Секта бегунов, или странников являлась одним из радикальных направлений старообрядчества, она была основана в середине XVIII века неким беглым солдатом из крепостных крестьян, Ефимием. Одно время он скрывался у других старообрядцев-радикалов, так называемых беспоповцев, и даже стал там монахом. Но впоследствии стал проповедовать свою веру.
Корни ее те же, что и у восстания Пугачева, только радикальный протест был пассивным и окрашен в религиозные тона. Согласно этому учению, после раскола на Русскую землю пришел Антихрист и вся власть с тех пор от него. Особую статью в учении бегунов занимает Петр I, которого считали воплощением Антихриста.
«Петр пустил в ход изобретение диавола — слово "мое", пересчитал живых и мертвых, разделил людей на "разные чины", размежевал земли, реки и усадьбы, одним дав часть, а другим не дал ничего. Он заставляет всех людей принять печать антихриста — паспорт — и изменить даже образ божий в человеке — брить бороды и носить немецкое платье. Все эти мерзости антихристовы продолжались и после Петра, продолжаются и теперь, когда живет Евфимий: Екатерина размежевывает земли, раздает земли и крестьян налево и направо помещикам, засилье антихриста стало еще тягостнее и невыносимее. Эта несложная доктрина чрезвычайно легко уложилась в умах крестьянской массы, как показывают бегунские песни и стихи».
(Н. Никольский)
То есть государственная власть признавалась абсолютным злом, работа на нее, как и на помещика, объявлялась недопустимой. А каков же выход? Бежать. Куда угодно, лишь бы не иметь отношения к существовавшей системе. Бегство объявлялось подвигом во имя веры.
«Всякий, кто желает спастись, не должен принимать печати антихриста, т. е. иметь паспорт, не должен записываться в раскольничьи списки, не должен иметь "ни града, ни села, ни дому"; такой человек должен вечно бегать, вечно странствовать, быть странником, неведомым миру, разорвавшим всякую связь с обществом. Это бегство прямо объявляется "бранью с антихристом", но не открытою бранью, которая невозможна до времени последнего пришествия, а бранью "противлением его воле и неисполнением его законов"; время открытой брани придет в будущем, и тогда всякий, кто будет убит, получит венец, какого не получал еще никто из мучеников.
Бегство в пустыню, к которому вынуждены бегуны, казалось им последним тяглом, последним испытанием накануне кончины мира. Теперь "вся пророчества совершаются, предсказания скончеваются", и будет скоро второе пришествие и суд. И придется тогда вопиять насильникам: "Смолу и огнь я пию за прегордую жизнь мою"... А зато страдальцы попадут в прекрасные места: "Там растут и процветают древа райская всегда, Там рождают, умножают своего сладкого плода"».
(Н. Никольский)
А ведь вот что интересно. Подобные взгляды являлись самым чистым анархизмом... С религиозным оттенком, правда, но какая разница-то? Как видим, данные идеи пользовались популярностью в России задолго до рождения «апостолов анархии» — Михаила Бакунина и князя Петра Кропоткина.
Идеи бегунов достаточно быстро распространились по всей стране. Причем им сочувствовали не только потенциальные беглецы, вроде горнорабочих или барских крестьян, но и иные слои населения. Например, государственные крестьяне, у которых жизнь была легче, и даже городские мещане. Для тех, кто не был готов сорваться в побег, была придумана иная форма участия в секте. Они должны были всячески помогать не только членам секты, но и вообще всем странникам и беглым. Однако умереть человек должен был беглецом. Когда член секты тяжело заболевал, его родным полагалось заявить в полицию и сообщить, что он скрылся неизвестно куда. Сектанта старались вынести перед смертью в лес или хотя бы в соседний дом — то есть он вроде бы помирал как настоящий странник.
«Пристанодержательство сосредоточивалось в северных и отчасти в восточных областях, тогда еще довольно безлюдных и лесистых; "пристани" расположились преимущественно по рекам — по бассейну Северной Двины, Волги, Камы, Иртыша и Оби вплоть до Томска.
Странноприимцы (или "бегуны мирские, жиловые") устраивали свои дома специально для лучшего укрывательства странников с подпольями, тайными входами и подземными ходами, ведущими в соседний с деревней лес или перелесок. Бегуны составляли для себя особые маршруты, в которых действительные географические названия были перепутаны со сказочными прозвищами; так делалось нарочно, чтобы сбить с толку полицию в случае, если бы такой маршрут попал ей в руки. В насмешку над антихристом бегуны запасались иногда фальшивыми юмористическими паспортами: "Дан сей паспорт из града бога вышнего, из сионской полиции, из голгофского квартала... дан паспорт на один век, а явлен в части святых и в книгу животну под номером будущего века записан"».
(Н. Никольский)
Вместе с организацией двинулась вперед и идеология бегунов.
