА. Ф. 468. Оп. 32. Д. 2. Л. 13.
40. РГАДА. Ф. 6. Д. 494. Л. 12; Дмитриев-Мамонов А.И. Пугачевский бунт в Зауралье и Сибири. СПб., 1907. С. 4, 10; Красный архив. 1935. № 1 (68). С. 168; Гвоздикова И.М. Салават Юлаев. С. 122—126.
41. РГВИА. Ф. 20. Д. 1231. Л. 3, 16—17; РГАДА. Ф. 1100. Д. 5. Л. 68.
42. Кулбахтин Н.М. Участие башкирского народа в Крестьянской войне 1773—1775 гг. Уфа, 1984. С. 46—47.
43. РГАДА. Ф. 6. Д. 494. Л. 9, 20—21; Пугачевщина. Т. 3. С. 232.
44. РГАДА. Ф. 6. Д. 494. Л. 17.
45. Беликов Т.И. Участие калмыков в Крестьянской войне под руководством Е.И. Пугачева (1773—1775). Элиста, 1971. С. 70—72.
46. РГАДА. Ф. 6. Д. 494. Л. 10; Пугачевский бунт. Хроника происшествий // Оренбургские губернские ведомости. № 26. 26 июня 1869. С. 141—146.
47. Следствие и суд над Е.И. Пугачевым // Вопросы истории. 1966. № 4. С. 117.
48. Пугачевщина. Т. 2. С. 111.
49. Там же. Т. 3. С. 207—214.
50. Там же. Т. 2. С. 111.
51. РГАДА. Ф. 6. Д. 508, ч. 2. Л. 5.
52. Овчинников Р.В. Манифесты и указы Е.И. Пугачева. С. 57—58, 93—94.
53. РГАДА. Ф. 6. Д. 508, ч. 2. Л. 5.
54. Пугачевщина. Т. 2. С. 388—389; Т. 3. С. 214.
55. Там же. Т. 2. С. 110, 389; Овчинников Р.В. Источники изучения социального состава повстанческих отрядов Е.И. Пугачева // Народы в Крестьянской войне 1773—1775 гг. Уфа, 1977. С. 112—118.
56. Пугачевщина. Т. 2. С. 389.
57. РГВИА. Ф. 20. Д. 1231. Л. 418—422; Д. 1233. Л. 438; РГАДА. Ф. 6. Д. 431. Л. 35; Ф. 349. Д. 7183. Л. 187; Пугачевщина. Т. 2. С. 415—416.
58. Пугачевщина. Т. 2. С. 188.
59. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 28—29, 33, 34, 39—41, 377—379, 384—385.
60. Там же. С. 33.
61. Осада Оренбурга (Летопись Рычкова). С. 253, 257, 266, 270, 271, 279, 283, 284, 303, 304, 310, 311, 313, 314.
62. Там же. С. 232, 238, 252, 263, 270, 271, 273, 274, 277, 298, 303, 304, 306 307, 310, 312.
63. РГАДА. Ф. 6. Д. 494. Л. 13—23, 51—73.
64. Пушкин А.С. Полн. собр. соч. Т. 9, кн. 2. С. 562.
65. Там же. Кн. 1. С. 253—314; Кн. 2. С. 571, 608.
66. Гвоздикова И.М. Салават Юлаев. С. 127—130.
67. РГАДА. Ф. 6. Д. 494. Л. 13—23, 64.
68. Там же. Л. 73—74; Осада Оренбурга (Летопись Рычкова). С. 295—298; Исторический архив. 1960. № 1. С. 154—156.
69. Гвоздикова И.М. Журнал оренбургского губернатора И.А. Рейнсдорпа // Народы в Крестьянской войне 1773—1775 гг. С. 131—136.
70. Архив Государственного совета. СПб., 1869. Т. 1, ч. 1. Ст. 437—444; РГИА. Ф. 468. Оп. 32. Д. 2. Л. 9.
71. Анучин Д. Первые успехи Пугачева и экспедиция Кара // Русский вестник. 1869. Т. 81. С. 387.
72. Дубровин Н. Указ. соч. С. 105—109; Пугачевщина. Т. 3. С. 209—210; Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева. Т. 2. С. 171—180.
73. Грот Я.К. Труды. СПб., 1901. Т. IV. С. 488—489.
74. Восстание Емельяна Пугачева. С. 144—145.
75. Neue Nordische Miscellaneen. Riga, 1794. № 7—8. S. 374—377.
76. Пугачевский бунт. Хроника происшествий // Оренбургские губернские ведомости. № 26. 26 июня 1869 г. Отд. 2. С. 141—146; Материалы по... ОКВ. Вып. VII. С. 208—209; Красный архив. 1935. № 68. С. 165—167; Пугачевщина. Т. 2. С. 144.
77. Дмитриев-Мамонов А.И. Пугачевский бунт в Зауралье и Сибири. С. 5—8, 22—30; Овчинников Р.В. За пушкинской строкой. С. 8.6—96.
78. РГАДА. Ф. 6. Д. 627, ч. 3. Л. 133.
79. Крестьянская война 1773—1775 гг. на территории Башкирии (далее Крестьянская война). Уфа, 1975. С. 55.
80. РГАДА. Ф. 1100. Д. 7. Л. 118; Пугачевский бунт. Хроника происшествий // Оренбургские губернские ведомости. № 27. 5 июля 1869. С. 149—150; Попов С.А. От Оренбурга до Орска // Под знаменами Пугачева. Челябинск, 1973. С. 190—191; Овчинников Р.В. Манифесты и указы Е.И. Пугачева. С. 197.
81. РГВИА. Ф. ВУА. Д. 143. Л. 72—73.
82. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 53—78.
83. Пугачевщина. Т. 2. С. 111.
84. Документы ставки Е.И. Пугачева. С. 55, 60, 61, 152, 208, 249—252, 362, 392; Андрущенко А.И. Крестьянская война 1773—1775 гг. на Яике, в Приуралье, на Урале и в Сибири (далее Крестьянская война 1773—1775 гг.). С. 63—92; Овчинников Р.В. Манифесты и указы Е.И. Пугачева. С. 198.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |