Вернуться к А.Ю. Щербаков. Емельян Пугачев. Изнанка Золотого века

Новые победы

Правительство стало собирать войска для борьбы с пугачевщиной. Было это совсем непросто. Война с Турцией и оккупация Речи Посполитой практически исчерпали ресурсы для пополнения войск. Так что сорокатрехлетнему генерал-майору Василию Алексеевичу Кару, которому поручили это дело, пришлось собирать войска буквально с бору по сосенке. Начальник Военной коллегии граф Захар Чернышев писал градоправителю Москвы, князю Волконскому, для расправы «над злодеем Пугачевым посылается ныне же наскоро генерал-майор Кар». А как известно, поспешишь — людей насмешишь. Так и вышло. Одной из главных бед первых посланных правительственных отрядов была полная неподготовленность к местным условиям. Тогда зимой не воевали — и никто не озаботился снабдить солдат теплыми вещами. (У солдат в те времена не имелось даже шинелей). А зимы в оренбургской степи холодные, с метелями. Можно представить моральное состояние солдат.

Военная коллегия надергала для Кара несколько батальонов и эскадронов из разных полков. Как это всегда бывает, командиры отдавали Кару не самых лучших солдат и офицеров. Кару было предложено пополнить свои части за счет местных ресурсов. В конце октября генерал-майор оказался в Казани во главе сборной солянки из двух тысяч солдат и полутора тысяч ополченцев. Генерал двинулся к Оренбургу по так называемой Ново-Московской дроге — практически напрямую.

Одновременно Кар отдал приказ коменданту Симбирска полковнику Петру Матвеевичу Чернышеву собрать всех, кого только можно и двинуть на помощь осажденному городу через Самару и далее вверх по одноименной реке.

В Уфе местная провинциальная канцелярия поручила Ивану Григорьевичу Уракову, отставному капитану, набрать башкир и также двигаться под Оренбург. Он собрал около 1200—1500 всадников.

Кар в победе не сомневался. Более всего он опасался, что пугачевцы двинут в бега — и за ними потом придется долго и нудно гоняться по низовьям Яика или по казахской степи.

Однако дело пошло совсем не так. Кар столкнулся с силами повстанцев у деревни Юзеева, в 98 километрах северо-западнее Оренбурга. Пугачевцами руководили А.А. Овчинников и И.Н. Зарубин-Чика. По дороге к ним присоединился и Хлопуша, который вез пушки и опытных артиллеристов с уральских заводов.

Сражение началось 7 ноября. Повстанцы действовали очень грамотно. Они расположили пушки на окрестных холмах откуда вели сильный огонь. Их прикрывали казаки. Конницы у генерала почти не было, да и те, что были, оказались измотаны переходом. А с пехотой сложно было что-то сделать. При попытках атаковать пушки, повстанцы просто-напросто меняли позиции. В конце концов Кар сломался и начал поспешное отступление к Бугульме. Хотя его потери были не слишком велики — убитыми он потерял 123 человека.

За день до этого, 6 ноября, неприятность случилось с полковой командой поручика Александра Карташева в 190 штыков. Она шла на соединение с Каром. Но не дошла. Ее окружили люди Овчинникова — и большинство солдат сложило оружие. Сам Карташев и его брат были убиты.

С шедшими из-под Уфы башкирами тоже вышло невесело. Они 7 ноября дошли до деревни Биккуловой в 66 километров от Оренбурга. Деревня находилась на предполагаемом пути Кара. Фактически же отряд Уракова отрезал пугачевцев, ведущих бой с генералом. Однако услышав отдаленные раскаты выстрелов, башкиры решили, что воевать они не станут. Ураков бежал с двумя бойцами в Уфу. Скорее всего, башкиры с самого начала предполагали присоединиться к повстанцам. Что и сделали 9 ноября. Среди этого отряда находился и знаменитый Салават Юлаев.

Но хуже всего произошло с отрядом полковника Петра Матвеевича Чернышева. Вообще-то этот человек оказался не на своем месте. Он являлся типичным «паркетным офицером». Родом он был из безземельных польских шляхтичей. Свою карьеру Чернышев начал лакеем при дворе Елизаветы I, а потом как-то выбился в офицеры. Потом оказался при Екатерине. Правда, в 1765 году одновременно с производством в полковники его отправили служить в Симбирск. Хотя никаким административным или боевым опытом Чернышев не обладал.

Чернышев начал собирать силы в районе Самары и Ставрополя а потом, как и приказано, двинулся вверх по Самаре. По дороге он пополнял свой корпус солдатами из крепостей так называемой Самарской дистанции. 12 ноября он взял Чернореченскую крепость, которую повстанцы оставили без боя. К этому моменту его отряд составлял 1200 человек при 15 пушках.

Тут до него дошла весть о том, что Кар драпает. Чернышев не знал, что ему делать, но все-таки решил прорываться в Оренбург, благо до него было недалеко. Полковник послал вперед группу из пяти человек во главе с капитаном Степаном Максимовичем Ружевским. Их целью было предупредить Рейнсдорпа о приближении подкрепления.

По сведениям Пушкина, в дальнейших событиях большую роль сыграл повстанческий «Сусанин».

«В сие время явились к нему пять казаков и один солдат, которые, как уверяли, бежали из Пугачевского стана. Между ими находился казацкий сотник и депутат Падуров1. Он уверил Чернышева в своем усердии, представя в доказательство свою депутатскую медаль, и советовал немедленно идти к Оренбургу, вызываясь провести его безопасными местами. Чернышев ему поверил и в тот же час, без барабанного бою, выступил из Чернореченской. Падуров вел его горами, уверяя, что передовые караулы Пугачева далеки и что если на рассвете они его и увидят, то опасность уже минуется и он беспрепятственно успеет вступить в Оренбург. Утром Чернышев пришел к Сакмаре и при урочище Маяке, в пяти верстах от Оренбурга, начал переправляться по льду. С ним было тысяча пятьсот солдат и казаков, пятьсот калмыков и двенадцать пушек. Капитан Ружевский переправился первый с артиллерией и легким войском; он тотчас, взяв с собой трех казаков, отправился в Оренбург и явился к губернатору с известием о прибытии Чернышева. — В самое сие время в Оренбурге услышали пушечную пальбу, которая через четверть часа и умолкла... Несколько времени спустя Рейнсдорп получил известие, что весь отряд Чернышева взят и ведется в лагерь Пугачева.

Чернышев был обманут Падуровым, который привел его прямо к Пугачеву. Мятежники вдруг на него бросились и овладели артиллерией. Казаки и калмыки изменили. Пехота, утомленная стужею, голодом и ночным переходом, не могла супротивляться. Все было захвачено. Пугачев повесил Чернышева, тридцать шесть офицеров, одну прапорщицу и калмыцкого полковника, оставшегося верным своему несчастному начальнику».

(А.С. Пушкин)

Вы верите в эту историю? Я как-то не очень. Уж больно она похожа на легенду. Скорее всего, Чернышев попросту угодил в засаду ввиду своей некомпетентности. За нее он расплатился сполна. В Бердской слободе повстанцы казнили Чернышева и около 30 старших офицеров его корпуса.

Что касается Ружанова, то он свою задачу выполнил, однако по какой-то причине очень долго не мог увидеться с губернатором. В конце концов у ворот был построен отряд все того же премьер-майора Наумова, который в Оренбурге был, видимо, «главным по вылазкам». Однако когда услышали пушечную стрельбу, то решили, что за стенами будет безопаснее.

В этой мрачной для защитников обстановке светлым пятном оказался маневр бригадира Алексея Алексеевича Корфа, командира Верхояицкой дистанции. (Расположенной, как следует из названия, в верховьях Яика. Главной была Верхояицкая крепость, в 50 километрах севернее Магнитогорска). 10 октября Корф получил от Рейнсдорпа предписание: собрать в крепостях лучшие гарнизонные и казачьи части, а также забрать пушки — и следовать к на помощь Оренбургу. Собирался бригадир неспешно, но все-таки собрал отряд из 2495 солдат, казаков, конных калмыков, башкир и татар, при 22 пушках. К Оренбургу он подошел 14 ноября — то есть когда повстанцы разбирались с Чернышевым. Так что бригадир благополучно прошел в город.

Рейнсдорпа, получившего такое солидное подкрепление, потянуло на подвиги. Он решил провести большую вылазку. Ничего хорошего из этого не вышло.

«Все войско, бывшее в городе (включая тут же и вновь прибывший отряд), было выведено в поле под предводительством обер-коменданта. Бунтовщики, верные своей системе, сражались издали и врассыпную, производя беспрестанный огонь из многочисленных своих орудий. Изнуренная городская конница не могла иметь и надежды на успех. Валленштерн2 принужден был составить каре и отступить, потеряв тридцать два человека. В тот же день майор Варнстед, отряженный Каром на Ново-Московскую дорогу, встречен был сильным отрядом Пугачева и поспешно отступил, потеряв до двухсот человек убитыми».

(А.С. Пушкин)

После чего Пугачев прислал в Оренбург очередной манифест. «...Только вы, ослепясь неведением или помрачившись злобою, не приходите в чувство, власти нашея безмерно чините с большим кровопролитием и тщитеся пред светящееся имя наше, как и прежде, паки угасить, и наших верноподданных рабов, аки младенцов, осиротить. Однако мы, по природному нашему к верноподданному отечеству великодушию, буде хотя и ныне, возникнув от мрака неведения и пришед в чувство власти нашей усердно покоритесь, всемилостивейше прощаем и сверх того всякого вольностью отечески вас жалую». Как всегда, документ заканчивался угрозой «праведным нашим гневом».

Что же касается Кара, то он благополучно добрался до Бугульмы, в общем и целом сохранив свой корпус. Но тут до него дошли слухи о разгроме Чернышева.

«Кар совершенно упал духом и думал уже не о победе над презренным бунтовщиком, но о собственной безопасности. Он донес обо всем Военной коллегии, самовольно отказался от начальства, под предлогом болезни, дал несколько умных советов насчет образа действий противу Пугачева и, оставя свое войско на попечение Фрейману3, уехал в Москву, где появление его произвело общий ропот».

(А.С. Пушкин)

Советы были такие:

«Для того, чтоб совсем сих разбойников искоренить, то непременно надобно, чтоб сюда был прислан целый полк пехотной да полки ж карабинерной и гусарской с одними седлами и оружием на почтовых подводах. Неминуемо также потребна артиллерия, пушек восемь и четыре единорога. Отбивать атакою пехоты вражескую артиллерию невозможно, потому что они всегда стреляют из нее, имея готовых лошадей и перевозя пушки быстро с горы на гору, что весьма проворно делают, и стреляют отлично, не так, как бы от мужиков ожидать должно было».

Интересно, что Кар вполне понял природу пугачевского восстания. В письме к председателю Военной коллегии он писал:

«Если не соизволите уважить мою просьбу, то по генеральному в сем крае колебанию, куды б сей злодей Пугачев ни прошел, везде принят будет. И возгоревшееся сие пламя надобно много уже трудиться утушать».

Екатерина II сильно разозлилась на такое поведение своего генерала. Тем более, что пока Пугачева все-таки по-настоящему не оценили. Указом от 1 декабря 1773 года она повелела изгнать его со службы. Карьера Кара прекратилась навсегда.

История с Каром знаменита появлением у Пугачева еще одной весьма загадочной фигуры. В команде Карташева находился подпоручик Михаил Александрович Шванвич. Следуя заведенному порядку, пленников привели к Пугачеву и предложили принести присягу «Петру Федоровичу». Шванвич ее принес. По некоторым сведениям, за него просили солдаты. Это подтверждается тем, что подпоручика назначили есаулом и поставили командовать ими же. Значит, служивые и в самом деле относились к нему хорошо. Возможно потому, что Шванвич начинал службу относительно честно — в 16 лет ефрейтором. Впоследствии Пугачев привлек Шванвича в качестве переводчика. По приказу Емельяна он составил на немецком языке указ Рейнсдорпу, предписывающий покориться «законному императору». После чего подпоручика назначили переводчиком в пугачевскую Военную коллегию.

Емельян перебежчику благоволил. Пожаловал ему шубу со своего плеча, а в январе 1774 года продвинул в атаманы солдатского полка. Кстати, Шванвич воевал на русско-турецкой войне. Причем еще в унтер-офицерском чине. Может, он Пугачева знал еще оттуда?

В конце концов Шванвич сбежал от Емельяна и сдался с повинной. В итоге было признано, что он «забыв долг присяги, слепо повиновался самозванцевым приказам, предпочитая гнусную жизнь честной смерти». Приговор был: «Лиша чинов и дворянства, ошельмовать, переломя над ним шпагу», сослать на вечное поселение в Туруханский край. Кстати, насчет трусости подпоручика не очень понятно.

Иногда приходится читать утверждения, что Шванвич послужил прототипом Швабрина из «Капитанской дочки». Но это не так. Швабрин описан как гвардеец, переведенный в армию за дуэль. История Шванвича интереснее. Отец подпоручика, Александр Мартынович Шванвич, в 1756 году во время трактирной ссоры ранил шпагой аж самого Алексея Орлова. А 28 июня 1762 года Шванвич-старший был арестован... как сторонник уже свергнутого к этому времени Петра III. Правда, его быстро выпустили — и даже дали в компенсацию за причиненные неудобства внеочередной чин капитана. Но все равно интересно.

Пушкин все это знал и даже собирался отразить приключения отца и сына Шванвичей в «Капитанской дочке», но потом от этого отказался.

Примечания

1. Возможно, имеется в виду сотник Тимофей Иванович Подуров. Депутат — то есть депутат в Комиссии составления Нового уложения.

2. Валленштерн Карл Иванович, генерал-майор — обер-комендант Оренбурга.

3. Фрейман Федор Юрьевич, генерал-поручик. Именно он в 1772 году подавил бунт Яицкого казачьего войска.