«Выборные наставники в "пристанях" избирались обыкновенно из грамотных и начитанных людей; этому обстоятельству мы обязаны тем счастливым случаем, что новые течения бегунской идеологии не затерялись, но дошли до нас закрепленными в писаной форме. Центр бегунского союза образовался в селе Сопелки Ярославской губернии; сопелковская "пристань" стояла во главе всех великорусских и сибирских "пристаней". Каждая "пристань" была автономной общиной со своим советом и судом; но более важные дела переносились в Сопелки, где по временам происходили также общие бегунские съезды. Нет надобности говорить, что между центром и местными общинами постоянно поддерживались сношения посредством готовой организации — самих бегунов, переходивших из "пристани" в "пристань"».
(Н. Никольский)
Структуры бегунов имелись по всей России. Однако постепенно центр секты сместился на восток, на Алтай, который тогда являлся своеобразной «старообрядческой Меккой». Благо в это время этот регион был не то что не освоен, он был практически не изучен. Не существовало даже сколько-нибудь достоверных карт. Так что там бегуны развернулись по полной. Они создали на Алтае в тайге не просто деревеньки-убежища, но даже довольно крупные торгово-промышленные поселения. Все они объединились в общество «каменщиков» или «горцев» со своими особыми порядками и неписаными, но строго исполняющимися законами. Суд над нарушителями порядка был скор и суров. Причем в «силовое поле» бегунов попали и люди иной веры. Но бегуны не были фанатиками, они уважали и иные религиозные взгляды. Однако порядок поддерживали очень суровыми методами.
«Житейские конфликты разбирались "лучшими людьми" общины, которые избирались на мирском сходе. Суд "каменщиков" был по-настоящему народным, скорым и справедливым. Приговор сводился к битью палками либо плетьми по важности проступка. В особых случаях применялась исключительная мера наказания. Так однажды неисправимого вора, неоднократно битого ранее за кражу имущества у членов общины, посадили на бревенчатый плот, ноги заколотили в две выдолбленные дыры, дали немного пищи, а также шест, которым он мог управлять плотом, и пустили вниз по реке Белой с тем, "что если де может выплыть, то и счастлив, а если потонет, того будет достоин". Община "каменщиков" просуществовала около тридцати лет. Связанные одной участью, жители этой "республики русского духа" успешно решили проблему самоуправления, создали некое братство, несмотря на различные верования. Они были надежными товарищами, во всем помогали друг другу, особенно неимущим, — припасами, семенами, земледельческими орудиями, одеждой».
(И. Подшивалов)
Кончили «каменщики» тем, чем обычно такие структуры и кончают. Нет, их не разогнали присланные солдаты или казаки. У государства для этого не имелось никаких возможностей. Просто лидерам «каменщиков», которые, обитая в тайге, видимо, неплохо «поднялись», надоел свой неопределенный статус. В 1791 году «каменщики» обратились к Екатерине II с просьбой о прощении и о возвращении в российское подданство. Екатерина их просьбу удовлетворила, причем в подданство бегуны вернулись на очень льготных по тем временам условиях. Они должны были, как и «инородцы», платить «ясак» (налог), однако остались свободными людьми, не несли никаких иных повинностей, в том числе и рекрутской. И уж тем более — не были приписаны ни к каким заводам. Кроме того, они сохранили определенную независимость управления.
Тем не менее, движение бегунов продолжалось. Те же самые бывшие «каменщики» охотно укрывали беглых. Да и остальные сибирские «пристани» никуда не делись.
Мы не имеем сведений о связи Пугачева с бегунами. Но! Согласитесь — имеется вот такая развитая подпольная структура. Эти люди ненавидят власть. Они не станут помогать Пугачеву?
Меня очень веселят рассуждения, что революционные идеи — это, дескать, некая чуждая нам идеология, занесенная с Запада. «Бегуны» были англичанами, немцами или евреями? А ведь их взгляды — это вполне такой готовый анархизм. Когда я изучал движение «бегунов», я испытал культурный шок. Дело в том, что я в конце восьмидесятых годов плотно общался с российскими хиппи. У них имелась своя, достаточно хорошо работавшая подпольная организация — так называемая «Система»1. Так вот — «Система» в точности повторила структуру «бегунов»! Ну, разве что не копали подземные выходы из домов и с религией общности не было. А так — все очень похоже. Хотя хиппари и понятия не имели об этой секте. Видимо, это что-то такое у русских людей сидит в подсознании...
Вообще-то разнообразное старообрядческое «подполье» было к концу XVIII века очень развито. В кавычки я взял термин потому, что все-таки при Екатерине старообрядцев уже не сжигали. Но в правах они были ограничены. Несмотря на это, а может и благодаря этому, из среды раскольников вышло много успешных предпринимателей. Так что деньги у них имелись. А власть они все так же не любили. Уже много позже старообрядцы активно поддерживали революционеров. И что с того, что революционеры были в большинстве атеистами? Это никого не волновало. Главное — разрушить «никонианское» государство. А потом воссияет «истинная вера».
И вот какой факт интересен. Петр III даровал старообрядцам свободу вероисповедания. Екатерина II «сдала назад» и эту самую свободу отменила. А что провозглашал Пугачев, объявивший себя покойным царем Петром Федоровичем? Он сулил раскольникам «бороду и крест». То есть полное восстановление в правах. Интересные совпадения?
Примечания
1. Про «Систему», кстати, стоило бы написать отдельную книгу.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |