№ 3. — Протокол показаний Е.И. Пугачева на допросе в Московском отделении Тайной экспедиции Сената 4—14 ноября 1774 г.

4—14 ноября 1774 г.

(л. 225) 1774 года ноября 4 дня присланной из Синбирска¹ от генерала-аншефа графа Панина² пойманной государственной злодей и бунтовщик Емелька Пугачов за караулом лейб-гвардии Преображенского полку капитана Галахова³ в Москву, в Тайную експедицию, привезен пополудни в 9-м часу; и того ж числа в присудствии генерала-аншефа, сенатора, лейб-гвардии Конного полку подполковника, ея императорскаго величества генерала-адъютанта, разных орденов кавалера князь Михайлы Никитича Волконского⁴ в Тайной экспедиции обер-секретарем Шешковским⁵ о учиненных оным злодеем Пугачевым злодействах и о чем надлежало роспрашиван (л. 225 об.), а в допросе сказал:

Отец его Иван Михайлов сын Пугачев⁶ был Донскаго войска Зимовейской станицы казак, от коего он слыхал, что ево отец, а ему, Емельке, дед Михайла, а чей сын, — не знает и не помнит, — был Донскаго ж войска Зимовейской же станицы казак, и прозвище было ему Пугач. Мать ево, Емелькина, была Донскаго ж войска казака Михайлы дочь, но, чей он был сын, — не знает, и звали ее Анна Михайловна⁷. И оные отец его и мать померли, а имянно: отец помер лет с пятнадцать, — а подлинно не помнит, — а мать его умерла тому ныне третий год, а имянно после побегу его, Емельки, з дому.

Он, Емелька, родился, как слышал он от помянутой матери своей Анны Михайловой, тому было тогда тритцать лет, а ныне щитает он от роду (л. 229) себе тритцать третей год. Родился ж он в помянутой Зимовейской станице в доме показанного деда своего Михайлы, где он и вырос. Брат ему родной одного отца и матери Дементей Иванов⁸, ему большой, — оной же станицы казак, но жил с ним в разделе, в своем доме, и женат на казачьей же дочери Кабылянской станицы казака Никифора Хомутихина, зовут ее Настасья Никифорова. У оного брата ево два сына: один — Никита, а другаго как зовут, — не знает, и две дочери, а как зовут, — не помнит, — только обе малолетные.

Слыхал он, Емелька, от отца своего и матери, что он крещен в показанной Зимовейской станице в церкве Казанския богородицы священником Тимофеем (л. 229 об.) Авдеевым, которой был ему и отец крестной, а мать крестная была казачья ж дочь по отечеству Игнатьева, а прозванием Ермолова, но как ей имя, — не помнит. С самого ево малолетства в церковь божию он, Емелька, ходил, и отца духовного имел он показанной церкви Казанския богородицы священника Федора Тиханова, которой и ныне жив.

Жил он, Емелька, в помянутом доме отца своего безотлучно до семнадцати лет, где кормился он, пахав сам свой казацкой участок земли, а в самом бывши малолетстве боронил за отцом своим землю. Как же ему минуло от роду семнадцать лет, то он еще при отце своем и при матери женился [на дочери] Есауловской станицы (л. 230) казака Дмитрия, а чей сын, — не знает, но по прозванию Недюжев; отечества ж тестя своего не знает он, Емелька, потому что теща ево, а жены его мать, Аксинья Кононова, вышла, когда уже он женился, за другова мужа, казака ж Королева. Жену ево, Емелькину, зовут Софьею Дмитриевою⁹. Венчан он со оною своею женою по церковному чиноположению в Есауловской станице, в церкве Михаила архангела, священником, а как зовут, — не помнит; оная ж станица, в коей он женился, от Зимовейской станицы в десяти верстах.

По женидьбе ж, пожив он с оною своею женою одну неделю, выслан он с протчими казаками в каманде казацкого полковника Ильи Денисова¹⁰, есаула Романа Пименова¹¹ в пятисотной (л. 230 об.) каманде, в Прусию¹² чрез Киев; и по приходе сперва в Тарунь, а потом в Познань, — главной же над сею камандою камандир был граф Захар Григорьевич Чернышов¹³, — где и бывал он, Емелька, под предводительством помянутого полковника Денисова с протчими своею братьею, рядовыми ж как и он, Емелька, казаками, против неприятеля на шермицах^*. Но, однако ж, ничем не ранен. По кончине ж покойныя государыни¹⁴, когда мир у России заключен с Прусиею¹⁵, то оная пятисотная команда и другия полки под камандою ж графа Чернышева по указу, покойного государя Петра Федоровича¹⁶ отданы оне все были прускому королю, где оне и были месеца с полтара¹⁷, ибо они поход (л. 231) свой продолжали до Прусии, кажетца, около четырех месяцов. А потом, как перевели их каманду за Одер, то получили указ, что ея императорское величество¹⁸ изволила принять престол российской¹⁹, и велено уже короля прускаго почитать по-прежнему неприятелем. И потом вся их пятисотная каманда в походной церкве приведена в верной ея императорскаго величества службе к присяге, где и он, Емелька, с протчими своею братьею казаками полковником Денисовым был привожен, и целовал крест и святое евангелие. И потом, вскоре после сей присяги, та их пятисотная каманда отпущена домой на Дон. По приходе ж домой получен в войско указ, что его императорское (л. 231 об.) величество государь Петр Федорович скончался²⁰, о чем и во всех станицах были указы ж. Которой и ему, Емельке, ото всех живущих казаков на Дону сказыван был, ибо он, Емелька, грамоте ни на каком языке ни читать, ни писать не умеет, и никогда не учился, потому что как он, Емелька, так и отец его, как выше он показал, были простые казаки.

По приходе ис Прусии жил он в доме своем года с полтора, в кое время жена его родила сына Трофима²¹, которой и крещен в церкве Казанския богородицы священником, помянутым отцом его духовным Тихановым, а восприемником был живущей в их станице в работниках малороссиянец Алексей, а чей сын и прозвания и откуда он в их Зимовейскую станицу пришол, — не знает. Из своей же братьи (л. 232) казаков в кумовья не позвал для того, что в то время была пора рабочая, и все были в поле.

Выжив же в доме своем полтара года, камандирован он в каманде есаула Елисея Яковлева в Польшу²² для выгнания бывших тамо беглых раскольников, коих оной есаул и привел в Чернигов; но, сколько было числом тех раскольников, — он не знает. А ис Чернигова отпущен оной есаул с камандою так, как и он, в домы на Дон, где и был он года с три или с четыре, а подлинно не упомнит; откуда посылыван бывал в разные партии, но не более бывал в тех партиях, где месяц, где два, и потом возвращался паки в дом свой.

А потом, как объявлена была с турками война²³, то камандирован он, Емелька, в каманде полковника Ефима Кутейникова²⁴, атамана Тимофея Грекова²⁵ с другими его братьею казаками в Бахмут, где и зимовали. А по наступлении весны пошла сия каманда под (л. 232 об.) Бендеры, где были с турками и сшибки; но как Бендер взять было неким, что мало людей, то и отошла сия каманда прочь²⁶. По прошествии того лета оной полковник Кутейников с оною камандою зимовали на реке Донце в двух селах — Веревкине и Протопоповке. А по прошествии зимы, весною пошел полковник Кутейников с своею камандою под Бендеры в каманду графа Панина²⁷, а ис-под Бендер, по взятии оных²⁸, — в Елисаветгород пришла сия казачья каманда на зимовыя квартиры²⁹, и стояла оная каманда в селе Голой Каменке, где он, Емелька, был весьма болен, и гнили у него грудь и ноги. Перед Сырною ж неделею^** прислан был из армии к полковнику Кутейникову ордер, чтоб из оной каманды для исправления казакам лошадьми отпустить (л. 233) при старшине сто человек, по которому ордеру в числе оных ста человек и он, Емелька, отпущен за показанною болезнию, и был харунжим, а в оной чин выбран он, Емелька, был помянутым полковником Кутейниковым.

По наступлении ж весны, как оные отпущенные казаки стали збираться по-прежнему итти з Дону в поход, то он, за означенною своею болезнию, в тот поход итти не мог, а вместо себя нанел он Лазуновской^*** станицы казака Бирюкова, коему он за то дал две лошади с седлами, саблю, бурку, зипун синей, харч всякой и денег двенадцать рублев. А сам он, Емелька, остался в доме своем и лежал болен ногами и грудью, кои у него, как и выше он показал, гнили без мала год. А как он остался дома, то старые (л. 233 об.) казаки, приходя его навещать в болезни, советовали ему, Емельке, проситься в отставку и ехать в Черкаск. По коему совету и, что он уже столько времяни был болен, выпросил у станишного атамана Трофима Фомина³⁰ пашпорт, поехал в Черкаск на собственной своей лотке водою, а жену свою и упомянутого сына Трофима, и двух малолетных дочерей Аграфену³¹ и Крестину³², коим от роду: Аграфене шестой, а Крестине четвертой год, а сыну десять лет или двенатцатой год, оставил в доме своем.

По приезде в Черкаск, и имянно спустя после Петрова дни^**** дней двенатцать или тринатцать, стал он на квартиру х казацкой жене вдове Скоробогатой, а имяни и отечества ее не знает (у которой сын Иван, и оной сын служил с ним вместе под Бендерами, почему оная вдова (л. 234) ему и знакома). И как оная Скоробогатая спросила ево — зачем он в Черкаск приехал, — то он, Емелька, сказал ей, что приехал проситца за болезнию в отставку. И сказав оной Скоробогатой, тот же самой день пошол он, Емелька, в войсковую канцелярию. И по приходе в канцелярию данной ему из станицы пашпорт подал войсковому дьяку Калпакову³³, и оной Калпаков спросил ево, Емельку: «Зачем ты сюда, Пугачов, приехал?» И он ему сказал: «Я, батюшка, приехал сюда проситься за болезнию своею, что у меня гниют ноги и груть, в отставку». На что Калпаков сказал: «Тебя прежде отставить нельзя, как надобно тебе лежать здесь в лазарете и лечить; и когда уже тебя вылечить будет нельзя, то тогда отставят». Но что он, Емелька, отвечал: «Нет, я в лазарет (л. 234 об.) не пойду, а лутче стану на своем коште лечитца». И потом, поклонясь оному Калпакову, пошол из войсковой вон. Но в то ж время и есаул войсковой, а кто он таков по имяни и прозванию, — не знает, говорил ему, Емельке: «Да на што тебе отставка? Вить кали ты болен, так тебя на службу не пошлют, а кали выздоровеишь, так отставить нельзя».

И потом, простясь он и с оным есаулом, пошел в квартиру показанной Скоробогатой. А как он пришол, то сказал ей: «Вот, меня не отставляют, а говорят, чтоб лечитца в лазарете». На что оная Скоробогатая говорила: «Нет, Пугачов, не ходи в лекарство, вить оно очень трудно, покажи-ка мне ноги-та». И он, Емелька, ей те раны на ногах и показал. И она, посмотря на те раны, говорила: «Лечись ты из убитых баранов лехким и прикладывай (л. 235) то лехкое к ранам, то тебе лехче будет». По коим словам он, покупая лехкое, три дни к ногам прикладывал, от чего и стало ему несколько лехче.

Быв он в городе Черкаске только четыре дни, захотелось ему повидатца с сестрою его родною Федосьею Ивановою, коя в замужестве за донским казаком Симоном Никитиным сыном Павловы³⁴. И жил оной его зять в одной с ним Зимовейской станице, но как война Турецкая началась, то оного зятя перевели на вечное житье в Таганрок. Почему наняв он, Емелька, у оной вдовы Скоробогатой лошадь за два пуда пшена и за два ж пуда муки, кою он привез с собою из дому в лотке, поехал в Таганрок И по приезде к Таганрогу наведался о показанном зяте своем чрез стоящих на карауле казаков, что он живет (л. 235 об.) в третей роте, куда и поехал. Приехав к нему в дом, увидел и помянутую сестру свою, и у оного зятя своего жил он две недели.

Во время сего житья зять его говорил ему, что-де здесь жить трудно: во-первых, заведены полковники, ротмистры, и совсем уж не так с казаками поступают, как на Дону, второе — лесу нет и ездют за лесом недели по две, и оттого многие уж казаки бегут: «Да и я уже согласился с четырью казаками бежать». И он, Емелька, спросил зятя: «Да куда же ты хочешь бежать-та?» И оной ему сказал: «Коли-де в Русь побегу, то з женою, а естли без жены, то хоть в Сечь Запорожскую». И он, Емелька, говорил: «Как тебе туда бежать? В Прусь не попадешь, а на Руси поймают, в Запорожье ж коли один пойдешь, то по жене стоскуешься, а приедешь за ней, (л. 236) так тебя схватают. И так, коли уж бежать, так бежать на Терек, там наши семейныя живут; а сверх того тамошнему атаману Павлу Михайлову³⁵ дан указ, чтоб таких тамо принимать». На что оной зять ево сказал: «И ведомо, это лутче, что мы будем все жить вместе».

И после сих слов сестра ево, по совету мужнему и его, выпросилась у ротмистра как бы для свидания с матерью своею в показанную Зимовейскую станицу, которой и дал ей билет. С коим она обще с ним, Емелькою, и поехала, условясь з зятем, чтоб он с показанными товарыщами своими, тремя человеки, бежал после их спустя неделю-другую, для тово, что естли он скоро за женою побежит, то ротмистр догадаетца, что и жена бежала с ним вместе, то пошлет в погоню, и их (л. 236 об.) тотчас схватают, за что и ему достанетца так, как подговорщику.

И потом он с сестрою своею поехал, взяв с собою и дочь оной сестры малолетную Парасковью, на двух зятних лошадях. И как они были в дороге с сестрою только дней с пять и проехали Черкаск, то оной зять ево с помянутыми товарищами, ис коих один Зимовейской же станицы³⁶, а те двое, которых станиц и как зовут, — не знает, его догнали и сказали, что оне все четверо бежали. И он, Емелька, говорил: «Што вы это наделали? Вить тово и смотри, что нас поймают! Вить я говорил, чтоб помешкать недели две. Погубили вы и меня, и себя». Однакож поехали они все вместе. Но, не доезжая до Зимовейской станицы, сестру и троих беглецов оставил в степи, а зятя взял с собою в Зимовейскую станицу, в дом свой, ночью, для того, чтоб не увидели соседи зятя его. И пришед, матере своей, которая тогда еще была жива, (л. 237) и жене говорил: «Вот, матушка, знаешь ли, вить зять-та хочет и з женою бежать на Терек, да и меня зовут с собою». Мать и жена, услыша эти вести, стали плакать, на что он, Емелька, сказал: «Нет, матушка, не бось, я только их провожу чрез Дон, а сам никуда не поеду».

И поговоря об оном, того ж ночью он з зятем поехал в степь, где оставлена была сестра его и зятины товарыщи. А по приезде, взяв он, Емелька, сестру свою, поехал в дом свой, а зятя оставил в степи, сказав при том, что-де «вам днем ко мне ехать никак нельзя, а разве приезжайте ночью». По приезде в дом сестра, побыв у матери ево часа з два, поехала к свекру своему, а он остался дома. Жена и мать уговаривали ево, Емельку, чтоб он за Дон тех беглецов не перевозил, что за его будет и ему беда, на что он и согласился было. (л. 237 об.) И как зять ис степи приехал к нему ночью, то ему сказал: «Как ты хочешь, я не поеду, потому што жена твоя у отца, и как я ее возьму, так догадаютца в станице, што вы бежали». Оной его зять того ж ночью пошел к отцу своему, сказав ему, што бутто он приехал за женою. И потом, начевав у отца, детей своих, двух дочерей (ибо одна жила все у отца ево), оставя, взял жену, сказав, что он поехал в Таганрок, но вместо того поехал он в степь, где оставались означенные товарыщи его. Как же пришла ночь, то оной зять его опять к нему приехал, и как постучался у ворот, то жена ево, Емелькина, вышла к воротам и, не хотя, чтоб он от нее з зятем ехал, увидев зятя, сказала: «Што вы ездите? Вас уже ищут и знают, што вы бежали».

Зять, испужавшись, пошел от ворот прочь. Но чрез (л. 238) три дни ночью паки оной зять его з двумя уже товарищами приехал к нему (а о третьем сказал, что-де он отстал и пошол на родину) и по приезде просил ево, чтоб он конечно их за Дон с товарыщами перевез да и сам бы с ними поехал. И он, Емелька, видя такую неотступную прозьбу и хотя оного зятя своево тем потешить, несмотря на слезы матери и жены (коих он однакож уверил, что он с зятем не побежит, и статное ли дело, чтоб он оставил отечество и поехал бы на Терек), взяв свою лотку и посадя в оную зятя, сестру и показанных двух товарыщей, сел в оную лотку и сам и, спустясь на нис по Дону, от дому своего верст с семь, против Зимовной луки перевез на Нагайскую сторону. А по перевозе, (л. 238 об.) высадя всех их на берег, сам с лоткою от берегу отвалил. Зять, увидя, что он с ними на берегу не остался и их оставил, кинулся, обнажа саблю, в воду и хотел ево, Емельку, срубить, но однакож он уехал. Оной зять гнался за ним с серцов, потому что он ево обманул, ибо, как оне вознамеривались бежать на Терек, то он, Емелька, обнадеживал зятя, что и он с ними туда поедит. И потом, того ж ночью приехав домой, сказал жене и матере, что зятя и сестру проводил, и жил в доме своем после сего проводу месяца с полтара.

А после сего времяни услышал он, Емелька, что сперва сестра, а потом и зять пришли в их станицу. И казаки, приходя к нему, сказывали, что уже зять его отведен в станишную канцелярию и показывает на него, Емельку, что он ево (л. 239) перевес за Дон и с ним обще также хотел бежать. Чего он, Емелька, испужавшись, зная, что всем казакам под казнию объявлено, чтоб за реку беглецов не перевозить и самим не бегать, почему и боялся он, Емелька, наказания, из дому своего, взяв лошадь, бежал и шатался на Дону по степям две недели.

А как стала ему скушно, да и хлеб, который взял с собою, весь съел, приехал ночью в дом свой к жене. А по приходе в дом жена ево сказала ему, што мать ево, также и зять, взяты в Черкаск. Он, услыша о сем, из дому поехал сам тот же день в Черкаск и торопился ехать для того, чтоб прежде ему приехать туда матери и зятя с таким намерением, что бутто он — человек правой, что сам явился (л. 239 об.) в Черкаске. Пришед, явился дьяку Калпакову и сказал: «Я-де слышу, што про меня говорят, бутто я бежал, а я-де не бегал». И показал тому дьяку пашпорт станишной, самой тот, с которым он приходил того ж лета, как выше он показал, к дьяку Калпакову для отставки. Калпаков, посмотря пашпорт, сказал: «Кой же чорт пишут, что ты бежал, а у тебя пашпорт!» И потом ево, Емельку, отпустил³⁷.

На другой день привезли в Черкаск мать и зятя. И как зять показал, что он ево провожал и с ним бежать хотел, то и велели ево, Емельку, в Черкаске искать. Он, прослыша о сем, ис Черкаска бежал в дом свой. И только переначевал одну ночь, то пришли из станишной избы и ево из дому взяли. О приходе ж ево домой проведали так скоро потому, как он домой приехал, то пришла к нему повидатца (л. 240) сестра ево родная Ульяна (которая замужем той Зимовейской станицы [за] казаком Федором Григорьевым сыном Брыкалиным); а повидавшись с ним, пошед домой, сказала мужу своему, а муж объявил в станишной избе. В станишной избе держался он только две ночи, а в третью ночь, боясь, чтоб не отослали ево в Черкаск, оттуда бежал³⁸ и лежал в камышах в болоте двои сутки. Но как есть ему было нечево, также и холодно, ибо сие время было в Филипов пост^5*, на третей день пошол в дом свой и, пришед, сказал жене, чтоб она никому о нем не сказывала.

И прожил он в доме своем почти весь Филипов пост скрытно. В доме ж ево не сыскивали, потому что не могли старшины думать, чтоб, наделав столько побегов, осмелился жить в доме своем. А за два дни до Христова Рожества^6*, взяв лошадь и приказав жене, (л. 240 об.) чтоб приготовила харчю, что она и исполнила, он, Емелька, сказав жене своей, что он поедит на Терек, и кали ево тамо примут, то он и за нею приедит, и потом он и поехал чрез Дон по льду верхом с тем намерением, чтоб ехать на Терек³⁹.

Ехал он семь дней и, не доехав до Кумы, занемог, а лошадь пала, почему он и лег и лежал. А отдохнув, чрез великую силу пошол х Куме, а дошедши до берега, не мог больше ступать ногами, лег на берегу и лежал трои сутки, не видав ни одного человека. Чрез три дни пришли к нему два человека с ружьями, руские, и спросили ево, что он за человек. Он сказал им о себе, что он — донской беглой казак. Оные два человека были на лошадях. Сжалившись над ним, посадили ево на лошадь, а сами сели на одну двое, и поехали с ним по зделанному идущими в то самое время ис Кизляра (л. 241) донскими казаками мосту чрез реку Куму. И отъехав от реки верст с тритцать, привезли ево оные два человека в зделанной шалаш, где он, Емелька, лежал недели з две. Кормили ж ево оные люди зверями, яблоками и терном. Оные ж люди сказывали ему о себе, что оне беглые из Сибири з заводов и, наделав тамо бед, бежали: «Мы-де были и в Астрахани, да там-де публиковано о нас, так мы и оттуда ушли».

Как же ему стало полехче, то увидел он, что оные два человека режут ис прутьев жеребейки, то он их спросил: «Што вы, братцы, пульки што ли режите, и ети прутики свинцовыя што ли?» На что оне сказали ему: «Это не свинец, но золото». И он их спросил: «Да где ж вы берете?» На что оне ему сказали: «Да мы нашли здесь этово сокровища множество, да жаль-де, что (л. 241 об.) всемилостивейшая государыня етово не знает. Мы-де бывали на многих государевых заводах, да только такого сокровища не видали». И он, Емелька, спросил их: «Да как же-де вы нашли?» И они сказывали ему: «А вот как. Увидели-де мы-де лисицу и погнались за нею, хотели застрелить, и мы-де к ней, а она от нас. И так она отвела нас от шелаша нашева верст з двенатцать и вдруг-де бросилась в нору почти при наших глазах. Мы-де стали ту нору рыть. А как-де порыли аршина два в глубину, то и нашли тут это золото». И он, Емелька, спросил их: «Что, не можно ли мне это место указать?» И оные люди сказали: «Пожалуй, покажем, пусть во время, кали случитца, то хотя ты детям своим покажешь». После чего они все трое и пошли и, отойдя от шелаша как верст двенатцать, взошли как бы на какой невысокой вал, и ту нору ему показали, и рыли. Где он, Емелька, (л. 242) то золото видел. И потом ту нору зарыли и заравняли, и пошли по-прежнему в шелаш.

После сего, пожив в шелаше дней с пять, стоскнулось ему по жене и детях, а к тому ж и на Терек попасть — за болезнию ево — нельзя, то, простясь с теми людьми, не спрося их не о именах, ни о чинах, пошол к реке Куме. И перешед по тому ж мосту, шол прямо на Дон и в свой дом две недели. Но не дошед своего дома, зашол он в Нижнюю Курмоярскую станицу х казаку Дмитрею Плохову, у коего он, переначевав, дал ему, Емельке, до дому ево доехать лошадь, на которой он в те ж сутки приехал в дом свой⁴⁰.

По приходе ж ево жена, сына и двух дочерей ево взяв, отнесла в дом к брату ево родному Дементью Пугачову и оставила у жены ево⁴¹, ибо брат его тогда был в армии. Детей же (л. 242 об.) жена ево из двора увела для тово, чтоб они о приходе ево домой не разболтались. Жене ж своей, видя, что она плачет, то, обманывая ее, говорил: «Я-де был на Тереке, и меня принять семейные хотят⁴². А как у них теперь нет атамана, а я — человек честной, то оне меня и атаманом выберут»⁴³. Но жена сим словам не верила и плакать не переставала. Что видя, он, Емелька, сказал жене: «Ну, ин, кали так, так поди и скажи про меня, што я пришол». Жена, пошед, сказала братниной жене, а оная сказала казакам, кои тот час пришли и, взяв, отвели ево к атаману. А атаман на другой день поутру послал ево не скованого в Чирскую станицу, а розыскную каманду, к старшине Михайле Федотову⁴⁴, — прозвания не знает, — куда ево чрез три дни и привезли.

(л. 243) А как привезли, то оной Федотов наодине говорил ему, Емельке: «Ну, Пугачев, дай мне сто рублев, так я напишу тебя в службу, чтоб ты вину свою заслужил, и в Черкаск тебя не пошлю». За что он благодарил и сказал, что «у меня ста рублев нет, а пятьдесят рублев дам»⁴⁵. И потом отпустили ево за караулом Чирской станицы к старшине Карпу Денисову⁴⁶, х коему пришед, он сказал, что надобно подарить старшину Федотова за то, что он не хочет его послать в Черкаск, а хочет определить для заслужения вины своей в службу. И оной Денисов сказал: «На, возьми и отнеси. Это хорошо, кали он тебя запишет в службу»⁴⁷. Он, Емелька, взяв деньги, понес к Федотову. А как стал Федотову деньги отдавать, то Федотов (л. 243 об.) спросил ево: «Где ты деньги эти занял?» И он, Емелька, сказал: «Я-де эти деньги занял у Карпа Петровича Денисова». И оной Федотов сказал: «Нет, кали ты деньги эти занел у нево, то я у тебя их не возму. Он-де свой брат — полковник, так как он о этом сведает, что я с тебя взял, то он на меня донесет, и меня за это разжалуют. Поди-де вон». И он, Емелька, вышед от него, тот же час те денги отдал по-прежнему Денисову, сказав оному, что-де Федотов у него их не взял. Денисов взял себе сорок рублев, а десять рублев дал ему, Емельке, сказав: «На, тебе-де в Черкаском згодятца». Он, поблагодаря, пошол опять к Федотову, а Федотов того ж дня — за караулом четырех человек казаков — послал ево в Черкаск. И везли его, Емельку, под таким караулом с неделю, от станицы до станицы.

(л. 244) По приезде ж в Цымлянскую станицу⁴⁸ посадили ево в станишную избу. И как он в той избе посидел не более часа два, то — незнаемо чрез кого — уведал о привозе ево той же Цымлянской станицы казак Лукьян Иванов сын Худяков⁴⁹ и, пришод к нему в станишную избу, говорил: «Я-де, сведав про тебя, што ты привезен сюда, и везут тебя в Черкаск, то-де я ходил к атаману и выпросил тебя у него на свои руки, чтоб тебя отвести в Черкаск»⁵⁰. Он, Емелька, за то его поблагодарил. И потом оной Худяков, взяв ево из станишной избы, повел в дом свой. А по приходе в дом оной Худяков говорил: «О, Пугачев, жаль мне отца твоего хлеба-соли, погиб ты, а хочетца мне тебя спасти вот как: я пошлю с тобою своего сына⁵¹ и велю, отъехавши отсюда несколько, (л. 244 об.) тебя отпустить»⁵². И он, Емелька, поблагодаря того Худякова, сказал: «Чем мне твою любовь платить?» И переночевав, поутру оной Худяков дал ему свою лошадь, саблю, чтоб не признали ево за беглеца, синей кафтан, с помянутым сыном своим, дав оному другую лошадь, отпустил. И ехал он, Емелька, с тем его сыном верст со ста. И потом, простясь с ним, Емелькою, поехал в свою станицу⁵³.

А он, Емелька, поехал на реку Койсуху, где поселены выгнанные ис Польши беглые раскольники. И по приезде в верхнюю поселенную раскольническую слободу^7* и спросил у одного мужика, не наймется ли кто из оного селения отвести ево х каманде, коя тогда перед ним шла с Краснощоковым⁵⁴. На что оной мужик сказал: «Есть-де здесь такой человек, которой вашу братью возит». (л. 245) Оных лошадей он нанимал для того, что у него лошадь стала, а о Краснощокове говорил, чтоб не подумали о нем, что он — беглец. И оной незнаемый мужик привел ево ко двору другаго мужика, коего называют Алексеем⁵⁵, с которым договорился он, чтоб его отвести до села Царева⁵⁶ за два рубли. Оной Алексей впрег в телегу дву лошадей ево и повес, а своя лошадь шла за телегой на поводу.

И как пришол вечер, и остановились в поле начевать, и варили кашу, то, зная, он, Емелька, что оной Алексей — раскольник, говорил тому Алексею: «Што, брат, доброй человек, мне хочитца пожить для бога, да не знаю, где б сыскать таких богобоязливых людей?» И оной Алексей сказал: «Я-де знаю такого человека набожнова, которой к себе таких (л. 245 об.) людей принимает». И он, Емелька, просил того Алексея: «Пожалуй-де, бога ради, отвези меня к нему». А притом спросил ево: «Што-де это за богобоязливой человек, и где он живет?» На что оной Алексей сказал: «Оной-де человек — села Кабаньи, и живет-де на своем хуторе, а прозывается он — Коровка»⁵⁷.

И, начевав на том месте, поутру поехал оной Алексей прямо на оной Коровкина хутор⁵⁸, куда и приехали на вечер. А по приезде на хутор послал он, Емелька, того Алексея к тому Коровке с тем, чтоб он спросил ево: пустит ли он к себе такого человека, которой хочет пожить для единаго бога. Алексей по сим словам к Коровке ходил и, немного погодя, пришел к своим роспускам^8*, и с собою привел незнаемого ему мужика старого, которому оной Алексей, (л. 246) указав на него, Емельку, рукою, говорил: «Вот, Осип Иванович, этот человек, которой желает пожить бога ради». И он, Емелька, встав с телеги, спросил: «Пожалуй, Осип Иванович, прими меня к себе бога ради». И оной Коровка на сию ево прозьбу сказал: «Милости прошу, поди, брате, за мной». И он, Емелька, дав Алексею полтара рубли, ево отпустил⁵⁹. А он [Пугачев], взяв свою лошадь, пошол в дом Коровки, и по приходе жил у оного Коровки до Благовещения^9* за два дни даже до светлаго Празника^10*, да и после Празника еще пробыл у него в доме две недели.

Во время ж ево житья оному Коровке о себе объявлял он, что беглой донской казак, а бежал из усердия к богу, потому што-де в службе никак богу угодить (л. 246 об.) неможно. Оной Коровка говорил: «Ну, живи, у меня-де много бывало и салдат беглых, и всяких людей; и я их зберегал, но только-де мне от них и хлопот много бывало. И как-де их поймают где, то они, ис полков-та приходя, да меня ограбят; меня-де всего раззорили. Я-де и сам с сыном семь лет страдал за крест, бороду и молитву, и держался в Белегороде⁶⁰; да, дай бог здоровье милосливой государыне, она дала свой о кресте-та и бороде указ⁶¹, так меня освободили. Да я-де и тебя, Емельян, больше-та держать опасаюсь, что приезжают часто сюда каманды, а слышно-де, што Бендеры взяты, и тамо-де велят селитца всякому без разбору, так не лутче ли тебе туда итти и тамо поселитца?»

И он, Емелька, на те слова сказал: «Да я бы рад пошол, да бес пашпорта-та поймают». И оной Коровка сказал: «Это — безделица. (л. 247) Я велю написать пашпорт сыну». Почему сые его Антон⁶² пашпорт и написал, где назвал его, Емельку, станичным атаманом, а Антон назвал себя сыном ево, Пугачева, и якобы отправлены они из Донского войска х каманде. И по написании старик Коровка возил оной пашпорт в Ызюмскую правинцию, а из оной правинции привез уже оной Коровка такой же пашпорт печатной⁶³. И скоро по привозе того пашпорта оной Коровка дал ему пару лошадей, на коих, оставя свою лошадь у Коровки, ево, Емельку, и сына своего отпустил.

Как же оне надлежащим к Бендерам трактом поехали⁶⁴, то разного звания встречающияся с ними люди на вопросы ево сказывали, что-де в Бендерах никакого нового поселения не заводят⁶⁵. (л. 247 об.) И он, слышав эти вести, советовал с Антоном Коровкою, куда ж бы им ехать для спасения. И оной Коровка говорил: «Поедим-де в стародубовские слободы, вить-де туда и батюшка нам приказывал ехать». Куда они и поехали⁶⁶. И по приезде в стародубовскую Климову слободу⁶⁷ оной Коровка спросил тутошняго незнаемаго ему жителя, где живет поп Михайла⁶⁸. И оной житель сказал, что-де поп Михайла живет в Стародубовском монастыре, куда оне и поехали. И сыскал тамо оной Коровка того попа, однакож ево, Емельку, прежде отвел в келью к старцу Василью⁶⁹, у коего оне и жили оба недель с пятнадцать. Оному ж Василью расказал он и о побеге своем з Дону. И оной Василей сказал: «Здесь много приходит всяких беглых, и отсюдова только нужно провесть чрез заставу, а там-де пойдут на Ветку⁷⁰ и, малое время побыв там, прямо придут (л. 248) на Добрянской фарпост⁷¹ и скажутся выхотцами, так-де им с фарпоста и дают билеты в те места, куда кто пожелает, на поселение».

И он, Емелька, услышав о сем от оного старца, просил ево: «Пожалуй, батюшка, уж и нас ты, бога ради, так же выпроводи». И оной старец сказал: «Поноровите-де немного, покуда с таперишнова места перейдет застава в другое место, так я вас провожу». И после сего оной старец, сведав, што застава в другое место перешла, то, взяв их обоих, за границу и выпроводил пеших, а лошади остались в монастыре, и, выведчи их на небольшую тропинку, где нельзя инаково как ходить пешим, сказал: «Вот это прямая дорога на Ветку».

И потом, простясь со старцем, оной пошол в монастырь, а Емелька с Коровкой пошли на Ветку (л. 248 об.), куда и дошли они в третей день. И Коровка пошол к знакомому попу, имени его не знает, а он остался в слободе и жил в доме у руского человека Семена Крылова⁷², коего он прежде не знал. И как он, Емелька, ево, какой он человек, не спрашивал, так и оной Крылов ни о чем с ним не говорил, потому што в оной слободе живет всякой зброд, откуда б кто не пришол.

И, быв в Ветке семь дней, простясь с помянутым Коровкой, пошол прямо и на Добрянской фарпост, а Коровка остался в Ветке⁷³ для тово, што отец ему при нем приказывал принести к себе от тамошних попов причастия. По приходе на фарпост увидел он множество беглых руских, кои выдерживают карантин, и спросил их: «Как, братцы, здесь являютца на фарпост?» И оные (л. 249) ему говорили: «Ты-де, как придешь х камандиру⁷⁴, и он тебя спросит — откуда ты и што за человек, — так ты скажи: «Я родился в Польше, а желаю итти в Россию», так больше тебя и не станут спрашивать, а кали-де ты скажешься чьем из России, то-де делают из этова привяски». По коим словам он, Емелька, прямо на фарпост х камандиру и пришол. А как его спросил: «Откуда ты?» — то он сказал: «Я-де ис Польши». И как же спросил ево, что «какой ты человек и как тебя зовут?» — он на сие сказал: «Я-де польской уроженец, зовут меня Емельян Иванов сын Пугачов». Камандир велел записать ево имя в книгу и потом послал его в карантин, где ево, не раздевая, а только перешод через огонь, лекарь посмотрел ему в глаза: (л. 249 об.) «Ты — здоров, но надобно тебе высидеть в карантине шесть недель». И дав ему салдата, отвели его в карантинной дом, где он был трои сутки безвыходно, где познакомился он с выходцом же Алексеем Семеновым⁷⁵. А чрез трои сутки стали ево, також и оного Семенова из дому выпускать для работы. И как выпустили, то с оным Алексеем Семеновым пошли в дом живущаго в Добрянке купца Кожевникова⁷⁶, имяни и отечества не знает. И по приходе подрядились у него построить сарай за два рубли, на ево хлебе. И ходя, он, Емелька, на оную работу с Семеновым по три дни, ничего от Семенова не слыхал. А на четвертой пришол он, Емелька, с Семеновым и еще четыре человека выходцов⁷⁷, — кто оне таковы и как их зовут, — не знает, — для обеда х Кожевникову в ызбу, где и обедали.

Во время ж обеда пришол тут в ызбу (л. 250) и Кожевников и сел на лавку. Означенной Семенов, сперва смотря ему, Емельке, в глаза пристально и потом, не говоря ничего, вдруг сказал: «Кожевников, смотри! — указав на него, Емельку, пальцем, — Этот человек точно как Петр Третей!»⁷⁸ А на то слово он, Емелька, сказал: «Врешь, дурак!» И в тот час подрало на нем Емельке кожу. И потом отобедали, а отобедав означенные четыре человека пошли из избы к женам своим отдыхать; а оне — Емелька, Семенов и Кожевников — остались в избе. И оной Семенов говорил: «Слушай, Емельян, я тебе не шутя говорю, что ты — точно как Петр Третей». И он, Емелька, смотря на Кожевникова, говорил: «Слушай, старичок, ты знаешь, что нас за крест и бороду всех гонят, а я тебе сказываю, что я — з Дону донской казак Емельян Пугачов; но на Дону жить нельзя, и я, (л. 250 об.) бога ради, бежал з Дону». И на сии слова Кожевников говорил: «Это правда, што нам, староверам, везде гонение. Ваши-де казаки были многие и в Ветке, и в Стародубе есть. Да вот-де што: была река Яик, и та-де помутилась, так-де ты возьми на себя это имя, а тебя-де там примут»⁷⁹. А Семенов говорил: «Изволь, я от нево не отстану, и кто меня спросит, то я сказывать буду, что он, Емелька, — Петр Третий. Мне-де как не знать, я вить служил гвардии гранодером и государя-та видал, так ты не бойся — прими на себя это имя»⁸⁰. И он, Емелька, говорил: «Хорошо, ну я приму, да с чем я туда пойду? У меня денег только дватцать алтын, да и теми надобно пашпорт выкупить. Да пусть меня и на Яике примут, вить там хлеба не пашут, а казакам-та дают по двенатцати рублев жалованья, так что ж я им буду давать?» И на сии слова оной Кожевников сказал: (л. 251) «А ты, как тебя тамо примут, то ты отпиши ко мне, я тебе хотя тритцать тысяч рублев тотчас пришлю, — у меня столько своих денег сыщется. А буде-де этих мало будет, то у протчих приятелей достать можно, сколько потребуешь»⁸¹.

А по сим помянутого гранодера Семенова уверениям, что он, Емелька, похож на покойного государя⁸², в душе своей возмечтал, что тот гранодер Семенов говорил ему правду, ибо он, Емелька, никогда покойного государя не видал и в Москве и в Петербурге во всю жизнь свою не бывывал. А по словам Кожевникова думал он, Емелька, что его на Яике, как казаки все находятца в возмущении⁸³, конечно примут и Семеновым словам веру дадут; а сверх того и Кожевникова деньги много сему его предприятию помогут, (л. 251 об.) точное намерение иттить на Яик и объявить себя Петром Третьим и принял⁸⁴.

Оной же Кожевников говорил, что-де «Еще когда и тебя не было, то у нас был совет, чтоб итти за Кубань»⁸⁵. У оного ж Кожевникова в доме видывал он, Емелька, живущаго в Добрянке ж купца, а имяни и прозвания его не знает, только приметами он — рот у него искривлен на сторону, тако ж и косоглаз⁸⁶, — с коим оной Кожевников, поговоря с ним, Емелькой, о всем сказанном, да и пересказывает, — посему и думает он, Емелька, что и оной криворотой о всех его и Кожевникова злых замыслах знает.

Как же шестинедельной карантин вышел⁸⁷, то он, Емелька, пошол х карантинному камандиру обще с Семеновым и объявили желание свое иттить поселитца на Иргис⁸⁸ в дворцовую Малыковскую волость, по которому их желанию и даны им обоим для проходу до Малыковской волости два билета, которые и подписал маэор Мыльников^11*. Взявши билеты⁸⁹, пошод он, Емелька, с Семеновым х Кожевникову, и сказали ему: «Ну, старичок, прощай, мы идем». И оной Кожевников сказал: «Бог с вами, час доброй. А я вот напишу х Коровке, которой живет в Кабаней слободе, (л. 252) и вы обо всем ему, што мы здесь говорили, не тая ничево, скажите. И он-де, узная о тебе, так же, как и я, помогать станет и не отречется»⁹⁰. И потом, написав письмо ему, Емельке, отдал. При отдаче ж письма, говорил ему, Емельке: «Вот, как ты придешь на Иргис, то сыщи тамо игумна Филарета, он-де нам великой приятель, и ты ему поклонись, и поведай о себе все; он-де тебе не только даст совет, да и поможет, — тамошние-де староверы к нему прибегают, да и я-де, когда езжю на Яик за рыбою, то никогда ево не проезжаю»⁹¹. И потом дал оной Кожевников ему рубль и на дорогу хлеба, с ним простились.

И как он, так и Семенов пошли из Добрянки чрез малороссийские местечки и деревни и мимо Чернигова, которой оставался (л. 252 об.) в левой стороне⁹². Напоследок дошли они оба в помянутую слободу Кабанью⁹³ х крестьянину Коровке, о котором он уже выше сего показывал. И, пришод х Коровке, посланное от Кожевникова письмо он подал. И Коровка, прочтя письмо, говорил: «Спасибо Кожевникову, што он так стараетца». А потом спросил ево, Емельку: «Вот Кожевников пишет, что ты принял на себя имя Петра Третьяго и намерен итти на Яик. Бог с тобой, поди! И когда ты посоветуешь с яицкими казаками, и они тебя примут за Петра Третьяго, и поведешь всех их на Кубань, то отпиши ко мне. Мы вам помощь зделаем, да мы, староверы, от нынешняго гонения и многия к вам пристанут»⁹⁴. А Семенов при сем разговоре сильно уверял, что он, Емелька, точно как покойный государь Петр Третий: (л. 253) «И я-де везде уверять о сем буду, потому што я служил в гвардии гранодером»⁹⁵.

Жили у оного Коровки неделю. Во время житья их у Коровки приехал к нему Луганской станицы казак Долотин⁹⁶, которому по приезде оной Коровка о всем, что к нему писал Кожевников, сказал. А потом и с ним, Емелькою, и с Семеновым говорил как о приеме им, Емелькою, на себя имяни Петра Третьяго, так и о намерении ево иттить на Яик и возмутить казаков, чтоб всем итти на Кубань, також чтоб и всех староверов вывесть туда ж, причем оной Долотин обещался делать ему, Емельке, помощь. И, переговоря об оном о всем, оной Долотин дав ему, Емельке, денег сорок два рубли и, простясь с ним, от Коровки вечером уехал⁹⁷. А на другой день поутру и Коровкин, (л. 253 об.) дав ему, Емельке, денег триста семьдесят рублев⁹⁸ и, простясь с ним и с Семеновым, их отпустил⁹⁹.

На оставленной ево, Емелькиной, как выше он показал, лошади и поехал он с Семеновым степями к Дону. И, доехав до перевозу чрез реку Дон, что называетца Медведицкой, переехавши Дон, ехали они мимо Островской станицы прямо на Глазуновскую станицу¹⁰⁰. А по приезде на хутор казака Андрея Федорова сына Кузнецова¹⁰¹, которого он прежде ни по чему не знал, а только как переезжали они Дон, то старик, донской казак, сказал им: «Вы-де поезжайте на Глазуновскую станицу, там живет старовер и самой хлебосол Кузнецов, так-де вы к нему заезжайте. Он-де вам будет рад». Почему они к нему и приехали¹⁰², и оной Кузнецов спросил их, что оне за люди. И он, Емелька, сказал, что оне — с Ветки, и едут с пашпортом (л. 254) на Иргис.

И как только Кузнецов услышал, что оне с Ветки, то оной им обрадовался и их накормил, и потом разговаривали между собою. Кузнецов зачал говорить: «Вот-де вы едите на Иргис, но ныне-де и там великое гонение на староверов. У меня-де там есть родной брат. Да, полно-де, ево не выгонят ли оттуда?» И он, Емелька, сказал: «Ну, кали на Иргисе худо, так мы пойдем на Кубань». А Семенов говорит: «Да он-де затем и едет, вить он явитца сперва на Яик, и там объявит себя Петром Третьим и, как казаки ево примут, так он и пойдет с ними на Кубань». Кузнецов, выслушав сии слова, весьма порадовался и сказал: «Хорошо, и кали казаки согласятца тебя принять, то и мы к тебе придем». И он, Емелька, говорил: «Вить на этакое дело надобно помощь. А бес помощи што зделаешь? Нам добрые люди, (л. 254 об.) а имянно Коровка и Долотин, помощь, спаси их бог, дали, да этова мало»¹⁰³. И оной Кузнецов пошел, принес к нему, Емельке, семьдесят четыре рубли¹⁰⁴ и, отдав ему эти деньги, сказал: «Здесь есть казак Вершинин¹⁰⁵, которой также-де с радостью пойдет со мною на Кубань»¹⁰⁶.

И потом, начевав у оного Кузнецова две ночи, от него поехали (которой дал им свою лошадь и на дорогу харчю) мимо Камышенки и мимо Саратова в Малыковку¹⁰⁷. По приезде в оной явились оба управителю¹⁰⁸, и оной, посмотря их данные с фарпоста Добрянского билеты¹⁰⁹, сказал: «Надобно-де вам ехать в Синбирск и тамо записатца»¹¹⁰. Они оба стали его просить, чтоб он позволил им прожить в Малыковке хотя до Рожества^12*, чтоб лошедям дать отдохнуть, что им и позволил. А в Малыковку приехали оне еще до Филипова посту^13*, и он, Емелька, (л. 255) дав товарищу своему Семенову денег двенатцать рублев, поехал в Мечетную слободу¹¹¹, а Семенов остался в Малыковке¹¹².

По приезде в Мечетную заехал сперва в монастырь к вышеупомянутому игумну Филарету¹¹³ и, увидя Филарета, отправил от Кожевникова и Коровки поклоны, а притом сказал, что он, Емелька, был в Ветке и в стародубских раскольнических слободах. Сему оной Филарет был очень рад. А потом он, Емелька, тому Филарету говорил: «Вот, батюшка, был я вместе у Кожевникова гвардии з беглым гранодером¹¹⁴, которой мне и Кожевникову, а потом и Коровке уверял крепко, что я точно похож на Петра Третьяго¹¹⁵. И Кожевников и Коровка мне присоветовали, чтоб оное имя (л. 255 об.) мне на себя принять и объявить себя Яицкому войску. А как оно его примет, то, чтоб избавитца всем староверам гонения, то я пойду с ними на Кубань. А коли будет нужда в деньгах, то Кожевников и Коровка обещались помогать»¹¹⁶. Филарет, выслушав сии слова, говорил: «Нет, ты на покойного государя не похож. Я его знал. Однакож это хорошо. Яицкие казаки этому поверят, потому что ныне им худо жить, и все в побегах, и они тебе будут ради. Только разве кто из них не знавал ли покойного государя? Но и это даром: они спорить не станут, только им покажись»¹¹⁷.

А притом спросил оной Филарет: «Да где ж тот гранодер?» Он отвечал: «В Малыковке остался»¹¹⁸. И оной же Филарет говорил: «Съездим-де к малыковскому управителю, чтоб вам отсрочил ехать в Синбирск, а ты-де между тем съезди (л. 256) на Яик». И он, Емелька, поехав с игумном, в селе Терса¹¹⁹ купил пуд меду. И, приехавши в Малыковку, с игумном, отвесши мед, просили управителя, чтоб он ему и Семенову отсрочил ездить в Синбирск до Крещенья^14*. По сей прозьбе управитель, приняв мед, отсрочил до Крещенья.

Оной же игумен Филарет — еще в бытность ево пред отъездом в Малыковку — в монастыре говорил: «Ты-де, Пугачов, для записки, когда уже на Яике-та тебя не примут и ничево там не зделаешь, то в Синбирск не езди, там-де хотя и запишут, но нескоро, а поезжайте лутче в Казань». И он, Емелька, сказал: «Да вить у меня и в Казане-та знакомых нету не однова человека». И оной Филарет говорил: «У меня-де есть в Казане приятель — купец Василей Федорович Щолоков¹²⁰. Он-де наш старовер и человек доброй и хлебосол. Так буде я с тобою (л. 256 об.) сам в Казань не поеду, так-де я тебе тогда скажу, где ево сыскать; а он-де за тебя тамо постарается и попросит, так тебя скорее запишут. Он-де тебя станет кормить, да и лошедь твоя спокойна будет».

И потом он, Емелька, и Филарет из Малыковки поехали в Мечетную¹²¹, и, не доезжая Мечетной, Филарет поехал в свой монастырь, а он поехал в Мечетную и стал в доме той слободы жителя Степана Косова¹²². А переначевав, на другой день, взяв он данные ему от Коровки, Долотина и Кузнецова деньги четыреста семдесят четыре рубли, боясь, чтоб их у нево не украли, отвез к Филарету¹²³, и просил ево, чтоб он оные зберег до приезду ево с Яику: «А я-де, заговевшись, на третей день в Яик х казакам поеду и погляжу на них и, кали мне льзя будет, то я намерение свое им объявлю. А буде нельзя будет, то ничево не скажу». И Филарет сказал: «В доброй (л. 257) час, поезжай! Я бы-де и Старцов своих с тобою туда послал, да они уж уехали за рыбой. Да вот я б и сам с тобой поехал, да боюсь: там, видишь, живет розыскная каманда, так зараз поймают, и беда будет».

И, попростясь с ним, поехал он, Емелька, в Мечетную в дом помянутого Косова. А на третей день Филипова заговенья^15* тесть оного Косова стал збиратца ехать в Яик с хлебом. А как он, Емелька, на другой день у оного Косова окрестил рабенка, и стал ему кум, то оному тестю Косова, коего звали Семеном Филиповым¹²⁴, говорил: «Возьмите, Семен Филипович, и меня с собою на Яик. Я-де хочю ехать туда и купить рыбы». Почему они оба и поехали¹²⁵. По выезде выговорил он, Емелька: «Што, Семен Филипович, я тебе поведаю! Вить я в Яик-та (л. 257 об.) еду не за рыбою, а за делом. Я намерен яицких казаков увести на Кубань. Видишь-де ты сам, какое ныне гонение. И хочю я об этом с ними поговорить: согласятся ли они итти со мною на Кубань». И оной Филипов сказал: «Как-де им не согласитца? У них-де ныне великое идет раззорение, и все-де с Яику бегут. Так-де, как им о этом скажешь, то они с радостию побегут с тобою, да и мы не отстанем, а пойдем все за вами»¹²⁶.

И потом оной Филипов, привезши его на Яик¹²⁷, взъехал прямо на двор яицкого казака Дениса Степанова сына Пьянова¹²⁸. А на другой день их к Пьянову приезда оной Филипов, будучи около своих лошадей, сказав ему, Емельке: «Ну, я Пьянову о том, што ты хочешь казаков вывести на Кубань, сказывал, и Пьяной-де сказал: «Мы-де ради куда б ни на есть от эдакова (л. 258) раззорения все бежать. А сверх того, ты сам с ним обо всем поговори». И того ж дня, как он, Емелька, взошел в ызбу и увидел, што в той избе один казак Пьянов, то он, Емелька, говорил: «Што тебе, Денис Степанович, Семен Филипов говорил?» И на то Пьяной сказал: «Филипов-де говорил мне, што ты хочешь нас, казаков, из нашей нужды вывести и провесть на Кубань». И он, Емелька, спросил: «Што ж, согласны ль вы будите итти со мною?» И Пьянов сказал: «Я-де с радостию пойду, а протчих стариков я соберу и с ними поговорю, так услышишь, што оне скажут»¹²⁹.

И он, Емелька, на сии слова Пьянову говорил: «Вот, слушай, Денис Степанович, хоть поведаешь ты казакам, хоть не поведаешь, как хочешь, только знай, что я — государь Петр Третий»¹³⁰. И оной Пьянов (л. 258 об.) изумился, а потом, помолчав немного, спросил: «Ну, коли ты — государь, так расскажишь мне, где ты странствовал?» И он, Емелька, говорил: «Меня пришла гвардия и взяла под караул¹³¹, а капитан Маслов¹³² и отпустил. И я-де ходил в Польше, в Цареграде, в Египте¹³³, а оттоле пришол к вам на Яик». И оной Пьяной сказал: «Ну, все это хорошо, вот я пойду и соберу стариков хороших, и все им, что я от тебя слышал, проговорю, и што мне оне скажут на это, то я тебе скажу».

И на другой день, пришод оной Пьяной в ызбу свою, и наодине сказывал ему: «Я-де севодня стариков Черепанова¹³⁴, Кановалова¹³⁵, Антипова¹³⁶ собирал и им, што я от тебя слышал и што ты — государь, сказывал¹³⁷. И оне-де мне на те мои речи сказали: «Все это хорошо». И они ради, да (л. 259) только-де у нас есть много бедных людей, так подняться нечим». И он, Емелька, тому Пьянову говорил: «Поди-шь ты и скажи им, что я обещаю им дать каждому казаку по двенатцати рублев». И оной Пьяной сказал: «Да где ж-де ты деньги-та возьмешь? Вить ты странствовал, так у тебя денег нет». На что он, Емелька, сказал: «У меня на границе тысяч тритцать и более есть, да сверх тово там у меня и товар лежит. А кали и этово мала покажетца, то мы сыщем хоть до ста тысяч». И оной Пьянов говорил: «Ну, это все хорошо, да как же мы пройдем? Орды нас не пропустят». И он, Емелька, сказал: «Эта орда, которая здесь качюет, она нам рада будет, и она нас встретит (л. 259 об.) и проводит»¹³⁸. И на сии слова оной Денисов сказал: «Ну, так я пойду и о этом тем старикам, с коими я о тебе говорил, все, што от тебя слышал перескажу».

А на третей день оной Пьянов так же в ызбе наедине говорил: «Я с теми ж стариками виделся¹³⁹ и им обо всем, то есть о деньгах, товарах, и што и орда турецкая нам рада будет, сказывал, и оне на то сказали: «Все хорошо, но таперь нет еще время, што народ весь в разброде. А скажи-де, штоб подождал он, — то есть он, Емелька, — Рожества Христова, тогда-де на багренья^16* народ зберетца, и мы де поговорим обо всем этом с хорошими людьми. И буде-де народ согласитца, то мы его, — то есть, ево, Емельку, — примем; а буде-де народ не согласитца, так мы к этому делу не приступим»¹⁴⁰.

Показанных же (л. 260) казаков, трех человек, сам он, Емелька, не видал и, кроме Пьянова, о вышесказанном ни с кем в то время на Яике не говорил. Оному Пьянову при объявлении себя Петром Третьим сказывал, что ево, Емельку, взяла гвардия под караул, и што капитан Маслов ево выпустил, по научению вышеупомянутого гранодера Семенова¹⁴¹, которой его научал: «Как-де тебя кто спросит, хто ж тебя с престола-та свергнул? — так ты скажи, — пришла-де гвардия да и взяла меня под караул, но капитан-де Маслов, спаси его бог, ис-под караула меня выпустил, то я и стал странствовать. И скажи-де, что ты был в Цареграде, в Польше и в Египте»¹⁴². Что он, Емелька, по сим словам, как выше он показал, исполнил, думая в себе, (л. 260 об.) что эти слова достойны веры. О деньгах же он Пьянову говорил по словам Кожевникова¹⁴³, что он говорил, што у них денег много, а о таварах, также и о турецкой орде, что она их встретит, лгал, вымысля собою, желая этаким вымышленным лганьем больше приклонить к себе казаков. В Царе ж граде и Египте он никогда не бывал, да и быть, как выше сего он показал, никак неможно, а был только в Польше, на Ветке.

И пожив на Яике у Пьянова неделю¹⁴⁴, обще с показанным Филиповым поехали в Мечетную слободу¹⁴⁵ х куму своему Косову, а Филипов — за усталостию лошади — от нево на дороге отстал¹⁴⁶. По приезде в Мечетную пришол к нему, Емельке, показанной Семенов¹⁴⁷. А как он збирался ехать с Косовым для продажи купленной им четырех (л. 261) возов рыбы в Малыковку, и оной Семенов просил ево, чтоб и ево с собою взял туда же, почему он, Емелька, пожив в Мечетной только три дни, поехал в Малыковку с кумом Косовым и с Семеновым. И по приезде в Малыковку остановился на постоялом дворе, а Семенов пошол на другую квартиру. Но на другой день оной Семенов пришел к нему на квартиру с малыковскими мужиками и говорил: «Прости, Емельян Иваныч, я нанелся у этих мужичков в салдаты, с коими я и еду в Синбирск». И он, Емелька, тут же с ним и простился, и более уже оного Семенова нигде не видал и, где он ныне находитца, — ни от кого не слыхал, и не знает¹⁴⁸.

Пробыл он в Малыковке¹⁴⁹ на свободе трои сутки, а на четвертой день пришли на постоялой двор от управительских дел (л. 261 об.) розсыльщики и, взяв ево, отвели в управительскую кантору¹⁵⁰, где управитель¹⁵¹ спрашивал ево, — какой он человек и откуда родиной? На что он сказал, что-де он — донской казак, и з Дону бежал. А потом управитель говорил: «Показывает на тебя Мечетной житель Филипов¹⁵², что ты яицких казаков подговаривал на Яике к побегу за Кубань, и что тебя дожидаетца орда». И о всем вышесказанном, что он с Пьяным говорил (кроме того, что он, Емелька, называл себя Петром Третьим), оной управитель высказал, но он, Емелька, управителю сказал, что он этаких слов Филипову не сказывал и яицких казаков не подговаривал, а только пересказывал о побеге за Кубань Некрасова¹⁵³. И потом оной управитель сек его батожьем, но однакож (л. 262) он и ис-под батожья ни в чем не признался, а, как выше показал, заперся¹⁵⁴. Быв в управительской канторе три дни, а на четвертой послан он скованной в ручных и ножных кандалах из оной канторы под караулом розсыльщиков в Синбирск¹⁵⁵.

И едучи дорогою, отъехав несколько верст от Малыковки, на другой день их езды бывшие при нем караульные розсыльщики, два человека, просили с него, Емельки, двух сот рублев, говоря ему, что, ежели он им даст те деньги, то оне ево отпустят. Оных же денег просили с него два розсыльщика, — один Василей Иванов Попов¹⁵⁶, а другаго не знает¹⁵⁷, — на что он им говорил, что «у меня-де со мною денег нет, а есть мои деньги, 474 рубли, у игумна Филарета¹⁵⁸, и коли-де (л. 262 об.) вы меня отпустите, то мне вить итти некуда, я пойду к нему и вам деньги тотчас отдам». Но россыльщики, видно, словам ево не поверили, а отвезли ево в Синбирск¹⁵⁹.

И как приехали в Синбирск¹⁶⁰, и стали на квартиру, то реченной Попов говорил: «Ты-де обещай здесь господам судьям, кому сто рублей, кому пятьдесят, то-де тебя и отсюда свободят». И он, Емелька, сказал: «Да мне-де здесь знакомых нет, так кому мне обещать?» И оной Попов, також и другой ево товарыщ, сказали: «Добро-де, поговорим». И потом товарыщ Попова ходил куда-то с квартиры, а пришод, сказал: «Я-де о тебе подьячему говорил, и он-де хотел о тебе постаратца, но спрашивал-де денег». И он, Емелька, сказал: «Вить я-де вам сказывал, что деньги мои у игумна Филарета»¹⁶¹. И потом, того ж дня, отвели ево в Синбирскую (л. 263) канцелярию и посадили в канцелярии. А как скоро он посажен, то подъячей¹⁶², — имяни его не знает, видно только, самой тот, с которым товарыщ Попова о нем говорил, — подошед к нему, Емельке, говорил: «Што ж, где деньги-та, што ты сулил?» И на то он подьячему сказал: «Деньги-де мои у отца Филарета, так вы их роспишите, — сколько воеводе¹⁶³, секретарю¹⁶⁴ и тебе, — да и возьмите; а кали-де не возьмут, так перешлите ко мне в Казань». А на другой день поутру позвали ево в судейскую, и только што судья на нево погледел, и, не спрашивая ево¹⁶⁵, выслали из судейской вон.

А ввечеру того ж дня, то есть на другой день после Крещенья^17* 773 году, из Синбирска послали его под караулом же в Казанскую губернскую канцелярию¹⁶⁶, куда дня чрез четыре или пять (л. 263 об.) дней ево и привезли¹⁶⁷, и посадили в покоях губернской канцелярии¹⁶⁸. А дня чрез четыре¹⁶⁹ приехал в губернскую губернатор¹⁷⁰, х коему ево взвели в судейскую¹⁷¹. Губернатор только што посмотрел на нево, и, не говоря ни одного слова, вывели ево опять в канцелярские покои, где он и сидел. А черес четыре дни¹⁷² повели ево, Емельку, в деревянные покои, и как привели, то секретарь¹⁷³, — а как его зовут, ныне сказать не помнит, — прочол ему Филипова на него донос¹⁷⁴. И оной же секретарь спросил ево, для чего он прописанные в доносе Филипова слова говорил? На что он сказал, что-де «я Филипову говорил пьяной, а казаков не подговаривал, а я-де это все пересказывал, как ушол за Кубань Некрасов»¹⁷⁵. Секретарь, не говоря больше ничего, сказал: «Поди в прежнее место». Куда он и отведен, то есть в каменныя губернской канцелярии покои, где и сидел он с неделю времяни.

И как он (л. 264) в один день сидел с другими колодниками под окошком, то из оных колодников, — а кто, — не знает, — говорил: «Вот Василей Федорыч Щолоков¹⁷⁶ идет. Никак-де он приехал уже с Москвы?» И в тот же или на другой день пришол в канцелярию, где он содержался, мальчик с калачами, коего он спросил: «Чей ты, мальчик, и от кого ты ходишь с калачами?» И мальчик ему сказал: «Яде хожу со двора Василья Федоровича Щолокова». И он, Емелька, вспомня, что оного Щолокова Филарет называл своим приятелем и хвалил его, что он — доброй человек¹⁷⁷, то оному мальчику говорил он: «Пожалуй, мальчик, скажи, бога ради, чтоб Василей Федорович пришол ко мне, и скажи ему про меня, что я — донской казак и имею (л. 264 об.) до него нуждицу. Пожалуйста, попроси, чтоб пожаловал, повидался он со мною».

После ж сей ево, мальчика, прозьбы, спустя недели з две оной Щолоков, пришод к канцелярию, и спросил: «Хто здесь держитца донской казак?» И он, Емелька, сказал: «Я, мой осударь, — и при том спросил Щолокова, — што, не ваша ли милость — Василей Федорович Щолоков?» Ибо он уже, как выше сего показал, в окошко ево видел. И оной Щолоков сказал: «Я». И он, Емелька, желая пользоваться старанием Щолокова, говорил ему: «Отец Филарет приказал вашей милости кланятца, а притом приказал просить вас, чтоб обо мне, бедном, бога ради, постарались и попросили господина губернатора и ково надобно». И оной Щолоков спросил: «Да давно ли ты отца Филарета видел?» И он, Емелька, говорил: «Меня-де взяли от отца Филарета с Ыргиса еще в Филиповки»^18*. И оной же Щолоков спросил ево: «Да по какому (л. 265) делу ты сюда прислан?» И он, Емелька, сказал: «Меня, взяли по поклепному делу да за крест и бороду». А что он взят по произшедшему от него разглашению, також и что он назывался Петром Третьим, от того Щолокова утаил и не сказал. И оной Щолоков сказал: «Добро, миленькой, я к губернатору схожу и к секретарю, и их попрошу». И он, Емелька, говорил: «Пожалуй, бога ради, постарайся о свободе моей и посули губернатору хоть рублев сотину и больше, також и секретарю, у кого мое дело». И оной Щолоков сказал: «Добро, попрошу». Он же, Емелька, говорил Щолокову: «Пожалуй, обещай подарить кого надобно, вить у меня деньги, слава богу, есть, и оне лежат у отца Филарета. И как скоро вы к нему отпишите, то он их к вам пришлет». И потом оной (л. 265 об.) Щолоков, дав денег рубль, от него пошол¹⁷⁸.

И после сего зачали ломать губернскую, и имянно, например, а подлинно не упомнит, как недели через две, помянутой секретарь позвал ево паки в деревянные покои¹⁷⁹. И как ево привели, то секретарь, не говоря с ним ни одного слова, а только сидя за столом, на него взглядывал, — то, видя, он, Емелька, что оной секретарь не о чем его не спрашивает, говорил тому секретарю: «Пожалуй, мой государь, постарайтесь о свободе. А вашей милости Василей Федорович Щолоков, что обещал дватцать рублев, отдаст». Ибо думал он, Емелька, что Щолоков уже его просил и денег дать обещал, но о сем он тогда не знал¹⁸⁰. Притом же, показав на руках и на ногах положенныя кандалы, говорил, что-де оне очень тяжелы, и обломило ему руки (л. 266) и ноги. Но оной секретарь на все ево слова ничего не сказал, а только, махнув рукою, выговорил: «Поди в свое место». А как его вывели от секретаря, то в тот же час кандалы с рук и с ног сержант велел с него, Емельки, снять. А положили на ноги ему только легинькия железы, которыя тут же в канцелярии и заклепали¹⁸¹.

Как же он, Емелька, содержан был в канцелярии, то никуда его ни на пять не выпускали. Спустя, как с него сняли тяжелые кандалы и наручни, дня с три отвели его в острог, и имянно на Вербной неделе^19*, где все колодники содержатца¹⁸². На Страшной же недели^20* Великаго поста стали его отпущать из острога для прошения милостыни по городу — за караулом одного салдата, — где он повсеместно и хаживал.

Во время ж содержания ево в остроге принашивал в острог к содержащемуся колоднику Замшеву¹⁸³ (л. 266 об.) (которой в Казане господам делавал кареты, и его тамо многие знали) называющейся купцом Иваном Ивановым Хлебниковым^{21* 184} милостыню, где оной Хлебников, увидя ево, Емельку, и подав милостыню, спросил ево: «А ты-де што за человек, и откуда?» Которому он сказал, што он — донской казак, а прислан сюда из Малыковки. И оной Хлебников спросил же ево, Емельку: «По какому ж делу ты сюда попал?» И он, Емелька, сказал: «Я попал по поклепу, да за крест и бороду, а взяли меня с Ыргиса от отца Филарета»¹⁸⁵.

После же сего, как ходил он, Емелька, в Казане за милостынею, то сошолся оной Хлебников с ним на улице и, поклонясь, он, Емелька, оному Хлебникову, спросил его: «Што, Иван Иванович, нет ли каких вестей от отца Филарета?» И о Филарете спросил он, Емелька, Хлебникова потому што, как (л. 267) он пред сим в остроге сказывал Хлебникову о своем деле и упомянул о Филарете, то оной Хлебников сказал: «Я отца Филарета знаю, и как я у него, так и он у меня бывал». И оной Хлебников сказал: «Слава-де богу, все здорово, и я-де заутра пошлю к Филарету человека для причастия». И он, Емелька, говорил тому Хлебникову: «Пожалуй, Иванович, отошли к отцу Филарету, — я напишу письмо и к твоей милости принесу. У нево-де есть мои деньги, так я напишу к нему, чтоб он пожаловал вашему посланному отдал». Хлебников сказал: «Хорошо, принеси, я перешлю». И потом, дав ему, Емельке, рубль, разошлись¹⁸⁶.

И по приходе ево в острог просил он содержащегося тут же колодника Ивана Никитина Бичегова¹⁸⁷, чтоб он написал от имяни его к игумну Филарету письмо¹⁸⁸, чтоб он пожаловал прислал к нему оставленные у него ево деньги с человеком Хлебникова, (л. 267 об.) которой ему по той его прозьбе и написал. А на другой день, как отпустили ево за милостынею из острога, то он пошол на ватеру^22* к оному Хлебникову, которая неподалеку от кремля за мостом, и по приходе, не говоря ни о чем, отдал показанное письмо к Филарету, кое было и не запечатано. И оной Хлебников^23* сказал: «Добро, я отошлю; а кали отец Филарет пришлет деньги, то я к тебе принесу»¹⁸⁹. И потом, простясь с ним, он, Емелька, пошол для збирания милостыни по городу, оному ж Хлебникову ни о каких своих злых замыслах, такоже и о побеге своем, ничего не сказывал.

После сего времяни означенной Щолоков приходил к нему в острог два раза, а имянно: в первой раз приносил он всем колодникам милостыню, и в то время, увидя, он, Емелька, оного Щолокова, спросил ево: «Што, Василей Федорович, просил ли ты обо мне (л. 268) господина губернатора и секретаря?» На что оной Щолоков сказал: «Я-де просил губернатора¹⁹⁰ и секретаря, и они мне сказали, што когда-де они о тебе дело разсмотрят, тогда и резолюция будет». И он, Емелька, спросил же: «Да што ж, секретарю-та, батюшка, обещал ли ты?» И на сие Щолоков сказал: «Я-де ему дватцать рублев обещал»¹⁹¹.

А в другой раз Щолоков приходил к нему в острог спустя после перваго раза недели с полтары и, по приходе, не говоря ничего, подал ему пять рублев, сказав только: «Прими Христа ради». И он, приняв деньги и поблагодари, спросил ево: «Што, Василей Федорович, не слышно ли чево об моем деле?» На что Щолоков, сказав: «Ничево не слышно», — пошел от острога прочь¹⁹². О злых своих намерениях, також и о побеге ис тюрьмы, и что он назывался Петром Третьим, Щолокову никогда он, Емелька, не сказывал.

Во время ж содержания ево, Емельки, (л. 268 об.) в остроге познакомился он с содержащимся в том остроге колодником Парфеном Дружининым¹⁹³. И как случалось, что в Казане станут кого ис колодников сечь кнутом, то оной Дружинин говорил: «Што, Пугачов, вот, товр и смотри, что как и нас также выведут да пороть станут». И он, Пугачов, говорил: «Ну, да как же быть, чем переменишь? Вить разве отсюдова бежать?» И оной Дружинин говорил: «Да как же бежать-та?» И он, Пугачев, сказал: «А вот как бежать: нас для работы гоняют на Арское поле¹⁹⁴, так как туда пойдем, караул-ат за нами не велик, то, сев на судно (а тогда была еще полая вода), да и были таковы». И Дружинин спросил ево: «Да куды ж мы побежим?» И он, Пугачов, сказал: «Премехонько выедим на Иргис». По коим его, Пугачова, словам, как сказывал ему, Дружинин купил и лотку, но однакож, как не могли они найтить (л. 269) к побегу удобного случая, а между тем реки упали, то сие намерение их — бежать водою — так и прошло¹⁹⁵.

Но после того стали они з Дружининым советовать, как бы бежать сухим путем. Но он, Пугачев, говорил: «Вить пешим бежать никак нельзя, а надобно б купить лошадь». На что Дружинин сказал: «Конешно, надобно купить». И он, Пугачев, сказал: «Да деньги-та где? На што купишь лошадь ту?» И оной Дружинин сказал: «Да лошадь я куплю, только как уйдем, то куда мы денимся?» И Пугачев говорил: «Мало места, куда бежать! На Яик, на Иргис, а не то-так на Дон! Уш о этом не пекись, найдем дорогу, лишь бы отсюда как выбраться»¹⁹⁶.

После сего разговора помышлял он, Пугачов, что, не подговоря с собою к побегу салдата караульнова, уйтить не только трудно, но и нельзя. Но, между тем, случилось, что приметил он (л. 269 об.) пришедшаго в острог на караул салдата одного из малороссиян¹⁹⁷; и человек показался ему тихой, не так, как руской салдат. Коего он спросил, смеючись: «Што, служивой, служить ли ты хочешь, или на волю бежать хочешь?» И оной салдат сказал: «Я б давно бежал, да не знаю, куда бежать-та, видишь, стало от своей стороны далеко». И он, Пугачев, сказал: «Бежим со мною да вот с этим человеком», — указав на Дружинина, ибо, как он разговаривал с сим салдатом, то Дружинин стоял тут же и весь этот разговор слышал, — на што салдат сказал: «Пожалуй, я готов с вами бежать, куда хотите»¹⁹⁸.

И потом Дружинин сказал ему, Пугачеву, и имянно перет Петровым постом^24*, что у него лошадь и с телегою уже куплена. На что Пугачов сказал: «Хорошо, таперь только нам надобно сыскать место, где б эта телега приготовленная (л. 270) стояла». И Дружинин сказал: «У меня есть знакомой поп¹⁹⁹, так мы поутру выпросимса у афицера для нужды к нему, и тут мы посидим. А сыну своему²⁰⁰ прикажу я, чтоб он с телегою дожидался нас у церкви²⁰¹, которая против двора того попа». И после сего, — а имянно, сколько он припомнить может, на третей или четвертой день Петрова поста, — Дружинин говорил ему, Емельке: «Ну, Пугачов, я уж сыну своему приказал, чтоб сего дня²⁰² приезжал к показанной церкве и нас бы смотрел у попова двора. Так попросимса-ка мы теперь у афицера». На что он, Пугачов, согласился, и оба пошли они проситца у караульного в остроге афицера²⁰³, — а как зовут того афицера, — не знает, — и просили ево, чтоб он отпустил их для (л. 270 об.) нужды к попу, которой их тот час и отпустил — за караулом салдат, дву человек, в том числе показанной малороссиянин, с коим оне бежать условились, а другой — им незнакомой²⁰⁴, — к попу; и пошли оне з Дружининым оба. Но как пришли к попу, то его не застали дома и так, не мешкав ничего, возвратились в острог. И афицер спросил их: «Што вы так скоро пришли?» На то они сказали, что-де попа не застали дома. Но погодя часа с три, и имянно, как в самые полдни, паки они попросились оба с Дружининым к попу у афицера, который их отпустил за тем же караулом²⁰⁵.

Пришли они к попу, застали ево дома. Дружинин, поздоровавшись с попом, как з знакомым человеком²⁰⁶, тот час послал Дружинин попа купить вина, пива и меду. И как поп принес, то пили все, а паче поили незнакомого салдата. И как покупное вино выпили, то Дружинин, еще дав попу денег, (л. 271) послал еще ево за вином. Поп еще принес штоф вина, и так напоили опасного им салдата. И потом, простясь с попом, пошли все четверо со двора. Поп проводил их к воротам и, спустя со двора, вороты затворил. А они отошли несколько шагов от ворот, увидели кибитку с лошадью, которою правит Дружинина сын. Дружинин закричал: «Емщик, што возьмешь отвести в кремль?» Оной Дружинина сын сказал: «Пять копеек». Дружинин сказал: «Постой, отвези». И тотчас посадили сперва Пьянова салдата в телегу, а подле него сел Емелька, Дружинин и другой салдат, их согласник. И, кибитку, закрыв рогожею, поехали из города²⁰⁷.

А как отъехали от города верст с восемь, то пьяной салдат спрашивал ево, Емельку: «Што, брат, долго едим?» И он (л. 271 об.) Емелька, смеючись, сказал тому салдату: «Видишь, кривою дорогою везут». И после сих слов, отъехав еще с полверсты, остановились, и Пьянова салдата Дружинин, взяв в ахапку, ис кибитки высадил, где салдат весьма оробел и стал, как изумленной²⁰⁸ (оного ж салдата никто из них не тронули ни волосом)²⁰⁹. А они, ударив по лошади, поехали большою дорогою, и ночью приехали они все в одну татарскую деревню²¹⁰, — а как зовут, — не знает, — в которой жила Дружинина жена з дочерью²¹¹.

Дружинин, взяв жену и дочь и купя у татарина лошадь, поехали в городок²¹², но, как ево зовут, — не знает. И приехав, не ездя в город, в лесу дождались ночи с тем намерением, чтоб увести из городка двух дочерей Дружинина²¹³, ибо у него тут был ево двор. Но как ходил от них из лесу в город сын Дружинина и проведал, что уже в доме (л. 272) Дружинина стоит караул, то они того ж ночью чрез город проехали так, что никто их не видал. И доехав до Куравского перевоза, переехали чрез реку Вятку²¹⁴, а оттуда — на Керженки, а от Керженки ехали на Котловку, где переехали оне реку Каму, и приехали в село Сарсас²¹⁵.

И по приезде пришло ему в память, что когда держался он в Казанской губернии, то в то время привожены были из оного села на поселение крестьяня, и приводец оных, того ж села крестьянин Алексей Кандалинцов²¹⁶, узная о нем, Емельке, что он — з Дону и, думая, что он раскольник, с ним познакомился, и по тому знакомству сперва спросил ево, откуда он прислан? И как он сказал, что прислан с Ыргиса от отца Филарета (л. 272 об.) за крест и бороду, то оной Кандалинцов сказал, что Филарет и ему знаком, и он к нему ездит. После чего оной Кандалинцов давал ему милостину и очень был к нему ласков. Почему и захотелось ему с ним повидатца, и для того сыскал ево в том селе.

И, увидясь с ним, Кандалинцовым спросил его, нет ли у него лошади, чтоб его, хотя ис платы, верст дватцать подвес, потому што у них стали лошеди. И оной Кандалинцов сказал: «Да куда тебе ехать? Ты побудь у меня». И он, Емелька, сказал: «Вить, видишь, нас — садом^25*; мы же бежали ис тюрьмы, так как тебе нас всех держать? Да и кармить-та убытошно». И потом, запрегши лошадь в телегу, поехали, — Дружинин — на своих лошадях, а он с Кандалинцовым позади.

И едучи (л. 273) дорогою, Кандалинцов спросил ево: «Куда-де ты едишь?» Он сказал, что «еду на Яик, а оттуда на Иргис». И Кандалинцов сказал: «Пожалуйста, отстань ты от товарищей. А я с тобой и сам поеду. Готово^26*, я один ехать хотел же». И так условились они Дружинина оставить: «Как-де станим кормить лошадей, так-де ты спрячься где ни есть, и они-де поищут тебя, да вить стоять не станут и уедут; а как уедут, так и приди на ту фатеру, на которой остановились». Что он, Емелька, и исполнил.

И Дружинин, жена ево, сын, дочь и салдат-малороссиянин поискали-поискали ево, да и поехали одне. А он с Кандалинцовым поехал в село Сарсасы по-прежнему и жил у Кандалинцова недель с пять²¹⁷. Кандалинцову ни о каких своих злых (л. 273 об.) замыслах не ведал, и он ему, кроме что о бежании им ис казанской тюрьмы, ни о чем не сказывал. Где ныне показанные Дружинин²¹⁸ и малороссиянин-салдат²¹⁹, — он не знает; да и прежде, до поимки ево, Емельки, в злодейской его шайке оные не были. Как он, Емелька, з Дружининым ис Казани бежал, то ехали они до показанного села Сарсасы большою дорогою и весьма тихо, но, однакож никакой погони они за собою не видали, да и по дороге ни от кого не слыхали.

Поживши у Кандалинцова, как выше он показал, недель с пять, оной Кандалинцов поехал с ним, Емелькою, на ево лошадях на Яик²²⁰. И не доехав до городка версты с четыре, попалась им навстречю баба, которую он спросил: «Што, молодушка, можно ли пробратца на Яик?» И оная им сказала: «Кали есть у вас пашпорты, так, пожалуй, поезжай, а кали нет пашпорта, то тут есть (л. 274) салдаты, так вас поймают»²²¹. И они, испужавшись сих слов, не ездя на Яик, поехали на умет²²², то есть постоялой двор, к мужику, называемому Еремина Курица^{27* 223}. Но, не доезжая до оного умета, Кандалинцов, увидев едущих из Яика порожняком Мечетной слободы мужиков, говорил ему, Емельке: «Оставайся ж-де ты здесь, а я поеду в Мечетную». И он, Емелька, сказал: «Мне-де никак в Мечетную ехать нельзя: меня там схватают. Да как же мне остатца и здесь одному пешому на степи? Вить тож поймают. Так продай ты, бога ради, мне своих-та лошадей». На что Кандалинцов согласился и лошадей продал за дватцать рублев. И потом, с ним разставшись, поехал к умету Ереминой Курицы, но к нему не показался того вечера, а приехал к нему на двор поутру, накануне Успеньева дни^28*.

(л. 274 об.) И как увидел ево Еремина Курица, то спросил ево: «Как ты, Пугачов, свободился?» И он ему сказал: «Бог помог мне бежать, так я ис Казани ушол». И Еремина Курица сказал: «Ну, слава богу, што бог тебя спас!» И он, Емелька, спросил Еремину Курицу: «Што, брат, не искали ли меня здесь?» И он сказал: «Нет». Емелька ж спросил: «Што слышно на Яике?» И Еремина Курица сказал: «Смирно». Емелька спросил же: «Што, Пьянов²²⁴ жив ли?» И Еремина Курица отвечал: «Пьяной-де бегает²²⁵, для тово что проведали на Яике, што он подговаривал казаков бежать на Кубань».

И, побыв у Ереминой Курицы два дни, оной позвал ево, Емельку, в баню, и он ему сказал: «У меня рубашки нет». И Еремина Курица сказал: «Я-де свою рубашку дам». И потом пошли только двое в баню. А как взошли в баню, и он, Емелька, (л. 275) разделся, то увидел Еремина Курица на груди под титьками после бывших у него, Емельки, от болезни ран знаки, и спросил ево, Емельки: «Што у тебя это такое, Пугачов, на груди-та?» И он, Емелька, догадался, что конечно, ему Пьянов от том, что он (как выше сего показал), Пугачев, бывши на Яике, называл себя Петром Третьим²²⁶, сказал, то он, Емелька, сказал Ереминой [Курице]: «А это знаки государския». И Еремина Курица, услыша оное, сказал: «Хорошо, кали так»²²⁷. И он, Емелька, спросил Еремину Курицу: «Што ж, как ты думаешь, будут ли яицкие казаки согласны и примут ли меня?» И на сии слова Еремина Курица говорил: «А вот ко мне скоро будет казак Закладнов²²⁸, так я ему поговорю, чтоб он (л. 275 об.) прислал ко мне Хорошева человека, ково я знаю».

После сих слов Закладнов к Ереминой Курице приехал²²⁹. А как приехал, то Еремина Курица сказал Закладнову про него, Пугачова, что он — Петр Третей: «И скажи-де ты Караваеву²³⁰, чтоб он сюда приехал, мне-де надобно с ним поговорить». Закладнов, посмотря на него, Емельку, и не говоря ничего, тот же день поехал на Яик. А как Закладнов уехал, то Еремина Курица сказал ему, Емельке: «Вить-де я Закладнову о тебе, что ты — Петр Третий, поведал»²³¹.

Спустя после сего дня с три приехал к ним Караваев²³² и сперва говорил незнаемо что с Ереминой Курицей, а потом, взошед в ызбу, оной Караваев, и подшед к нему, Емельке, говорил: «Мне-де Еремина Курица сказывал (л. 276) про тебя, что ты — Петр Третей». И он, Емелька, сказал: «Так, подлинно есть я Петр Третей. И примут ли меня ваши казаки?» На сие Караваев сказал: «Я теперь тебе ничево сказать один не могу, а поеду домой и скажу хорошим людем, так пускай и они приедут к тебе, так тогда и положим, как делу быть»²³³. И он, Емелька, спросил: «Да когда ж вы сюда будите?» И Караваев сказал: «Да мы-де будем в середу»^29*. И он, Емелька, сказал: «Хорошо, приезжайте, а я между тем съезжу в Мечетную, и в середу назад буду». И, отобедав, Караваев поехал на Яик.

По отъезде ж ево советовал он с Ереминой Курицей, что, как Караваев и другие казаки в середу приедут к ним и что-нибудь о нем положут^30*, так «вить это надобно написать, а у нас грамотея (л. 276 об.) нет, так я хочю съездить в Верхней монастырь²³⁴ и там взять писаря, — так он покуда и станет в ся кия дела писать, а к тому же мне надобно съездить в Мечетную х куму²³⁵ и забрать у него рубашки и лошадь». И так Еремина Курица согласился, и тот же день, севши в телегу на дву лошадях, поехали²³⁶. И сперва заехали на хутор Верхнева раскольнического монастыря, и спросили, — нет ли тут какого письмянного человека, — где им сказали, что нет. И Еремина Курица пошол в монастырь, нет ли тамо такого письмянного человека, но, возвратясь, сказал, что и там такого человека нет²³⁷.

И он, Емелька, Ереминой Курице говорил: «Съездим же мы в Мечетную х куму для взятья рубах и лошади, которая осталась после взятья ево в Малыковку под караул»²³⁸. И оседлав он, Емелька, свою, а Еремина Курица выпросил (л. 277) у Старцов лошадь, поехали в Мечетную верхами. А как приехал х куму, и его дома не было, а сказал сын ево, что он возит с поля хлеб, но, однакож, скоро приехал. И, как приехал домой, то он, Емелька, спросил того своего кума: «Што, братец, где мои остались у тебя рубашки, рыба и лошадь?» И на то оной кум сказал, што это все у него взяли в Малыковку, да и ему было хлопот. И он, Емелька, сказал: «И кому это взять? Оно все у тебя». И оной же кум спросил ево: «Да как же ты ис Казани-та вышел?» И он на то сказал: «Слава богу, бог свободил!» И кум же ево спросил: «Да есть ли у тебя пашпорт?» Он сказал: «Есть». И кум спросил: «Да где ж он?» И Емелька сказал: «Вон-де у меня пашпорт лежит в телеге для тово, што, видишь, идет дозжик, то, штоб (л. 277 об.) не замочить, и оставил в телеге». Догадался он, Емелька, что кум собирается его изловить²³⁹, то тот же час, севши на лошадь, поехал с Ереминой Курицой в монастырь²⁴⁰ к старцу Пахомию²⁴¹. И коль скоро они во оной монастырь взошли, то монахи закричали: «Смотрите! За вами погоня!» И он, Емелька, услыша оное, говорил: «Еремина Курица, убирайся за Иргис». Он на то сказал: «Ты поезжай себе. А мне чево боятся и от чево бежать?» И он, Емелька, сев в лотку, чрез Иргис переехал и пошол в лес, а Еремина Курица остался в монастыре. И как уже он переехал чрез реку, то слышен был голос Еремяной Курицы, что ево били, и он кричал²⁴².

Был он, Емелька, на той стороне Иргиса часа три ночи. А как уже люди угомонились, то он, переехав к хутарам монастырским (л. 278) и, впрегши свою лошадь в телегу, тайно от Старцов поехал на умет к Ереминой Курице.

И по приезде на умет только што выпрег лошадь, то пришол к нему Караваев²⁴³ и сказал: «Я-де привез Шигаева²⁴⁴, так пойдем-де к нашей телеге, а здесь-де много людей ездит, так еще хто увидит». Почему он, Емелька, и пошол. Тут, нашод Шигаева, поздоровались и, как время было около обеда, то они все трое сели есть. А как сели, то в степи увидел он, Емелька, двух разъезжающих в степи неподалеку от них на лошадях верхами казаков и спросил: «Што это за люди разъезжают?» Шигаев сказал: «Это-де наши казаки — Зарубин²⁴⁵, он же Чика (и после будет называтца Чернышовым), и Мясников»²⁴⁶. И как оные казаки стали подъезжать к ним (л. 278 об.) блиско, то Шигаев сказал ему, Емельке: «Встань, пожалуй, да пойдем поодаль, чтоб они тебя не видали. Зарубин-ат — человек некрепкой, он разболтает, так-де дела-та мы не зделаем, а хлопот наведем». И так он с Шигаевым несколько сажен и удалились.

Зарубин и Мясников, подъехав к Караваеву, спросили: «Што ты делаешь здесь?» Караваев сказал: «А вот стреляем сайгов»^31*. И Зарубин сказал: «Што вы таитесь? Мы знаем, чево вы здесь ищите, да вить и мы тово же ищем». И Караваев сказал: «Ну, кали вы уже знаете, то, — Караваев закричал, — Шигаев, подите сюда!» Почему он и Шигаев и пришли и, пришед, поздоровавшись, сели есть. А как сели, то Караваев говорил ему, Емельке: «Ты-де называешь себя государем, (л. 279) а у государей-де бывают на теле царские знаки», то Емелька, встав з земли и разодрав у рубашки ворот, сказал: «На вот, кали вы не верите, щто я — государь, так смотрите — вот вам царской знак». И показал сперва под грудями, как выше сего он говорил, от бывших после болезней ран знаки, а потом такое ж пятно и на левом виске. Оные казаки, Шигаев, Караваев, Зарубин, Мясников, посмотря те знаки, сказали: «Ну, мы теперь верим и за государя тебя признаем»²⁴⁷. И потом, поевши арбуза, встали, и Шигаев сказал: «Ну, братцы, я ево до времяни отвезу к себе на хутор». А Зарубин сказал: «Нет, у тебя на хуторе много людей ездют, так опознают, а лутче я ево возьму на свои руки». (л. 279 об.) И Шигаев сказал: «Возьми хоть ты, только надобно зберечь»²⁴⁸. И потом все оне пятеро поехали под Яицкой город, но, не доезжая до города, как был час ночи, заехали на умет²⁴⁹, которой на большой дороге. Шигаев и Караваев, поужинав на умете, поехали в город, сказав притом Шигаев: «Нам надобно в город въехать так, чтоб нихто нас не видал». А он, Емелька, Зарубин и Мясников, начевав на умете, поутру поехали. И, едучи дорогою, Зарубин сказал ему: «Я-де тебя, надежа-государь, повезу х Кожевникову»²⁵⁰. И потом ехав они трое целый день вместе, а как стало к вечеру, то Зарубин поехал наперед один, и потом скоро возвратился, и идет уже им навстречю пешком сам-друг. И подошел пришедший с ним, то есть Андрей Кожевников²⁵¹, поклонясь, сказал ему: «Милости прошу, только (л. 280) опасаюсь я, чтоб не проведали». И он, Емелька, сказал: «Пожалуйте, детушки, поберегите меня и не выдайте, а я вас заступать рад». И потом пришли в дом Кожевникова, где и ужинали.

С сего времяни стали уже все казаки, которыя к нему пристали, называть его, Емельку, надежой-государем!

Отужинав, Мясников поехал в город²⁵², а Зарубин и он остались у Кожевникова. А на другой день поехали в город и Зарубин²⁵³, но на другой день приехал опять и привез с собою казацкое знамя, сказав: «Вот, надежа-государь, это знамя было в походе²⁵⁴, но я его атаману не отдал, а таперь вашему величеству оно изгодилось». За что он, Емелька, Зарубина похвалил и сказал: «Да нет ли-де еще знамен-та?» И Зарубин сказал: «Есть кое у ково у наших, так-де я поищу».

(л. 280 об.) Пожив у Кожевникова в доме неделю²⁵⁵, оной Кожевников ездил в Яик, и по приезде сказал ему: «Ну, надежа-государь, убирайтесь — из города собираетца сыскная каманда вас ловить»²⁵⁶. Он, Емелька, испужавшись, сев на лошадь и взяв с собою Зарубина и Мясникова, поехали. И оные Зарубин и Мясников провезли его верст тритцать на реку, называемую Усиху. И по приезде, покормя лошадь, Мясников поехал в город для разведания, што там делаетца, и в которое место каманда наряжена. А он, Емелька, з Зарубиным остался один на Усихе. Но как им стало скушно, а притом хотели сведать, што не была ли каманда у Кожевникова, того ж дня, как до вечера часа за два, поехали на хутор х Коновалову²⁵⁷, ибо оной подле Кожевникова в соседстве, а к Кожевникову (л. 281) ехать они побоялись.

Приехав вечером х Коновалову, спросили ево: «Што, Василей Семеныч, не было ли из города присылки?» Оной им сказал: «Нет, все было тихо». Потом пришли х Коновалову Михайла²⁵⁸ и Сидор Кожевниковы²⁵⁹, и из них Сидор говорил (на спрос ево, Емелькин, што в городе делаетца), что-де «в городе стали, было, наряжать для поимки вас сыскные каманды²⁶⁰, и объехали кругом города. Но, как никого не нашли, то каманды приехали в город, и таперь, слава богу, все утихло. Я-де только што приехал из города». И потом того ж ночью до свету из дому Коновалова он, Емелька, Зарубин, Коновалов, Михайла и Сидор Кожевниковы поехали опять на Усиху.

А как приехали на Усиху, то того ж дня ввечеру (л. 281 об.) приехал к ним из города показанной Мясников. И как он его спросил, што в городе говорят, то оной Мясников сказал: «В городе-де старики²⁶¹ положили, чтоб вашему величеству здесь жить до того времяни, как пойдут казаки все на плавную^{32* 262}. А как соберутца, так-де те, которыя с нами согласны вас принять, те все и отберутся от несогласных, да и приедут сюды».

После сего спустя приехали к нему, Емельке, тут же на Усихину [россошь] казаки Дмитрей Лысов²⁶³ да Козьма Иванов²⁶⁴, — прозвания не знает, — из городка, которыя, сказав ему, что в городе тихо, и казаки-де положили принять ево, Емельку, как пойдут на плавную, и побыв у него не больше, как час времяни, поехали обратно в город; коим он, Емелька, говорил: «Пришлите ко мне писаря да (л. 282) кафтан», — с чем оне и поехали.

После сего вскоре приехали из города два или три казака, — а имян их не помнит, — и привезли к нему семь старых знамен казацких²⁶⁵. А как оне были ветхи, то приказал он Михайлу Кожевникову, чтоб он их починил и совсем, как надобно, приготовил. Почему оной Кожевников те знамена и отвес к себе на хутор. После чего вскоре ж приехали к нему казаки Иван Почиталин²⁶⁶ да Василей Якимов²⁶⁷ и привезли с собою канаватной бешмет да кафтан и шолковой кушак. И он, Емелька, спросил: «Кто это ко мне прислал?» И Почиталин сказал: «Это — мое, я вашему величеству кланяюсь». И он, Емелька, сказал: «Благодарствую, я тебя не оставлю, и будь ты при мне секретарем»²⁶⁸.

После сего скоро ж приехал к нему (л. 282 об.) Яицкого ж войска казак ис кибиток Идарка²⁶⁹, татарин некрещеной, да другой с ним — Баранга²⁷⁰, коих он спросил, зачем они к нему приехали. И оне сказали, что приехали ево погледеть и проведать, и служить ему. Он им сказал: «Хорошо, послужите, я вас не оставлю, бутьте при мне».

В тот самой день приехал из города казак меньшой Кожевников²⁷¹, — но, как зовут, не помнит, — и сказал ему: «Казак-де²⁷², — коему сказал и имя, но он таперь не помнит, — при народе в городе пьяной выговорил, что-де царь стоит на Усихиной, коего-де казаки взяли под караул, а сюда-де послана каманда²⁷³, да брата-де Михайлу также уж, приезжая из города, каманда взяла»²⁷⁴ (этот самой тот Михайло, которой чинил знамена, и оные уже опять переслал к нему, Емельке). И как он сии вести услышал, то он, испужавшись, закричал: «Казаки, на кони!» И потом (л. 283) поскакали, а куда, — не знает. Но, как несколько от того места, где их был табор, отскакали, то он, Емелька, спросил Зарубина и Почиталина: «Куда ж это мы едим?» И на то Зарубин и Почиталин сказали: «Ехать больше некуда, как поедим на хутор к Толкачовым»²⁷⁵. Сей хутор от их табора верстах в сороке, а от городка верст со сто. При отъезде их с табора остался у них безлошадной казак, приехавший с Почиталиным, Василей Якимов, о коем опосле он сведал, что его взяла посланная каманда под караул²⁷⁶.

Не доезжая Толкачевых хуторов, послал он, Емелька, Почиталина вперед с тем, чтоб он их спросил, примут ли они ево к себе. Почиталин поехал. И чрез несколько часов едит он неподалеку от хутора Толкачевых к ним навстречю, и он, Емелька, спросил Почиталина: (л. 283 об.) «Што, примут ли меня?» На что Почиталин сказал: «Я-де только Андрею Толкачову²⁷⁷ сказал, что едит к вам на хутор государь, то вы ево примете ль?» И оной Толкачев сказал: «Добро пожаловать, мы ево примем с радостию». Почему они и приехали прямо на его, Толкачова, хутор²⁷⁸. Толкачов был ему рад. Как же он поехал на хутор, то упомянутые татара Идарка и Баранка с ним не поехали, а сказали, што «мы-де поедим домой и скажим об вас другим своей братье, татарам. И когда-де вы пойдете в город, так мы вить вас увидим, то тогда за вами и пойдем вместе. Ежели ж вы не пойдете, так мы и останемся в своих кибитках».

Разставшись с оными татарами, и прежде (л. 284) еще посылки Почиталина к Толкачеву на хутор, говорил он, Емелька, Зарубину и Почиталину: «Што мы едим к Толкачову собирать народ? Ну, как народ сойдетца, а у нас письменнова ничево нету, што б могли народу объявить». И потом сказал Почиталину: «Ну-ка, Почиталин, напиши хорошенечко», ибо он не знал, чтоб сказать: «Манифест напиши»²⁷⁹. И оной Почиталин и все, остановясь в поле, писал, что хотел, ибо он не одного слова не знал, как бы написать надобно. И по написании ему при Зарубине, Коновалове, Михайле^33* и Сидоре Кожевниковых оную написанную им бумагу прочол, о которой притом Почиталин сказал, что-де «это — манифест, и надобно-де вашему величеству подписать самому». Емелька сказал: «Подпиши ты, а я до времяни подписывать не буду»²⁸⁰. А как Почиталин названной манифест прочол, (л. 284 об.) то, как ему, Емельке, так и показанной его сволочи пондравился больно. И оного Почиталина как он, так и все хвалили и говорили, што Почиталин гораст больно писать.

И потом приехали к Толкачову, которой его принел. По приходе в ызбу Чика говорил Толкачову: «Поди шь, Толкачов, скажи своим соседям, што государь приехал, и штоб они к нему пришли», — ибо подле оного Толкачова хуторов много поселено. По сим словам Толкачов, пошол, и весьма скоро нашло к нему, Емельке, народу человек, как помнитца ему, больше сорока²⁸¹, между коими были по имяном ему знакомы Яким Давилин²⁸² да Степан Шолохов²⁸³, а другим никому имя в той куче он не знал. И как ети люди вобрались в ызбу, то он, Емелька, приказал Почиталину показанную написанную им в поле бумагу читать, но прежде читанья говорил он той собранной (л. 285) куче: «Слушайте, детушки, што будет читать Почиталин, и бутьте мне верны и усердны, а я вас буду жаловать». И потом Почиталин стал читать. А как прочол, то он, Емелька, всех спросил: «Што, хорошо ль? И вы слышали ль?» На што все единогласно закричали: «Хорошо, и мы слышали, и служить тебе готовы!» А как Почиталин ту сделанную им скверную бумагу читал, то все люди были тогда в великом молчании и слушали, как он приметить мог, весьма прилежно²⁸⁴.

И потом он, Емелька, той собранной злодейской его куче говорил: «Ну, таперь, детушки, поезжайте по домам и разошлите от себя по фарпостам и объявите, што вы давича слышали, как читали, да и што я здесь». И оне единогласно сказали: «Слышим, батюшка, и все исполним, и пошлем как х казакам, [так] и х калмыкам». (л. 285 об.) И он, Емелька, им сказал: «Хорошо, и завтре рано, севши на кони, приезжайте все сюда ко мне». Почему сия толпа вся и разошлась. Сбираться ж он сей толпе приказывал для того, что, как еще оне ехали к Толкачову на хутор, то тогда положил он з Зарубиным, Кожевниковыми, Почиталиным, чтоб, сколько на хутор людей не зберется, мало или много, но, однакож ехать в город и, ежели удасся, то завладеть городом, а противников наших всех перевяжем, а буде удачи не будет, и нас мало будет, то уже тогда бежать им, кто где спастись может.

А по сему условию он, Емелька, то свое намерение и исполнил, то есть на другой день поутру²⁸⁵ с фарпостов и из домов съехались руских казаков и калмыков человек с шездесят и, севши (л. 286) на лошадей и взяв с собою вышеупомянутые семь знамен, пошли, распустя оные, к Яику. И как пришли х кибиткам кочюющих татар, кои причислены к Яицкому войску, где вышел с татарами помянутой татарин Идорка з другими татарами, но, сколько числом, — не знает. И Идорка, подошед к нему, Емельке, говорил: «Не изволишь ли, государь, написать письмо и послать к Марали-хану²⁸⁶, што вы здесь находитесь, и штобы он прислал к вам на помощь войска. А я думаю, что он пришлет человек сто-другое». И Емелька сказал: «Хорошо б послать да хто ж письмо-та напишет?» И оной Идорка сказал: «У меня напишет сын мой — Болтай»²⁸⁷. И Емелька сказал: (л. 286 об.) «Ну, хорошо, вели ж сыну-та хорошенька написать». Которой и написал, но, что написано было, — он не знает. И потом оной Идорка с тем письмом²⁸⁸ послал каманды своей татарина²⁸⁹, — как зовут, — не знает. Но как пришли они к татарским кибиткам вечером, то уже тут и начевали²⁹⁰. Сия их станция была от города не более как в сороке верстах, но только из города никакого поиска не было.

На другой день пошли оне к Яику и, не дошед до города верст пять, остановились²⁹¹. А как остановились, то толпа его стала час от часу умножаться, и собралось ее как, например, до двух сот человек. А как оне пришли на оное разстояние, то увидел он, Емелька, стоящую под городом каманду казаков и полевую лехкую каманду ж, которая стояла неподвижно. (л. 287) И он, Емелька, желая, чтоб его в город пустили без драки, то, по совету бывших при нем Почиталина, Зарубина, Кожевниковых и Коновалова, велел он Почиталину послать х казачьему камандиру Акутину²⁹² написанной им злодейской манифест с тем, чтоб он прочол его во всем войске. И с тем манифестом злодейским послал Почиталин казака Быкова²⁹³, которой отвес и отдал Акутину, но Акутин, не читав, отдал афицеру Крылову²⁹⁴, а Крылов, также не читав, положил в карман. Быков по подаче Акутину возвратился к нему и об оном ему объявил.

За оным вслед пришол к нему из означенной городской каманды казак Андрей Авчинников²⁹⁵ и привел с собою несколько казаков, а за Овчинниковым (л. 287 об.) пришол ис той же городской каманды казак Дмитрей Лысов с другими казаками. И по приходе сказали ему, что-де «манифеста твоево не читали, хотя казаки сильно того просили, и казаки-де почти все желают тебе служить». Но как уже стала наступать ночь, то он со всею своею злодейскою шайкою пошол к реке Чиган. А как скоро он с прежняго места сшол, то из городской каманды послана за ним в погоню каманда с старшиною Андреем Витошновым²⁹⁶, человеках в двух стах, где был и вышепомянутой Шигаев. Он, Емелька, увидя ту каманду, остановился и стал нажидать на себя, думая, что оне станут с ним драться, ибо и у него было его толпы человек также з двести. Но оной Витошнов дратца с ним не стал, а пристал с командою к нему. А как (л. 288) пристали, то каманды ево, Емельки, казаки Овчинников, Давилин, Лысов, — одним словом, почти все, — привели к нему одиннатцать человек²⁹⁷ связанных и приносили на них разные жалобы, — но, кто оные одиннатцать человек казаки имянами, — не знает. И он, Емелька, на те их жалобы сказал: «Держите их до завтре под караулом, а завтре резолюция будет».

А потом того вечера перешли речку Чиган и тут начевали²⁹⁸. А поутру означенные просители все к нему приступили и говорили, чтоб он от оных одиннатцати человек их избавил. И он, Емелька, видя столь сильную их жалобу и хотя их тем удовольствовать, чтоб оне к нему были усерднее, а другим, кои ему не хотят быть верными, подать страх, (л. 288 об.) приказал казаку Ивану Бурнову²⁹⁹ тех одиннатцать человек повесить, которой, по собственному своему желанию, и повесил. А показанные просители после тех повешенных разделили по себе бывшую на них одежу.

(л. 289) Запамятовал он, Емелька, выше сего показать, коим образом в первой день приходу его с своею сволочью под город Яик, и имянно прежде еще посылки от него в стоящее подле города верное войско с злодейским манифестом казака Быкова, повесить он, Емелька, приказал верных войск казака Шкворкина³⁰⁰. Как он с своею сволочью был на походе ис Толкачева хутора, то, не доходя до городка верст двенатцать, привели к нему оного Шкворкина его злодейския казаки³⁰¹, — имян их не знает, — и сказали ему, Емельке, что-де этова Шкворкина поймали они, кроющагося в хуторах, — «а он-де послан шпионом из городка разведать о вашем величестве». И он, Емелька, спросил сам того Шкворкина: «Зачем ты здесь по хуторам, позади моего войска ездишь? (л. 289 об.) И откуда ты послан?» На что оной Шкворин сказал: «Я-де послан от старшины Мартемьяна Бородина³⁰² из городка проведать об вас, где вы идете, и сколько у вас силы, а проведав о том, ему сказать. Чево-де ради стороною мимо вашей силы и пробирался опять с тем известием, что где вы идете в городок». И он, Емелька, выслушав сии слова, сказал тому Шкворину, сидевши на лошади и не останавливаясь: «Ты — человек молодой, и должно было тебе мне служить, а ты еще поехал против меня шпионничать, а тебе б, коли мне не хотел служить, так сидеть уже было дома, а проведать-та бы пусть ехал хто постарея и посмышленея тебя». И потом, выговоря эти слова, оного Шкворкина так и оставил едущаго в его шайке. Но, как приехал он с своею злою шайкою на хутор, — а чей, — не знает, — и остановились (л. 290) отдыхать, и он и все слезли с лошадей, то, тот час, подошед к нему, Емельке, двое казаков — Яким Давилин да Дубовов³⁰³, — а как зовут, — не знает, — говорили, приветчи оного Шкворкина с собою: «Надежа-государь, прикажи сего злодея повесить. Отец ево нам делал великие обиды, да и он, даром што молот, но так же, как и отец, нас смертельно обижал». А притом и другие злодейской его артели казаки в розные голоса закричали: «Подлинно он, батюшка, плут, прикажи его повесить, — таковской». И он, Емелька, не размышляя нисколько, сказал: «Ну, кали он такой худой человек, так повесьте его». Которого тот час схватили и тут же при нем и перед всею сволочью (л. 290 об.) повесили, — но, кто имянно вешал, — не знает.

В самое то время, как повесили Шкворкина, пришол к нему татарской мулла³⁰⁴ и говорил чрез перевотчика, помянутого выше сего Идорки: «Киргис-кайсацкой Мурали-хан приказал вам кланятца и прислал в подарок вам чекан», — который ему и отдал. И он, Емелька, велел того татарина спросить, што он за человек, и зачем прислан? И оной отвечал: «Я-де мулла и прислан поклонитца, а притом и вас посмотреть, для того что я бывал в Москве и в Петербурхе и государя видал». На что он, Емелька, велел спросить: «Што, узнал ли он меня, что я — государь?» На что оной мулла отвечал чрез оного Идорку: «Как не узнать? Я узнал, что ты — государь». И потом оной мулла говорил: «Марали-де хан (л. 291) приказал ваше величество просить, чтоб вы написали к нему письмо». И он, Емелька, Идоркину сыну Болтаю приказал написать письмо в такой же силе, как и первое к нему было послано, то есть, чтоб он прислал к нему на помощь своего войска, хотя б человек двести³⁰⁵.

И в оных обоих к Мурали-хану письмах велел себя он, Емелька, именовать императором Петром Третьим. И по написании того письма оной мулла от него поехал. Что ж в письме Болтай написал, — он не знает. Оного муллу ничем он, Емелька, не дарил, для того что у нево и у самово денег ни копейки не было. Оную ж от Мурали-хана силу требовал он не столько для помощи разбойничать, как для славы такой, что ему и уже орды прикланяютца.

(л. 291 об.) Коль скоро муллу он отпустил, то яицкие казаки, — кто имяны, — не знает, — привели к нему сержанта³⁰⁶ и сказали, что-де он из Яицкого городка от каменданта послан по всем [форпостам] до Астрахани курьером. И он, Емелька, спросил, есть ли у него письма, и куда он едит? На что оной сказал ему, что «я-де еду по фарпостам, чтоб стояли караулы осторожно, для тово што-де орда пришла к Яику». И он, Емелька, сказал: «Ну, кали ты за этим послан, так поезжай». Которой, было, и поехал, но подводчик, Яицкой казак, не повезя оного сержанта в путь, а пришод, сказал казаку Давилину: «Этот-де сержант государя-та обманул, вить-де он везет указы во все места, чтоб государя-та везде ловить, и называют его не государем, а донским казаком Пугачовым». И оной Давилин того сержанта привел к нему, Емельке, и об оном (л. 292) о всем ему расказал, причем и взятыя у того сержанта тем Давилиным бакеты^34* ему ж отдал. И он, Емелька, те бакеты велел Почиталину роспечатать и прочесть, которой при всех злодейской его шайки людех и читал. В коих было написано, чтоб везде ловить его, Емельку, и точно сказано о нем, что он — беглой донской казак Емельян Пугачов³⁰⁷. И он, выслушав, те указы велел изодрать и бросить, а сам говорил при всей своей сволочи слова такия: «Што Пугачова ловить? Пугачов сам идет в город! Так пусть, коли я — Пугачов, как оне называют, возьмут и свяжут. А кали я — государь, так с честью примут в город». И потом кричал на того сержанта: для чего он ево обманул и не сказал правды, и тот час закричал: «Приготовьте висилицу», — кою и приготовили при глазах (л. 292 об.) оного сержанта. Сержант, кланяясь ему в ноги и плачючи, говорил: «Виноват пред вашим величеством, помилуй, я вину свою заслужу вам». А злодейской шайки его казаки закричали: «Што на нево смотреть? Прикажи повесить!» Но он, слыша, что оной сержант обещался ему служить, да и показался ему человек — молодой и что объявил, что он и писать умеет, а как у него был писарь только один Почиталин, то, сего ради, говорил он, Емелька: «Добро, господа казацкое войско, я его прощаю, пусть ево и мне, и вам служить станет». Почему вешать его и не велел, а остался [он] в команде Почиталина писарем.

После того как повешены [были] вышеозначенные одиннатцать человек за речкою Чеганом, того же утра пошол он со всею своею воровскою артелью, коей уже набралось сот до пяти, и все яицкие казаки, опять к Яицкому городку³⁰⁸». И как (л. 293) подошли на пушечный выстрел, то вышедшая из города каманда стала по его сволочи стрелять ис пушек, но однакож из его толпы ни одного не ранили, да и ядры, как ниско опущены были пушки, до них не доходили. Он, Пугачов, простоя на том месте с час и видя, что к городку под пушки подойтить неможно, то, по совету Андрея Овчинникова и Дмитрия Лысова, Шигаева, Витошнова, от города, не слазя с лошадей, поворотил со всею толпою прочь от городка, и пошли вверх по Яику.

И, отошед верст дватцать, остановился для корму лошадей. И потом собрал он круг, и в том кругу пожаловал он, Пугачев, злодейской своей толпы способников своих, во всех злых его делах бывших яицких казаков, а имянно: Андрея Овчинникова — атаманом, Дмитрия Лысова — полковником, Андрея Витошнова — есаулом, и других, — а кого имянно, — не упомнит, — в разные казацкие (л. 293 об.) чины, то есть в сотники и хорунжия³⁰⁹. И как он тех всех изменников теми чинами объявил, то они кланялись и целовали руку ево, Емелькину.

В то ж самое время показанного сержанта, которого он не повесил, спросил он, Емелька, умеет ли он написать присягу? И оной ему сказал: «Умею». То он, Емелька, сказал: «Подишь, напиши как водитца поварове»^35*. Оной сержант, доколе еще круг не розошолся, тот час написав, принес к нему. И он, Емелька, взяв присягу³¹⁰, отдал Почиталину и велел громко, чтоб вся его сволочь слышала, прочесть, которой и читал. А как прочол, то все единогласно закричали: «Готовы тебе, надежа-государь, служить верою и правдою». В сей злодейской составленной мерской бумаге написано было, сколько помнит он, что называли его Петром Третьим и что тут же написано, (л. 294) что он жалует Яицкое войско, которые ему, Емельке, верно служить будут, рекой Яикой с верху до устья, рыбными ловлями и всеми морями и лугами. Эти последние слова написаны по прошению злодейской его шайки яицких казаков, ибо они его о том просили; где также по прозьбе ж их написано, что жалует он их вольностью, крестом и бородою.

После сего злаго совершения показанных Овчинникова и Лысова, как главных своих в сем зле сообщников, спросил он, Емелька: «Куда ж отсюда мы пойдем?» (о сем он спросил потому, что он нимало о сей дороге не ведал, равно и какие там города есть). И оные ему сказали: «Отсюда де пойдем мы чрез все фарпосты нашего Яицкого войска, кои-де с нами согласны, и их всех поберем за собою, а не доходя до Илецкого городка, Овчинников в городок поедит один и наведаетца», примут ли (л. 294 об.) ево, Емельку, илецкие казаки. И Лысов сказал: «Как не принять!»

И потом пошол он со всею своею сволочью по берегу реки Яика, проходя все фарпосты без малейшаго супротивления, на коих фарпостах взяли они или, лутче сказать, фарпостные караульщики отдали, — три чюгунные пушки со всеми снарядами. Сколько тех фарпостов он прошол, и как те фарпосты назывались³¹¹, и кто имянно на тех фарпостах камандиры были, — он, Емелька, не знает, а может о том показать Овчинников^36*, ибо он, как выше сего показал, в тем местах никогда не бывывал.

Сколько помнитца ему, шли они до Илецкого городка трои сутки. И потом, не доходя Илецкого городка верст за семь, вся толпа остановилась³¹², и он, Емелька, взяв от Почиталина два написанные злодейские возмутительные манифеста³¹³, отдал Овчинникову³¹⁴ с таким приказом, (л. 295) чтоб он, кали ево впустят в город, то б один его злодейской манифест отдал атаману Лазареву^{37* 315}, а другой — илецким казакам с тем, чтоб Лазарев тот манифест при собрании казаков прочол, а буде он читать не станет, то б прочли казаки сами. Оной Овчинников³¹⁶ с сими скверными бумагами поехал, взяв с собою казаков шесть человек. Овчинников поехал от него, Емельки, в Илецк уже вечером.

А поутру на другой день рано прислал Овчинников³¹⁷ к нему, Емельке, Яицкого войска с тем, что-де Илецкое войско принять его, Емельку, желают и встретят-де его, Емельку, с хлебом и солью. И он, Емелька, услышав эти слова, тот час, собравшись со всею своею артелью, поехал в Илецк³¹⁸. И как подъехал он к городу, то встретили его за городом два попа³¹⁹ в ризах со крестом, а казаки — з знаменами, кои, как он равнялся (л. 295 об.) против их, и уклоняли. Он, Емелька, а потом и вся его толпа спешились, и он, подошед ко кресту, приложился. А как приложился, то попы целовали его, Емелькину, руку. По входе в город пошол прямо в церковь и приказал петь за здоровье Петра Федоровича, знав он, Емелька, что он давно скончался, молебен, где попы молили за него бога, а в эктениях ли, или в чом другом, как он — человек безграмотной и устава церковного ничего не знает, — того сказать он не может, — только слышал он, што много рас пели: «Господи, помилуй». По отпении молебна, помянутой сержант отдал написанную Почиталиным изменническую присягу попу. Поп оную читал и после присягнул, а потом приводил илецких казаков к оной, но цаловали ли крест и евангелие, — он не знает, потому что он, Емелька, по отпении молебна ис церкви скоро вышел³²⁰.

По выходе (л. 296) ис церкви пошол он в дом Творогова Ивана³²¹, потому что тут ему Илецкое войско отвело квартиру, а прежде ево не знал. По приходе к Творогову спросил он Овчинникова: «Где здешней атаман Лазарев?»^38* Овчинников ему сказал: «Я его арестовал». И он, Емелька, спросил: «За што?» И Овчинников говорил: «А вот за што арестовал: ваше величество приказали, чтоб посланной от вас манифест он прочол казакам, но он читать его не стал, а положил в карман. Он же-де разламать приказал чрез Яик мост и вырубил два звена, чтоб вам сюда с войском перейтить было нельзя; а после хотел уже и бежать». И как скоро Овчинников сии речи окончал, то Творогов, Горшков³²² и все — сколько ни было в избе у Творогова илецких казаков — все заговорили, что оной Лазарев великия им делал обиды и их раззорял³²³. Он, Емелька, выслушав все сии слова, Овчинникову сказал: «Прикажи ево, Лазарева, кали он такой обитчик, повесить». (л. 296 об.) И после обеда, как пошол он, Емелька, за город, то в то самое время при нем, Емельке, того Лазарева на зделанной висилице помянутой же Иван Бурново и повесил³²⁴. Но он, Емелька, с Лазаревым ни одного слова не говорил и прежде ево нигде никогда не видывал.

После сего в тот же день поехал он около всей крепости и, как объехал, то имевшияся на крепости пушки приказал снять и, выбрав годных три или четыре, велел под них зделать лафеты, ибо под ними оных не было, а валялись на земле. Потом забрал весь порох, — а сколько, — не помнит, — и свинец, и к тем взятым пушкам ядры. К оным и ко взятым на фарпосте пушкам камандиром определил он казака Федора Чюмакова³²⁵. Оставшее после Лазарева имение все пограблено ево сволочью, и имянно Зарубиным, а о других он скажет, а ему принесено денег триста рублев да ковш, два бешмета, кафтан и коноватная шуба, да кушак.

(л. 297) Побыв в Илецкой крепости две ночи, переправился за реку, и того ж дня пошол он со всею своею сволочью, х которой пристали илецкие казаки, как думает он, человек с триста, к Разсыпной крепости³²⁶. И отошед от Илецкой крепости, остановился и, остановясь, зделал круг. И в том кругу упомянутого Илецкого казака Ивана Творогова объявил Илецкого войска полковником, казака Максима Горшкова — секретарем, а есаулов, харунжих велел выбрать самому Творогову по своему усмотрению.

Как же он, Емелька, пошол из Илецкой крепости, то оную поручил эсаулу станишному³²⁷, — а как зовут, — не знает, только человек оной престарелой. И потом, накормя лошадей и распустя означенной круг, пошли под Рассыпную крепость. И как Овчинников с ево сволочью стал подходить х крепости, то из оной стреляли (л. 297 об.) небольшое дело из ружей. Но сволочь ево усилилась и, отбив в крепости ворота, вошла в оную³²⁸. Камендант той крепости³²⁹, — а какого чина и как ево звали, не знает, запершись в камендантском доме, из окошек отстреливался, и казаки хотели, было, зажечь его дом. Но, как он, Емелька, в крепость въехал, то жечь затем, чтоб не выжечь всей крепости, зажигать не велел, а приказал оного каменданта достать так. Казаки, кинувшись, выломали двери и оного каменданта и двух афицеров³³⁰ взяли. И он, Емелька, за то, что он противился и заперся в доме с афицерами и что он и те афицеры ранили из ево сволочи двух казаков, велел оных каменданта и обоих афицеров повесить, которых тот час, выведя за крепость, и повесили при нем, Емельке. И потом, взяв в той крепости три чюгунные пушки, пять боченков (л. 295) пороху и несколько ядер, ис крепости вышли. Салдат же, кои в крепости были, также и казаков, потому што оне им не противились, взяли с собою и причислили к своей злой шайке. А крепость поручили тутошной крепости жителю, — а как зовут, — не знает, — коего он назвал атаманом³³¹. Как оне подходили х крепости, то ис пушек по них не палили.

Потом от оной крепости пошли к Озерной крепости, но, не дошед, на дороге начевали. Куда прислали к нему оставшие в Илецком городке казаки казака³³², как зовут, — не помнит, в том, что тот казак по уходе ево, Емельки, из Илецка послал с уведомлением о нем, Емельке, что он намерен итти в Оренбурх, сына своего³³³ к тамошнему губернатору³³⁴. В чем оной казак при допросе Твороговым (л. 298 об.) винился, за что он, Емелька, приказал того казака повесить, что Творогов и исполнить и велел³³⁵. Как же пришол он с артелью своею к Озерной крепости, то стали из оной стрелять ис пушек, и продолжалась пальба часа з два. Но, напоследок, его сволочь, отбивши ворота, ворвалась³³⁶, где Давилин той крепости каменданта³³⁷ срубил до смерти³³⁸, да еще видил он, Емелька, одного убитаго афицера³³⁹ и человек десять рядовых, но кем убиты, — не знает. И потом, забравши оставших салдат, — а сколько числом, — не знает, — также пушек сколько, — не помнит, да пороху пять бочек и несколько ядер, пошли под Татищеву.

Как оне шли к Татищевой, то встречю шол его толпе брегадир Билов³⁴⁰. Но, услышав, что толпа его, Емелькина, идет блиско, то он с пехотою и с казаками, и с пушками и двумя единорогами пошел назад к Татищевой (л. 299) крепости³⁴¹, а против толпы его оставил лехкую каманду, человек со ста, и одну пушку при дву афицерах. И как его толпа была больше, то афицер один приказал, было, стрелять, но его тотчас застрелили ис пищали, то салдаты, оробев, положили ружья³⁴², а другаго афицера, коего называли Иваном Иванычем³⁴³, казаки схватали. И как афицера, так и салдат приказал он, Емелька, отвести в свой воровской стан.

После сего послал он Татищевской крепости с казаком, которого толпа его поймала бродящаго по полю пешаго, воровской свой манифест, чтоб здалась крепость³⁴⁴. А сам он с толпою к той крепости подходил так, что, хотя ис пушек и стреляли, но ядры уже вредить толпе его не могли, а переносило (л. 299 об.) черес³⁴⁵. Но как он еще приближаться зачал, то бывшие в той крепости оренбурхские казаки, человек с шесот, под камандою полковника Подурова³⁴⁶, верные войски, изменили, и оной Подуров с теми казаками пристал к его воровской артеле. И соединясь с оною, тут же пошли все пешие с ымевшимися у него пушками х крепости и, зажегши стоящее подле самой крепости сено, а потом взлезли казаки на стену, ту крепость при помощи пожара от сена овладели. И салдат ис крепости выгнали, коих было сот до пяти, и оные все, вышед ис крепости, положили ружья, коих он так, как и первых, отослал в свой злодейской стан.

Во время взятья той крепости Почиталин, наехав на брегадира Билова, уже раненого, его срубил. В сие время побили толпы его казаки и афицеров³⁴⁷, но сколько, — (л. 300) не знает, а из ево толпы побито пять казаков: до смерти — три, да ранено два. И потом крепостью он, Емелька, завладел (упомянутой сержант³⁴⁸, которой писал присягу, найден в воде утоплен, но кем, не знает)^39*, а завладевши, саженях в пятидесяти росположил свой злодейской стан. И потом стаскали с крепости, как помнитца ему, пушек с пять да два единорога, также небольшое дело пороху и ядер, сколько тут было. А крепость поручил живущим в той крепости казакам, приказав и каменданта в оной поставить ис казаков, кого они сами выберут³⁴⁹.

А того ж дня вечером оные оставшие в крепости казаки привели к нему, Емельке, пять человек салдат да каменданта Билова жену³⁵⁰ с тем, что они хотели ис Татищевой бежать и дать весть в Оренбурхе, что он, Емелька, овладел крепостью. И по допросе Овчинников (л. 300 об.) лепортовал ево, Емельку, что оные салдаты и каменданша во всех винах винились, и он, Емелька, велел их всех повесить, кои при Овчинникове и повешены.

Под Татищевою передневав³⁵¹, пошол он с толпою в Чернореченскую крепость, и пришли под оную без всякого супротивления³⁵². Жители той крепости встретили, где оне и начевали. Как он был в Татищевой, то казаки взяли тут афицера³⁵³, которой и шол в его толпе, но, как он — житель Чернореченской крепости, то из его стана, как он под караулом держан не был, пошед в ту крепость, и людем своим, расхвастаясь, сказал: «Я-де сей ночью от злодея Емельки уйду и скажу в Оренбурхе, что он идет с толпою под Оренбурх». И сказавши о побеге своем тем людям, сам пошол опять в его, Емелькин, стан. И как он пришол, а люди ево, (л. 301) коим он сказывал о побеге, пришли к нему, Емельке, и о говоренных им оным их помещиком речах ему донесли, за что он оного афицера велел повесить, а людей отпустил.

Ис Черноречья пошол он, Емелька, с артелью своею под Каргалинскую татарскую слободу, где татары встретили его с честию³⁵⁴ и, пристав все, сколько их не было, к его шайке, были во все время его злодеяней безотлучны.

Потом пришол он в Сакмарской город, где живут яицкие казаки, которые их без всякого супротивления встретили и так же, как и каргалинцы, к нему пристали³⁵⁵ и были при нем, Емельке, безотлучны. И перешед по мосту чрез Сакмару-реку, остановились начевать, и вечером привели к нему объезжие казаки посланного с указами³⁵⁶, — а откуда имянно, — не помнит, — чтоб его, Емельку, (л. 301 об.) ловить как возможно везде. И он, Емелька, велел того салдата повесить, а указыв изодрать.

На другой день бытности его в Сакмаре пришол к нему, Емельке, незнаемой человек³⁵⁷, у коего вырезаны ноздри, которого он спросил, что он за человек и откуда? И на то оной человек сказал: «Я-де оренбурхской ссыльной Хлопуша и прислан к тебе от оренбурхского губернатора с тем, чтоб в толпе вашей людем отдать манифест³⁵⁸, коим повелено, чтоб от тебя народ отстал и пришол к ея величеству с повинною, да и тебя бы изловили». Также-де приказано ему, чтоб «у тебя сжечь порох и снаряды воинские, а пушки заклепать. Но я-де этого ничево делать не хочю, а желаю послужить вам верою и правдою». Причем и отдал ему, Емельке, манифест, а он отдал Почиталину. А потом он и Овчинников спрашивали (л. 302) Хлопушу: «Полно, ты подослан к нам подмечать, и ты, подметя все здесь, отсюда уйдешь». Причем стращали того Хлопушу: «Скажи правду, а то повесить прикажу». Хлопуша сказал, что он сказал уж всю правду. И потом велел отдать ево под караул. И Овчинников говорил ему, Емельке: «Воля твоя, — прикажи ево повесить: он, плут, уйдет и, што здесь увидит, тамо скажет, а притом и наших людей станет подговаривать». Емелька сказал: «Пусть ево бежит и скажит. В этом худова нет, а одним человеком армия пуста не будет». Подержав Хлопушу под караулом одне сутки, велел свободить, но приказал за ним крепко примечать, што он будет делать. И так Хлопуша у него в сволоче и остался, и доносу на него никакого не (л. 302 об.) было³⁵⁹.

Ис-под Сакмары пришол он с толпою под Оренбурх и, прошед оной мимо версты три, остановился в лугах. Как он пришол с своею шайкою под Оренбурх, то у нево той шайки, по его тогда исчислению, а имянно: яицких казаков — пять сот, илецких — триста, Разсыпной крепости — сорок, из Озерной — сто, лехкой каманды, коя под Татищевою здалася, — сто, оренбурхских и других казаков и калмыков в каманде полковника Подурова — шесть сот, ис Татищевой салдат же здалося — триста, Каргалинских татар — пять сот, сакмарских — человек з дватцать, и пушек дватцать, в том числе два единорога, пороху, — сколько помнитца ему, — было бочек до десяти³⁶⁰.

По приходе под Оренбурх, того ж дня, по совету Овчинникова и, одним словом, всех яицких казаков и Каргалинских татар, послал он, Емелька, (л. 303) для подговору в его злодейскую толпу с манифестами злодейскими двух человек, а имянно: в руские селения — помянутого Хлопушу³⁶¹, а в Башкирию — Каргалинского татарина, — кто таков, — не знает, — потому што он тот злодейской манифест отдал каргалинскому старшине Мусалею³⁶², которой и послал от себя. Те манифесты писаны были по-руски Почиталиным, а по-татарски — Идоркиным сыном Балтаем.

Как же оне еще с злодейскою толпою шли под Оренбурх, то на походе будучи, послал он, Емелька, с казаком Иваном Солодовниковым³⁶³ такой же злодейской манифест, чтоб Оренбурх ему здася³⁶⁴, которой, подъехав под самой город, ущемя в колышок ту скверную бумагу, воткнул в землю, а сам ускакал к нему в толпу. Как же оную мерскую бумагу в город ввезли, то, читали ль ее войскам верным, — он не знает, только (л. 303 об.) тот же час стали в его толпу стрелять ис пушек.

Как он пробыл под городом трои сутки, то пришол в его толпу башкирец Емансарай³⁶⁵ и привел с собою башкирцов пять сот человек. Чрез сутки после сего пришол еще старшина башкирской Кинжа³⁶⁶ и привел с собою также пять сот человек.

В сие время с выходящими из города войсками были небольшие сшипки, но только большаго убивства с обоих сторон не было. Во все время бытия ево под Оренбурхом было, сколько он припомнит, сшибок с верными войсками с сорок, но так же почти ни с чем разходились, и сколько побито верных войск, — не знает, но с его стороны злодеев побито человек з двести. Да и поймал он посыльных из Оренбурха для уговаривания его злодейской толпы, чтоб она отстала от него, злодея, казаков двух человек, повесил. Также и из его толпы бежали, было, бывшие у него в толпе (л. 304) салдаты, кои были в каманде взятого под Татищевою афицера, восемь человек в Оренбурх, которых однакож на дороге казаки схватали, и он, Емелька, велел их всех повесить.

В время ж бытности его толпы в сем месте пришло к нему с Яику под камандою казака Серебрецова³⁶⁷ сто человек, и привез к нему старшину Копеечкина³⁶⁸ связанного, которому он, Емелька, за то, что он ездил ево ловить, и что воровской его толпы Яицкие ж казаки Овчинников и почти все принесли на него жалобу, что он их разорял, велел он, Емелька, отсечь голову, коему и отсекли. Оной же Серебрецов сказывал ему, что он послан был с помянутыми казаки из Яицкого войска под камандою оного Копеечкина для сыску и поимки его, Емельки.

После сего поделал он, Емелька, ботареи³⁶⁹ и навес пушки, ис коих и стреляли по городу без малаго (л. 304 об.) двои сутки, а равно и по его толпе стреляли с крепости³⁷⁰. Но крепости он одолеть не мог, и в крепость влесть было неможно, почему он с толпою от крепости отступил и пришол в Бердынскую слободу³⁷¹. Злодейскою его артилериею под Оренбурхом управлял, под командою Чюмакова, взятой в Татищевой салдат Калмыков³⁷², которой починивал и пушки, и мартиры.

По отходе ево с толпою хлеб и скот возили к нему из лежащих по Яику крепостей, мимо коих он шел, а от Сакмары и до Оренбурха и несколько времяни под Оренбурхом давали ево толпе пропитание Каргалинские татары и сакмарские жители, а жалованья ни по полушки никому до сего времяни не давал.

Как он с толпою стоял под Оренбурхом, то от киргисца Аблая³⁷³ гнаты были в Оренбурх 300 лошадей, 100 быков, 3000 овец для продажи, кое все он побрал. А как (л. 305) он спросил киргисцов, сколько им за все то надобно денег, то киргисцы сказали, што «нам денег не надобно, а дайте таваров». Он, Емелька, и сказал: «Таваров таперь нет, а подождите». Оные киргисцы, коих было семдесят человек, остались при нем и служили во все время злодейств его при нем.

По приходе в Берду пришол к нему черемишской старшина Мендей³⁷⁴ и привел с собою в его злодейскую толпу с 500 человек. А после ево пришол тут же башкирской старшина Альвей³⁷⁵ и привел башкирцов до шести сот человек. Тут же пришол ставропольских калмыков старшина Федор Иванов сын Дербетев³⁷⁶ и привел с собою калмыков триста человек. Эти все старшины во все время его злодейств при нем были неотлучны и с людьми.

В бытность ево в Берде как с неделю (л. 305 об.) времяни приехал к нему, Емельке, ис Чернореченской крепости казак³⁷⁷, — а как зовут, — не помнит, — как лет семнатцати, — и сказал в его злодейской толпе, что-де мимо Чернореченской крепости прошол полковник Чернышов³⁷⁸ с камандою, и пробираетца-де в Оренбурх, — оная крепость от Берды, например, верстах в пятнатцати. По словам сего казака, он, Емелька, весьма скоро собрал своей толпы тысяч до двух, да две пушки, поехал навстречю того Чернышова и, не допуская его до Оренбурха не больше как версты четыре, оного Чернышева с камандою перехватил, и стал его атаковать. И не больше как выпалили из его толпы ис дву, а из Чернышовой каманды — из четырех пушек, оного Чернышова конница ево, Емельки, задавила, ибо салдаты выпалили не больше как по одному разу. А Чернышов взят был в сером (л. 306) кафтане, сидящей на козлах. Салдаты тот час положили ружье, а афицеры взяты, коих было и с Чернышовым тритцать три человека. И из них как афицеров, так и рядовых ни одного не убито, ни ранено не было³⁷⁹.

Как же афицеров и все оружие и аммуницию привезли в Берду и афицеров посадили под караул. Между тем Давилин-казак шол мимо одной повоски и узнал сидящего на оной вместо извосчика человека, непохожаго на мужика простаго, — а паче по рукам признал, что оне не рабочие, — подошед, спросил того извощика, что он за человек? На что оной сказал: «Я-де извощик». И оной Давилин спросил стоящих тогда около телеги салдат: «Скажите, салдаты, правду, что это за человек?» И салдаты, сколько тут их было, сказали: «Это-ста наш полковник Чернышов». Коего тот час и взяли под караул.

(л. 306 об.) И того ж дня, призвав Чернышова и афицеров перед себя, говорил им он, Емелька: «Для чево осмелились вооружаться против меня? Вить вы знаете, што я — ваш государь. Ин на салдат нельзя пенять, что оне простые люди, а вы — афицеры и легуру^40* знаете. А ты, — Чернышову сказал, — еще не бещива^41* полковник, да нарядился мужиком. А кабы ты был в порятке, то б можно тебе попасть было в Оренбурх. Вить у тебя была пехота. И за то я тебя и всех вас велю повесить, чтоб вы знали свово государя». И, выговоря оные слова, сказал Овчинникову: «Вели их перевешать». Которой тот же час всех тритцать три человека и велел повесить, кои и повешены³⁸⁰ при его, Емелькиных, глазах. Оные афицеры ни один, чтоб их избавить от смерти, не просил.

В тот же день прибежал к нему, Емельке, с поставленной (л. 307) около Берды заставы Яицкой казак³⁸¹, — а как зовут, — не знает, — и сказал ему, што-де «идет от Озерной крепости генерал Корф³⁸² с камандою, и пробираетца-де к Оренбурху». Он, Емелька, услышав о сем, закричал: «Казаки, на кони!» И тот час тысяч до двух толпы его собрались и поскакали, но догнать ево не могли, што он убрался в город, ибо он шол по берегу реки Яика³⁸³. И потом возвратилась его толпа в Берду.

А как возвратился, то приехал к нему сын киргис-кайсацкого Дусали-салтана³⁸⁴ сын Салтан³⁸⁵ и при нем семь человек киргисцов. И как оне пришли к нему, то он татарину, показанному Идорке, велел спросить, что оне за люди, откуда и зачем к нему пришли? Оной Идорка с ними говорил и потом сказал ему, Емельке, што-де «Дусали-салтан прислал оного своего сына к нему (л. 307 об.) послужить». И он велел ему сказать: «Благодарю салтана. Пусть он при мне будит». И притом дал ему, салтану, пятьдесят рублев, да одному при нем приближонному кафтан красной, и каждому киргисцу по двенатцати рублев.

Как скоро он, Емелька, в Берду пришол, то всякой день почти умножалась его толпа кучами — из разных селеней руские мужики, боярские люди, из заводов заводские работники и приписные крестьяна. Но сколько оных было, — то не только он, но думает, что и Овчинников не знал.

Коль скоро пришол он в Берду, то приказал он Овчинникову, чтоб завести для письменных дел Военную коллегию³⁸⁶ и в оной судьями посадить: Андрея Витошнова, Максима Шигаева, Ивана Творогова, Данилу Скобычкина³⁸⁷ (и сей Скобычкин — Яицкой же казак). Из оных только грамотей (л. 308) был Творогов, а те безграмотные. Секретарями посадил Ивана Почиталина и велел писатца дьяком, а Максиму Горшкову велел писатца секлетарем; повытчика Супонева³⁸⁸, — имяни его не знает, — из яицких же казаков.

По учреждении сего злодейского сонмища пришол к Овчинникову незнаемо откудова приезжей мужик и сказал: «К Сакмаре-де идет енарал Кар³⁸⁹ с камандою»³⁹⁰. И Овчинников спросил: «Велика ли каманда?» Мужик сказал: «Не добре-де велика, однако, таки и не мала ж». О сем как лепортовал ево, Емельку, Овчинников, то он приказал ему, Овчинникову, взяв с собою пятсот человек казаков, четыре пушки и два единорога, итти навстречю Кара, чтоб ево до Оренбурха не допустить, куда он и поехал³⁹¹, а он, Емелька, остался в Берде. Чрез четыре дня возвратился Овчинников, (л. 308 об.) приехал в Берду и, явясь к нему, сказывал: «Генерала-де Кара встретил и прогнал, и в Оренбурх не пропустил таким образом: как он наехал на передовых каровых гранодер³⁹², кои-де сидели по возам, и ударил, то-де грано-деры, было, скоча с возов, стали хвататца за ружья», но ево казаки окружили возы, то гранодеры бросили ружье, коих он, Овчинников, також и четырех афицеров взял, и из них гранодеров и дву афицеров³⁹³ привез в Берду, а другие-де два афицера истреблены³⁹⁴. Как же-де он сих афицеров и гранодер взял, то пошол навстречю х Кару, которого нашли идущаго с камандою верстах от передовых гранодер в шести, где встретился с ним Овчинников и помянутой ссыльной Хлопуша с камандою, человеках в пяти стах, и на оного Кара кинулись. Кар, отстреливаясь пушками, повел каманду назад³⁹⁵. И он, Емелька, спросил: «Да для чего ж вы ево (л. 309) упустили?» И Овчинников сказал, что-де «не достало у нас картузов»^42*.

Потом он, Емелька, позвал к себе помянутого афицера³⁹⁶, которой взят под Татищевою, також и приведенных каровой каманды афицеров, ис коих Овчинников сказал, что один — Шванович³⁹⁷, а о другом сказал же, но таперь не помнит; и оному первому афицеру приказал Шваныча и другова афицера взять к себе, також и гранодер причислить к своей каманде, и им, обоим афицерам, велел называться: одному — атаманом³⁹⁸, а Швановичю — есаулом.

После сего, увидя в тот же день Хлопушу, и поблагодарил ево, што он ему верен и што присылал ему в Берду правиант, порох и деньги, и потом спросил Хлопушу, сколько у нево каманды? Хлопуша сказал: «Пять сот человек и три пушки». Емелька спросил: «Где взял людей?» Оной сказал: «На Завьяновских заводах³⁹⁹, а иные-де пришли из других жительств». Он, (л. 309 об.) Емелька, спросил: «Порох, пушки, и правиант, и деньги, кои ко мне присылал, — где брал?» И Хлопуша сказал: «Это все брано им было на заводах, а правиант возили из разных мест», куда он посылал от себя каманды. И как он все пересказал, то он, Емелька, сказал тому Хлопуше: «Будь же ты полковник!»⁴⁰⁰

В то же время пришол к нему бежавший из Оренбурха мужик руской, — но, чей и как зовут, — не знает, — сказал ему, Емельке, што из Оренбурха пошла в Озерную⁴⁰¹ казацкая исецкая каманда в шести стах человеках и засела в редуте⁴⁰². И он, Емелька, взяв с собою яицких и оренбурхских казаков пять сот человек и одну пушку, и один единорог⁴⁰³, пошол к помянутому редуту. И на другие сутки пришли туда и уговаривали казаков, чтоб здались. Казаки, бежавшие из редута, сказывали ему, што-де (л. 310) «мы тебе служить ради, да нас не пускают старшины наши». И он, Емелька, пошед с своими казаками, в редут вломились⁴⁰⁴, потому што казаки не стреляли и, вломясь в редут, взяв атамана Протопопова и еще двух старшин, — а как зовут, — не знает, — за то, што оне ему противились и казаков к нему не пускали, и што один Исецкой казак — Балдин⁴⁰⁵ на оных старшин жаловался, что оне брата ево сослали в сылку, повесил при себе⁴⁰⁶. И потом оному Балдину велел быть над оною исецкою камандою полковником.

Из оного ж редута пошол он, Емелька, со всею своею толпою к Озерной крепости затем, что по уведомлению исецких казаков, узнал он, что там довольно правианта и пороху, а к тому ж, (л. 310 об.) как выше он показал, посланной в ту крепость из Берды Хлопуша назад не возвратился⁴⁰⁷. И как он пошол к Озерной, то а дороге сведал, что Хлопуша от Озерной отступил и стоит в одной нагайской деревне⁴⁰⁸, то послал за оным, чтоб он пришол с камандою к нему, которой тот час и пришол, ибо сие было от него не больше, как верстах в семи. И он, Емелька, соединясь с Хлопушей, пошли под крепость, но сколько с своею толпою ни заботился, чтоб оною овладеть, но отойтить принужден ни с чем, где у него ж убили трех да ранили двух казаков⁴⁰⁹.

И как отошол и зашол в Нагайскую деревню, где живут татара, которые сказали ему, што-де пробираетца в Оренбурх легулярная каманда, и при них есть и исецкие казаки, и эта-де (л. 311) каманда идет в Ильинскую крепость⁴¹⁰. Услыша он, Емелька, со всею своею воровскою шайкою пошол в Ильинскую крепость. И по приходе верные войски, хотя и крепко оборонялись, но, по превосходству их толпы, воровался он в крепость⁴¹¹, где нашол он много афицеров и салдат побито, но сколько, — не знает, только видел он живых дву афицеров, одного раненого⁴¹² и другаго больнаго⁴¹³, коих и оставил в крепости, а оставших после драки здоровых салдат, — сколько числом, — не помнит, — взял к себе и причислил к своей толпе. Из Ильинской пошол он в помянутую Нагайскую деревню и, по приезде, оставя в оной Творогова над своею пятисотною камандою, а Хлопуша — при своей каманде, взяв с собою только восемь (л. 311 об.) человек яицких казаков, поехал в Берду, а оным Творогову и Хлопуше приказал, чтоб оне с командою шли, не торопясь, туда ж⁴¹⁴.

По приезде ево чрез несколько дней пришла из Ильинской крепости каманда, и он, Емелька, взятых в Ильинской крепости салдат отдал в каманду реченному афицеру⁴¹⁵. Потом помянутой афицер Шванович ходил к нему почасту, и он, Емелька, в одно время, и имянно в Рожество Христово^43*, увидя Шваныча, спросил, откуда он? И оной ему сказал: «Я-де ис Петербурха, и меня-де государыня Елисавет Петровна крестила». Он, Емелька, зжалился по нем и, видя, что на нем кафтан худ, дал ему шубу и шапку, к потом спросил ево: «Умеешь ли ты по-немецки?» Шванович сказал: «Умею». И он, Емелька, дав ему бумаги лоскут, велел написать по-немецки, и Шванович, написав, показал ему, Емельке. (л. 312) Он, взяв бумагу⁴¹⁶, хотя и ничево не смыслит, однакож дал знать, что он бутто читал, и потом сказал: «Хорошо пишишь. Как будь же ты в Военной моей коллегии. Как там што по-иностранны случитца писать, так пиши». И потом говорил же он: «Ну, Шванович, напиши по-немецки к оренбуркскому губернатору, чтоб он принял меня в город с щестию и драться б перестал». Шваныч письмо написал⁴¹⁷. Он, посмотря ево, сказал: «Хорошо». И тот час то письмо отдал казаку Ивану Солодовникову⁴¹⁸ и приказал отвести оное в город⁴¹⁹. Солодовников, взяв письмо, повез и потом, возвратясь назад, сказал ему, што письмо, подвесши к городу и привязав к палке, воткнув в снег, поехал. А как отъехал, то видел он, что высланной из города казак то письмо взял и поскакал в город. Но он, Емелька, на то письмо из города в ответ ничего не получил.

(л. 312 об.) После сего пришли к нему, Емельке, Овчинников, Лысов, Шигаев, Витошнов и другие⁴²⁰, — только, кто имянно, — не помнит, — и говорили ему, Емельке: «Надобно-де послать на нижней Стапалинской фарпост⁴²¹ Михайлу Толкачева⁴²² с манифестом, чтоб он, начав от оного фарпоста, до самого городка⁴²³ брал везде всех казаков, а к Дусали-салтану⁴²⁴ — яицкого казака татарина Тангаича⁴²⁵ также с манифестом, чтоб он дал вам помощь человек хотя двести. А как Толкачев наберет казаков, а Тангаич приведет киргисцев, ибо Дусали-салтан кочевал тогда от оного фарпоста и Яицкого города неподалеку, то б они и ударили на Яицкий город». По коим показанного Овчинникова с товары щи речам два злодейския манифеста Почиталин по-руски, а Болтай по-татарски и написали, и отдали: руской — Толкачову⁴²⁶, а татарской — Тангаичю⁴²⁷. И с вышесказанным обоим приказом они оба вместе и поехали.

После отъезда Толкачева спустя неделю или больше, не помнит, приехал к нему, Емельке, в Берду Яицкой казак Афанасей (л. 313) Перфильев⁴²⁸ (о коем ему в тот же самой день Овчинников репортовал, что оной Перфильев был в Петербурге и приехал в Берду), коего он спросил: «Был ты на Яике?» Оной сказал, что был⁴²⁹. И Емелька спросил: «Зачем жа сюда приехал?» И оной Перфильев сказал, что «я-де приехал служить вашему величеству». И он, Емелька, сказал: «Хорошо, служи»⁴³⁰.

А потом, на другой день, оной Перфильев паки к нему пришол. И он, Емелька, увидя ево, спросил: «Што скажешь, Перфильев?» И оной Перфильев, поклонясь ему, при многих казаках говорил: «Виноват я перед вами, что вчерась вам правды не сказал, и от вас утаил»⁴³¹. И он, Емелька, сказал: «Бог простит, кали винишься; но скажи, што ты от меня утаил?» И Перфильев говорил: «Я вить был в Петербурхе, и меня оттуда послала на Яик государыня и велела все Яицкое войско (л. 313 об.) уговаривать, штоб оно от тебя отстало и пришло б с повинною к ея величеству, и тебя б, связав, привели в Петербурх⁴³². Я-де с тем и на Яик ездил и об оном Симонову⁴³³ расказал, и Симонов-де меня сюда, а товарища моево⁴³⁴, которой со мною ис Питера ж приехал, к Толкачеву⁴³⁵ послал уговаривать казаков. Но я-де этого, так и товарищ мой, творить не хотим, а хочим служить вам верно». И он, Емелька, спросил: «Да што ш народ-ат про меня говорит?» И оной Перфильев сказал: «Народ-де ничево не знает, а только-де бояра меж себя шушукают. А збираютца-де оне, да и государыня-та ехать за море». И он, Емелька, усмехнувшись, зная, что он лжот, говорил: «Нуде, бояра таковские, пускай едут, а государыне-та зачем за море ехать? Я небось не помню ее грубость. Пусть бы она пошла в монастырь»⁴³⁶. И потом он, Емелька, спросил: «А Павел Петрович⁴³⁷ (л. 314) каков?» И оной Перфильев сказал: «Хорош и велик, да он-де уже и обручон». И он, Емелька, спросил: «На ком?» И Перфильев сказал: «На какой-та из немецкой земли пренцесе, и зовут ее Наталья Алексеевна»⁴³⁸. И потом оного Перфильева за добрыя вести напоил до пьяна, дал ему кармазинной кафтан и своего сераго коня.

После сего на другой день поехал он, Емелька, взяв своей толпы тысячи з две, в том числе и Перфильева, подъехал под Оренбурх для того только, чтоб его, Перфильева, увидели бывшие в Оренбурхе яицкие казаки, также послухать и тово, што будет говорить, увидевши яицких казаков. И как он с толпою под Оренбурх дале пушечнова выстрела подъехал, то выехали и под пушками стали яицкие казаки, коих увидя лишь Перфильев, то и закричал: «Что, угадаите ль вы, казаки, меня, — кто я?» На что казаки сказали: (л. 314 об.) «Мы видим, што ты — казак, но, кто ты таков, — не знаем». И Перфильев весьма громко при всей его сволочи кричал: «Я — Перфильев, которой был в Петербурге и прислан оттуда к вам от Павла Петровича с тем, чтоб вы шли и служили его величеству Петру Федоровичу». И казаки несколько как усумнились и потом говорили: «Кали ты подлинно прислан с естим от Павла Петровича, так покажи нам руки его хотя одну строчку, так мы тот час все пойдем». И на то Перфильев сказал: «На што вам строчка? Я сам все письмо»⁴³⁹. И потом, не имев никакой сшибки, поехал он с своею сволочью в Берду.

После сего вскоре прислан к нему, Емельке, из Яицкаго городка от помянутого Толкачева лепорт, что он городок Яицкой взял с яицкими казаками⁴⁴⁰, потому что бывшие в том городке казаки не противились, а противился (л. 315) один старшина⁴⁴¹, коего он и истребил: «камендант же Симанов ушол в город⁴⁴², а у меня каманда невелика, а Дусали-салтан киргисцов ни одного человека не дал». И тем лепортом просил, чтоб прислать к нему еще каманду и пушек. По тому репорту послал он в Яицкой город Овчинникова и с ним три пушки и единорог, да казаков пятьдесят человек⁴⁴³. А после оного Овчинникова, спустя три дни и он, Емелька, туда ж с восьмью человеками казаков поехал⁴⁴⁴. А в Берде над всею толпою главным оставил Максима Шигаева и Дмитрия Лысова.

По приезде в Яик велел зделать батарею, и потом против Яицкой батареи, с которой по его толпе стреляли, хотелось ему оную подорвать, и для того приказал он рыть мину, которую и вырыли⁴⁴⁵. Но как оную взорвало, то увидел он, што та мина ведена была вместо (л. 315 об.) батареи в пустой погреб, почему вся работа и пропала втуне⁴⁴⁶. Яицкие казаки уверили его, што вся пороховая казна в кремле лежит под колокольнею⁴⁴⁷, которая служила и вместо батареи, и што пушки много его толпу с той колокольни шкотили, то и приказал и пот ту колокольню весть мину⁴⁴⁸. И приказавши, сам поехал в Берду, а работу поручил отставному служивому⁴⁴⁹, которой жил у Толкачова, а Овчинникова послал в город Гурьев для взятья тамо пороху⁴⁵⁰.

По приезде ево в Берду послал он, Емелька, Зарубина, Илью Ульянова⁴⁵¹, Якова Антипова⁴⁵² на Воскресенской Твердышова железной завод для литья пушек⁴⁵³. В то ж время послал он казака Дмитрия Лысова с камандою по реке Самаре в лежащия тамо крепости, даже до Бузалака, для взятья в тех крепостях пушек и пороху⁴⁵⁴.

А сам, побыв дня с три в Берде, поехал паки в Яицкой городок⁴⁵⁵. По приезде в Яик Овчинников сказал, (л. 316) что-де «я в Гурьев городок ездил», и старшинской-де стороны казаки (то есть послушной) не пустили, было, ево в город, но войсковой стороны, кои в том же городке были, казаки однако ево впустили⁴⁵⁶, и противных казаков, кои, было, заперлись в кремле, он взял, и из них двух или трех человек, в том числе и атамана⁴⁵⁷, повесил, а достальных взял в свою толпу; пороху ж взял тамо шездесят пуд⁴⁵⁸.

В ту его в Яицком городке бытность бывшие с ним в том городке толпы его главные способники Авчинников, Никита Каргин⁴⁵⁹, Семен Коновалов⁴⁶⁰, Денис Пьяной⁴⁶¹, Михайла Толкачов говорили ему, чтоб он, Емелька, женился⁴⁶² казака Петра Михайлова сына Кузнецова⁴⁶³ на дочере девке Устинье⁴⁶⁴: «она-де девка изрядная и постоянная». И он, Емелька, говорил, что ему женитца еще время не пришло. И оные сваты ему говорили ж: «Ты-де как женисся, так-де войско Яицкое все к тебе прилежно будет». И он, (л. 316 об.) Емелька, без дальнего размышления, што у нево уже, как и выше показал, жена Софья Дмитриева⁴⁶⁵ есть, так и дети, женитца и от оной живой жены (которая и взята им в Казане с сыном)⁴⁶⁶, согласился. И сватам, утая однакож о этой жене, сказал, что только б та его невеста пошла за нево волею. Сваты сказали, што она такому благополучию рада⁴⁶⁷. И потом, на другой день, он на той девке женился⁴⁶⁸, и венчали его в Яицкой церкве⁴⁶⁹ именем не Емелькиным, а государем покойным Петром Федоровичем; да и Устинью в церкве поп⁴⁷⁰ поминал императрицай.

Женившись, пожив в Яике с неделю, оставя новую жену, поехал в Берду⁴⁷¹. Однакож до отъезду его в Берду за день приехал к нему помянутой Перфильев и сказал, что в Берду приходили верные войски, и было с твоею сволочью сражение, «на котором твоя толпа взяла у верных войск тринатцать пушек, два ящика з зарядами, и верное войско (л. 317) прогнано в Оренбурх»⁴⁷², а сею-де толпою камандовали Шигаев и Лысов. По приезде в Берду оные Шигаев и Лысов сказанные Перфильевым речи подтвердили.

В ту же его в Берде бытность пришол к нему, Емельке, живущей поблизости Берды крестьянин, — а как зовут, — не знает, жаловался ему, что каманды Лысова казаки приезжали к помещику его, да и к другим помещикам в деревни, и помещиков, на которых от крестьян и жалоб не было, несмотря на крестьянские прозьбы, чтоб оных не убивать, вешали, пожитки помещичьи и их грабили, да и самых крестьян сажали в воду, ис коих один — этот, которой спасся бегом, и ему приносил жалобу. И об оном спрашивал он казаков, которые сказали, что крестьянин говорил правду, а притом и казаки многие на него, Лысова, в побоях безвинно приносили жалобу⁴⁷³. За что оного (л. 317 об.) Лысова Шигаеву приказал он, Емелька, повесить, которой того ж дня и повешен⁴⁷⁴.

Быв после сего в Берде один день, поехал он, Емелька, в Яик и по приезде упомянутую колокольню в Яицком городке подведенною миною повалил⁴⁷⁵ и пушки, бывшие на ней, завалил, а пороховая казна, уведав в кремле о той подводимой мине, вынесена ис-под колокольни в другое место⁴⁷⁶. Потом в городке зделал он, Емелька, круг⁴⁷⁷, в коем казаки по своей воле выбрали в атаманы Никиту Каргу, в есаулы — Андрея Легошина⁴⁷⁸«, судьею — помянутого Афанасья Перфильева⁴⁷⁹. И потом, взяв с собою сволочи Яицкой пять сот человек и, оставя Устинью на Яике, в доме отца ее, поехал в Берду⁴⁸⁰.

По приезде в Берду Шигаев и Горшков сказали ему, что-де салдат⁴⁸¹, — имяни его не знает, — на афицеров двух, имянно: на Ивана Иваныча, которой взят ис каровой (л. 318) каманды⁴⁸², и на другова, которой взят под Татищевою⁴⁸³, хотели, когда вывезены будут пушки против верных войск, то тогда оне те пушки заклепают; а как оные заклепаны будут, то верные войски всю их толпу разобьют⁴⁸⁴. О чем он, Емелька, и сам тех афицеров спрашивал, и они в том повинились, за что он обоих их велел повесить, кои того ж дня и повешены. В оное ж время повесил он, Емелька, взятую при гранодерах каровой каманды девку, которая, живши у него на квартире, волочилась с конюхами и потом украла у него подсвешник серебреной.

Уведомлен он был от обывателей деревни Пронькиной, что идет неподалеку от оной генерал князь Галицын⁴⁸⁵, то Овчинников послал навстречю в ту деревню казака Речкина⁴⁸⁶ с камандою, а за ним — крестьянин Арапов⁴⁸⁷ и калмык Дербетев⁴⁸⁸. А за оными и он, (л. 318 об.) взяв с собою десять пушек и пять сот казаков, пошел в Сорочинскую крепость (которая была занята его воровскою шайкою)⁴⁸⁹. И как он стал подъезжать в крепость, и тут нашол он повешенных Речкиным салдат каманды князя Голицына три человека, о коих сказали ему, што они пойманы с правиантом, за что он Речкина и бранил, што безвинно повесил. И потом, того ж ночью, ходил, он в Пронькину деревню со всею своею толпою и показанных Арапова и Речкина толпою ж, но верным войскам никакого вреда зделать оне не могли⁴⁹⁰, кроме что ранили одного афицера⁴⁹¹.

После сего, оставя он в Сорочинской крепости пришедшую с ним из Берды толпу, пошол он, Емелька, один в Берду⁴⁹², а Овчинникову приказал остатся в Сорочинской крепости и смотреть: буде князь Галицын сам с камандою верных войск придет в Пронькину деревню, то б он со всею толпою, (л. 319) коей было с лишком две тысячи, оставя Сорочинскую крепость, убирался в Илецкую крепость, ибо он, Емелька, не знал, куда князь Галицын пойдет, на Яик ли, или в Оренбурх.

Между тем прислал к нему, Емельке, с Воскресенского Твердышова завода (куда отправлены от него были Зарубин и Ульянов) казак Антипов вылитые на том заводе два единорога и три секретныя пушки⁴⁹³. А Зарубин и Ульянов, набрав на тех заводах и около оных з жительств, також и сошедшихся из разных селеней сволочи злодейской, пошли под Уфу⁴⁹⁴. А пошед, прислал к нему, Емельке, репорт, што у нево этой злодейской сволочи набралось до пятнатцати тысяч, под коим репортом и подписался, назвав себя графом Иваном Чернышевым. Он, Емелька, будучи тем (л. 319 об.) ево, што он набрал столько к себе в шайку разбойников, доволен, назвал того Зарубина полковником и велел ему писатца графом Чернышовым⁴⁹⁵.

После сего оной злодей Зарубин прислал к нему, Емельке, помянутого Ульянова для взятья пороху, которому он и дал одну бочку, приказывая при том, чтоб оне с Зарубиным старались взять Уфу, — а кали возьмут, то «будь ты, Ульянов, — полковник»; куда оной Ульянов и поехал обратно⁴⁹⁶.

В одно время, будучи в Берде в его злодейской избе, Яицкой казак Давилин, которой при нем, Емельке, всегда был безотлучен, и называл его он и вся толпа дежурным, как дожидались князя Голицына, говорил: «А вот, — назвав Емельку «батюшка», — как мы Оренбурх возьмем и князя Голицына разобьем, то пойдем в Москву. А как придем в Москву, тогда куда-та денутца бояра и государыня?» И он, Емелька, говорил: (л. 320) «Как, куда бояра денутца, кали Москву возьмем? То вестима, што бояры-та разбегутца, а государыня-та в монастырь пойдет»⁴⁹⁷.

После сего Овчинников прислал к нему письмо, што-де князь Голицын идет к Оренбурху⁴⁹⁸, то он ис толпы своей взял яицких, оренбургских казаков и всех бывших в его толпе салдат, коих у него было человек до тысячи, а всей сволочи взял он с собою с небольшим три тысячи, да дватцать пушек, пошел в Татищеву крепость⁴⁹⁹, куда и Овчинникову и Арапову велел из Илека притти, что они и исполнили, и привели с собою в Татищеву з две тысячи человек и десять пушек⁵⁰⁰. По приходе к Татищевой оную крепость завалили вместо стен снегом, а на снегу поставили пушки⁵⁰¹. При пушках же, как разставляли, был он, Емелька, сам. А приставлены были к оным для заряду и пальбы взятые из верных войск кананеры и салдаты. И потом, как разъезжая, казаки (л. 320 об.) увидели идущую верных войск каманду, то все вобрались за показанной из снегу вал, ибо в той крепости никакой огорожи не было. И он, Емелька, дожидал приближения войск х крепости, схороня всех людей от князя Галицына⁵⁰².

Увидели они едущих трех чюгуевских казаков⁵⁰³, кои и подъехали х крепости. Казак Арапов выслал ис крепости бабу, которой приказал, что, как ее казаки спросят, есть ли кто в крепости, то б она сказала, что злодеи были, да уехали; што баба и исполнила. Как чюгуевские ее спросили, нет ли кого в крепости, то она сказала: «Были-де злодеи, да уехали». И оные казаки тот час взбежали в крепость. А как взбежали, то на тот час только у того места, где казаки въехали, никого, кроме ево, Емельки, не случилось, то он с Овчинниковым и кинулись на чюгуевцов, и из оных одного он, Емелька, с лошади спехнул, а те двое ускакали. Оной спехнутой казак был (л. 321 об.) им, Емелькою, ранен, но жив, коего он спросил: сколько войска? Он сказал, што-де «войска: пехоты — тысяч до пяти, и артилерии — пушек с семьдесят».

Потом подошло войско и стали стрелять ис пушек. А он, Емелька, стрелять не велел для тово, чтоб наждать на себя и не терять напрасно ядер. Но как уже войско приближилось, то он велел стрелять, также и сам стрелял; и продолжалась стрельба как часа с четыре⁵⁰⁴. Войско Голицын завел свое в лощину с одной стороны⁵⁰⁵, так што ево злодейские пушки не вредили. У нево ж с той стороны не столько было пушек, ибо он, Емелька, думал, что князь Галицын поведет войско прямо по дороге, где въезжают в крепость⁵⁰⁶, но он обманут тем, что Голицын по дороге войско не повел.

(л. 321 об.) Как же верные войски стали верх над его толпою брать, то Овчинников ему говорил: «Уезжай, батюшка, штоб тебя не захватили, а дорога свободна и войсками не занета». И он, Емелька, сказал: «Хорошо, я поеду, но и вы смотрите ж, коли можно будет стоять, так постойте, а коли горечо будут войски приступать, так и вы бегите, чтоб не попасся в руки»⁵⁰⁷. И потом, взяв с собою Почиталина⁵⁰⁸, Григорья Бородина⁵⁰⁹, яицкого казака (которой старшине Бородину⁵¹⁰ племянник), Егора Кузнецова⁵¹¹, Василья Коновалова⁵¹², ис крепости поехал. И как от крепости уже он отделился, то, увидя его, чюгуевские казаки хотя за ним версты с три и гналися. Но как у него и у его товарыщей кони были самые хорошие, то чюгуевцы догнать ево не могли и отстали, а он прискакал прямо в Берду⁵¹³.

По приезде в Берду созвал он к себе Шигаева (которой (л. 322) по отъезде его в Берду оставлен был над всею оставшею толпою главным), Андрея Витошнова, Федора Чюмакова, Ивана Творогова, Тимофея Подурова⁵¹⁴ и сказал им, што под Татищевою князь Голицын ево толпу разбил — «и куда ж нам таперь деватца?» — ибо он дорог никаких не знал. И оные Шигаев с товарищи сказали: «Пойдем-де в обход, кругом на Яик чрез Сорочинскую крепость»⁵¹⁵. Почему того же ночью (ибо он ис Татищевой прибежал уже вечером), собрав толпы своей большою частию казаков и кто и из другой сволочи охоту имели с ним ехать, тысяч до пяти человек⁵¹⁶ и десять пушек, и поутру рано поехал из Берды на Сорочинскую крепость⁵¹⁷. Оставшей же толпе сказал, — коей, как он думает, из разных мест сошлося в Берду до пятидесяти тысяч, большою частию мужиков, — чтоб оне убирались, кто куда (л. 322 об.) хочет.

И потом, ехав дорогою, послал вперед несколько казаков проведать: нет ли тамо в Сорочинской верных войск? И оные посланные, возвратясь, сказали, что-де по дорогам разъезжают лыжники, и видно-де, што там есть князя Голицына каманда⁵¹⁸. Почему он к той крепости и не пошол, а остановясь на хуторах оренбурхских жителей и бывши на тех хуторах⁵¹⁹, помянутым Шигаеву с товарыщи говорил: «Ну, таперь куда пойдем?» И оной Шигаев и все сказали: «Таперь мы пойдем на Каргалу, а с Каргалы — в Сакмару». И он, Емелька, говорил: «Ну, хорошо, а с Сакмары-та куда?» И оные Шигаев с товарыщи сказали: «Пойдем на Яик, а с Яику пойдем на Гурьев городок и там возьмем правианту». И он, Емелька, спросил их: «Да можно ли просидеть в Гурьеве-та, как придут войски?» И оне сказали: «Отсидетца долго нельзя». А из оных товарыщей ево Яков Антипов говорил: «Из Гурьева-де (л. 323) городка пойдем к Золотой Мечете» (где оная, — не знает). И он, Емелька, спросил: «Да хто же нас туда проведет?» И оной Антипов сказал: «У нас есть такой человек, которой тамо бывал. И тамо-де хлеба много, зверя, ягод и рыбы много ж». И он, Емелька, говорил: «Да я бы вас провел и на Кубань, да таперь как пройдешь? Крепости, мимо коих итти надобно, заняты, так не пропустят, а сверх того снеги в степи, так никак неможно итти»⁵²⁰.

И потом пошол с толпою на Каргалы, куда пришли в третей день⁵²¹. По приходе в Каргалу жители никто не противились, но из них некоторые жители, — кто имяны, — не знает, — сказали ему, Емельке, што-де «здешние старшины многих татар, которые служили тебе в Берде, посажены в погреб»⁵²². И он, Емелька, велел тот час всех выпустить. А как оные выпущены, то пришли к нему и жаловались, кто которого (л. 323 об.) сажал в тот погреб. И он, Емелька, не хотя сам разбирать их жалобы, тем пришедшим к нему татарам сказал: «Подите. С теми, кто вас посажал в погреб, и управьтесь сами, как себе хотите». И оные, отойдя от него, как он слышал от своей сволочи, порезали до смерти пять человек и притом сожгли два двора, — кого ж имянно убили и кто ж имяны убийцы, — не знает, — потому што он о том не спрашивал⁵²³.

Побыв в Каргале с час, где сказали ему каргалинцы, — но кто имяны, не знает, — что-де «в Сакмаре оренбурхские казаки, сто человек, сидят», — куда он со всею толпою и пошол. Но на дороге, не доходя Сакмары, посланные от него туда передовые казаки, ехавши уже из Сакмары навстречю, сказали ему, что оне в Сакмаре были, но только-де казаков оренбурхских там не застали, а поймали тамо только сакмарского казака, атаманского отца⁵²⁴, на которого тамошния казаки и пожаловались, что оной их раззорял.

(л. 324) Как он с толпою пришол в Сакмару⁵²⁵, то казаки ему не противились, да и противитца им было нельзя, потому што оне во все время были в его толпе, а пошли в Сакмару тогда, когда он, Емелька, пошол из Берды. И потом оного атаманского отца да Каргалинского татарина⁵²⁶, которой был как переметчиком, то есть, проведав, что в его толпе делаетца, бегал в Оренбурх и тамо сказывал, на которого донесли ему о сем Каргалинские татара, он, Емелька, повесил.

В Сакмаре начевал он одну ночь. А на другой день пришол князь Голицын, и он, Емелька, с сволочью своею против верных вышел и стал палить ис пушек⁵²⁷. Но как князя Голицына каманда привалила и стали стрелять изо всех пушек, то он с своею сволочью стоять не мог, очень скоро побежал, кто куда мог, где оставили и бывшие при нем десять пушек. Бежал он (л. 324 об.) с оставшею при нем сволочью, не более как человек с пять сот, в коем числе были яицких и илецких казаков человек сто, завоцких мужиков человек со ста, да башкирцов и татар и разной сволочи человек с триста, не кормя, во всю прыть до Тимашевой слободы⁵²⁸, коя, как думает он, от Сакмары верст со сто. По приезде в ту слободу только што накормили лошадей, то поскакали опять на Красную Мечеть⁵²⁹. Тут начевали, где опомнился он, что кто с ним остался и кто от него отстали. И нашол он, что с ним главные его способники остались: Федор Чюмаков, Григорей Леонтьев^{44* 530}, Трофим Горлов⁵³¹, Василей Коновалов, Иван Творогов, Егор Кузнецов, а в Сакмаре остались Андрей Витошнов⁵³², Максим Шигаев⁵³³, Иван Почиталин⁵³⁴, Максим Горшков⁵³⁵, Андрей Толкачов⁵³⁶. Всей его толпы было в Сакмаре до пяти тысяч; в разные времена после возвратились к нему до тысячи (л. 325) человек, да с ним, как выше он сказал, ушло пять сот, а достальные три тысячи пятьсот человек побиты ль, или разбежались куда, — он не знает⁵³⁷.

С Красной Мечети пошол он с толпою своею на Каргалинской^45* завод⁵³⁸, которого он не раззорял, однако ж жители того завода, молодые люди, человек с пятьдесят, пошли с ним. С сего завода пошол он с своею воровскою артелью на Завьяно-Петровской^46* завод⁵³⁹, которой нашол совсем раззоренной, и хотя он был и не уведомлен, но однакож думает он, что раззорил Хлопуша, ибо известно ему в Берде было, что по заводам ездил Хлопуша. Начевав на том заводе, пошол на Белорецкой завод. З Завьянского завода и из ближних около оного селеней пристали к ево злодейской артеле без всякого от него принуждения более четырех сот человек.

По приходе на Белорецкой завод⁵⁴⁰ жил он (л. 325 об.) по празнике святыя Пасхи^47* три недели. С того завода пошел он к Магницкой крепости, не раззоряя оного завода. Во время ж житья ево на том заводе пристало к нему руских и башкирцов до двух тысяч, с коими он Магницкую крепость, хотя и было из оной супротивление, взял⁵⁴¹, и каменданта той крепости⁵⁴² он повесил, где он взял четыре пушки и четыре бочонка пороху. Бывшие ж в той крепости исецкие казаки и салдаты, — сколько числом, — не знает, — пристали к его воровской шайке добровольно.

На другой день взятья крепости пришли к нему Овчинников и Афанасей Перфильев, Иван Федулов⁵⁴³ и привели с собою триста яицких казаков да двести заводских мужиков⁵⁴⁴. И он, Емелька, спросил Овчинникова: «Как ты ис Татищевой ушол, и где ты был, и этих людей, кои с тобою пришли, где набрал?» И оной Овчинников говорил: «Я-де против Голицыной каманды стоял до тех пор и стрелял, (л. 326) докудова все заряды выстрелял⁵⁴⁵, а потом, падши на коней, пробился прямо сквозь каманду Голицына. А за мною поспели убежать только казаков человек с триста», с коими он дошол до Илецкого городка⁵⁴⁶. А чтоб-де не нашол на нево князь Голицын, то он разставил заставы. А между тем в Яицкой город с казаком послал репорт и писал, что «государь под Татищевою разбит и бежал с малыми людьми в Берду, войско Яицкое разбито, и осталось только со мною триста человек», и просил, чтоб из Яика прислана была к нему помочь. Почему из городка та помочь с Афанасьем Перфильевым и прислана⁵⁴⁷ (но сколько, — не сказал). И Перфильева-де в городке пожаловали полковником. А как скоро пришол Перфильев, то «з заставы уведомлен-де я, Овчинников, што князь Голицын⁵⁴⁸ идет к Илеку», то он, Овчинников, из оного (л. 326 об.) Илецкого городка, вышел, и был сам в Яике, и взял тамо пушки, и уже со всеми людьми, то есть и з заводскими, кои пристали на Яике и по дороге, пришол на речку Быковку, где с камандою князя Голицына дрался⁵⁴⁹, но однако он его разбил, и он, Овчинников, «оставя пушки, бежал, и явился у тебя», то есть у него, Емельки⁵⁵⁰.

Из Магнитской крепости пошол он, Емелька, с толпою к первой подле оной крепости⁵⁵¹, — как зовет, — не знает. Но, не доходя до оной, сведал он, что в той крепости сидит генерал Деколон⁵⁵², то, не ходя на оную, пошол в обход к другой подле той состоящей крепости⁵⁵³, где был один прапорщик⁵⁵⁴ и четыре престарелых салдата, кои, не противясь, здались; и афицера взял к себе, а салдаты за старостию оставлены тут, а крепость Овчинников зажог.

От оной крепости пошли в третью крепость⁵⁵⁵, где камендант⁵⁵⁶ супротивлялся и стрелял ис пушек, но, однако ж толпа его усилилась, крепость и пушки три, и порох (л. 327) взяли, а камендант и афицеры побиты⁵⁵⁷; салдаты ж взяты в толпу, — но сколько, — не знает, — а крепость выжгли. От оной крепости пошел в четвертую крепость⁵⁵⁸, где также противились его толпе, но, однакож, усилясь, взял, камендант⁵⁵⁹ и афицеры побиты, пушки взял, також и порох; и оставших салдат, — а сколько, — не знает, взял же в свою толпу, а крепость зажог.

Из оной крепости пошел в Троицкую крепость, которая так же хотя и противилась, но толпа его осилила, оную крепость взял⁵⁶⁰ с потерею из своей толпы человек до тритцати. В той же крепости камендант⁵⁶¹ и еще четыре человека [афицеров] убиты⁵⁶²; салдат, коих было, как помнитца ему, сот до пяти, взяли, было, в свою толпу, но оные просили ево, Емельку, чтоб он их начевать отпустил в крепость, а они-де чем свет поутру к нему явятца, по которой прозьбе он в крепость и отпустил. Но поутру рано (л. 327 об.) пришол к той крепости генерал Деколон и оною овладел, а ево с толпой прогнал⁵⁶³, где артель его воровская разсеялась в разныя стороны, более пяти сот человек⁵⁶⁴.

[Когда] по взятии Троицкой крепости стал он с толпою на лугах, то казак Горлов, которой у нево был хорунжим, при Овчинникове и Перфильеве, и при других казаках говорил ему: «Вот, батюшка, отсюда станем пробиратца на Иртыш». И он, Емелька, сказал: «Я этих мест не знаю и здесь не бывал, так куда вы хотите, туда меня и ведите».

Да как он был в Магнитской крепости, то туда приехал башкирец⁵⁶⁵, — как зовут, — не знает, — и был оной в киргисах. И как оной к нему пришол, то он, Емелька, спросил ево: «Зачем ты пришол, и откуда и хто тебя сюда прислал?» И оной башкир сказал, что башкир, и живет в Каргалинской^48* орде, и сюда пришол посмотреть государя. И он, Емелька, спросил: «А отсюда куда ж хочешь ехать?» Башкир сказал: «Я опять поеду в киргисы». (л. 328) И он, Емелька, спросил: «Отвезешь ли ты к Аблай-хану⁵⁶⁶ от меня письмо?» Башкир сказал: «Отвезу». И он, Емелька, приказал заводскому мастеровому⁵⁶⁷, — как ево зовут, — не знает, — написать по-татарски, а Творогову — по-русски к Аблай-хану письма, в коих он писал, чтоб прислать к нему войска, где писано и о взятом под Оренбурхом безденежно ево скоте, за которой и обещал присланному от него отдать деньги. И с теми письмами оного башкира, да еще из ево толпы два башкирца⁵⁶⁸ же, да казанского татарина⁵⁶⁹, дав им денег двести рублев да всем по красному кафтану, отправил⁵⁷⁰. Но на то никакой отповеди не получил, и где оные посланные девались, — не знает. Оным же людем приказывал он, Емелька, чтоб они Аблая от него попросили, чтоб он, ежели блиско где качуют бежавшие из России калмыки⁵⁷¹, то б он дал им весть, чтоб оне как можно скорее сюда к нему, Емельке, приезжали.

По разбитии Деколоном (л. 328 об.) толпы его осталось человек с пять сот, и пошли с оною по исецким казачьим станицам, где, прошед две станицы, нашло к нему в толпу исецких казаков сот до пяти. И лишь только выступил он к третьей станице, то встретил ево Михельсон⁵⁷², который ево разбил⁵⁷³, и толпа его разбежалась, а осталось только с пять сот человек. И шол с оными сутки с трои, где собралось к нему из разбежавшихся ис-под Михельсона еще сот до двух.

А чрез три дни пришол он в башкирские селении, где нашол стоящих на конях башкирцов до трех тысяч человек⁵⁷⁴. И из оных, увидя идущую его толпу, старшина Салават⁵⁷⁵, подъехав к нему, Емельке, сказал: «Это стоит наше башкирское войско, и мы дожидались ваше величество, а нас-де старшин здесь трое». И он, Емелька, сказал: «Благодарствую. Послужите мне!»

И потом поехали оне паки по исецким станицам. Приехав на одну станицу, казаки сказали ему, что-де «служившей у вас в войске харунжей⁵⁷⁶ наловил ваших казаков и насажал целую тюрьму, и морит (л. 329) их мором». И он, Емелька, призвав Илецкого^49* казака Семена Билдина⁵⁷⁷ (которого он произвел в полковники еще будучи в Берде, и был везде при нем безотлучно) и велел того харунжаго повесить, коего и повесил.

Неподалеку от оной станицы нагнал он, не доезжая до города Осы, нашол с своею с толпою опять на Михельсона и на оного напал, но не мог его сломить⁵⁷⁸. Но и Михельсон также его не разбил, а убил только ис пушки одного казака Андрея Толкачева. А на другой день паки сошелся он с Михельсоном, и также была с ним сшибка, но и на оной ни Михельсон его не разбил, ни он, Емелька, Михельсону вреда не зделал⁵⁷⁹, и разошлись: Михельсон пошол на Уфу, а он пошол х Красногорской^50* крепости.

Как он с Михельсоном разошолся, то на другой день, как он стал лагерем начевать, то пришол к нему в полатку башкирского старшины Кинжи⁵⁸⁰ (которой у него в толпе был полковником) (л. 329 об.) сын⁵⁸¹, — но, как его зовут, — не знает, — и говорил: «Везут-де наши башкирцы на почте ис Петербурга какова-та к вашему величеству человека⁵⁸², который-де сказывается, что он к вам послан от Павла Петровича». В то время в той палатке с ним, Емелькою, были Овчинников, Перфильев, Творогов, Давилин. Он, Емелька, сказал Кинжину сыну: «Где этот приезжей? Подай ево сюда». И оной Кинжин сын, вышед ис кибитки, тот час при всех вышесказанных людех привел к нему того приезжаго человека. И оной приезжей человек, только што вошел в кибитку, — а он тогда сидел один, а протчие все стояли, — поклонился ему в ноги, то есть до земли, а поклонясь, говорил слова такия: «Его высочество Павел Петрович приказал вашему величеству кланятца и прислал к вашему величеству подарки». И, вынув ис кисы^51* коженой сперва чорную шляпу, обшитую золотым (л. 330) позументом, потом сапоги жолтые, — а шиты ль золотом, — не помнит, — а потом перчатки, шитые золотом и, вынув это все, отдал ему, Емельке, в руки. И он, Емелька, сказал: «Благодарствую». И потом спросил он, Емелька, того человека: «Здоров ли Павел Петрович? Каков он? Велик ли?» Тот человек говорил ему слова такие: «Слава богу, он здоров и велик молодец, да ево-де уже обручили». И он, Емелька, спросил: «На ком обручон?» И оной человек сказал: «Он-де обручон, не знаю, на какой-та немецкой принцесе». И Емелька его спросил же: «Как ее зовут?» И оной человек сказал: «Наталья Алексевна». И Емелька сказал: «Ну, слава богу. Дай бог благополучно!» И оной же человек сказал: «И от Натальи-та Алексеевны прислан подарочик к вашему величеству — два камня, да у меня-де далеко в возу завязаны. Яде ужо принесу»⁵⁸³. (л. 330 об.) И он, Емелька, спросил того человека: «Ты што за человек, и как зовут?» И оной сказал ему: «Я де-московской купец, а зовут меня Иваном Ивановым»⁵⁸⁴. И он, Емелька, спросил оного Иванова^52*: «Што про меня в Питере говорят?» И он, Иванов сказал: «Ничево-де не слыхать. Да вить великое-т князь послал меня к вам тайно, и никто этова не знал». И потом, в то ж самое время, оной Иванов говорил: «Я-де к вам и пороху шездесят пуд вес». И он, Емелька, спросил: «Да где ж ты этот порох взял?» И оной Иванов сказал: «Да и порох-де послан к вам от Павла ж Петровича». И Емелька ево, Иванова, спросил: «Где ж этот порох? И как же ты ево провести мог?» И оной Иванов сказал: «Я-де порох оставил в Нижнем, на судне, а чтоб-де протчие ево не видали, то я ево положил в бочку и засыпал сахаром»⁵⁸⁵. И потом он, Емелька, сказал тому Иванову: «Поди, бог с тобой, отдыхай и буть (л. 331) подле моеву обозу». А как оной Иванов от нево вышел, то он Творогову, а после и Чюмакову говорил: «Смотрите ж за старичком-та, штоб он не ушол. Мне кажетца, он — обманщик. Статное ль дело, штоб Павел Петрович ко мне прислал подарки?»⁵⁸⁶.

После сего на другой день пошол он х Красногорской^53* крепости, ис которой верст за пятьдесят встретили его той крепости казаки, которые к нему в толпу пристали, — как помнитца ему, человек до пятидесяти, — почему он в Красногорскую крепость и не заходил, а прошол мимо⁵⁸⁷.

После сего пришол он в Осу, коя ему не здавалась, и производили с оной пальбу⁵⁸⁸. Однакож в двои сутки оную взял⁵⁸⁹, город выжег, трех камандиров — Скрыпицына⁵⁹⁰, Пяткина⁵⁹¹, — третьего как звали, — не знает, — повесил⁵⁹², взял три пушки, а салдат причислили к своей толпе⁵⁹³, — но, сколько их было, — не помнит.

Как он, Емелька, стал еще (л. 331 об.) збиратца под Красногорскую крепость, то на другой день поутру оной Иван Иванов, пришод к нему в кибитку⁵⁹⁴, говорил: «Отпусти шь меня, ваше величество, в Казань, а я оттоль поеду в Нижней и привезу к вам в Казань порох». Он, Емелька, боясь, что — не с подвохом ли он прислан к нему от какой воинской каманды, — так «осмотря мою толпу, не подвел бы ту каманду нечаянно» на нево, то сказал Иванову: «Поживи у меня, старик, ища будишь в Казане». По взятье Осы опять просился в Казань, но он ему сказал: «Што ж ты скучаешь? Я-де тебя сам вспомню, когда отпустить»⁵⁹⁵.

И потом пошол он из Осы прямо на Казань, где на дороге разбили оне две каманды верных войск⁵⁹⁶, и взял две пушки, и харунжей ево, Емельки, Илья Самострелов⁵⁹⁷ заколол одного афицера⁵⁹⁸. Как он от Осы шол под Казань, то к толпе его пристало татар и руских (л. 332) мужиков до семи тысяч человек, да пушек з двенадцать.

Во время ж походу ево х Казане, не доходя до оной как верст за триста, означенной Иван Иванов просил ево, Емельку, чтоб он отпустил его не за порохом, а в Петербурх: «Я-де к вам в Казань привезу Павла Петровича и с великою княгинею»⁵⁹⁹. Но он однакож не отпустил, зная, что он ево обманывает.

Не доходя до Казани верст дватцати встретилась с ним верных войск каманда, которая выпалила по толпе его один раз пужом^54*. А коль скоро выпалили, то толпа ево пушку отнела⁶⁰⁰, афицера Шватковского⁶⁰¹ взяли ж в толпу, а полковника⁶⁰² казаки скололи бегущаго на дороге. Каманда конная и пешая вся, не дравшись, ушла в лес.

Не доходя до фарштата, на Арском поле он с толпою остановился⁶⁰³, и Овчинников повес злодейской его манифест, чтоб Казань ему здалась⁶⁰⁴, и, отвезя, возвратился к нему (л. 332 об.) и сказал, что манифеста ево не слушают, а только бранят. И он, Емелька, приказал всей своей сволоче злодейской приступить к фарштату, и сперва велел палить ис пушек, а потом, как и по нем стали стрелять с батареев, то он велел фарштат в разных местах зажечь. А как город весь загорелся, то афицеры, которые на батареях стояли, остались не убитые, те ушли в кремль, а салдат взял он к себу в толпу⁶⁰⁵. По крепости он не палил⁶⁰⁶ для того, что весь город был в огне и, тово ради, и сволочь свою отвел на Арское поле. Ис тюремного острога всех колодников выпустить он велел⁶⁰⁷.

Как он, Емелька, ехал по Арскому полю, то он наехал на жену свою, показанную Софью, и при ней помянутые ево дети — сын Трофим, дочери малолетные (л. 333) Аграфена и Крестина, коих и велел посадить на вос и отвесть в его кибитку⁶⁰⁸. Тут же увидел он и игумна Филарета⁶⁰⁹, коего также велел отвести в кибитку ж.

Как еще в городе пожар продолжался, то в то самое время пришол на Арское поле Михельсон и стал по его толпе ис пушек палить и наступать на его толпу⁶¹⁰. Против чего хотя и он ис своих пушек палил же, но, как казаки ево, ворвавшись в город, напились, и много было пьяных, то противу михельсоновых пушек, так же и пехоты не устояли, и бросились кои куда, то Михельсон как пушки у него, так и взятых в толпу его из города, а большою частию с Арского поля людей взял. А он, Емелька, с толпою своею, коя ушла от Михельсона, пошол в свой воровской стан и, снявши оной, на другой день поутру перешол чрез речку Казань⁶¹¹. И быв (л. 333 об.) тамо два дни, перешед оную, пришол паки на Арское поле с таким намерением, что [как] Михельсон опять за ним погонитца, а ему уже, как отрежит ево от рек, некуда бежать будет, а естли он ево на Арском поле и разобьет, то он перелезет чрез Волгу. А притом надеялся, что и он Михельсона разобьет. И как скоро он на Арское поле с своею сволочью показался, то Михельсон на него и накрыл, и происходило между ими сражение⁶¹². И подравшись, его сволочь, не более как часа с полтара, стала бежать. И потом Михельсон отбил у нево пушки. А как его пушками завладел, то и он, Емелька, со всею уже толпою побежал, и только успел взять жену и детей, протчей же обоз казаки помогли ему также увести.

Михельсон гнался за ним верст с пятнатцать, но догнать ево не мог.

И, отбежав от Казани верст (л. 334) со ста, перешол Волгу⁶¹³, где при переходе чрез реку повесил он, Емелька, сержанта⁶¹⁴, которой был при перевозе, за то, что оной потопил суда, для тово, чтоб ево с толпою не перепустить за реку. Как же он перешол Волгу, то толпы его собралось на первой стан человек до тысячи конных⁶¹⁵. И потом, отойдя от берегу небольшое разстояние, начевали.

На другой день пошол он с толпою мимо одной большой деревни. И как пришли в оную, то крестьяне все разбежались, и не дали для перевозу толпы его судов, за что он всю деревню велел выжечь, которая и вызжена⁶¹⁶.

От оной деревни ехали они до обеда, а едучи дорогою Караваев^55* и Овчинников просили ево: «Что, батюшка, отпусти Ивана-та Иванова^56*. Он уж не смеит вас просить». Как же стал он обедать (л. 334 об.) и кормить лошадей, то увидел он, Емелька, показанного Ивана Иванова и позвал ево к себе, и говорил ему⁶¹⁷: «Што, старик, хочешь ехать?» И он сказал: «Давно уж пора ехать, да я не смел вам, батюшка, докучать». И он, Емелька, сказал: «Ну, бог с тобой, поезжай». И оной Иванов сказал: «Я поеду и привезу к вам Павла Петровича. Да што ж, батюшка, одному ему приезжать или и с Натальей Алексеевной?» И оной же Иванов сказал: «Куда ж прикажешь приезжать?» И он, Емелька, сказал: «В Царицын, а кали в Царицыне не застанешь, так в Астрахань, и ищи-де там меня у Полякова»⁶¹⁸. Оному ж Иванову при отъезде ево дал ему он, Емелька, пятьдесят рублев. Оной же Иванов с самого ево с подарками к нему приезда был при нем, Емельке, неотлучно. И когда он дрался (л. 335) с верными войсками, то оной Иванов езжал за ним верхом, а в обозе не оставался⁶¹⁹.

По отпуске Ивана Иванова пошол он с толпою своею прямо на Алатарь⁶²⁰, где его встретили жители того города почти все за городом с хлебом и с солью, а попы — с крестами. При входе в город приставлен был от него караул, чтоб городских жителей толпа его не раззоряла, а сам пошол в церковь. И пели попы молебен, поминая государя Петра Федоровича, Павла Петровича и великую княгиню, а всемилостивой государыни не поминали⁶²¹. Но он, чтоб поминать или не поминать, попам о том ни слова не говорил.

По отпении молебна пошол тамошней роты к порутчику⁶²², — как зовут, — не знает, — с ближними своими злодеями по зову ево к нему в дом, и пили чарки (л. 335 об.) по три вотки. А потом Чюмакову велел забрать казну и порох, — которой казны сколько взято, також и пороху, — не знает, — вино казенное, как ворвавшияся в город казаки стали пьянствовать, то он приказал рубить все бочки и вино выпустить; содержащихся колодников, сколько ни было, всех распустил⁶²³.

Как же пели молебен и встречали с крестами, то в то время был один поп в шапке с каменьями, как быть золотая. Воеводы и судей в городе никого не было, а жители и помянутой порутчик сказали, што-де «вчерась бежали»⁶²⁴. В то время, как он был в городе, жители жаловались ему, што-де казаки ево, ходя по их домам, грабят имение и раззоряют. И он, услыша оную жалобу, поехал по городу сам и казаков выгнал. Помянутой порутчик и все жители называли ево, (л. 336) Емельку, государем. Того города бургомистру⁶²⁵ приказал он, Емелька, штоб казакам дать соли на каждого по три фунта без денег, а сколько роздали, не знает.

Как он пришол в Алатарь, то было его толпы тысячи, казалось ему, з две⁶²⁶, а подлинно не знает, потому што он списков не имел. Потом, взяв он афицера и салдат, — а сколько, — не знает, только помнитца ему, человек с дватцать, — пошол к своей толпе за город⁶²⁷. А город приказал, чтоб был сохранен, сержанту⁶²⁸, которой был росту небольшова. И приказал оному сержанту, чтоб высылал к нему жителей, годных в службу, которой не больше, как человек с пятьдесят, и выслал. Как жители о воеводе и других судьях сказали, что оне ушли в лес, которой близ города, коих он казакам и велел искать, но оне не сыскали.

В бытность ево еще в городе бургомистра спросил он: «Есть ли-де (л. 336 об.) у вас в городе серебреники, и пойдут ли ко мне служить?» Бургомистр сказал: «Есть-де двое. И как-де им нейтить! У вас-де им лутче будет, чем здесь». Коих два человека тот час и привели, и один з женою, другой без жены. Как оне пришли к нему уже в стан, то он им, показав рублевик Петра Перваго, говорил: могут ли они этакие делать, с ушками? И оные сказали: могут⁶²⁹. И он же, Емелька, спросил их, указав на свою рожу: «А такой потрет, как я, можете ли делать?» И оне сказали: «У нас-де штемпелей нет, так-де зделать такова, как вы, не можем».

Как он стоял под городом одне сутки, то в то время приводили к нему из разных селений крестьяне господ своих, також и ево толпы казаки — дворян, а сколько числом, — не помнит, и кто оне таковы, — не знает, — коих Овчинникову приказал вешать, кои и повешены⁶³⁰. (л. 337) Овчинников же лепортовал ему, што повешано двенатцать человек. В Алатаре приходили к нему в толпу служить крестьяне, но пешие, коих он отсылал назад.

Из Алатаря пошол он с своею сволочью в Саранск⁶³¹, где так же ево встретили попы и жители⁶³², ибо, не доходя он до того города, посылал в оной Федора Чюмакова с манифестом⁶³³. Воеводы и судей в городе не было, а сказали, што все бежали⁶³⁴. Казну всю, какая была, велел забрать, и забрана⁶³⁵, — но, сколько, — не знает. Тюрьму велел отворить, но, были ль колодники, — не знает. Вино, хотя он запечатать и приказывал, но думает он, што выпили казаки, а не меньше и обыватели сами⁶³⁶. Домы толпа его тех обывателей, кои из города бежали, грабили, но под их след грабили же и обыватели. Побыв в городе несколько часов и взяв тут шесть или восемь (л. 337 об.) пушек⁶³⁷, также ядры и порох, пошол за город в свой воровской стан. А воеводою зделал он того города посацкого⁶³⁸, — как зовут, — не знает. Приходили к нему сперва в городе, а потом и в стан городовые два афицера и человек с пятнатцать салдат, коих он, хотя в службу к себе и взял, но оне его, Емельку, упросили, чтоб он их оставил, сказывая притом, что-де «мы, хотя люди еще и не старыя, но все переранены», почему он ни одного в свою толпу и не взял. Под сим городом стоял он двои сутки⁶³⁹. В сие время приведено к нему, злодею, крестьянами и его казаками из разных селеней, сколько он припомнить может, дворян пятнатцать человек (а подлинно не помнит), коих он приказал повесить⁶⁴⁰. И Овчинников сказывал ему, что оные и повешены, в том числе одну женщину, у которой в городе (л. 338) он, Емелька, обедал, без его приказу казаками ево повешена⁶⁴¹, но, кем имянно, — не знает. Из города взял он в свою толпу присланных от нареченного им воеводою городских жителей, человек с пятьдесят⁶⁴².

И потом пошол он к Пензе. И идучи дорогою приведено к нему людьми боярскими и крестьянами дворян, как он таперь припомнит, пять человек, коих он по жалобам их, что они крестьян своих обижали, приказал повесить, коих Овчинников и повесил. После сего крестьяне ж привезли к нему свою госпожу, которая сказала о себе, что муж ее в походе против турок, а она-де ис польских дворян⁶⁴³, кою он вешать и не велел. А как она просила ево, чтоб он ее от ругательства сохранил и взял с собою хотя до Царицына, на которую прозьбу он склонился и велел вести ее в обозе. Но Овчинников, узнав о ней, потому что муж ее бывал в Яицком городке (л. 338 об.) и стоял у нево в доме, и тогда-де муж ее и она много делали ему раззорения, и ево и жену ево бивали, то, в отмещение оной, Овчинников без ево приказу засек оную афицерскую жену плетьми до смерти, о чем ему после уже сказал Давилин. И как стал он, Емелька, Овчинникову говорить: для чего он ее без ево приказу засек, то оной Овчинников говорил: «Мы-де не хотим на свете жить, чтоб ты наших злодеев, кои нас раззоряли, с собою возил, ин-де мы тебе служить не будем». И он, Емелька, услышав этакие слова, как оной Овчинников — первой человек во всей его толпе, замолчал.

Потом пришол он в Пензу⁶⁴⁴, где встретили тутошние попы с крестом, а народ — с хлебом и солью⁶⁴⁵. По приходе в город казну государеву велел своим ближним способником в злодействах ево, — но, кому, — не упомнит, только из двух — Давилину или Чюмакову, — всю забрать (л. 339) к себе в воровской стан, кои и забрали, а сколько, — не знает, но слышал, что взято было много⁶⁴⁶. Вино и соль толпа его грабила, хотя от него и приказано, как и прежде было, чтоб соли толпе его давать без денег только по три фунта на человека⁶⁴⁷. Домы обывательския, кои из города бежали, толпа его грабила. Воеводы и других судей в городе не было, а сказали ему, што бежали⁶⁴⁸, коих хотя сыскать и привести к себе приказывал, но никого к нему не привели.

Обедал он в городе у бургомистра⁶⁴⁹ или другова какова над купцами начальника⁶⁵⁰, — а как ево зовут, — не помнит, — которой подарил ему две лошади. Оного бургомистра⁶⁵¹ по выходе из города нарек он воеводою и поручил ему город⁶⁵². Во оном городе называли все ево, Емельку, государем. Взял из оного города четыре пушки⁶⁵³, також ядрыи порох; да пристали к его толпе бывшие в городе двенатцать человек (л. 339 об.) волских казаков и с одним старшиною⁶⁵⁴, стакже и трое гусар⁶⁵⁵. Под сим городом никого он вешать не приказывал, да и к нему никого тут не приводили. Но как отошел он от города двенатцать верст и остановился начевать, то тут привели к нему крестьяне, — а чьи, — не знает, — помещиков своих двух человек, коих он Давилину приказал повесить, которые и повешены.

С того места пошол в Петровск⁶⁵⁶ и, не доходя до города, послал Чюмакова и несколько казаков в город с своим злодейским манифестом⁶⁵⁷. А как после ево подошел к городу, то встретили ево поп с крестом, а жители — с хлебом и солью. По приходе в город нашол он только четыре человека волских казаков, також воеводу⁶⁵⁸ и порутчика⁶⁵⁹, ис коих воеводу за то, что жители жаловались ему, што он обижал, велел повесить, которой и повешен, а о порутчике сказали, што он — человек доброй, то он и зделал ево воеводою. Порох (л. 340) — взят ли Чумаковым, — он не знает⁶⁶⁰. И пушки, хотя и были, но, по неимению в них нужды, не взяты⁶⁶¹. Казны государевой не взято, что ее не было⁶⁶². Вина толпе не давали, а велел запереть⁶⁶³. Казаки волские, четыре человека, пристали в его толпу, дом разграбили воеводской, о котором сказали ему казаки, что ничево в нем и не было, а только взята одна лошадь. Салдаты в городе хотя и были, но немного, ис которых он ни одного к себе в толпу не взял⁶⁶⁴.

В бытность ево в городе привели к нему объезжие ево казаки четырех человек казаков⁶⁶⁵, коих он спросил: что оне за люди? И оные сказали, што-де «мы — донские казаки, а присланы-де от камандира осмотреть: какие люди в крепость взошли». Он им отвечал, что пришол государь, а потом спросил: «Велика ли ваша каманда?» И оные сказали: «Шездесят-де человек нас донских⁶⁶⁶, маеор⁶⁶⁷, есаул⁶⁶⁸ и сержант»⁶⁶⁹. (л. 340 об.) И он, Емелька, трех казаков оставил у себя, а одного послал к ево камандиру⁶⁷⁰, коему велел сказать так, как и казакам, чтоб оне, не дравшись, приклонились, а ежели дратца станут, то он их всех казнит, с чем тот казак и поехал⁶⁷¹. А коль скоро оной поехал, то он, Емелька, увидя сам означенную каманду, тот час с своею сволочью поскакал к оной. А как он приехал к ней блиско, то казаки тот час слезли с лошадей и наклонили знамя, сказав, что «мы тебе, государь, служить ради»⁶⁷². Помянутой же маэор, лишь только завидал ево, Емельку, идущаго с толпою, також есаул и сержант, поскакали во всю прыть от каманды прочь, за коими он, Емелька, послал погоню, ис коей сержанта⁶⁷³, догнав, казаки убили до смерти, а маэор и есаул ускакали⁶⁷⁴. Означенных же казаков принял по их охоте в свою толпу.

Потом пошол он с толпою к Саратову, (л. 341) но, не доходя оного, встретилась с ним идущая от Саратова казацкая каманда⁶⁷⁵ с харунжим, коего звали Александром⁶⁷⁶. И как он, Емелька, сию каманду увидил, то послал казака спросить: откуда идет каманда и куда? Казак, поехав, спросил и, прискакав назад, сказал ему, что «это-де волские казаки, шездесят человек⁶⁷⁷, с одним харунжим, и были-де в Саратове, и оттуда ушли, и идут служить к вашему величеству». И потом с оными казаками он сошолся и, сошедшись, спросил: много ли в Саратове каманды? И харунжей сказал: «Каманды-де там есть розные: артилериские и армейские, и наши казаки, кои-де с вами дратца не станут. Мы-де бы давно к вам ушли, да не знали, где вас обыскать. А те-де каманды, артилериская и армейская, небольшие». И он, Емелька, как сего харунжева Александру⁶⁷⁸, так (л. 341 об.) и донского есаула, или же и оной был харунжим⁶⁷⁹, назвал он, Емелька, полковниками.

Как же подшол он к Саратову версты за четыре, то выехали к нему навстречю волских же казаков человек с дватцать⁶⁸⁰, и с ними саратовской житель, которой, подъехав на лошади к нему, слезши с оной, поклонился ему, Емельке, в ноги. Он ево спросил: «Что ты за человек, и зачем сюда приехал?» И оной ему говорил: «Я-де города Саратова житель Кобяков⁶⁸¹, прислан к вашему величеству от всего города, чтоб вы пожаловали манифест, а то-де народ желает вам служить, да только-де нет манифеста». И он, Емелька, приказал Творогову написать манифест и отдать тому Кобякову. Почему Творогов манифест воровской написал и Кобякову отдал⁶⁸², и оной, взяв, поехал.

После сего подшол он под Саратов, где палили по нем сильно ис пушек, (л. 344^57*) а он напротиву того стрелял ис своих пушек. И напоследок толпа его ворвалась в городок, но воинские каманды и тут дрались. Но напоследок афицры, оставя пушки, с салдатами отстреливаяся, из города вышли вон⁶⁸³. А выттить уже ис крепости не успели два афицера, один в красном⁶⁸⁴, а другой, помнитца ему, в зеленом кафтанах⁶⁸⁵, и с ними осталось пехоты в зеленых кафтанах семдесят, а в красных — пятьдесят человек, которые хотя и отстреливались, но, однакож толпа его, усилясь, их взяла, и они напоследок положили ружье. И отвели всех их в его ставку за город. Саратовские ж казаки, коль скоро в город вломилась его толпа, то оные дратца не стали и пристали к его толпе⁶⁸⁶. Саратовские ж жители, в том числе и бургомистр⁶⁸⁷, так же не дрались, а, увидя ево, Емельку, поклонились все и сказали, (л. 344 об.) что «мы вашему величеству служить готовы»⁶⁸⁸.

По взятии города увидел он знакомого ему саратовского купца, — имени ево не помнит, по прозванию Уфимцов⁶⁸⁹, — которой знаком ему потому, что как он, Емелька, пробирался с Яику в Оренбурх, то под Илецким городком наехал он на того купца, кой гнал на продажу триста лошадей, и он, Емелька, сторговав тех лошадей за три тысячи за пять сот рублев, но денег тогда ему, што у него их не было, не дал, а обещал ему заплатить, когда придет он, Емелька, в Саратов. О приходе ж ево в Саратов тому купцу сказал тогда наудачю, только для того, чтоб он не тужил о взятых у него лошадях, ибо у него тогда, — да думает он, что и у всей его толпы, — и в уме не было, чтоб быть в Саратове. Почему, как пришол он, Емелька, в Саратов, то оной посацкой, как знакомой ему человек, к нему и пришол. А он, узнав ево и счотча, что он показанными лошадьми ево одолжил, того (л. 345) купца благодарил и деньги ему, три тысячи пять сот рублев, заплатил. Детей ево двоих, коих он привел к нему с собою, одново назвал полковником⁶⁹⁰, а другова — казаком⁶⁹¹, и определил их в свою толпу, кои у него по самое последнее Михельсоном ево разбитие⁶⁹² были. У оного ж купца он, Емелька, обедал, где был и бургомистр⁶⁹³, но, как зовут, — не знает.

Бывши в Саратове, при саратовских казаках говорил он, Емелька, што у него пеших казаков много, а лошадей нет. И казаки, — а кто имянно, — не знает, — сказали ему: «У нас, батюшка, есть два табуна лошадей. Мы тот час велим пригнать», кои подлинно тово часу в город и пригнали. И он, Емелька, велел толпы своей казакам их брать, у кого не было лошади, а между их и саратовские казаки ис тех лошадей себе брали ж.

В то ж время, как он был в Саратове, пристало к нему с судов бурлаков сто человек и один (л. 345 об.) есаул, с ружьями, и иные с саблями, а иные с шпагами, у коих было на том судне, на коем оне плыли⁶⁹⁴, как сказывал есаул, и сам он, быв на том судне, видел денег медных два бочонка, сундук с серебреною посудою, двести рублев серебреных денег, и шесть дворянских жон⁶⁹⁵. И он, Емелька, деньги серебреные взял к себе, а протчее все оставил на судне. А притом спросил он, Емелька: «А женщины-де какие?» И есаул сказал: «Мужья-де их были дворяне, но мы их всех, коих было шесть человек, покидали в воду». Причем женщины просили ево, Емельку, чтоб он с судна их взял к себе. Но он их не взял, а есаулу накрепко приказал, чтоб он тех женщин сберег и отнюдь бы их нихто ничем не обижал, а привез бы сохранно в Царицын к нему.

Казну государеву толпы ево начальники брали, и из оных показанному Уфимцову за лошадей 3500 рублев (л. 346) заплатили⁶⁹⁶. Сколько ж той казны всей взято, — не знает⁶⁹⁷. Тут же брала толпа ево правиант, — сколько ж, — не знает. Вино на кабаках, нельзя сказать, чтоб толпа его не пила, но он о том не приказывал. Пушек в городе взято, — помнитца ему, пять⁶⁹⁸ да одна бомба, со всем снарядом, то ж ядры и порох, но сколько, — не знает. Ис Саратова по день разбития ево Михельсоном в толпе его были двое показанных афицеров⁶⁹⁹ и салдаты⁷⁰⁰, також купец Кобяков и Уфимцов двое детей⁷⁰¹, також и все казаки.

По выходе из Саратова⁷⁰² пошол он поселенными колонистами, коих он прошол пять селеней, но оные драки с ево толпою не делали; охотников же набралось в его толпу пять сот человек⁷⁰³. Как он пришол к Саратову, толпы его злодейской было три тысячи человек, а пушек было (л. 346 об.) десять.

Как же он Саратов совсем взял, то в то время пришол толпы ево Яицкой казак Ходин⁷⁰⁴ и привел к нему семь сот человек заводских работников, людей боярских и крестьян конных и вооружены ружьями, а у коего ружья нет, так с копьем. Он, увидя его, Ходина, спросил: «Где ты был, и где этих людей набрал?» Оной Ходин сказал: «Как-де тебя, батюшка, разбил Михельсон под Казанью⁷⁰⁵, так-де я из этих людей в небольшом числе все шол позать вас, и дошел-де я чрез Алатарь, Саранск, Пензу, Петровск, но везде тебя не заставал, а приходил после вас, а эти-де люди все ко мне приставали сами». А делал ли оной Ходин в селениях какие убивствы и граблении, о том ему не сказал, да и он о том не спросил.

И потом со всею своею сволочью пошол он х Камышенке сухим путем, а упомянутые бурлаки ехали в своем судне⁷⁰⁶ по реке в виду его толпы. По приходе х Камышинке⁷⁰⁷ (л. 347) встретили ево, не доезжая оной, царицынских казаков тритцать человек, кои были на заставе, и добровольно пристали к ево толпе⁷⁰⁸. Как он пришол к городу Камышенке, то все того города жители встретили ево, Емельку, с хлебом и с солью, а поп — с крестом⁷⁰⁹. Но камендант⁷¹⁰, не стреляя по них, заперса в крепость. Казаки ж толпы ево, разбив крепость, каменданта скололи до смерти, а салдат десять человек и с ними афицер⁷¹¹ взяты и причислены к его толпе. Камендантов двор, також и тех жителей, кои в крепость бежали, домы раззорили. Казна государева разграблена, но кем, — не знает, а он грабить не велел.

В бытность в Камышенке пришол к нему Перфильев⁷¹² и сказал: «Один-де афицер⁷¹³, што взят в Саратове, хочет бежать». И он, Емелька, сказал: «Ты смотри, штоб не ушол. Вить ты ево хвалил, (л. 347 об.) так ты за ним и смотри, а дело-то разбери». А на другой день оной Перфильев сказал ему: «Афицер-ат-де тот, которой бежать хотел, ушол». И он, Емелька, сказал: «Да как ему уйтить? Разве ты его уходил?» И оной Перфильев сказал: «Да уш так быть — ушол». А сам разсмехнулся. А потом услышал он, Емелька, от казаков, что тот афицер истреблен⁷¹⁴. Как он был в Камышенке, то пришло к нему, Емельке, малороссийских казаков шесть сот человек конных⁷¹⁵.

С Камышенки ж пошол он чрез три царицынских казаков станицы^{58* 716}. Как первая словет, — не знает, а две — Короваевская⁷¹⁷ и Антиповская⁷¹⁸, которые без супротивления все пристали к его толпе. На тех трех станицах казаков было триста человек. А как из оной станицы^59* вышел⁷¹⁹, то встретила ево толпу лехкая полевая каманда⁷²⁰, один донской казацкой полк⁷²¹ и шесть тысяч калмык⁷²². И, не дравшись еще с ним, донские казаки съехались ево толпы с казаками, и донские просили ево казаков, что-де камандиры их велели просить от государя (л. 348) манифеста. Те казаки, приехав, сказали о сем ему, Емельке. И он Творогову приказал написать манифест⁷²³ и послать з двумя калмыками (которые в его толпе служили), которые, отвезя, возвратились к нему и сказали, что они манифест отдали калмыкам, а калмыки повезли к своему князю⁷²⁴, а князь хотел вести х казацкому полковнику⁷²⁵ и к маэору⁷²⁶, которой камандовал лехкою камандою. Но оттуда никакого известия он не получил.

И на другой день, осмотря означенные верныя войски, показалось ему, што каманда велика, то, штоб со оною не дратца, боясь, што его толпу разобьют, пошол в обход другою дорогою. Но оные верные войски его перехватили и стали по нем стрелять, а потом и он. И как у верных войск подбила его толпа ис пушки у единорога лафет, а тем и пороховой ящик взорвало, от чего калмыки, а потом и казаки, и салдаты подались назад, он, воспользуясь сим случаем, со всею своею сволочью на войски ударил⁷²⁷. Калмыки и донцы побежали, (л. 348 об.) также и афицеры салдат оставили, сами побежали ж⁷²⁸, то он, взяв салдат и пушки, отвес к себе в толпу, — коих было с восемь сот человек, — и поручил оных в каманду взятому в Камышенке афицеру⁷²⁹.

После сего пошол он с толпою к Дубовке⁷³⁰, где Дубовские жители ево встретили, а атаман Персицкой⁷³¹ ушол в Царицын. И оные казаки добровольно придались в его толпу, ибо их тут было не больше, как человек з двести⁷³², куда пришло к нему в толпу калмык три тысячи⁷³³ с калмыцким князем⁷³⁴, — как помнитца, сказывали ему яицкие казаки, — Дербетевым, — а подлинно не знает. Оному князю дал он пятьдесят рублев да двум ево братьям по тритцати рублев да по кафтану красного сукна, а мурзам их ближним — по концу китайки. А калмыкам велел дать бочку медных денег, — а сколько в ней щотом было, — не знает⁷³⁵.

И потом пошол к Царицыну⁷³⁶ и, поровняясь против оного, стали по нем стрелять ис пушек. А он по городу так же пушек ис четырех выпалил (л. 349) да посадил в город четыре бомбы⁷³⁷.

Как же он пошол с толпою от Дубовки, то не доходя еще Царицына, сошлась с ними Донского войска каманда⁷³⁸ под камандою полковника Кутейникова⁷³⁹, которая вступила с ево толпою в драку, но [как] толпа его была сильнее, то оную каманду разогнала⁷⁴⁰, и его толпы казак Иван Федулеев, которой назван от него, Емельки, полковником, полковника Кутейникова ранил и привел к нему. Он, Емелька, увидя Кутейникова, говорил: «Ты Пугачова дом разорял?»⁷⁴¹ Кутейников сказал: «Не разорял, а исполнял волю камандирскую». И он, Емелька, сказал: «Узнаешь ли Пугачиху?»⁷⁴² И Кутейников сказал: «Не знаю». И он, Емелька, велел кликнуть жену свою. А как она пришла, то он сказал: «Вот Пугачиха». Кутейников сказал: «Я ее никогда не видывал». И потом, напоя его вином, выслал вон. А как он вышел, то он Федулееву сказал: «Завтре Кутейникова-та (л. 349 об.) повесьте». Но поутру репортовали ему, Емельке: «Кутейников-де ис-под караула ушол». Но он об оном более не спрашивал, как ушол⁷⁴³.

Как выше он, Емелька, показал, что в Царицын бросил четыре бомбы, но з задних его толпы разъездов уведомили ево, што находит на него воинская каманда⁷⁴⁴. И думал он, што идет князь Галицын⁷⁴⁵ или Михельсон⁷⁴⁶, коих он оробел, потому што надежных в его толпе людей осталось, то есть яицких казаков, мало. А хотя другой сволочи число людей и велико, но они, только услыша о Голицыне и Михельсоне, то сробеют и разбегутца, и стоять против их не станут. [Потому] то он, удаляясь от драки, и пошел, оставя Царицын мимо⁷⁴⁷, ибо прямое его намерение было, штоб, дошед до Черного Яру, итти прямо в Яицкой городок и тут остаться зимовать⁷⁴⁸, о коем его намерении знали только Овчинников и Давилин. А в толпе своей он разглашал, што бутто б (л. 350) зимовать он идет в Астрахань, для того што толпа его вся охотнее туда итти хотела, а на Яик бы охотников итти было мало, кроме яицких казаков, а донские б и волские казаки, да и царицынские совсем от него отстали, равно заводские и боярские крестьяне, потому што он уже о склонности их итти в Астрахань чрез яицких казаков ведал. По пришествии ж зимы куда б он иттить был намерен и какое еще зло делать, — о том никакого размышления на скверное его серце не приходило, ибо он мерской свой живот в руки оттдал с самого начала злодеяней его яицким казакам, почему никак он не смел противитца во всем их богу ненавистной воле и, что б оне в Яике на совете положили, то б он делать и стал.

И по вышесказанной притчине от Царицына он пошол. Но как мешали ему разъезжающие около города донские (л. 350 об.) казаки, коих он своею толпою окружил и потом захватил пять сот человек в свою толпу, протчие ж разбежались⁷⁴⁹. Когда ж донские казаки пришли в его толпу, то многие тут были и знакомые ему и, его узнавши, между собою шептали: «Это наш Пугачов». Но, однакож ни один из них в глаза назвать ево не смел. И как их караулить он не приказал, то весьма много из его толпы ушло⁷⁵⁰.

Прошед он, Емелька, Царицын три наслега, на котором и нагнал ево Михельсон с верными войсками, где, по малом супротивлении, сволочь ево разбита, пушки и весь ево обоз взяли, люди ево толпы разбежались в разные стороны⁷⁵¹. И он побежал к Черному Яру, но, не добежав Черного Яру верст з дватцать, перешол за Волгу в степь⁷⁵². А как перешол, то Творогов счол оставшую толпу, коей насщитал (л. 351) он сто шездесят четыре человека⁷⁵³, ис коих сто шездесят яицких казаков, да башкирской старшина Кинжа⁷⁵⁴, да каргалинской татарин Садык⁷⁵⁵ и, помнитца ему, два татарина с ним.

Ехали они степью целые сутки без воды. И как уже люди и лошади без воды, да и хлеба не было, стали томитца, то он, Емелька, Творогову, Чюмакову, Коновалову и Федулеву говорил: «Куда вы меня ведете? Люди и лошади помрут без воды и без хлеба». Оные ему говорили: «Мы идем на Узени». И он, Емелька, говорил: «Я степью итти не хочю, а пойдем к Волге. Пусть же хотя там меня поймают, да мы достанемся в руки человеческие, а то в степи помрем как собаки»⁷⁵⁶. На что оные Творогов с товарыщи согласились, и с ними пошло казаков человек со сто и больше, также Кинжа и татара. А человек до сорока или с тритцать с ними не пошли, (л. 351 об.) а пустились в степь.

Пришол он с оставшими разбойниками к Волге на другой день утра⁷⁵⁷. Шод по Волге двои сутки, нашли калмык ставропольских двенатцать человек; из них поймали двоих, а десять ушло. Те двое сказали, што оне по Волге гуляли; взяв у тех казаков^60* с хлебом навьюченых четыре лошади, и оных от себя отпустили.

И потом, чрез несколько дней спустя, наехали они на поставленную ис Камышенки заставу⁷⁵⁸, ис которой двух человек скололи: одного — он, Емелька, а другова — племянник казака Федулева, Василей Федулев⁷⁵⁹.

Во время ж сего их беганья один казак увел у Творогова дву лошадей и с оными бежал, но после того казака харунжей его толпы и помянутой татарин Садык убили. После сего дошол он до малороссийской слободы⁷⁶⁰, — а как зовут, — не знает, — где, купя одну лошадь и телегу, посадил в оную жену свою Софью, ибо она с самаго разбития под Царицыным по (л. 352) переходе за Волгу до сей слободы таскалась за ним верхом. Потом, оставя Елтонское озеро вправе, пошли на Узени, и пришли на Узень, называемый Марцо. С оного двое казаков⁷⁶¹ поехали стрелять и ездили всю ночь. Как же по проходе одного Узеня пришли на другой, то оные казаки, пришод на тот Узень, сказали: «Мы-де нашли, как ездили стрелять, Старцов». И он, Емелька, Творогову и другим ближним при нем говорил: «Поедем к старцам. Не найдем ли тамо кого наших беглых Старцов». И Творогов, Чюмаков, Иван Федулев, Горлов, Бурнов и еще человека четыре или пять казаков, — имен их не знает, — сказали: «Поедем».

Почему он, Емелька, и взял лошадь не из лутчих, то, подошед к нему, Емельке, Творогов, говорил: «Што вы такую худую лошадь себе беретя? Вы б полутче взяли. Неравно-де как што случитца, так бы было на чом побежать». И он, Емелька, сказал: «Я берегу хорошую-та (л. 352 об.) лошадь⁷⁶² вперед для себя и для вас». И потом поехали, а оставшая толпа осталась на Узене.

Как отошли оне от Узеней две версты и старцев не нашли, а пришли к ним человека с три стариков яицких казаков, но без монашеского платья, и принесли к нему дыню. И евши дыню, Чюмаков спросил ево, Емельку: «Што ж, куда мы пойдем?» И он, Емелька, сказал: «Я и сам не знаю, куда пойдем. Куда вы хотите, туда и я пойду». И оной Чюмаков говорил: «Я вам правду скажу: не пойдем мы ни в Сибирь, ни в чюжую землю и никуда, а пойдем в Яицкой городок». И он, Емелька, сказал: «Хорошо, пойдем. И кали нас там примут, так останемся тут, а кали не примут, так пойдем мимо». И Чюмаков сказал: «Как не принять? Примут»⁷⁶³.

И потом, переехав речку⁷⁶⁴, хотел он, Емелька, сесть на лошадь, но Чумаков сказал Бурнову, (л. 353) указав на нево, Емельку: «Сыми с нево саблю». Бурнов, подошод к нему, снял с него саблю и потом ледунку. А в то ж время поехал оной Чюмаков и Горлов к оставшей на другом Узене⁷⁶⁵ толпе, и тамо Коновалова⁷⁶⁶ также всево обобрали. И как Чюмаков и Горлов от него уехали, то, вознамерясь он, Емелька, от оставших людей, то есть Творогова с товарыщи, убежать, поскакал от них в камыши. Но оные ево, — а кто имянно, — не помнит, — догнали⁷⁶⁷. А потом, наехав и другие оставшие, догнавши, поехали вокруг ево, так што уйтить ему более было неможно.

А потом, доехав до речки, с лошади слес, которую у него и взяли, и, оставя ево под караулом, послали сказать оставшей, как выше сказано, на Узене, толпе. Потом толпа приехала, и собрали круг и послали сказать, что он, Емелька, (л. 353 об.) арестован, в Яик казака Калмыкова⁷⁶⁸. А сами остались все на том месте, где он сшол с лошади, и отдан под караул. А как отдали ево под караул, то главным над толпою остался казак Федулев.

Начевав на том месте, не дождавшись возвращения Калмыкова, пошли до реки Яика и, отошед несколько верст, остановились кормить лошадей. И как остановились, то пришли к нему казаки и говорили: «Куда нас ведете? Нас всех в Яике погубят. А заведомо б вести ево, Емельку, в Москву, и там явитца, или уже станем скитатца на Узенях». И он, Емелька, видя этот шум, вскоча, схватил из лежащих блиско ево в куче казацких сабель, закричал, подшед к Федулину^61*: «Куда вы меня везете? Ваши казаки на Яик итти не хотят, так лутче пойдем в Москву. А Федулев такой же изменник и сообщник мой, как и я, (л. 354) и вы, господа казаки, ево свяжите». Сие он говорил для того, чтоб не возили ево в Яик, а повезли в Москву, и там бы за злодеянии свои был бы наказан. А как казаки другие, пришедши с Федулевым, на тех казаков, кои противились итти на Яик, закричали: «Што вы это делаете? Еще мало мы бед-та наделали?» — то оные казаки и разошлись врось. А он, Емелька, видя, што те казаки от нево отошли, взятую и саблю бросил⁷⁶⁹. И потом повезли ево в Яик.

Не доезжая ж оного, прислана из Яика навстречю толпы его каманда, с коею пришол казак Харчов⁷⁷⁰ и, пришод, посадил его в колоду обеими ногами, и потом привез ево в Яицкой городок⁷⁷¹. И отдан он бывшему тамо гвардии афицеру Маврину⁷⁷², которой тот час велел ево заковать (л. 354 об.) в ручные и ножные кандалы и потом ево, Емельку, допрашивали, где он во всех своих злодеяниях винился⁷⁷³.

А из Яика послан он под караулом генерала Суворова⁷⁷⁴ в Синбирск⁷⁷⁵, где также ево генерал граф Петр Иванович Панин и генерал-маэор Павел Сергеевич Потемкин о содеянных им злодеяниях допрашивали⁷⁷⁶, где по тому ж во всех чиненных им с толпою своею злодействах винился. А из Синбирска послан он, Емелька, за караулом в Москву, куда он и привезен⁷⁷⁷.

Кананер Белобородов⁷⁷⁸ толпу набирал и злодействы делал даже до приходу ево в Магнитную крепость⁷⁷⁹ сам собою, а он, Емелька, его не знал и его никуда не посылавал. По приходе ж ево в Магницкую крепость злодейства и убивсты делал, бывши под ево приказами, по самое разбитие ево, Емельки, под Казанью⁷⁸⁰. А с того времяни он ево не видал⁷⁸¹.

(л. 355) Во время бытности ево с толпою в Караваевской станице (которая подле Антиповской станицы) послал он, Емелька, той Караваевской станицы чрез атамана⁷⁸², — а как зовут, — не знает, — с двумя той станицы казаками⁷⁸³ возмутительной манифест на Дон, в Березовскую станицу⁷⁸⁴. И тем манифестом званы донские казаки в его злодейскую толпу. Но назад те посланные к нему не возвращались и, дошел ли до той Березовской станицы⁷⁸⁵, он не знает и ни от кого не слыхал, — и казаки с той станицы к нему в толпу не приходили.

В бытность ево в Берде говаривал он с своими главными товарищами, почти всеми, что-де «как я возьму Оренбурх, то пойдем в Москву, а из Москвы в Петербурх, и там-де сяду на престол». Но ис тех его друзей говаривали ему: (л. 355 об.) «Нет-де, тебе надобно на престол сесть в Москве, и тут-де дадут тебе с осударынею суд»⁷⁸⁶. Об оном говаривал он к ободрению воровской своей шайки, а сам он в Москву итти не хотел, потому што, зная он о себе, что — казак, как бы ему возможно в Москву появитца? — ибо в Москве, думал он, что все покойного государя знавали.

(л. 356)⁷⁸⁷ О французе ж Ламаре и Каре⁷⁸⁸ Пугачов сказал: «Первое, я-то во всю жизнь свою в Саратове был с салдатом или гранодером Семеновым⁷⁸⁹ в 772-м году тогда, как ехал из Добрянки, где пробыл одну ночь под караулом, а на другой день за салдатом и выпровожены за город⁷⁹⁰. А в другой раз был в Саратове ныне⁷⁹¹ с толпою, по побеге уже от Михельсона. В Ачакове^62* сроду не бывал, как и из допроса ево видно⁷⁹². А в пруской службе и быть неможно, потому што, как война была, так он был осмнатцати лет и служил казаком, как в допросе его значит⁷⁹³. Кара⁷⁹⁴, также ис колонистов он не знает и никогда ево не видывал, да и в толпе ево не бывал. И не только ему, но и никому никаких комисей в чюжие государства не давал, да и давать ему неможно, что он ни на каком языке грамоте не умеет. Даже и толпы его, злодея, письмянной человек Творогов и Почиталин сказали, што никого в чюжие края не отправляли. По-иностранны писал только (л. 356 об.) Шванович⁷⁹⁵, которой попался уже в 773-м году, когда Кар разбит был. Конфидератов в полон взял, было, злодей в нынешнем году летом⁷⁹⁶, но были только несколько часов, и потом все Михельсоном отбиты. Колонистов пятьдесят человек у него было⁷⁹⁷, да и те в его толпу взяты нынешним же летом, как уже ис Казани злодей бежал, а отстали от нево под Царицыным, как Михельсон розбил его толпу⁷⁹⁸.

Примечания

ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 2. Л. 228—341 об., 344—356 об. — Подлинник.

Опубл. (без л. 354 об. — 356 об.): Красный архив. 1935. № 69—70. С. 163—224.

*. Шермиция — небольшой бой, стычка.

**. Сырная неделя в 1771 г. приходилась на 31 января — 6 февраля.

***. Речь идет о Глазуновской станице (на реке Медведице).

****. Петров день — 29 июня.

5*. Филиппов пост — с 15 ноября по 25 декабря.

6*. Рождество Иисуса Христа — 25 декабря.

7*. Речь идет о слободе Черниговке на реке Ковсуг (Койсуха) Валуйского уезда Белгородской губернии.

8*. Роспуски — тележный возок, дроги.

9*. Благовещение — 25 марта.

10*. Светлый Праздник — Пасха, которая в 1772 г. приходилась на 15 апреля.

11*. Так в оригинале; правильно: Мельников.

12*. Рождество Иисуса Христа — 25 декабря.

13*. Филиппов пост — с 15 ноября по 25 декабря.

14*. Крещение (Богоявление) — 6 января.

15*. Филиппово заговенье, или Филиппов день — 14 ноября.

16*. Багренья — зимний лов рыбы; малое багренье производилось с 18 по 25 декабря; большое багренье — с 6 января и до конца этого месяца.

17*. Крещение (Богоявление) — 6 января.

18*. Филипповки — Филиппов пост.

19*. Вербная неделя Великого поста приходилась в 1773 г. на 18—24 марта.

20*. Страстная («страшная») неделя Великого поста приходилась в 1773 г. на 25—30 марта.

21*. В действительности это был не Иван Иванович Хлебников, а Иван Иванович Седухин.

22*. Ватера (фатера) — простонародное выражение понятия «квартира».

23*. В действительности это был не Иван Иванович Хлебников, а Иван Иванович Седухин.

24*. Петров пост в 1773 г. приходился на время с 27 мая по 28 июня.

25*. Точнее — содом; этим понятием обозначил Пугачев многочисленную и шумную группу беглецов, где наряду с ним, Пугачевым, солдатом Г.А. Мищенковым и купцом П.П. Дружининым была и семья последнего (жена Домна Степановна, сыновья Филимон, Максим и дочь Мавра).

26*. Так в оригинале; слово «готово» употреблено в значении: совсем решено.

27*. Еремина Курица — прозвище Степана Максимовича Оболяева.

28*. Успение, Успеньев день (Госпожин день) — 15 августа.

29*. Ближайшая среда приходилась на 28 августа 1773 г.

30*. «...что-нибудь о нем положут» — то есть примут решение относительно признания Пугачева «Петром III» и предстоящего выступления.

31*. Сайги, сайгаки — степные антилопы.

32*. Плавная, плавня осенняя — осенний лов рыбы на Яике, производившийся с 1 октября по середину ноября.

33*. Ошибка: М.А. Кожевников не был в то время в отряде Е.И. Пугачева, он находился под арестом в Яицкой комендантской канцелярии (см. прим. 137 к док. № 1). В данном случае речь могла идти о родном брате Михаила Кожевникова — Степане.

34*. Пакеты.

35*. Поварове — в значении: покрепче, поострее.

36*. Далее в скобках: Лысов.

37*. Так Е.И. Пугачев называет атамана Илецкого городка Л.И. Портнова.

38*. Так Е.И. Пугачев называет атамана Илецкого городка Л.И. Портнова.

39*. Слова, заключенные в скобки, в оригинале написаны на поле.

40*. Легура — искаженное слово; правильно: регламент (воинский устав, наставление и т. п.).

41*. Не бещива — простонародное выражение, означающее: без каких-либо оснований, без заслуг, будучи адресовано Чернышеву, бывшему камер-лакею, получившему высокий офицерский чин по протекции, это выражение подчеркивало его некомпетентность в военном деле.

42*. Картуз — шерстяной мешок с зарядом пороха для пушки.

43*. Рождество Христово — 25 декабря.

44*. Ягунов Григорий Леонтьевич.

45*. Так в оригинале; правильно: Иргизлинский; официальное название этого предприятия — Вознесенский завод.

46*. Так в оригинале; правильно: Авзяно-Петровский завод.

47*. Пасха в 1774 г. приходилась на 20 апреля.

48*. Так в оригинале; правильно: Киргизской.

49*. Так в оригинале; правильно: исецкого.

50*. Так в оригинале; правильно: Красноуфимской.

51*. Киса — мешок кожаный, затяжной; так же называлась и мошна.

52*. Ржевский купец А.Т. Долгополов.

53*. Так в оригинале; правильно: Красноуфимскую.

54*. Пыж (а не пуж, как в оригинале) — клубок пеньки или шерсти, которым прибивали, утрамбовывали пороховой заряд в пушечном или ружейном стволе. В данном случае речь идет о ружейном холостом залпе.

55*. Ошибка: Д.К. Караваев был арестован еще 9 сентября 1773 г. в Яицком городке и с того времени находился в заключении. Ходатаем за А.Т. Долгополова в данном случае мог выступить кто-либо из приближенных к Пугачеву лиц: либо А.П. Перфильев, либо И.А. Творогов, либо Ф.Ф. Чумаков.

56*. Ржевский купец А.Т. Долгополов.

57*. При архивной нумерации допущена ошибка: пропущены номера 342 и 343, в то время как сам текст документа сохранился в полной последовательности его листов.

58*. Речь идет о станицах Волжского (Вольского) казачьего войска — Антиповской, Караваевской и Балыклеевской. Первая из них, ближайшая к Камышину, — Антиповская станица.

59*. Речь идет о Балыклеевской станице.

60*. Ошибка в оригинале; правильно: калмыков.

61*. Ошибка в оригинале; правильно: Федулеву.

62*. Ошибка в оригинале; правильно: Очакове.

В следственном деле Е.И. Пугачева протокол его показаний на допросе в Московском отделении Тайной экспедиции Сената 4—14 ноября 1774 г. сохранился в двух экземплярах: 1) Протокол, написанный рукой обер-секретаря Тайной экспедиции Сената С.И. Шешковского непосредственно в ходе допроса Пугачева (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 2. Л. 228—341 об., 344—356 об.), который опубликован в данном сборнике. В последующих отсылках архивный текст этого документа обозначается нами как «Шешковский» экземпляр протокола. Впервые он был напечатан М.В. Жижкой и А.А. Сергеевым в журнале «Красный архив». 1935. № 69—70. С. 163—224; по неизвестным нам причинам публикаторы опустили заключительную часть текста протокола (л. 354 об. — 356 об., начиная со слов «Кананер Белобородов...»); 2) Переписанный копиистами с «Шешковского» экземпляра текст протокола (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 1. Л. 38—91, 100—165), двумя частями отправленный из Москвы в Петербург Екатерине II при донесениях председателя следственной комиссии генерал-аншефа М.Н. Волконского от 8 и 13 ноября 1774 г. В последующих отсылках архивный текст этого документа обозначается нами как «екатерининский» экземпляр протокола. В донесении от 13 ноября Волконский сообщал, что протокол допроса был зачитан Пугачеву, который заявил, что он показал о себе и своих действиях всю «истинную, но разве что или кого забыл, а что он только вспомнит сам, или кто из сообщников его о чем покажет, то он, — как уже должен за ево злодейство умирать, — все скажет и не утаит» (там же. Л. 226—227).

1. Е.И. Пугачев был доставлен в Москву 4 ноября 1774 г. и заключен в тюремную камеру в здании Монетного двора у Воскресенских (Иверских) ворот Китай-города (здание сохранилось, находится во дворе дома № 1 по Историческому проезду).

2. Панин Петр Иванович, граф, генерал-аншеф, командующий карательными войсками, возглавлявший следствие над Е.И. Пугачевым в Симбирске (см. прим. 34 к док. № 1).

3. Галахов Александр Павлович (1739—1798), гвардии капитан. В начале августа 1774 г. Екатерина II назначила Галахова главой секретной экспедиции, посланной с А.Т. Долгополовым в Поволжье для захвата Е.И. Пугачева, которого будто бы собирались выдать его сподвижники (см. прим. 105 к док. № 2). 1 октября 1774 г. П.И. Панин назначил Галахова начальником конвоя при Пугачеве, доставленном в тот день в Симбирск. Галахов конвоировал Пугачева из Симбирска в Москву и находился при нем до 10 января 1775 г. — дня казни Емельяна Ивановича и ближайших его сподвижников.

4. Волконский Михаил Никитич (1716—1786), князь, сенатор, генерал-аншеф, с конца 1772 по 1786 год главнокомандующий (генерал-губернатор) в Москве. В ноябре — начале декабря 1774 г. Волконский вместе с С.И. Шешковским вел дознание над Е.И. Пугачевым и его ближайшими сподвижниками, играл ведущую роль в судебном процессе над ними.

5. Шешковский Степан Иванович (1727—1794), обер-секретарь Тайной экспедиции Сената, в ноябре—декабре 1774 г. вел допросы Пугачева и его сподвижников; дознания над другими пугачевцами (Салаватом Юлаевым, С.П. Толкачевым и др.) проводил и в 1775 г.

6. Подробнее об Иване Михайловиче Пугачеве см. прим. 4 к док. № 1.

7. Подробнее об Анне Михайловне Пугачевой см. прим. 39 к док. № 1.

8. Подробнее о Дементии Ивановиче Пугачеве см. прим. 5 к док. № 1.

9. Подробнее о Софье Дмитриевне Пугачевой см. прим. 10 к док. № 1.

10. Денисов Илья Федорович (см. о нем прим. 12 к док. № 1).

11. Пименов Роман, донской казачий есаул, земляк-станичник Е.И. Пугачева; 5 января 1775 г. вместе с атаманом и стариками Зимовейской станицы подписал приговор о переносе станицы на новое место и переименовании ее в Потемкинскую, чтобы навсегда истребить память о Пугачеве (ЦГВИА. Ф. 52. Д. 98. Ч. 1. Л. 59).

12. Е.И. Пугачев участвовал в Семилетней войне в кампаниях 1760—1762 гг.

13. Чернышев Захар Григорьевич, в 1760—1762 гг. командир корпуса русских войск в Пруссии (см. о нем прим. 14 к док. № 1).

14. Речь идет об императрице Елизавете Петровне, скончавшейся 25 декабря 1761 г.

15. Речь идет о договоре императора Петра III с прусским королем Фридрихом II о мире и союзе, заключенном 24 апреля (5 мая нов. ст.) 1762 г.

16. Петр III Федорович (1728—1762), российский император в 1761—1762 гг. (см. о нем прим. 3 к док. № 1).

17. См. прим. 22 к док. № 1.

18. Речь идет об императрице Екатерине II.

19. Екатерина II вступила на престол после дворцового переворота 28 июня 1762 г. и низложения Петра III.

20. Петр III был убит 6 июля 1762 г. Манифестом Екатерины II было объявлено, что Петр III скончался «от прежестоких колик».

21. Пугачев Трофим Емельянович (см. о нем прим. 26 к док. № 1).

22. Донская казачья команда есаула Е. Яковлева (где служил и Е.И. Пугачев) входила в состав корпуса генерала П.Н. Кречетникова, действовавшего в 1767—1768 гг. на Украине и в Польше.

23. Речь идет о Русско-турецкой войне 1768—1774 гг., в которой Е.И. Пугачев участвовал в кампаниях 1769 и 1770 годов.

24. Кутейников Ефим Дмитриевич (см. о нем прим. 33 к док. № 1).

25. Греков Тимофей Федорович, полковник, походный атаман Донского казачьего войска.

26. Речь идет о кампании 1769 г.

27. Генерал-аншеф П.И. Панин (см. о нем прим. 34 к док. № 1) был назначен командующим Второй русской армией в сентябре 1769 г.

28. Русские войска штурмом овладели крепостью Бендеры 16 (27) сентября 1770 г.

29. Речь идет о зимней квартировке 1770/71 годов.

30. Фомин Трофим Федорович, атаман Зимовейской станицы в 1771—1772 гг.; он отправил Е.И. Пугачева со станичным билетом в Черкасск в июне 1771 г.

31. Пугачева Аграфена Емельяновна (см. о ней прим. 27 к док. № 1).

32. Пугачева Христина Емельяновна (см. о ней прим. 30 к док. № 1).

33. Колпаков Карп Ерофеевич, старшина и полковник, дьяк Донской войсковой канцелярии.

34. Павлов Симон Никитич (см. о нем прим. 7 к док. № 1).

35. Имеется в виду Павел Михайлович Татаринцев, атаман Терского семейного войска на Кавказе в 1766—1775 гг.

36. Одним из этих беглецов был зимовейский казак Василий Кусачкин.

37. Обстоятельства, связанные с попыткой побега его товарищей на Терек, изложены в протоколе показаний Е.И. Пугачева на допросе 16 сентября 1774 г. (см. док. № 1).

38. Е.И. Пугачев бежал из колодничьей избы Зимовейского станичного правления 21 декабря 1771 г.

39. Е.И. Пугачев действительно поехал на Терек и был там. Но в последующей части своих показаний (л. 240 об. — 242) он привел явно фантастические сведения о своих приключениях у реки Кумы и в прикумской степи. Как и в показаниях на допросе в Яицком городке, так и на допросе в Москве Пугачев обошел молчанием историю своих приключений на Тереке.

40. Е.И. Пугачев бежал с гауптвахты моздокского гарнизона 13 февраля 1772 г. и, видимо, в начале марта явился в Зимовейскую станицу.

41. Жена Д.И. Пугачева — Настасья Никифоровна Пугачева.

42. Атаман Терского семейного войска П.М. Татаринцев 12 января 1772 г. подал кизлярскому коменданту полковнику Ф.И. Паркеру именной реестр пришлых казаков, которые выразили желание записаться в Терское войско. В реестре назван проживающий в Каргалинской станице Емельян Иванов, казак Донского войска, который «желает в войске семейном быть казаком» (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 624. Л. 1, 2). О том, что упоминаемый в этом реестре не кто иной, как Пугачев, удостоверяется его показаниями на допросе в Моздокской комендантской канцелярии 9 февраля 1772 г. (см. приложение I).

43. В начале февраля 1772 г. казаки Ищерской, Наурской и Галюгаевской станиц, выходцы с Дона, избрали Е.И. Пугачева своим войсковым атаманом, поручив ему отправиться в Петербург для ходатайства в Военной коллегии о назначении новопоселенным казакам жалованья (см. приложение I).

44. Имеется в виду старшина Макаров (Федотов) Михаил Федотович, который в марте 1772 г. конвоировал Е.И. Пугачева до Цимлянской станицы.

45. То, что Е.И. Пугачев посулил старшине М.Ф. Макарову деньги, сказалось, видимо, на режиме содержания Емельяна Ивановича, с него снята была ножная колодка.

46. Денисов Карп Петрович (1731 г. р.), донской казачий старшина, полковник, в августе 1774 г. участвовал в боях против войска Е.И. Пугачева под Царицыном.

47. Невозможно установить, насколько достоверно показание Е.И. Пугачева о том, что старшина К.П. Денисов дал будто бы ему 50 рублей на подкуп старшины М.Ф. Макарова.

48. Конвой доставил Е.И. Пугачева в Цимлянскую станицу в середине марта 1772 г.

49. Худяков Лукьян Иванович (см. о нем прим. 42 к док. № 1).

50. Л.И. Худяков утверждал, что он не вызывался брать на поруки Е.И. Пугачева и отвозить его в Черкасск (см.: Пугачевщина. Т. 2. С. 184—185).

51. Худяков Прокофий Лукьянович.

52. Л.И. Худяков категорически отрицал показание Е.И. Пугачева о том, что будто бы он, Л.И. Худяков, велел своему сыну Прокофию отпустить Пугачева (Пугачевщина. Т. 2. С. 185).

53. Три дня спустя, возвратившись в Цимлянскую станицу, П.Л. Худяков сказал отцу, что «Пугачев от него бежал, да и лошадь, на которой он ехал, увел» (Пугачевщина. Т. 2. С. 185).

54. Краснощеков Алексей, донской казачий старшина и полковник, в марте 1772 г. направлялся со своим полком с Дона на правобережную Украину, в состав Второй армии, для участия в летней кампании против турок в Приазовье и Крыму.

55. Речь идет о крестьянине слободы Черниговки, раскольнике Алексее Каверине, спутнике Е.И. Пугачева по поездке в Кабанью слободу к О.И. Коровке в марте 1772 г.

56. Царево, село на дороге от Изюма к Кременчугу.

57. Коровка Осип Иванович (см. о нем прим. 45 к док. № 1).

58. Хутор О.И. Коровки находился под Кабаньей слободой у местечка Сватова Лучка.

59. Показание Е.И. Пугачева не вполне точно. В действительности, прожив у О.А. Коровки пару дней, Пугачев и А. Каверин отправились к Кременчугу, но по пути туда, добравшись до села Протопоповки, Каверин, оставив Пугачева, поехал к себе домой, в село Черниговку, а Пугачев направился далее к Кременчугу.

60. Данное показание Е.И. Пугачева подтверждается свидетельством О.И. Коровки: беседуя в 1772 г. с Пугачевым, он жаловался, что «здесь нашей братье, староверам, жить нельзя. Вот-де я за крест и бороду страдал» и около семи лет находился с сыном Антоном под следствием в Белгороде за неуплату двойной «раскольничьей» подушной подати (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 1. Л. 337 об.).

61. Речь, видимо, идет о манифесте Екатерины П от 4 декабря 1762 г. (Полное собрание законов Российской империи. СПб., 1830. Т. 16. № 11720).

62. Коровка Антон Осипович (см. о нем прим. 47 к док. № 1).

63. Показания источников о паспорте противоречивы. Пугачев на допросе 18 ноября 1774 г. показал, что паспорт написал Антон Коровка (см. док. № 9). Допрошенный в тот день О.И. Коровка утверждал, что он дал Пугачеву свой паспорт, выданный ему осенью 1771 г. в Изюмской провинциальной канцелярии (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 1, Л. 339). Но разноречивым показаниям Е.И. Пугачева и О.И. Коровки противостоит свидетельство третьего источника: в рапорте Валуйской воеводской канцелярии от 10 декабря 1774 г. сообщается, что О.И. Коровке и А.О. Коровке 13 мая 1772 г. был выдан паспорт сроком до 30 декабря для их поездки по торговым делам (там же. Д. 512. Ч. 3. Л. 89).

64. Е.И. Пугачев и А.О. Коровка, отправившись из Кабаньей слободы, ехали через села Царево и Водолаги, добрались до Кременчуга, переправились там на правый берег Днепра и, следуя прямой дорогой к Елизаветградской крепости, приехали в местечко Крюково.

65. Законодательством 1760-х годов разрешалось поселение раскольников в Елизаветградской крепости и других слободах ее округи, причем новопоселенцам представлялся ряд льгот в торговле и промысловой деятельности.

66. А.О. Коровка, вспоминая свою поездку 1772 г. с Е.И. Пугачевым, рассказывал на следствии, что они за два или три месяца побывали в местечках Городище, Бабиче и Ветке. Коровка задержался в Ветке, а Пугачев возвратился в Россию.

67. Климова слобода — один из центров стародубского старообрядчества.

68. «Поп Михайла» — речь идет, видимо, об известном в Климовой слободе и других стародубских слободах «расколоучителе» Михаиле, по прозвищу Калмык (он же и Яков Климовский; мирское имя — Матвей Васильев).

69. Старец Василий — речь идет, видимо, об одном из видных «расколоучителей» на Ветке и в стародубских слободах Василии Федорове, который пользовался большим авторитетом среди раскольников.

70. Ветка (см. прим. 50 к док. № 1).

71. Добрянский форпост (см. прим. 51 к док. № 1).

72. Биографических данных о Семене Крылове выявить не удалось; к следствию по делу Е.И. Пугачева он не привлекался.

73. В начале осени 1772 г. А.О. Коровка, оставив Ветку, перешел через границу и обосновался на Добрянском форпосте, где его в октябре месяце и разыскал отец О.И. Коровка.

74. Комендантом Добрянского форпоста в 1772 г. был майор Н. Мельников.

75. Алексей Семенов — имеется в виду беглый солдат Алексей Семенович Логачев (см. о нем прим. 54 к док. № 1).

76. Здесь Е.И. Пугачев говорит о добрянском купце Петре Кожевникове (см. о нем прим. 50 к док. № 2). В данном показании, как и при допросе в Симбирске (см. док. № 2), Пугачев вымышленно утверждал, будто бы они с А.С. Логачевым работали по найму у П. Кожевникова.

77. Выходцы — беглые русские люди, в большинстве своем раскольники, вышедшие из-за польского рубежа в Россию.

78. На допросах в Москве как А.С. Логачев, так и П. Кожевников говорили о недостоверности показания Е.И. Пугачева о том, что Логачев нашел будто бы в Пугачеве сходство с внешним обликом Петра III (см. прим. 52 к док. № 2).

79. П. Кожевников на допросе в Москве 27 ноября 1774 г. решительно опровергал высказанные Е.И. Пугачевым на следствии в Симбирске и Москве показания о том, что Кожевников будто бы советовал ему, Пугачеву, принять титул и имя «Петра» и повести за собой яицких казаков (см. прим. 53 к док. № 1). А.С. Логачев также не подтвердил показаний Пугачева о том, что идея самозванства была подсказана Пугачеву купцом Кожевниковым (см. прим. 52 к док. № 2).

80. Показание вымышленное: А.С. Логачев ничего подобного не говорил, что признал и сам Е.И. Пугачев на допросе 18 ноября 1774 г. (см. док. № 9).

81. Показания Е.И. Пугачева насчет того, что П. Кожевников будто бы обещал ему денежную поддержку от себя и от своих «протчих приятелей» — недостоверны (см. прим. 53 к док. № 2).

82. См. прим. 52 к док. № 2 и прим. 79 и 81 к док. № 3.

83. Имеется в виду восстание казаков на Яике в 1772 г.

84. Впервые Е.И. Пугачев назвал себя «Петром III» в беседе с казаком Д.С. Пьяновым в ноябре 1772 г. в Яицком городке (см. прим. 59 к док. № 2).

85. Показание Е.И. Пугачева о том, что П. Кожевников будто бы советовал ему принять на себя титул и имя «Петра III», увести яицких казаков на Кубань — вымышленно (см. прим. 53 к док. № 2).

86. На допросе 18 ноября 1774 г. Е.И. Пугачев уточнил, что «Косоротова» купца звали Крыловым, у которого они с А.С. Логачевым строили баню (см. док. № 9). Добрянские купцы Григорий и Федор Крыловы на допросе 27 ноября 1774 г. показали, что ни одни из них не только не присутствовал на «беседе» П. Кожевникова с Пугачевым, но они вообще не были знакомы с Пугачевым (см. прим. 54 к док. № 2).

87. Е.И. Пугачев и А.С. Логачев выдержали в Добрянском форпосте шестинедельный карантин, продолжавшийся с 3 июля по 12 августа 1772 г.

88. Иргиз (см. прим. 52 к док. № 1).

89. «Два билета» — паспорта, выданные Е.И. Пугачеву и А.С. Логачеву 12 августа 1772 г. (см. прим. 53 к док. № 1).

90. Вымышленное показание: П. Кожевников никакого письма к О.И. Коровке не писал и привета ему с Е.И. Пугачевым не передавал.

91. П. Кожевников на допросе 2 декабря 1774 г. признался лишь в том, что велел Е.И. Пугачеву передать поклон Филарету, живущему на Иргизе, где сам он, Кожевников, никогда не бывал (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 1. Л. 430—430 об.).

92. Судя по пометкам, проставленным на паспорте Е.И. Пугачева, они с А.С. Логачевым, выехав из Добрянского форпоста 12 августа 1772 г., следовали в пути через следующие пункты: Новгород-Северский (24.VIII), Глухов (24.VIII), Валуйки (10.IX), Тараблянская застава (23.IX), оставляя Чернигов не в «левой стороне», а в правой.

93. В своих показаниях Е.И. Пугачев не упомянул о том, что до приезда в Кабанью слободу он побывал с А.С. Логачевым в слободе Черниговке у А.И. Каверина (см. док. № 9).

94. Показания Е.И. Пугачева о «письме» П. Кожевникова к О.И. Коровке и о реакции последнего на это «письмо» — недостоверны (см. выше, прим. 91).

95. Показание Е.И. Пугачева о содействии ему А.С. Логачева в самозванстве — недостоверно (см. прим. 52 к док. № 2 и прим. 79 и 81 к док. № 3).

96. Долотин Иван Астафьевич (см. о нем прим. 72 к док. № 2).

97. Все показание Е.И. Пугачева относительно разговоров, происходивших в Кабаньей слободе между ним, И.А. Долотиным, А.С. Логачевым и О.И. Коровкой, является вымыслом: Долотин и Логачев не знали друг друга, не были знакомы с Коровкой и никогда не бывали в Кабаньей слободе.

98. Показание вымышленное. На допросе 18 ноября 1774 г. О.И. Коровка показал, что при отъезде Е.И. Пугачева из Кабаньей слободы в Малыковку он, Коровка, дал всего лишь пять рублей (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 1. Л. 340). Это подтвердил и Пугачев на очной ставке с Коровкой и на допросе 18 ноября 1774 г. (см. док. № 9).

99. Е.И. Пугачев и А. Каверин уехали из Кабаньей слободы в начале октября 1772 г.

100. Переправившись на левый берег Дона, Е.И. Пугачев и А.С. Логачев направились вдоль реки Медведицы на северо-восток, к Волге, первой станицей на их пути была Глазуновская, а последней — Островская.

101. Кузнецов Андрей Федорович (см. о нем прим. 7 к док. № 2).

102. Е.И. Пугачев и А.С. Логачев приехали в хутор А.Ф. Кузнецова в октябре 1772 г.

103. А.Ф. Кузнецов на допросе 2 декабря 1774 г. показал, что Е.И. Пугачев ничего не говорил о намерении назваться «Петром III» и увести яицких казаков на Кубань, а также и о том, что ему оказали денежную поддержку О.И. Коровка и И.А. Долотин (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 1. Л. 418—420 об.; см. также прим. 8 к док. № 2).

104. На допросе 2 декабря 1774 г. А.Ф. Кузнецов показал, что никаких денег он Е.И. Пугачеву не давал, а дал ему харчей на дорогу да обменял уставшую лошадь на свежую (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 1. Л. 420—420 об.). Аналогичное показание дал и Пугачев да допросе 18 ноября 1774 г. (см. док. № 9).

105. Вершинин Степан Никитич (см. о нем прим. 74 к док. № 2).

106. Показание вымышленное: ни А.Ф. Кузнецов не говорил о готовности уйти на Кубань, ни С.Н. Вершинин ничего не знал о таких планах (см. прим. 7, 8 и 74 к док. № 2).

107. Малыковка — слобода (с 1780 г. — город Вольск). Е.И. Пугачев и А.С. Логачев приехали в Малыковку в конце октября 1772 г.

108. Управитель Малыковской дворцовой волости Алексей Степанович Позняков (см. о нем прим. 55 к док. № 1).

109. Речь идет о паспортах, выданных Е.И. Пугачеву и А.С. Логачеву 12 августа 1772 г. (см. прим. 53 к док. № 1).

110. Все раскольники-новопоселенцы должны были — по установленному порядку — записать свои паспорта в особой регистрационной книге Симбирской провинциальной канцелярии.

111. Мечетная слобода (ныне город Пугачев в Саратовской области).

112. В действительности Е.И. Пугачев поехал в Мечетную слободу вместе с А.С. Логачевым, где они пробыли трое суток.

113. Филарет Семенов, игумен Введенского (Филаретова) скита под Мечетной слободой (см. о нем прим. 56 к док. № 1).

114. Речь идет об А.С. Логачеве, который в действительности никогда в гвардии не служил.

115. Показание вымышленное: А.С. Логачев никогда и никому не говорил, что Е.И. Пугачев похож на Петра III (см. прим. 52 к док. № 2).

116. Показание вымышленное: ни П. Кожевников, ни О.И. Коровка не давали Е.И. Пугачеву советов назвать себя «Петром III» и увести яицких казаков на Кубань, не обещали они ему и денежной поддержки (см. прим. 53 к док. № 2, а также прим. 80 и 95 к док. № 3).

117. Филарет, давая показания на допросе в Казанской секретной комиссии 8 февраля 1774 г., не распространялся на эту тему, сообщив лишь, что Пугачев сказал ему о себе, что он вышел из-за польского рубежа и, будучи раскольником, хотел бы поселиться в здешнем ските. На том же допросе Филарет, подчеркивая свою лояльность, рассказал, что он участвовал в аресте Пугачева в Малыковке 18 декабря 1772 г., пытался с монахами своего скита снова арестовать Пугачева при появлении его в Мечетной слободе 27 августа 1773 г. (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 26—28 об.; Пугачевщина. Т. 3. С. 21).

118. Неточность. В действительности А.С. Логачев был в то время с Е.И. Пугачевым в Мечетной слободе, откуда они три дня спустя возвратились в Малыковку, взяв с собою Филарета.

119. Терса — село на правом берегу Волги вблизи Малыковки.

120. Щолоков (Щелоков) Василий Федорович (см. о нем прим. 85 к док № 2).

121. При отъезде из Малыковки в Мечетную слободу Е.И. Пугачев расстался с А.С. Логачевым.

122. Косов Степан Васильевич (см. о нем прим. 57 к док. № 1).

123. Показание Е.И. Пугачева о деньгах, оставленных им на сохранение у Филарета, — явный вымысел (см. прим. 36, 62, 70, 71, 72 и 73 к док. № 2).

124. Филиппов (Сытников) Семен Филиппович (см. о нем прим. 58 к док. № 1).

125. Е.И. Пугачев и С. Филиппов выехали из Мечетной слободы на другой день после Филиппова заговенья, т. е. 15 ноября 1772 г.

126. В основном так же передал С. Филиппов содержание разговоров, происходивших у него с Е.И. Пугачевым во время поездки в Яицкий городок (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 1. Л. 450—451).

127. Е.И. Пугачев и С. Филиппов приехали в Яицкий городок 22 ноября 1772 г. На допросах в Яицком городке, в Симбирске, а также и на первом допросе в Москве Е.И. Пугачев умолчал о том, что по пути из Мечетной слободы в Яицкий городок он останавливался в Таловом умете, где с содержателем этого умета С.М. Оболяевым и яицкими казаками Г.М. и Е.М. Закладновыми вел разговоры о положении Яицкого казачества, притесняемого властями и старшинами, и о возможности увода казаков на Кубань. Такого же содержания разговоры с теми же людьми вел Пугачев в Таловом умете и по возвращении из Яицкого городка в начале декабря 1772 г., но на этот раз речь шла уже о практическом осуществлении предприятия.

128. Пьянов Денис Степанович (подробнее см. прим. 59 к док. № 1).

129. Сходные свидетельства о содержании разговоров Е.И. Пугачева с Д.С. Пьяновым приведены в показаниях Пьянова и С. Филиппова (Пугачевщина. Т. 2. С. 116; ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 1. Л. 453).

130. Д.С. Пьянов был первым из яицких казаков, которому Е.И. Пугачев объявил себя «Петром III» еще в ноябре 1772 г. «Официально» же признали его «Петром III» лидеры Яицкого казачества в конце августа 1773 г. в Таловом умете под Яицким городком.

131. Речь идет о дворцовом перевороте 28 июня 1762 г., в результате которого был низложен Петр III.

132. «...капитан Маслов» (см. прим. 132 к док. № 1).

133. Многократно рассказываемая Е.И. Пугачевым в 1773—1774 гг. фантастическая легенда о чудесном спасении и последующих странствованиях «Петра III» за рубежом и в России.

134. Черепанов, отставной яицкий казак.

135. Коновалов Семен Афанасьевич (см. о нем прим. 146 к док. № 1).

136. Антипов Антип, отставной яицкий казак.

137. Д.С. Пьянов говорил на следствии, что он ни с кем из казаков о поручении Е.И. Пугачева не говорил (Пугачевщина. Т. 2. С. 116).

138. Примерно то же о деньгах, обещанных Е.И. Пугачевым яицким казакам за переход с Яика на Кубань, говорил на следствии и Д.С. Пьянов (Пугачевщина. Т. 2. С. 116).

139. См. выше, прим. 138.

140. О намерении Е.И. Пугачева снова приехать в Яицкий городок после праздника Рождества (25 декабря) 1772 г. для советов с казаками и подготовки к уводу их на Кубань говорили в следственных показаниях Г.М. Закладнов и С.М. Оболяев (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 64—66, 227—229 об., 234—236).

141. Речь идет об А.С. Логачеве (Семенове).

142. А.С. Логачев на допросе 13 декабря 1774 г. показал, что в путешествии из Добрянского форпоста Е.И. Пугачев рассказывал в слободе Черниговке А.И. Каверину, а в донских станицах казакам А.Ф. Кузнецову и С.Н. Вершинину, будто бы он — богатый купец, проводивший крупные торговые операции в Турции, Египте и Польше и оставивший там множество денег и товаров (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 3. Л. 70—71).

143. Речь идет о добрянском купце П. Кожевникове (см. о нем прим. 50 к док. № 2).

144. Е.И. Пугачев и С. Филиппов пробыли в Яицком городке с 22 по 28 ноября 1772 г.

145. Е.И. Пугачев умолчал при допросе о том, что на пути из Яицкого городка в Мечетную слободу он останавливался в Таловом умете, где говорил с С.М. Оболяевым и братьями Г.М. и Е.М. Закладновыми о предстоящем своем возвращении туда, чтобы решить дело с уводом казаков на Кубань (см. выше, прим. 128 к данному документу).

146. Следовательно, Пугачев приехал в Мечетную слободу в начале декабря 1772 г., опередив на несколько дней С. Филиппова.

147. Речь идет об А.С. Логачеве (Семенове).

148. Малыковский крестьянин Ф. Бердников нанял за 170 рублей А.С. Логачева в рекруты за крестьян Мечетной слободы; с декабря 1772 г. Логачев служил солдатом в гарнизонном батальоне в Симбирске.

149. Е.И. Пугачев приехал в Малыковку 15 декабря 1772 г.

150. Е.И. Пугачев был арестован 18 декабря 1772 г. и в тот же день был допрошен в Малыковской управительской канцелярии. В аресте Пугачева участвовали выборный М. Федоров, земский Т. Герасимов, сотник С. Протопопов, игумен Филарет и группа крестьян-рассыльщиков, дежуривших в тот день в управительской канцелярии.

151. «Управитель» — Алексей Степанович Позняков (см. о нем прим. 55 к док. № 1).

152. Речь идет о доносе С. Филиппова, включенном в рапорт смотрителя И.В. Расторгуева в Малыковскую управительскую канцелярию от 17 декабря 1772 г. (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 413. Л. 1—1 об.).

153. Речь идет об атамане И.И. Некрасове, который в 1708 г. увел донских казаков-булавинцев на Кубань.

154. См. протокол показаний Е.И. Пугачева на допросе в Малыковской управительской канцелярии 18 декабря 1774 г. (Приложение II).

155. На самом деле Е.И. Пугачев был отправлен из Малыковки в Симбирск 19 декабря 1772 г. (на другие сутки после его допроса, а не на четвертый день, как утверждал Пугачев).

156. Попов Василий Иванович (см. о нем прим. 62 к док. № 2).

157. Второй «розсыльщик» — Василий Шмоткин, малыковский крестьянин.

158. Показание вымышленное: никаких денег Е.И. Пугачев на сохранение игумену Филарету не давал (см. прим. 62 и 70 к док. № 2).

159. Конвой с Е.И. Пугачевым следовал из Малыковки в Симбирск правым берегом Волги через села Терса, Широкий Буерак, Алексеевка, Сосница (ныне г. Хвалынск), село Паншино, город Сызрань, села Новодевичье, Елаур и Сенгилей, затратив на 300 верст пути 9 дней.

160. Конвой доставил Е.И. Пугачева в Симбирск 28 декабря 1772 г.

161. О разговорах, которые вел Е.И. Пугачев с В.И. Поповым в пути из Малыковки в Симбирск и в самом этом городе, см. протокол показаний Пугачева на допросе 28 ноября 1774 г. (док. № 11).

162. «Подьячий» — речь идет, видимо, о канцеляристе Симбирской провинциальной канцелярии Евграфе Баженове (см. прим. 75 к док. № 2).

163. Воевода Симбирской провинции коллежский советник Николай Васильевич Панов.

164. Секретарь Симбирской провинциальной канцелярии Петр Зайцев (см. прим. 78 к док. № 2).

165. Дознание над Е.И. Пугачевым в Симбирской провинциальной канцелярии не проводилось (см. прим. 72 к док. № 1).

166. Е.И. Пугачев ошибается в указании даты его отправления из Симбирска в Казань («на другой день после Крещения 773 году» — т. е. 7 января 1773 г.). В действительности он был отправлен из Симбирска 31 декабря 1772 г.

167. Е.И. Пугачев был доставлен в Казань 4 января 1773 г.

168. Е.И. Пугачев содержался в колодничьей палате, так называемой «черной» тюрьме, при Казанской губернской канцелярии с 4 января по 27 марта 1773 г. (см. прим. 99 к док. № 1).

169. Здесь Е.И. Пугачев ошибся в датировке события — он был представлен губернатору Я.Л. Бранту не «чрез четыре» дня после привоза в Казань, а на другой день, т. е. 5 января 1773 г.

170. Губернатор Казанской губернии генерал-поручик Яков Ларионович Брант (см. о нем прим. 88 к док. № 2).

171. 5 января 1773 г. губернатор Я.Л. Брант и секретарь губернской канцелярии А.П. Аврамов, рассмотрев присланные в Казань документы по делу Е.И. Пугачева, вынесли резолюцию: допросить Пугачева, и «что покажет — доложить». Сам же допрос был проведен 7 января 1773 г.

172. В данном случае Е.И. Пугачев ошибается в датировке события. В действительности он был допрошен в Казанской губернской канцелярии 7 января 1773 г. (см. приложение III), т. е. два дня спустя после его представления губернатору (см. выше, прим. 172), а не «черес четыре дни», как утверждал Пугачев.

173. Секретарь Казанской губернской канцелярии Андреян Пантелеевич Аврамов (см. о нем прим. 74 к док. № 1).

174. Речь идет о рапорте Малыковской управительской канцелярии в Симбирскую провинциальную канцелярию от 19 декабря 1772 г., где было изложено содержание доноса С. Филиппова на Е.И. Пугачева (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 414. Л. 197—197 об.).

175. Допрос Е.И. Пугачева, производившийся 7 января 1773 г. в Казанской губернской канцелярии секретарем А.П. Аврамовым, был оформлен протоколом (см. приложение III).

176. Щолоков Василий Федорович (см. о нем прим. 85 к док. № 2).

177. См. данный документ. Л. 256—256 об.

178. В основном так же изложил В.Ф. Щолоков содержание своей первой беседы с Е.И. Пугачевым, происходившей в тюрьме при Казанской губернской канцелярии в марте 1773 г. (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 1. Л. 216—216 об.)

179. Упоминаемая здесь встреча Е.И. Пугачева с секретарем Казанской губернской канцелярии А.П. Аврамовым происходила в середине марта 1773 г. (см. прим. 96 к док № 2).

180. В.Ф. Щолоков в марте 1773 г. обращался к А.П. Аврамову с просьбой об освобождении Е.И. Пугачева, но при этом не давал и не обещал денежной взятки (см. прим. 91 к док № 2).

181. Об обстоятельствах, связанных со смягчением режима тюремного содержания Е.И. Пугачева (снятие ручных кандалов, замена тяжелых ножных кандалов на «легинькия»), см. прим. 76 к док № 1.

182. Е.И. Пугачев был переведен из «черной» тюрьмы при Казанской губернской канцелярии на общий тюремный двор 27 марта 1773 г. (см. прим. 99 к док № 2).

183. Замшев Федор (см. о нем прим. 93 к док № 2).

184. «Хлебников» — в действительности это был Седухин Иван Иванович (см. о нем прим. 92 к док № 2).

185. В основном так же изложил И.И. Седухин содержание своей беседы с Е.И. Пугачевым (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 1. Л. 210 об.).

186. Так же изложил И.И. Седухин содержание своей беседы с Е.И. Пугачевым, происходившей на одной из улиц Казани в начале апреля 1773 г. (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 1. Л. 211).

187. Бичегов Иван Никитич (см. о нем прим. 94 к док № 2).

188. О содержании письма Е.И. Пугачева к Филарету от апреля 1773 г. см. протокол симбирского допроса Пугачева (док № 2). Письмо это И.И. Седухин передал Филарету осенью 1773 г. (см. прим. 92 к док № 2).

189. В основном так же изложил И.И. Седухин содержание своей беседы с Е.И. Пугачевым, происходившей в доме у него в Казани в начале апреля 1773 г. (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512.Ч. 1. Л. 211—212).

190. В.Ф. Щолоков обманывал Е.И. Пугачева, когда говорил ему, что он, Щолоков, будто бы обращался к губернатору Я.Л. Бранту с просьбой об освобождении Пугачева.

191. В.Ф. Щолоков показал на следствии, что денежной взятки (20 рублей) он секретарю А.П. Аврамову не давал и не обещал (см. прим. 91 к док. № 2).

192. В основном так же изложил В.Ф. Щолоков содержание своих бесед с Е.И. Пугачевым, происходивших в казанском тюремном дворе в апреле 1773 г. (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 1. Л. 216 об. — 217).

193. Дружинин Парфен Петрович (см. о нем прим. 78 к док. № 1).

194. О работе колодников казанского острога на Арском поле см. прим. 77 к док. № 1.

195. Аналогично изложил П.П. Дружинин содержание своих разговоров с Е.И. Пугачевым, происходивших в апреле — начале мая 1773 г. (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 414. Л. 270 об. — 271).

196. Так же изложил П.П. Дружинин разговор с Е.И. Пугачевым о возможности побега из Казани на заранее купленной лошади (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 414. Л. 271 об. — 272).

197. Солдат «из. малороссиан» — Мищенков Григорий Алексеевич (см. о нем прим. 79 к док. № 1).

198. То же рассказал на допросе П.П. Дружинин о разговоре Е.И. Пугачева с солдатом Г.А. Мищенковым относительно совместного побега из Казани (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 414. Л. 273—273 об.).

199. «Знакомый поп» — Иван Ефимов (см. о нем прим. 82 к док. № 1).

200. Дружинин Филимон Парфенович (см. о нем прим. 81 к док. № 1).

201. Речь идет о Пятницкой церкви.

202. Е.И. Пугачев, П.П. Дружинин и Г.А. Мищенков бежали из Казани 29 мая 1773 г.

203. «Караульный офицер» — Александр Васильевич Зыков (см. о нем прим. 84 к док. № 1).

204. «...Другой им не знакомой» солдат — Денис Григорьевич Рыбаков (см. о нем прим. 86 к док. № 1).

205. Аналогично осветил события первой половины дня 29 мая 1773 г. и П.П. Дружинин (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 414. Л. 273 об. — 274).

206. П.П. Дружинин и И. Ефимов были не только знакомы, но и находились в свойстве (были женаты на двоюродных сестрах).

207. Так же рассказал об этих событиях и П.П. Дружинин (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 414. Л. 275—275 об.).

208. Солдат Д.Г. Рыбаков был оставлен Е.И. Пугачевым и его спутниками у Арского поля под Казанью.

209. Солдат Д.Г. Рыбаков, явившись вечером 29 мая 1773 г. из Царицына в Казань, утверждал, что бежавший с Е.И. Пугачевым и П.П. Дружининым солдат Г.А. Мищенков не только сорвал с него, Рыбакова, шляпу и шпагу, но будто бы и «бил его смертельно».

210. Речь идет о татарской деревне Кирша под пригородом Алатом.

211. В деревне Кирша жила жена П.П. Дружинина — Домна Степановна с малолетними детьми: дочерью Маврой и сыном Максимом.

212. Речь идет о пригороде Алат, через который Е.И. Пугачев и его спутники проехали в ночь с 30 на 31 мая 1773 г.

213. В пригороде Алат жили не две, а четыре дочери П.П. Дружинина: Екатерина, Акулина, Василиса и Авдотья.

214. Из пригорода Алат Е.И. Пугачев и его спутники направились на юго-восток к Куровскому перевозу через Вятку.

215. Так же описан маршрут путешествия и в показаниях П.П. Дружинина (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 414. Л. 276—277).

216. Кандалинцев Алексей, спутник Е.И. Пугачева в поездке к Яицкому городку (см. прим. 99 к док. № 1).

217. В селе Сарсасы Е.И. Пугачев прожил у А. Кандалинцева примерно со второй половины июня до середины июля 1773 г.

218. О последующих скитаниях П.П. Дружинина с семьей см. прим. 78 и 100 к док. № 1.

219. О последующих скитаниях беглого солдата Г.А. Мищенкова см. прим. 79 к док. № 1.

220. Из села Сарсасы Е.И. Пугачев и А. Кандалинцев направились на юг и, следуя через Заинек, Бугульму, Бугуруслан и Бузулук, приехали к Яицкому городку в конце июля 1773 г.

221. Более подробно осветил Е.И. Пугачев этот эпизод в показаниях на допросе в Яицком городке (см. док. № 1).

222. Речь идет о Таловом умете под Яицким городком (см. прим. 103 к док. № 1), куда Е.И. Пугачев приехал в начале августа 1773 г.

223. «Еремина Курица» — прозвище Степана Максимовича Оболяева (см. о нем прим. 104 к док. № 1).

224. Пьянов Денис Степанович (см. о нем прим. 59 к док. № 1).

225. В январе 1773 г., когда до Яицкого городка дошла весть об аресте Е.И. Пугачева в Малыковке и о розыске в связи с этим делом Д.С. Пьянова, он, Пьянов, бежал из дома и до декабря 1773 г. скрывался в казачьих хуторах и в скитах у раскольников в прияицкой степи.

226. Е.И. Пугачев объявил себя «Петром Третьим» в ноябре 1772 г., сказав об этом одному лишь Д.С. Пьянову (см. прим. 48 к док. № 2).

227. В основном так же изложил С.М. Оболяев в своих показаниях разговор с Е.И. Пугачевым о «государских знаках» (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 42—43 об.).

228. Закладнов Григорий Михайлович (см. о нем прим. 113 к док. № 1).

229. Г.М. Закладнов приехал к Е.И. Пугачеву 21 августа 1773 г.

230. Караваев Денис Константинович (см. о нем прим. 114 к док № 1).

231. Примерно так же осветил эту сцену Г.М. Закладнов (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 67—68; Д. 512. Ч. 1. Л. 236 об. — 237 об.).

232. Д.К. Караваев вместе с С. Кунишниковым приехал в Таловый умет к Е.И. Пугачеву 24 августа 1773 г.

233. В данном показании Е.И. Пугачев сжато резюмировал содержание своего разговора с Д.К. Караваевым. Более обстоятельны в этом отношении показания Караваева, в которых красочно и живо воспроизведена колоритная речь Пугачева, передана с мельчайшими подробностями сама обстановка встречи (ЦГАДА. Ф. 349. Д. 7330. Л. 7—10).

234. Верхний монастырь — речь идет об Исаакиевском ските, находившемся в четырех верстах от Мечетной слободы.

235. Кум Е.И. Пугачева — Степан Васильевич Косов (см. о нем прим. 57 к док № 1).

236. Е.И. Пугачев и С.М. Оболяев выехали из Талового умета 26 августа 1773 г., заночевали в пути у реки Камелик, а к вечеру 27 августа добрались до монастырей у Мечетной слободы.

237. С.М. Оболяев на допросе показал, что, заехав в Исаакиев скит, он не нашел там писарей и, не сдержавшись, «открылся» некоему незнакомому старцу, что писари эти нужны для «государя Петра Федоровича» (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 53 об. — 54).

238. Речь идет об аресте Е.И. Пугачева в Малыковке 18 декабря 1772 г.

239. Об участии С.В. Косова в аресте С.М. Оболяева и в попытке задержания Е.И. Пугачева см. прим. 123 к док. № 1.

240. Речь идет о старообрядческом Пахомиевом ските, находившемся в двух верстах от Мечетной слободы.

241. Пахомий, игумен Пахомиева скита (см. о нем прим. 122 к док. № 1).

242. События, связанные с поездкой Е.И. Пугачева и С.М. Оболяева в Мечетную слободу и с их пребыванием в Исаакиевом и Пахомиевом скитах, обстоятельно освещены в протоколах показаний Оболяева (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 52—57 об.; Д. 512. Ч. 1. Л. 232—233).

243. Д.К. Караваев и М.Г. Шигаев приехали в Таловый умет к Е.И. Пугачеву 29 августа 1773 г.

244. Шигаев Максим Григорьевич (см. о нем прим. 126 к док. № 1).

245. Зарубин Иван Никифорович (см. о нем прим. 127 к док. № 1).

246. Мясников Тимофей Григорьевич (см. о нем прим. 128 к док. № 1).

247. О «царских знаках» Е.И. Пугачева см. прим. 129, 130 и 131 к док. № 1.

248. О разговорах, происходивших у Е.И. Пугачева с яицкими казаками при встрече у Талового умета 29 августа 1773 г., сходно, но более обстоятельно рассказали на следствии участники этой встречи И.Н. Зарубин, Д.К. Караваев, Т.Г. Мясников и М.Г. Шигаев.

249. Речь идет о Казачьем умете под Яицким городком.

250. И.Н. Зарубин и Т.Г. Мясников повезли Е.И. Пугачева в хутор братьев Кожевниковых, куда они и приехали вечером 31 августа 1773 г.

251. Кожевников Андрей Алексеевич (см. о нем прим. 139 к док. № 1).

252. Т.Г. Мясников говорил на допросе, что он был послан в Яицкий городок с поручением склонить казаков на сторону «Петра III» (Вопросы истории. 1980. № 4. С. 99).

253. Приехав в Яицкий городок, И.Н. Зарубин в беседе с Д.К. Караваевым завел речь об истинном происхождении человека, выдававшего себя за «Петра III». Караваев взял клятву с Зарубина о неразглашении того, что «Петр III» не кто иной, как донской казак Е.И. Пугачев (Пугачевщина. Т. 2. С. 130).

254. «...Это знамя было в походе» — речь идет о походе яицких казаков-повстанцев против корпуса генерала Ф.Ю. Фреймана в конце мая — начале июня 1772 г. (см. прим. 63 и 64 к док. № 1).

255. Е.И. Пугачев жил на хуторе братьев Кожевниковых с 31 августа по 8 сентября 1773 г.

256. Аналогичные данные содержатся в протоколе следственных показаний А.А. Кожевникова (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 505. Л. 375 об.).

257. Коновалов Василий Семенович (см. о нем прим. 146 к док № 1). Е.И. Пугачев и И.Н. Зарубин приехали в хутор к Коновалову вечером 9 сентября 1773 г. Пугачев поехал на Усиху, взяв с собой Коновалова, Зарубина, братьев Кожевниковых и еще двух казаков.

258. «Михайла» — речь идет о Михаиле Алексеевиче Кожевникове (см. о нем прим. 137 к док. № 1).

259. Кожевников Сидор Васильевич, яицкий казак, участник восстания 1772 г. на Яике, примкнул к Е.И. Пугачеву в начале сентября 1773 г., служил в его войске. В середине сентября 1774 г. в числе других повстанцев Кожевников явился с повинной в Яицкий городок, где был допрошен в секретной комиссии (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 505. Л. 304—304 об., 345—346). Находился в заключении в Яицком городке, а затем в Оренбурге, освобожден по определению Тайной экспедиции Сената от 14 марта 1775 г.

260. О посылке из Яицкого городка в начале сентября 1773 г. розыскных команд для ареста Е.И. Пугачева и его сторонников см. прим. 144 к док. № 1.

261. Речь, видимо, идет о Я.Ф. Почиталине и В.Я. Плотникове, принимавших деятельное участие в подготовке восстания.

262. Об осенней плавне 1773 г. см. прим. 147 к док. № 1.

263. Лысов Дмитрий Сергеевич (см. о нем прим. 151 к док. № 1).

264. «Козьма Иванов» — Кузьма Иванович Фофанов (см. о нем прим. 152 к док. № 1).

265. Эти «семь старых знамен казацких» были из числа тех, с которыми казаки выходили против неприятеля в дни восстания на Яике в 1772 г. (см. прим. 143 к док. № 1).

266. Почиталин Иван Яковлевич (см. о нем прим. 155 к док. № 1).

267. «Василей Якимов» — имеется в виду Плотников (Якимов) Василий Якимович (1734—1775), отставной казак, участник восстания 1772 г. на Яике. В конце августа — начале сентября 1773 г. Плотников вместе с Я.Ф. Почиталиным, Т.Г. Мясниковым, Д.К. Караваевым активно участвовал в подготовке Пугачевского восстания; 16 сентября он вместе с И.Я. Почиталиным приехал на стан Е.И. Пугачева у речки Усиха. На другой день Пугачев, узнав о посланной за ним розыскной команде, уехал с находившимися у него казаками к Бударинскому форпосту, а Плотников, не имевший лошади, остался на Усихе, где и был арестован командой сержанта И. Долгополова, доставлен в Яицкий городок, содержался под следствием в Яицком городке, в Оренбурге и в Москве. Сенат определением от 10 января 1775 г. приговорил: высечь Плотникова кнутом, заклеймить и, вырвав ноздри, сослать на каторгу. По пути к месту каторги, в Балтийский порт (ныне г. Палдиски в Эстонии), Плотников умер в Ревеле 28 января 1775 г.

268. И.Я. Почиталин отказывался от должности секретаря, ссылаясь на свою неопытность, но Е.И. Пугачев уговорил его.

269. «Идарка» — Идеркей Баймеков (см. о нем прим. 156 к док. № 1).

270. «Баранга» — имеется в виду Барын Мустаев (1725—1773), татарин, десятник яицких казаков, участник восстания 1772 г. на Яике, примкнул к Е.И. Пугачеву в середине сентября 1773 г., позднее участвовал во взятии прияицких крепостей и в осаде Оренбурга, где в одном из боев был тяжело ранен и вскоре умер.

271. «...меньшой Кожевников» — речь идет о Степане Алексеевиче Кожевникове (см. о нем прим. 140 к док. № 1). Кожевников приехал на стан к Е.И. Пугачеву на Усиху 16 сентября 1773 г.

272. Речь идет о казаке Петре Кочурове, который, будучи арестован, на допросе в Яицкой комендантской канцелярии показал, что «на Усихе находится теперь какой-то самозванец, называющийся государем».

273. Розыскная команда во главе с поручиком И. Иглиным и старшиной М.М. Бородиным прибыла на речку Усиху 17 сентября 1773 г. Е.И. Пугачев и до 20 верных ему казаков, заранее предупрежденных С.А. Кожевниковым, уехали с Усихи к Бударинскому форпосту 16 сентября.

274. М.А. Кожевников был арестован 16 сентября 1773 г. прибывшей в его хутор из Яицкого городка командой сотника Якова Витошнова.

275. Хутор братьев Толкачевых находился вблизи Бударинского форпоста, в 88 верстах от Яицкого городка.

276. Об аресте В.Я. Плотникова см. выше, прим. 268 и 274.

277. Толкачев Андрей Прокофьевич (1745—1774), яицкий казак, участник восстания 1772 г. на Яике. Примкнул к Е.И. Пугачеву во второй половине сентября 1773 г., служил в его войске хорунжим, погиб в 1774 г.

278. Е.И. Пугачев приехал со своим отрядом в хутор Толкачевых в ночь с 16 на 17 сентября 1773 г.

279. Речь идет об именном указе Е.И. Пугачева к яицким казакам, составленном И.Я. Почиталиным 16 сентября 1773 и обнародованном 17 сентября на Бударинском хуторе братьев Толкачевых (Документы ставки. Док. № 1).

280. По словам И.Я. Почиталина, он неоднократно просил Е.И. Пугачева, чтобы тот «подписывал указы сам», но Пугачев, не знавший грамоты, отказывался от этого.

281. Аналогичные сведения привел в своих показаниях и П.П. Толкачев, сообщив, что на хутор к Е.И. Пугачеву к полудню 17 сентября 1773 г. собралось около 40 яицких казаков и калмыков (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 269 об.).

282. Давилин Еким Васильевич (см. о нем прим. 162 к док. № 1).

283. Биографических данных о Степане Шолохове установить не удалось.

284. Свидетельства, подтверждающие и дополняющие рассказ Е.И. Пугачева, привел в своих показаниях П.П. Толкачев (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 269 об. — 270).

285. Речь идет о 17 сентября 1773 г., когда Е.И. Пугачев выступил со своим отрядом в поход к Яицкому городку.

286. «Марали-хан» — речь идет о правителе Младшего казахского жуза хане Нуралы (см. о нем прим. 166 к док. № 1).

287. «Болтай» — Балтай Идеркеев (см. о нем прим. 167 к док. № 1).

288. Речь идет об именном указе Е.И. Пугачева к хану Нуралы, который был составлен 18 сентября 1773 г., а не днем раньше, как по ошибке утверждал Пугачев (Документы ставки. Док. № 2).

289. С именным указом Е.И. Пугачева к хану Нуралы утром 18 сентября 1773 г. был послан яицкий казак Уразгильды Аманов (см. о нем прим. 169 к док. № 1).

290. Отряд Е.И. Пугачева остановился на ночлег (с 17 на 18 сентября 1773 г.) у Студенского форпоста, в 30 верстах южнее Яицкого городка.

291. Е.И. Пугачев подошел со своим отрядом к Яицкому городку в полдень 18 сентября 1773 г. и остановился в трех верстах от города за рекой Чаган.

292. Акутин Иван Кириллович (см. о нем прим. 179 к док. № 1).

293. Быков Петр Алексеевич (см. о нем прим. 180 к док. № 1).

294. Крылов Андрей Прохорович (1737—1778), капитан 6-й легкой полевой команды, служивший в 1772—1775 гг. в Яицком городке. С 30 декабря 1773 г. по 16 апреля 1774 г. Крылов вместе с полковником И.Д. Симоновым руководил обороной ретраншамента (внутренней крепости) в Яицком городке, осажденном пугачевскими отрядами. В августе—октябре 1774 г. был помощником у следователя Яицкой секретной комиссии гвардии капитан-поручика С.И. Маврина, присутствовал при допросах Е.И. Пугачева, его ближайших сподвижников, рядовых повстанцев, а также главарей противопугачевского заговора. 15 мая 1774 г. Крылов отправил в Оренбург (видимо, члену-корреспонденту Академии наук П.И. Рычкову) пространное письмо, по сути, мемуарную записку, с обстоятельным описанием обороны Яицкой крепости от повстанцев (опубл. в кн.: Архив князя Воронцова. Т. 16. Бумаги графа С.Р. Воронцова. М., 1880. С. 470—512). А.П. Крылов — отец поэта-баснописца И.А. Крылова.

295. «Авчинников» — Андрей Афанасьевич Овчинников (см. о нем прим. 181 к док. № 1).

296. Витошнов Андрей Иванович (см. о нем прим. 184 к док. № 1).

297. Об одиннадцати сотниках, пятидесятниках и казаках, казненных пугачевцами 19 сентября 1773 г., см. прим. 185 к док. № 1.

298. Отряд Е.И. Пугачева остановился на ночлег (с 18 на 19 сентября 1773 г.) в урочище Крутицкая Лука, в пяти верстах от Яицкого городка.

299. Бурнов Иван Семенович (см. о нем прим. 173 к док. № 1).

300. «Шкворкин» — Скворкин Алексей Петрович (см. о нем прим. 172 к док. № 1).

301. А.П. Скворкин был схвачен казаком-пугачевцем Василием Кшининым у Сластиных хуторов 18 сентября 1773 г.

302. Бородин Мартемьян Михайлович (1737—1775), Яицкий казачий старшина с 1767 г.; в дни восстания в 1772 г. на Яике находился в тюремном заключении у казаков-повстанцев. В первой половине сентября 1773 г. Бородин участвовал в операциях по розыску Е.И. Пугачева и его сторонников, укрывавшихся в прияицкой степи, в октябре 1773 — марте 1774 г. находился со своей командой в Оренбурге, осажденном войском Пугачева, позднее участвовал в карательных операциях против повстанцев. С середины сентября 1774 г. по 10 января 1775 г. Бородин находился со своей командой в составе конвоя, охранявшего арестованного Пугачева. 15 января 1775 г. Бородин был произведен в полковники и назначен наказным атаманом Уральского казачьего войска; умер в Петербурге в начале мая 1775 г.

303. Биографических данных о Дмитрии Дубовове установить не удалось.

304. «Татарский мулла» — Забир Карамуллин (см. о нем прим. 174 к док. № 1).

305. Именной указ Е.И. Пугачева, посланный 18 сентября 1773 г. с Забиром Карамуллиным, имел сходное содержание с указом, отправленным ранее в тот же день с казаком Уразгильды Амановым (см. прим. 168 и 169 к док. № 1).

306. «...Привели к нему сержанта» — речь идет о Дмитрии Николаевиче Кальминском (см. о нем прим. 187 к док. № 1).

307. У Д.Н. Кальминского находились в действительности не указы, а экземпляры «Публикации» коменданта Яицкого городка И.Д. Симонова от 17 сентября 1773 г. В «Публикации» излагалась история похождений Е.И. Пугачева, сообщались его приметы. «Публикация» призывала к поимке и аресту Пугачева и его сторонников (ЦГАДА. Ф. 1100. Д. 2. Л. 30—31 об.).

308. Речь идет о втором приступе отряда Е.И. Пугачева к Яицкому городку 19 сентября 1773 г.

309. О казачьем круге, созванном Е.И. Пугачевым 19 сентября 1773 г., под Рубежным форпостом см. прим. 193 к док. № 1.

310. Имеется в виду присяга, составленная 19 сентября 1773 г. Д.Н. Кальминским (см.: Документы ставки. Док. № 93).

311. Следуя от Яицкого городка вверх по правому берегу Яика, войско Е.И. Пугачева в течение двух дней прошло форпосты Гниловский, Рубежный, Генварцев, Иртецкий и Кинделинский.

312. Войско Е.И. Пугачева остановилось на ночлег с 20 на 21 сентября 1773 г. вблизи Кинделинского форпоста.

313. Речь идет об именном указе Е.И. Пугачева, посланном 20 сентября 1773 г. в Илецкий городок атаману Л.И. Портнову и илецким казакам (см.: Документы ставки. Док № 4). В действительности, вопреки ошибочному утверждению Пугачева, в Илецкий городок было послано не два указа, а один.

314. С указом Е.И. Пугачева в Илецкий городок вечером 20 сентября 1773 г. поехал не атаман Л.А. Овчинников, как следует из контекста показания Пугачева, а Илецкий казачий сотник Василий Овчинников.

315. «Лазарев» — Лазарь Иванович Портнов (см. о нем прим. 196 к док № 1).

316. Речь идет об илецком казачьем сотнике Василии Овчинникове (см. выше, прим. 315).

317. В данном случае речь идет об атамане Андрее Афанасьевиче Овчинникове, приехавшем в Илецкий городок утром 21 сентября 1773 г.

318. О вступлении войска Е.И. Пугачева в Илецкий городок см. прим. 198 к док № 1.

319. «...Два попа» — священники церкви Николая Чудотворца в Илецком городке Андрей Иванов и Степан Иванов. Они в 1775 г. были отрешены от священства в наказание за торжественную встречу Е.И. Пугачева и за молебен ему.

320. Илецкие священники А. и С. Ивановы в 1774 г. подали доношение в Оренбургское духовное правление, где писали, что Е.И. Пугачев и его казаки, находясь в церкви, «святым иконам поругания и во оной грабительства никакого не причинили» (Гос. архив Оренбургской области. Ф. 172. Он. 1. Д. 4166. Л. 375—375 об.).

321. Творогов Иван Александрович (см. о нем прим. 205 к док № 1).

322. Горшков Максим Данилович (см. о нем прим. 228 к док. № 1).

323. О жалобах казаков на атамана Л.И. Портнова см. прим. 202 к док. № 1.

324. Атаман Л.И. Портнов был казнен 21 сентября 1773 г.

325. Чумаков Федор Федотович (см. о нем прим. 237 к док. № 1).

326. Войско Е.И. Пугачева выступило из Илецкого городка в поход к Рассыпной крепости утром 24 сентября 1773 г.

327. Уходя 24 сентября 1773 г. из Илецкого городка, Е.И. Пугачев назначил там атаманом Илецкого есаула Ивана Леонтьевича Жеребятникова (1705—1773). Два дня спустя он был доставлен в стан Е.И. Пугачева у Рассыпной крепости, где был изобличен в измене и казнен.

328. Рассыпная крепость была взята войском Е.И. Пугачева 25 сентября 1773 г. (см. прим. 207 к док. № 1).

329. «Комендант» — Иван Федорович Веловский (см. о нем прим. 208 к док. № 1).

330. «Два офицера» — при обороне Рассыпной крепости погибли три офицера: капитан Никита Савинич, поручик Алексей Кирпичев и прапорщик Василий Осипов (см. прим. 208 к док. № 1).

331. Е.И. Пугачев назначил атаманом Рассыпной крепости отставного солдата Семена Андреевича Смалкова.

332. Речь идет об илецком есауле Иване Леонтьевиче Жеребятникове (см. о нем выше, прим. 328).

333. Речь идет об илецком казаке Алексее Ивановиче Жеребятникове, посланном утром 21 сентября 1773 г. своим отцом в Оренбург с донесением о переходе илецких казаков на сторону Е.И. Пугачева.

334. Оренбургский губернатор генерал-поручик Иван Андреевич Рейнсдорп (см. о нем прим. 223 к док. № 1).

335. О казни И.Л. Жеребятникова см. выше, прим. 328.

336. Войско Е.И. Пугачева овладело Нижне-Озерной крепостью 26 сентября 1773 г. (см. прим. 209 к док. № 1).

337. Комендант Нижне-Озерной крепости премьер-майор Захар Иванович Харлов (см. о нем прим. 210 к док. № 1).

338. Показание неверное. В действительности З.И. Харлов был тяжело ранен в бою и после того казнен.

339. Об офицерах Нижне-Озерной крепости см. прим. 210 к док. № 1.

340. Билов Христиан Христианович (см. о нем прим. 212 к док. № 1).

341. Бригадир Х.Х. Билов не решился вступить в полевое сражение с войском Е.И. Пугачева, в ночь на 26 сентября 1773 г. отошел со своим корпусом в Татищеву крепость (см. прим. 213 к док. № 1).

342. Речь идет о команде, посланной премьер-майором З.И. Харловым 25 сентября 1773 г. в помощь гарнизону Рассыпной крепости. Вблизи урочища Бикет эта команда была окружена войском Е.И. Пугачева и почти без сопротивления сложила оружие. При этом был убит поручик Борис Федорович Толбаев, а захваченный в плен капитан Петр Иванович Сурин казнен повстанцами.

343. На самом деле этот офицер — Иван Иванович Астренев — в команде капитана П.И. Сурина не был. Астренев попал в плен к повстанцам позднее, в начале октября 1773 г. в Пречистенской крепости (см. прим. 258 к док. № 1).

344. Именной указ Е.И. Пугачева, посланный 27 сентября 1773 г. гарнизону Татищевой крепости, не сохранился (о нем см.: Овчинников Р.В. Манифесты и указы Е.И. Пугачева. С. 165—166).

345. Войско Е.И. Пугачева штурмом овладело Татищевой крепостью 27 сентября 1773 г. (см. прим. 215 и 216 к док. № 1).

346. Подуров Тимофей Иванович (см. о нем прим. 216 к док. № 1). В то время он был сотником оренбургских казаков (а не полковником, как ошибочно показал Е.И. Пугачев). Чин полковника Подуров получил от Пугачева в лагере под Оренбургом.

347. При взятии Татищевой крепости были убиты из офицеров полковник Григорий Миронович Елагин (см. о нем прим. 211 к док. № 1), а также поручик Гаврила Соколов.

348. Речь идет о Дмитрии Николаевиче Кальминском (см. о нем прим. 187 к док. № 1).

349. в действительности Е.И. Пугачев назначил атаманом (комендантом) Татищевой крепости не казака, а священника местной церкви Степана Семенова, который исполнял обязанности атамана до середины октября 1773 г. При взятии Татищевой крепости корпусом генерала П.М. Голицына (22.III.1774) Семенов был арестован, отправлен под конвоем в Оренбург. Определением секретной комиссии от 16 июля 1774 г. Семенов был лишен священства и определен в дьячки одной из церквей Оренбургской епархии.

350. В действительности, вопреки показанию Е.И. Пугачева, то была не жена бригадира Х.Х. Билова (которая жила в то время в Оренбурге), а вдова коменданта Рассыпной крепости И.Ф. Веловского — Ирина Даниловна Веловская.

351. Неточность. В действительности войско Е.И. Пугачева находилось у Татищевой крепости три дня, с 27 по 29 сентября 1773 г.

352. Войско Е.И. Пугачева вступило в Чернореченскую крепость 30 сентября 1773 г.

353. Речь идет о капитане Павле Артемьевиче Нечаеве (см. о нем прим. 220 к док. № 1).

354. Войско Е.И. Пугачева вступило в Каргалу 1 октября 1773 г.

355. Войско Е.И. Пугачева вступило в Сакмарский городок 2 октября 1773 г.

356. Речь, видимо, идет о «Публикации» Оренбургской губернской канцелярии от 30 сентября 1773 г. (см. прим. 225 к док. № 1).

357. «...Незнаемой человек» — речь идет об Афанасии Тимофеевиче Соколове-Хлопуше (см. о нем прим. 224 к док. № 1).

358. Речь идет об указах Оренбургской губернской канцелярии от 2 октября 1773 г. (см. прим. 225 к док. № 1).

359. Интересные данные о первых днях пребывания в ставке Е.И. Пугачева привел в своих показаниях А.Т. Соколов-Хлопуша (Красный архив. 1935. № 68. С. 164—165).

360. А.Т. Соколов-Хлопуша, специально выяснявший состояние сил Пугачева, утверждал на допросе, что в то время у него было «яицких казаков и всякого сорту, — с лишком две тысячи, и большею частию пехота», а также 46 пушек (Красный архив. 1935. № 68. С. 165).

361. А.Т. Соколов-Хлопуша был послан на Авзяно-Петровский завод с именным указом Е.И. Пугачева от 17 октября 1773 г.

362. «Мусалей» — речь идет о Каргалинском татарине Мусе Улееве (Алееве), примкнувшем к Е.И. Пугачеву в начале октября 1773 г. и вскоре назначенном командиром полка в повстанческом войске. Муса Алеев был взят в плен карателями после вступления в Каргалу корпуса генерала П.М. Голицына (1.IV.1774), содержался под следствием в Оренбурге, освобожден из заключения в сентябре 1774 г.

363. Солодовников Иван Осипович (см. о нем прим. 232 к док. № 1).

364. Это событие имело место 17 ноября 1773 года (см. прим. 232 к док. № 1).

365. «Емансарай» — Емансары Епаров (см. о нем прим. 242 к док. № 1).

366. «Кинжа» — Кинзя Арсланов (см. прим. 244 к док № 1).

367. Серебрецов Яков Дмитриевич, яицкий казак, в конце октября 1773 г. перешел на сторону Е.И. Пугачева и привел в его лагерь казаков из карательной команды сотника П.Л. Копеечкина. Позднее Серебрецов служил в повстанческом войске, в июне 1774 г. схвачен карателями и казнен в Яицком городке.

368. Копеечкин Петр Ларионович (1720—1773), сотник яицких казаков, в середине октября 1773 г. возглавил карательную команду. Вскоре казаки этого отряда, предводительствуемые Я.Д. Серебрецовым, подняли мятеж, схватили Копеечкина и немногих его сторонников и отправились в Бердскую слободу к Е.И. Пугачеву, где Копеечкин и был казнен в начале ноября 1773 г.

369. Речь идет об установке Е.И. Пугачевым четырех пушечных батарей для намеченного на 2 ноября 1773 г. приступа к Оренбургу (см. прим. 250 к док. № 1).

370. Здесь Е.И. Пугачев говорит о приступе его войска к Оренбургу 2 ноября 1773 г. и происходившей в тот день и 3 ноября артиллерийской дуэли сторон (см. прим. 250—253 к док. № 1).

371. Повстанческое войско обосновалось на зимние квартиры в Бердской слободе и ее окрестностях 4 ноября 1773 г.

372. «...Салдат Калмыков» — речь идет о бомбардире Оренбургской артиллерийской команды Степане Игнатьевиче Калмыцком (1746—1774). Он перешел на сторону Е.И. Пугачева 27 сентября 1773 г., служил канонером в его войске, участвовал в боях под Оренбургом и Яицким городком. В конце марта 1774 г. Калмыцкий явился с повинной к властям, содержался под следствием в Оренбурге. По определению секретной комиссии приговорен к наказанию шпицрутенами (7000 ударов), сразу же после исполнения приговора 1 июня 1774 г. умер.

373. Аблай, султан Среднего казахского жуза.

374. Мендей Тюнеев, старшина башкирских марийцев.

375. «Альвей» — Алибай Мурзагулов, башкирский старшина Кыркули-Минской волости Ногайской дороги Уфимского уезда. В октябре 1773 г. — марте 1774 г. находился в рядах повстанцев, в апреле 1774 г. перешел на сторону карателей, а в мае—июне снова действовал в рядах восставших, 17 июля 1774 г. капитулировал вместе с некоторыми старшинами.

376. Дербетев Федор Иванович (1740—1774), квартирмейстер Ставропольского калмыцкого казачьего корпуса, ветеран Семилетней войны. Примкнул к Е.И. Пугачеву в октябре 1773 г., командовал крупным отрядом, в апрелемае 1774 г. предпринял попытки прорваться на соединение к Пугачеву, но потерпел поражение в бою 22 мая с отрядом поручика В. Байкова, был тяжело ранен, захвачен в плен, а два дня спустя умер.

377. Проводником корпуса полковника П.М. Чернышева к Оренбургу в ночь с 12 на 13 ноября 1773 г. был Чернореченский ссыльнопоселенец Иван Наумов (см. прим. 263 к док. № 1).

378. Чернышев Петр Матвеевич (см. о нем прим. 264 к док. № 1).

379. Речь идет о захвате в плен войском Е.И. Пугачева корпуса полковника П.М. Чернышева под Оренбургом 13 ноября 1773 г. (см. прим. 266 к док. № 1).

380. Неполный список офицеров, казненных вместе с полковником П.М. Чернышевым в Бердской слободе 13 ноября 1773 г. см. в кн.: Пушкин А.С. Полн. собр. соч. Л., 1938. Т. 9. Кн. 1. С. 128—129.

381. «Казак» — Пономарев Яков Иванович (см. прим. 269 к док. № 1).

382. Корф Алексей Алексеевич, бригадир (см. о нем прим. 236 к док. № 1).

383. Речь идет о прорыве корпуса бригадира А.А. Корфа в Оренбург 13 ноября 1773 г. (см. прим. 235, 236, 269 и 270 к док. № 1).

384. Дусали, султан (см. о нем прим. 217 к док. № 2).

385. Сын султана Дусали — султан Саидали (см. прим. 218 к док. № 2).

386. Государственная Военная коллегия была учреждена Е.И. Пугачевым в середине ноября 1773 г. (см. прим. 283 к док. № 1).

387. Скобычкин Данила Гаврилович (1712—1774), яицкий казак, участник восстания 1772 г. на Яике. Примкнул к Е.И. Пугачеву в середине сентября 1773 г., участвовал во взятии прияицких крепостей, в боях под осажденным Оренбургом, погиб в сражении под Татищевой крепостью 22 марта 1774 г.

388. «Супонев» — Супонин Семен, яицкий казак, примкнул к Е.И. Пугачеву в сентябре 1773 г., участвовал во взятии прияицких крепостей, в боях под осажденным Оренбургом, в середине ноября назначен повытчиком (столоначальником) в повстанческую Военную коллегию. В апреле 1774 г. Супонин бежал в Яицкий городок, где несколько месяцев жил «в укрывательстве», 18 августа явился с повинной в секретную комиссию и был освобожден на поруки.

389. Кар Василий Алексеевич (см. о нем прим. 256 к док. № 1).

390. В начале ноября 1773 г. корпус генерала В.А. Кара находился в сотне верст от Оренбурга.

391. Вместе с атаманом А.А. Овчинниковым повстанческим войском в боях 6—9 ноября 1773 г. предводительствовал также и атаман И.Н. Зарубин.

392. Речь идет об авангардной команде поручика Александра Карташева (см. прим. 257 к док. № 1).

393. «Два офицера» — поручик Семен Волженский (см. о нем прим. 260 к док. № 1) и подпоручик Михаил Шванвич (см. о нем прим. 259 к док. № 1).

394. Два казненных офицера — подпоручик Александр Карташев и поручик Михаил Карташев.

395. Речь идет о поражении корпуса войск генерала В.А. Кара в боях 7—9 ноября 1773 г. у деревни Юзеевой (см. прим. 256 к док. № 1).

396. Речь идет о подпоручике И.И. Астреневе (см. о нем прим. 258 к док. № 1).

397. Шванвич Михаил Александрович (см. о нем прим. 259 к док. № 1).

398. Атаманом был назначен поручик Семен Волженский (см. о нем прим. 260 к док. № 1).

399. Речь идет об Авзяно-Петровских заводах, откуда А.Т. Соколов-Хлопуша привел в Бердскую слободу отряд из 500 крестьян.

400. О походе А.Т. Соколова-Хлопуши к Авзяно-Петровским заводам и об участии его отряда в боях с корпусом войск генерала В.А. Кара смотри протокол его показаний на допросе 10 мая 1774 г. (Красный архив. 1935. № 68. С. 165—166).

401. Речь идет о Верхне-Озерной крепости.

402. Речь идет об Исецкой казачьей команде (593 казака), посланной из Оренбурга 22 ноября 1773 г. и три дня спустя вступившей в Гирьяльский редут.

403. Приводимые Е.И. Пугачевым данные о состоянии его отряда подтверждаются показаниями исецких казачьих сотников И.Ф. Белоносова и Я.С. Сутормина (ЦГВИА. Ф. 20. Д. 1231. Л. 376—376 об., 379—379 об.).

404. Е.И. Пугачев, выступив из Бердской слободы 24 ноября 1773 г., вечером следующего дня занял Гирьяльский редут.

405. «Балдин» — речь идет об исецком казачьем капрале Петре Захаровиче Билдине, который был произведен Е.И. Пугачевым в полковники, участвовал со своим полком в боях под Оренбургом, был захвачен в плен карателями в битве у Сакмарского городка 1 апреля 1774 г., содержался под следствием в Оренбурге. По приговору секретной комиссии Билдин был «нещадно» бит плетьми и, по принесении присяги, определен в службу рядовым казаком.

406. В Гирьяльском редуте 26 ноября 1773 г. были казнены трое исецких казачьих старшин: Михаил Дьяконов, Василий Севастьянов и Василий Черкашенинов.

407. 20 ноября 1773 г. Е.И. Пугачев отправил к ВерхнеОзерной крепости А.Т. Соколова-Хлопушу с полком заводских крестьян и атамана Андрея Бородина-Шару с конным полком. Этот сводный отряд (до 1000 чел.) атаковал 23 ноября Верхне-Озерную крепость, но штурм был отбит гарнизоном крепости во главе с комендантом полковником О.Х. Демарином.

408. Речь идет о Кундровской слободе, находившейся в 11 верстах от Верхне-Озерной крепости.

409. Е.И. Пугачев, присоединив к себе отряд А.Т. Соколова-Хлопуши и А. Бородина-Шары, 26 ноября 1773 г. атаковал Верхне-Озерную крепость. Штурм продолжался более 12 часов, с 9 часов утра до десятого часу вечера. Гарнизону с большим трудом удалось отбить натиск повстанцев и отстоять крепость. Пугачев потерял в этом бою атамана А. Бородина-Шару, который был тяжело ранен, схвачен неприятелем и вскоре после допроса умер.

410. Речь идет о команде секунд-майора Ефрема Заева (430 солдат и 90 казаков при трех пушках). Команда эта вступила в Ильинскую крепость 27 ноября 1773 г.

411. Отряды Е.И. Пугачева и А.Т. Соколова-Хлопуши атаковали Ильинскую крепость 28 ноября 1773 г., но были отбиты командой майора Е. Заева. Утром 29 ноября Пугачев повел свои отряды на новый приступ и, сломив сопротивление неприятеля, овладел крепостью (см. прим. 272 к док. № 1).

412. «Раненый офицер» — капитан тобольского гарнизона Иван Башарин (1735—1774). При взятии отрядами Е.И. Пугачева Ильинской крепости Башарин попал в плен, по просьбе солдат его роты помилован Пугачевым, служил в повстанческом войске под Оренбургом, погиб в одном из боев весной 1774 г., видимо, в битве 21 мая под Троицкой крепостью.

413. «Больной офицер» — прапорщик гарнизона Ильинской крепости Иван Бочкарев. Атаман А.Т. Соколов-Хлопуша, овладев Ильинской крепостью (24.XI.1773), оставил в ней комендантом Бочкарева. Позднее Бочкарев служил у повстанцев, скончался от ран весной 1774 г.

414. Е.И. Пугачев возвратился в Бердскую слободу в начале декабря 1773 г.

415. Речь идет о подпоручике Иване Ивановиче Астреневе.

416. Упомянутая Е.И. Пугачевым «бумага» сохранилась в архиве (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 508. Ч. 2. Л. 155).

417. Речь идет об именном указе Е.И. Пугачева оренбургскому губернатору И.А. Рейнсдорпу на немецком языке, подброшенном к стенам Оренбурга 20 декабря 1773 г. (Документы ставки. Док. № 27).

418. Солодовников Иван Осипович (см. о нем прим. 232 к док. № 1).

419. Показание Е.И. Пугачева о составлении «немецкого» указа подтверждается свидетельством М.А. Шванвича (Пугачевщина. Т. 3. С. 212).

420. Речь идет об указе к правителям Младшего казахского жуза, хану Нуралы и султану Дусали, отправленном им в начале декабря 1773 г.

421. «Стапалинской форпост» — речь идет о Тополинском или Тополевом форпосте, находившемся в низовьях Яика.

422. Толкачев Михаил Прокофьевич (см. о нем прим. 274 к док. № 1).

423. Речь идет об Яицком городке.

424. Именной указ («манифест») Е.И. Пугачева был адресован не только султану Дусали, но и хану Нуралы.

425. «Тангаич» — Аптыш Тангаев (см. о нем прим. 275 к док. № 1).

426. Об именном указе Е.И. Пугачева казакам Нижнеяицкой линии, посланном с М.П. Толкачевым в декабре 1773 г. см.: Овчинников Р.В. Манифесты и указы Е.И. Пугачева. С. 183—185.

427. Об именном указе Е.И. Пугачева правителям Младшего казахского жуза, хану Нуралы и султану Дусали, посланном в декабре 1773 г. с казаком Аптышем Тангаевым см.: Овчинников Р.В. Манифесты и указы Е.И. Пугачева. С. 185—187.

428. Перфильев Афанасий Петрович (см. о нем прим. 426 к док. № 1), он приехал в Бердскую слободу в конце декабря 1773 г.

429. А.П. Перфильев и его товарищ по поездке в Петербург Петр Андреевич Герасимов возвратились в Яицкий городок 14 декабря 1773 г.

430. А.П. Перфильев показал на следствии, что Е.И. Пугачев в первой беседе с ним заявил, что он не боится ни лазутчиков, ни тайно посылаемых убийц (Вопросы истории. 1973. № 8. С. 103—104).

431. Как показал на следствии А.П. Перфильев, он, по настоянию атамана А.А. Овчинникова, покаялся Е.И. Пугачеву о том, что при первой беседе с ним утаил от него истинную причину своего приезда в Бердскую слободу, не сказал того, с каким заданием он был послан из Петербурга (Вопросы истории. 1973. № 8. С. 104).

432. А.П. Перфильев говорил на следствии, что при встрече в ноябре 1773 г. в Петербурге с графом А.Г. Орловым получил задание — «постараться, как можно, уговорить яицких казаков, дабы они от сего разбойника [Пугачева] отстали и ево поймали» (Вопросы истории. 1973. № 8. С. 102).

433. Симонов Иван Данилович (см. о нем прим. 148 к док. № 1).

434. Речь идет об яицком казаке Петре Андреевиче Герасимове, который в ноябре 1773 г. вместе с А.П. Перфильевым вел переговоры в Петербурге с графом А.Г. Орловым. Подполковник И.Д. Симонов послал Герасимова на Нижне-Яицкую линию, поручив ему уговаривать яицких казаков от присоединения к появившимся там пугачевским эмиссарам Михаилу Толкачеву и Аптышу Тангаеву. Однако, прибыв на Нижний Яик, Герасимов перешел на сторону повстанцев, позднее участвовал в боях в Яицком городке и под Оренбургом, погиб в сражении у Татищевой крепости 22 марта 1774 г.

435. Толкачев Михаил Прокофьевич (см. о нем прим. 274 к док № 1).

436. Е.И. Пугачев, выслушав рассказы А.П. Перфильева о петербургских «боярах», заявил: «Ты сам видишь, сколько теперь взято крепостей, а народу у меня как песку. А дай сроку, будет время, и к ним в Петербург заберемся, моих рук не минуют. Я-де знаю, что вся чернь меня везде с радостию примет, лишь только услышит» (Вопросы истории. 1973. № 8. С. 104).

437. Речь идет о цесаревиче, великом князе Павле Петровиче.

438. Имеется в виду первая жена цесаревича Павла Петровича, великая княжна Наталья Алексеевна (1755—1776).

439. Рассказ Е.И. Пугачева о встрече и разговорах А.П. Перфильева с яицкими казаками, служившими в осажденном Оренбурге, не имеет параллелей ни в документах оренбургской администрации, ни в мемуарных свидетельствах очевидцев оренбургской осады.

440. Атаман М.П. Толкачев вступил в Яицкий городок 30 декабря 1773 г.

441. «...один старшина» — Нефед Андреевич Мостовщиков (1734—1774), команда которого потерпела поражение в бою с отрядом М.П. Толкачева под Яицким городком 30 декабря 1773 г., причем сам Мостовщиков был взят в плен и казнен в начале января 1774 г.

442. «...Симанов ушел в город» — речь идет о внутренней городовой крепости, выстроенной в центральной части Яицкого городка, где с 30 декабря 1773 г. по 16 апреля 1774 г. оборонялся гарнизон во главе с подполковником И.Д. Симоновым (см. прим. 281 к док. № 1).

443. Отряд атамана А.А. Овчинникова вступил в Яицкий городок 6 января 1774 г.

444. Е.И. Пугачев с небольшой свитой казаков выехал из Бердской слободы 5 января 1774 г. и прибыл в Яицкий городок 7 января.

445. Минный подкоп был направлен против южного фаса городовой крепости (см. прим. 290 к док. № 1).

446. Взрыв минного подкопа был произведен 20 января 1774 г. (см. прим. 292 и 293 к док. № 1).

447. Речь идет о колокольне собора Архангела Михаила, служившей цитаделью крепости в Яицком городке (см. прим. 286 к док. № 1).

448. Рытье минного подкопа под колокольню производилось в течение месяца, с 20 января по 19 февраля 1774 г. (см. прим. 306 к док. № 1).

449. «Служивой» — Матвей Иванович Ситников (см. о нем прим. 291 к док. № 1).

450. Атаман А.А. Овчинников отправился в Гурьев городок 20 января 1774 г.

451. Ульянов Илья Иванович (см. о нем прим. 192 к док. № 2).

452. Антипов Яков Степанович, яицкий казак, в конце ноября 1773 г. вместе с И.Н. Зарубиным-Чикой и И.И. Ульяновым был направлен Е.И. Пугачевым на Воскресенский завод для руководства работами по изготовлению артиллерийских орудий и снарядов к ним. В начале марта 1774 г. Антипов был вызван Пугачевым в Бердскую слободу, принял участие в арьергардных боях против корпуса генерала П.М. Голицына.

453. Здесь Е.И. Пугачев, прерывая хронологическую последовательность показаний, возвращается к событиям осени 1773 г.

454. Д.С. Лысов был послан на Самарскую линию в начале октября 1773 г.

455. Е.И. Пугачев приехал в Яицкий городок в конце января 1774 г.

456. Атаман А.А. Овчинников вступил в Гурьев городок 25 января 1774 г.

457. Атаманом в Гурьеве городке был Яицкий казачий старшина Кирилл Степанович Филимонов, который был казнен повстанцами 26 января 1774 г., вместе с ним были казнены сотник И. Пономарев, городничий А. Казанцев, священник Дмитрий, писарь И. Жерехов и пятеро солдат и унтер-офицеров гарнизонной команды.

458. О порохе, доставленном А.А. Овчинниковым из Гурьева в Яицкий городок в начале февраля 1774 г., см. прим. 314 к док. № 1.

459. Каргин Никита Афанасьевич (см. о нем прим. 295 к док. № 1).

460. Коновалов Семен Афанасьевич (см. о нем выше, прим. 146 к док. № 1).

461. Пьянов Денис Степанович (см. о нем прим. 59 к док. № 1).

462. События, связанные со сватовством Е.И. Пугачева к Устинье Кузнецовой, происходили в Яицком городке в конце января 1774 г.

463. Кузнецов Петр Михайлович (см. о нем прим. 299 к док. № 1).

464. Кузнецова Устинья Петровна (см. о ней прим. 300 к док. № 1).

465. Пугачева Софья Дмитриевна (см. о ней прим. 10 к док. № 1).

466. Имеется в виду освобождение из казанского тюремного острога С.Д. Пугачевой, ее сына Трофима, дочерей Аграфены и Христины при взятии войском Е.И. Пугачева Казани 12 июля 1774 г.

467. Об отношении Устиньи Кузнецовой и ее отца П.М. Кузнецова к ее замужеству см. прим. 302 к док. № 1.

468. Е.И. Пугачев женился на У.П. Кузнецовой 1 февраля 1774 г.

469. Церковное бракосочетание Е.И. Пугачева с У.П. Кузнецовой происходило в Петропавловской церкви Яицкого городка.

470. Торжественную церковную службу венчания Е.И. Пугачева с У.П. Кузнецовой вел священник Петропавловской церкви Сергей Михайлов.

471. Е.И. Пугачев возвратился в Бердскую слободу 6 февраля 1774 г.

472. Речь идет о сражении у Бердской слободы 13 января 1774 г. (см. прим. 313 к док. № 1).

473. В результате инцидента, происшедшего между Е.И. Пугачевым и Д.С. Лысовым в начале марта 1774 г., Лысов был казнен повстанцами в Бердской слободе (см. прим. 151 к док. № 1).

474. М.Г. Шигаев вспоминал при допросе, что он просил Е.И. Пугачева, «становясь пред ним на колени», о помиловании Лысова. Но Пугачев сказал: «Как-де можно его простить? Он мне великой злодей!» (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 88 об.).

475. Речь идет о взрыве минного подкопа под колокольней собора Михаила Архангела 19 февраля 1774 г.

476. В подвале соборной колокольни хранилось до 40 пудов пороха (см. прим. 317 и 318 к док. № 1).

477. Казачий круг проходил в Яицком городке в начале февраля 1774 г.

478. Легошин Андрей, яицкий казак, примкнул к Е.И. Пугачеву в январе 1774 г., погиб в бою 10 марта 1774 г.

479. На казачьем круге в Яицком городке в феврале 1774 г. в войсковые судьи и старшины вместе с А.П. Перфильевым был выбран и Иван Андреевич Фофанов, который до августа того года командовал повстанческим отрядом в прияицкой степи.

480. Е.И. Пугачев выехал из Яицкого городка 20 февраля 1774 г. и два дня спустя прибыл в Бердскую слободу.

481. Речь идет о пленном солдате Второго гренадерского полка Фаддее Киселеве, который в январе 1774 г. сообщил повстанческой Военной коллегии об изменнических замыслах служивших в войске Е.И. Пугачева офицеров И.И. Астренева и С. Волженского. Киселев попал в плен к карателям в битве 22 марта 1774 г. у Татищевой крепости и вскоре был казнен по приказу генерал-майора П.М. Голицына.

482. Речь идет о подпоручике Семене Волженском (см. о нем прим. 260 к док. № 1). В данном случае Пугачев ошибочно назвал Волженского «Иваном Ивановичем» (так он обычно называл подпоручика И.И. Астренева).

483. Имеется в виду подпоручик Астренев Иван Иванович (см. о нем прим. 258 к док. № 1). В действительности Астренев был взят в Пречистенской крепости.

484. Примерно так же осветил замысел И.И. Астренева и С. Волженского и поручик Л. Черкасов (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 467. Ч. 13. Л. 234 об.).

485. Голицын Петр Михайлович (см. о нем прим. 307 к док. № 1).

486. Речкин Степан Леонтьевич (1725—1774), яицкий казак, участник восстания 1772 г. на Яике, примкнул к Е.И. Пугачеву осенью 1773 г., командовал крупным отрядом, при разгроме которого в июне 1774 г. был захвачен в плен и вскоре казнен в Яицком городке.

487. Арапов Илья Федорович (см. о нем прим. 310 к док. № 1).

488. Дербетев Федор Иванович (см. о нем выше, прим. 377).

489. Е.И. Пугачев отправился в поход к Сорочинской крепости 3 марта 1774 г. и два дня спустя вступил в эту крепость.

490. Речь идет о ночном бое отрядов Е.И. Пугачева с авангардной командой премьер-майора В. Елагина у деревни Пронкиной 6 марта 1774 г. (см. прим. 326 к док. № 1).

491. Офицер, о котором идет речь — премьер-майор Василий Елагин (1741—1774), с января 1774 г. служил в авангарде корпуса генерала П.М. Голицына; в самом начале боя у Пронкиной деревни 6 марта 1774 г. был убит (а не ранен, как говорил о нем Е.И. Пугачев).

492. Неточное показание. В действительности, отойдя после боя у Пронкиной деревни в Сорочинскую крепость, Е.И. Пугачев отправился не в Бердскую слободу, а в Яицкий городок, где и находился с 8 по 14 или 15 марта 1774 г. (см. прим. 326 и 327 к док. № 1).

493. Здесь Е.И. Пугачев возвращается к событиям, происходившим в декабре 1773 г. В первых числах того месяца в Бердскую слободу были доставлены изготовленные на Воскресенском заводе артиллерийские орудия и снаряды к ним.

494. Атаман И.Н. Зарубин и И.И. Ульянов приехали под Уфу в начале декабря 1773 г.

495. Несомненно, что инициатива в титуловании И.Н. Зарубина «графом Чернышевым» принадлежала самому Е.И. Пугачеву, который послал о том указ Зарубину в декабре 1773 г. (Овчинников Р.В. Манифесты и указы Е.И. Пугачева С. 181—183).

496. Поездка И.И. Ульянова в Бердскую слободу к Е.И. Пугачеву за порохом имела место в феврале 1774 г.

497. Сподвижники Е.И. Пугачева М.Д. Горшков, И.Н. Зарубин, А.П. Перфильев, Т.И. Подуров, И.Я. Почиталин, Я.Ф. Почиталин, М.Г. Шигаев в своих следственных показаниях говорили, что Пугачев неоднократно высказывался относительно намерения по взятии Оренбурга пойти в Москву и Петербург, завладеть престолом, постричь в монахини Екатерину II и сослать ее в дальний монастырь (см.: Пугачевщина. Т. 2. С. 135, 188, 194, 196; Вопросы истории. 1973. № 8. С. 104; ЦГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 93 об., 207 об., 214 об.).

498. Речь, видимо, идет о вступлении корпуса войск генерала П.М. Голицына в Сорочинскую крепость 11 марта 1774 г.

499. Выступив из Бердской слободы 20 марта 1774 г., Е.И. Пугачев в тот же день прибыл в Татищеву крепость (см. прим. 331 к док. № 1).

500. Кроме отрядов, приведенных атаманами А.А. Овчинниковым и И.Ф. Араповым, в Татищеву крепость подошли отряды С.Л. Речкина, Н.Л. Чулошникова, Ф.И. Дербетева и других атаманов.

501. Пугачевская артиллерия насчитывала до 36 орудий.

502. В корпусе генерал-майора П.М. Голицына было до 6500 человек пехоты и кавалерии и до 25 пушек.

503. Речь идет о казаках-разведчиках Чугуевского полка.

504. Сражение у Татищевой крепости 22 марта 1774 г. продолжалось в течение шести часов (см. прим. 336, 338 и 339 к док. № 1).

505. Речь идет о лощине у восточного фаса Татищевой крепости.

506. Имеется в виду северный фас Татищевой крепости, к которому шла дорога от Переволоцкой крепости.

507. Атаман А.А. Овчинников продолжал бой до полного исхода боеприпасов, а потом прорвался с тремя сотнями казаков на запад, к Нижне-Озерной крепости.

508. Речь идет об Иване Яковлевиче Почиталине.

509. Бородин Григорий Семенович (см. о нем прим. 341 к док. № 1).

510. Бородин Мартемьян Михайлович (см. о нем выше, прим. 303).

511. Кузнецов Егор Петрович (см. о нем прим. 342 к док. № 1).

512. Коновалов Василий Семенович (см. о нем прим. 146 к док. № 1).

513. Е.И. Пугачев и его спутники примчались в Бердскую слободу поздним вечером 22 марта 1774 г.

514. Об этом совете, происходившем рано утром 23 марта 1774 г., см. прим. 344 к док. № 1.

515. На совете высказывались предложения об уходе повстанческого войска под Уфу, а также в Гурьев городок.

516. По другим данным Е.И. Пугачев вывел с собой из Бердской слободы до двух тысяч конных повстанцев (см. прим. 347 к док. № 1).

517. Неточность. В действительности Е.И. Пугачев повел свое войско к Переволоцкой крепости (см. прим. 349 к док. № 1).

518. Не доходя 20 верст до Переволоцкой крепости, повстанцы обнаружили неприятельский аванпост, что и заставило Е.И. Пугачева повернуть свое войско к Оренбургу (см. прим. 350 к док. № 1).

519. Речь идет о Репинском казачьем хуторе.

520. О разговорах, происходивших на казачьем круге 26 марта 1774 г., см. прим. 350 к док. № 1.

521. Войско Е.И. Пугачева вступило в Каргалу 27 марта 1774 г.

522. О повстанцах, арестованных в Каргале, см. прим. 352 к док. № 1.

523. О расправе над старшинами в Каргале, см. прим. 353 к док № 1.

524. Речь идет о Дмитрии Карповиче Донскове (1686—1774), отце атамана Сакмарского городка Данилы Дмитриевича Донскова.

525. Войско Е.И. Пугачева вступило в Сакмару вечером 27 марта 1774 г.

526. Речь, видимо, идет о татарине Токтагуле Ермакове. Он сообщил в Оренбурге, явившись туда 22 февраля 1774 г. из Бердской слободы, сведения о состоянии боевых сил Е.И. Пугачева (ЦГАДА. Ф. 349. Д. 7208. Л. 71—72).

527. Речь идет о сражении, происходившем 1 апреля 1774 г. у Сакмарского городка (см. прим. 363—366 к док. № 1).

528. Тимашева слобода — речь идет о селе Ташла (в 90 верстах к востоку от Сакмарского городка). В этом селе останавливался Е.И. Пугачев со своим отрядом 1 апреля 1774 г.

529. Красная Мечеть — башкирская деревня, в которой Е.И. Пугачев останавливался со своим отрядом 2апреля 1774 г.

530. Григорий Леонтьев — яицкий казак Григорий Леонтьевич Ягунов, примкнул к Е.И. Пугачеву в середине сентября 1773 г., летом 1774 г. получил чин полковника, погиб в бою 15 июля 1774 г. под Казанью.

531. Горлов Трофим Иванович (см. о нем прим. 234 к док. № 2).

532. Витошнов Андрей Иванович (см. о нем прим. 184 к док. № 1).

533. М.Г. Шигаев взят в плен карателями 7 апреля 1774 г.

534. И.Я. Почиталин был взят в плен карателями 1 апреля 1774 г.

535. М.Д. Горшков был взят в плен карателями 1 апреля 1774 г.

536. Толкачев Андрей Прокофьевич (см. о нем выше, прим. 278).

537. О численности войска Е.И. Пугачева и о его потерях в сражении у Сакмарского городка 1 апреля 1774 г. см. прим. 363 к док. № 1.

538. Каргазлинский завод — речь идет о Иргизлинском заводе (он же, по официальному названию, Вознесенский завод). На этом заводе отряд Е.И. Пугачева провел три дня, с 4 по 6 апреля 1774 г.

539. На Авзяно-Петровских заводах отряд Е.И. Пугачева находился пять дней, с 8 по 12 апреля 1774 г.

540. На Белорецком заводе Е.И. Пугачев находился 19 дней, с 14 апреля по 2 мая 1774 г.

541. Войско Е.И. Пугачева овладело Магнитной крепостью 6 мая 1774 г.

542. Комендант Магнитной крепости — капитан Сергей Кузьмич Тихановский (см. о нем прим. 374 к док. № 1).

543. Федулев (Федулов) Иван Петрович (см. о нем прим. 488 к док. № 1).

544. Отряд атамана А.А. Овчинникова подошел к Магнитной крепости 8 мая 1774 г., где и соединился с войском Е.И. Пугачева.

545. Речь идет о сражении у Татищевой крепости 22 марта 1774 г.

546. Отряд атамана А.А. Овчинникова находился в Илецком городке с 29 марта по 2 апреля 1774 г. (см. прим. 378 к док. № 1).

547. Из Яицкого городка в помощь атаману А.А. Овчинникову (находившемуся в Иртецком форпосте) был прислан отряд из 500 казаков, с тремя пушками, во главе со старшинами А.П. Перфильевым и К.И. Дехтеревым (см. прим. 378 к док. № 1).

548. В действительности туда был направлен корпус генерала П.Д. Мансурова, который и вступил в Илецкий городок 7 апреля 1774 г.

549. Речь идет о сражении отрядов А.А. Овчинникова и К.И. Дехтерева с корпусом генерала П.Д. Мансурова у реки Выковки 15 апреля 1774 г. (см. прим. 379 к док. № 1).

550. О рейде отряда атамана А.А. Овчинникова в апреле—мае 1774 г. от Яицкого городка через оренбургские степи в горы Южного Урала к Магнитной крепости см. прим. 378 к док. № 1.

551. Речь идет о Верхояицкой крепости, которую Е.И. Пугачев скрытно обошел с запада (см. прим. 381 и 382 к док. № 1).

552. Деколонг Иван Александрович (см. о нем прим. 383 к док. № 1).

553. Имеется в виду Карагайская крепость, в которую войско Е.И. Пугачева вступило 13 мая 1774 г.

554. «Прапорщик» — Вавилов Гаврила Аникиевич (см. о нем прим. 386 к док. № 1).

555. Имеется в виду Петропавловская крепость, взятая войском Е.И. Пугачева 15 мая 1774 г. (см. прим. 387 к док. № 1).

556. Комендант Петропавловской крепости — секунд-майор Алексей Игнатьевич Бородавкин (1723—1774).

557. При обороне Петропавловской крепости погибли капитан М.Н. Франц, поручик М.С. Малковский, прапорщик М.Н. Сарвилов, а также несколько солдат.

558. Речь идет о Степной крепости, которая была взята войском Е.И. Пугачева 17 мая 1774 г. (см. прим. 388 к док. № 1).

559. Комендант Степной крепости — подполковник Август фон Витте (1726—1774).

560. Войско Е.И. Пугачева овладело Троицкой крепостью 20 мая 1774 г.

561. Комендант Троицкой крепости — бригадир Антон Антонович де Фейервар (1723—1774).

562. В Троицкой крепости 20 мая 1774 г. погибли капитаны П.Д. Серебряков, В.Г. Ураков и Н.К. Черуфеев, поручик И.П. Дынков.

563. Речь идет о сражении войска Е.И. Пугачева с корпусом генерала И.А. Деколонга под Троицкой крепостью 21 мая 1774 г.

564. После поражения под Троицкой крепостью Е.И. Пугачев пошел с остатками своего войска на северо-запад, по дороге к Челябинску.

565. Это был, видимо, Иткул Ураев, который приехал к Е.И. Пугачеву с письмом от казахского феодала, тархана Даутбая.

566. Аблай был султаном (а не ханом) Среднего казахского жуза.

567. «Заводской мастеровой» — бывший работник и переводчик Воскресенского завода Григорий Туманов, примкнул к Е.И. Пугачеву в ноябре 1773 г., в марте—апреле 1774 г. командовал повстанческими отрядами в Челябинске и его округе. В конце апреля Туманов прибыл по вызову Пугачева в Белорецкий завод, где был определен повытчиком в Военную коллегию, вел корреспонденцию на восточных языках. В битве 21 мая 1774 г. под Троицкой крепостью попал в плен к карателям и отправлен в Верхнеяицкую крепость, но вблизи Губерлинской крепости захвачен казахами, которые и увезли его с собой.

568. «...Два башкирца» — братья Шукур и Упак Абзямовы.

569. Казанский татарин Раим.

570. Посольство в Средний казахский жуз с указами к султану Аблаю, Даутбаю-тархану, Ембекею-батырю и Урамбетю-батырю было отправлено Е.И. Пугачевым 8 мая 1774 г.

571. Речь идет о калмыках, откочевавших в 1771 г. в Джунгарию.

572. Михельсон Иван Иванович (см. о нем прим. 393 к док. № 1).

573. Речь идет о сражении отряда Е.И. Пугачева с корпусом подполковника И.И. Михельсона у деревни Лягушиной 22 мая 1774 г.

574. Башкирские конные повстанческие отряды присоединились к войску Е.И. Пугачева у деревни Нижние Киги 2 июня 1774 г.

575. Салават Юлаев (1752—1800), сын старшины Шайтан-Кудейской волости Сибирской дороги Юлая Азналина, примкнул к восстанию в ноябре 1773 г., видный предводитель повстанческого движения в Прикамье и Башкирии до конца ноября 1774 г., когда он был схвачен карателями. Дознание над ним велось в Казани, Москве и Уфе. По определению Тайной экспедиции Сената Салават был подвергнут тяжкому телесному наказанию и сослан на пожизненную каторжную работу в Балтийский порт (ныне г. Палдиски в Эстонии), где и умер 26 сентября 1800 г.

576. Сведений об этом хорунжем установить не удалось.

577. Билдин Семен, исецкий казак из Коельской крепости, примкнул к Е.И. Пугачеву в конце ноября 1773 г., служил в его войске рядовым. 16 сентября 1774 г. Билдин вместе с группой казаков явился с повинной в Яицкий городок, где был допрошен, после чего содержался в тюремном заключении в Оренбурге, был освобожден в марте 1775 г. Вопреки показанию Пугачева, Семен Билдин не был полковником повстанческого войска; надо полагать, что Пугачев спутал этого казака с его однофамильцем, капралом исецких казаков Петром Захаровичем Билдиным, который и был произведен им, Пугачевым, в полковники в конце ноября 1773 г. и попал в плен к карателям в Сакмарском городке 1 апреля 1774 г. (см. о нем выше, прим. 406).

578. Речь идет о сражении повстанческого войска с корпусом подполковника И.И. Михельсона, происходившем под деревней Нижние Киги у реки Ай 3 июня 1774 г.

579. Имеется в виду сражение войска Е.И. Пугачева с корпусом подполковника И.И. Михельсона, происходившее под деревней Мясогутово у реки Ай.

580. Речь идет о Кинзе Арсланове (см. о нем прим. 244 к док. № 1).

581. Имеется в виду Сляусин Кинзин (сын пугачевского полковника Кинзи Арсланова, старшины Бушмас-Кипчакской волости Ногайской дороги), который примкнул к повстанческому движению в октябре 1773 г., сдался карателям осенью 1774 г., находился под следствием в Тайной экспедиции Сената, освобожден из заключения летом 1775 г.

На допросе, происходившем в Москве, в Тайной экспедиции Сената 12 ноября 1774 г., А.Т. Долгополов показал, что его доставили в ставку Е.И. Пугачева под Осой Сляусин Кинзин и Канзафар Усаев (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 425. Л. 89 об. — 90)

582. Речь идет о ржевском купце-авантюристе Астафий Трифоновиче Долгополове (см. о нем прим. 105 к док. № 2). Вопреки показанию Е.И. Пугачева, Долгополов был доставлен в его ставку не на другой день после сражения с корпусом подполковника И.И. Михельсона (5.VI.1774), а в день взятия повстанцами пригорода Оса, то есть 21 июня 1774 г. (см. прим. 105 и 114 к док. № 2).

583. В основном так же эту часть беседы с Е.И. Пугачевым изложил в своих показаниях и А.Т. Долгополов на допросе в Тайной экспедиции Сената 12 ноября 1774 г. (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 425. Л. 90—90 об.).

584. А.Т. Долгополов на допросах в Тайной экспедиции Сената 4 и 12 ноября 1774 г. показал, что будучи в ставке Е.И. Пугачева, он, Долгополов, никогда московским купцом Иваном Ивановым будто бы не назывался, а звался купцом «города Ржевы-Володимеровой» Астафием Трифоновичем Долгополовым (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 425. Л. 90—91 об.; Д. 512. Ч. 1. Л. 33).

585. Аналогично передал А.Т. Долгополов содержание своего разговора с Е.И. Пугачевым о порохе, будто бы посланном цесаревичем Павлом Петровичем «Петру III» (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 425. Л. 91 об. — 92).

586. В протоколах следственных показаний И.А. Творогова и Ф.Ф. Чумакова не имеется упоминаний о том, чтобы Е.И. Пугачев велел им присматривать за А.Т. Долгополовым.

587. Неточное показание. В действительности Е.И. Пугачев не только вошел 10 июня 1774 г. со своим войском в Красноуфимск, но и, по свидетельству священника В.И. Размахина, посетил Благовещенскую церковь, где велел служить молебен и приложился к кресту, а потом приказал изъять из церкви противопугачевские манифесты и увещевания (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 465. Ч. 2. Л. 120 об. — 121).

588. Главные силы войска Е.И. Пугачева подошли к Осе 18 июня 1774 г. и в течение двух дней вели осадные бои с гарнизонной командой секунд-майора Ф.В. Скрипицына (см. прим. 400—405 к док. № 1).

589. Войско Е.И. Пугачева овладело Осой 21 июня 1774 г.

590. Скрипицын Федор Васильевич (см. о нем прим. 407 к док. № 1).

591. Командир Пяткин — так, видимо, по ошибке памяти, назвал Е.И. Пугачев капитана Сергея Максимовича Смирнова (см. о нем прим. 138 к док. № 2).

592. Возможно, речь идет о Михаиле Клюшникове, управителе камских заводов князей Голицыных. Ф.В. Скрипицын, С.М. Смирнов (Пяткин) и М. Клюшников были казнены повстанцами 22 июня 1774 г.

593. Во главе солдат, взятых в плен в Осе, был поставлен подпоручик Федор Дмитриевич Минеев (см. о нем прим. 410 к док. № 1):

594. В действительности А.Т. Долгополов (он же «Иван Иванов») появился в ставке Е.И. Пугачева не накануне взятия Красноуфимской крепости (10.VI.1774), а в тот день, когда повстанческое войско овладело Осой, то есть 21 июня 1774 г. (см. прим. 105 и 114 к док. № 2).

595. В основном так же передал А.Т. Долгополов в следственных показаниях содержание своего разговора с Е.И. Пугачевым (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 425. Л. 92—92 об.).

596. Речь идет о боях войска Е.И. Пугачева с неприятельскими командами 24 июня 1774 г. у деревни Перевозной под Воткинским заводом и 27 июня 1774 г. у села Завьялова под Ижевским заводом (см. прим. 414 и 415 к док. № 1).

597. Биографических данных об Илье Самострелове установить не удалось.

598. Имеется в виду отставной майор Николай Алфимов, командовавший отрядом, вступившим 27 июня 1774 г. в бой против авангарда повстанческого войска (см. прим. 415 к док. № 1).

599. Это свидетельство Е.И. Пугачева подтверждается показанием А.Т. Долгополова (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 425. Л. 92 об.).

600. Речь идет о бое авангарда войска Е.И. Пугачева с командой полковника И.В. Толстого у села Высокие Горы под Казанью 10 июля 1774 г. (см. прим. 416 к док. № 1).

601. «Офицер Шватковский» — речь идет о секунд-майоре Повало-Швыйковском (Швейковском) Николае Захарьевиче, он был с командой полковника Н.В. Толстого в бою 10 июля 1773 г. против авангарда войска Е.И. Пугачева, попал в плен, но день спустя бежал и явился к подполковнику И.И. Михельсону. Позднее Повало-Швыйковский участвовал в карательных операциях в Поволжье, в октябре 1774 г. был включен в состав конвойной команды, охранявшей Пугачева в Симбирске, сопровождавшей его в Москву и находившейся при нем по день его казни. В 1834 г. по просьбе А.С. Пушкина со слов Повало-Швыйковского были записаны его воспоминания о Пугачевском времени (опубл. в кн.: Пушкин А.С. Полн. собр соч. Т. 9. Кн. 2. С. 498—500).

602. Имеется в виду Толстой (Толстов) Николай Васильевич (1737—1774), полковник, казанский помещик. В начале июня 1774 г. он возглавил отряд из солдат казанского гарнизона и гусар (150 чел. с одной пушкой), который был направлен для разведки о повстанцах к Арску, но в столкновении с авангардом войска Е.И. Пугачева у села Высокие Горы (10 июля) Толстой был убит, а отряд его частью разбежался по окрестным лесам, а частью попал в плен к повстанцам.

603. 20-тысячное войско Е.И. Пугачева 11 июля 1774 г. вышло к Казани и в 7 верстах восточнее нее, у села Царицыно, стало лагерем.

604. 11 июля 1774 г. Е.И. Пугачев отправил в Казань не один манифест, а три (см. прим. 418 к док. № 1).

605. Речь идет о штурме Казани войском Е.И. Пугачева 12 июля 1774 г.

606. Неточное показание. В действительности сам Е.И. Пугачев вел обстрел Кремля из двух пушек, установленных у трактира на Гостином дворе, а пугачевский полковник Ф.Д. Минеев вел огонь по Кремлю из двух пушек, установленных на паперти церкви Казанского девичьего монастыря.

607. Из тюремных камер Казанской секретной комиссии было освобождено Е.И. Пугачевым 415 пленных повстанцев (см. прим. 420 к док № 1).

608. Семья Е.И. Пугачева была доставлена в Казань 17 марта 1774 г., где находилась под надзором секретной комиссии, а с конца июня содержалась в тюремном помещении комиссии.

609. Филарет Семенов, игумен (см. о нем прим. 56 к док № 1).

610. Речь идет о битве войска Е.И. Пугачева с корпусом подполковника И.И. Михельсона на Арском поле у Казани вечером 12 июля 1774 г. (см. прим. 428 и 429 к док № 1).

611. 12 июля 1774 г., во второй половине дня, Е.И. Пугачев перешел со своим войском в новый лагерь, к селу Савинову, а утром 13 июля переправился на правый берег Казанки и стал лагерем у села Сухая Река (см. прим. 427 к док. № 1).

612. Здесь Е.И. Пугачев говорит о сражении своего войска с корпусом подполковника И.И. Михельсона на Арском поле под Казанью 15 июля 1774 г. (см. прим. 431 к док. № 1).

613. Отряд Е.И. Пугачева начал переправу на правый берег Волги у города Кокшайска вечером 16 июля 1774 г., переправа продолжалась и в следующий день (см. прим. 434 и 435 к док № 1).

614. Речь идет о сержанте. С. Чижеве, вместе с ним были казнены еще шесть офицеров и солдат, затопивших у Кокшайска и Сундыря лодки и завозни, чтобы воспрепятствовать переправе отряда Е.И. Пугачева на правый берег Волги (см. прим. 436 к док № 1).

615. См. прим. 435 к док. № 1.

616. Речь идет о селе Сундырь, которое было сожжено 17 июля 1774 г.

617. Беседа Е.И. Пугачева с А.Т. Долгополовым («Иваном Ивановым») происходила, видимо, 18 июля 1774 г. в лагере под Цивильском (см. прим. 116 и 121 к док. № 2).

618. Подробнее о некоем царицынском купце по имени Василий Поляков см. прим. 119 к док. № 2. А.Т. Долгополов утверждал, что Е.И. Пугачев велел ему обратиться к царицынскому купцу Василию Александровичу Пугову, он же и Качалов (см. прим. 106 к док. № 2).

619. А.Т. Долгополов, вопреки данному показанию Е.И. Пугачева, утверждал на следствии, что, находясь в повстанческом войске, он, Долгополов, в боях не участвовал (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 425. Л. 93 об.).

620. Войско Е.И. Пугачева вступило в Алатырь 23 июля 1774 г.

621. Данное свидетельство Е.И. Пугачева подтверждается следственными показаниями прапорщика Е.З. Сулдешова (Крестьянская война под предводительством Е.И. Пугачева в Чувашии. Чебоксары, 1972. С. 317).

622. Речь, видимо, идет о поручике Никите Хутине.

623. По следственным показаниям прапорщика Сулдешева, повстанцы захватили в Алатыре 10 или 11 пудов пороха, а найденную денежную казну, в том числе 50 бочек с медной монетой, бросали «собравшемуся около церкви народу». Е.И. Пугачев велел освободить «содержащихся в тюрьме колодников, казенное вино выпустить [на землю], а соль брать всякому безденежно» (Крестьянская война под предводительством Е.И. Пугачева в Чувашии. С. 317).

624. Алатырский воевода подполковник Матвей Белокопытов и чиновники провинциальной канцелярии бежали из Алатыря 22 июля 1774 г.

625. Бургомистром в Алатыре в 1774 г. был купец Федор Волков.

626. Это свидетельство Е.И. Пугачева подтверждается следственным показанием прапорщика Е.З. Сулдешева: по его словам, повстанческое войско при выступлении из Саранска насчитывало до 2000 людей «всякого чину», с ним ушло до 20 солдат алатырской гарнизонной роты (Пугачевщина. Т. 3. С. 216).

627. Лагерь войска Е.И. Пугачева был в селе Стемас.

628. «А город приказал... сержанту» — не вполне точное показание. В действительности Е.И. Пугачев назначил градоначальником в Алатыре прапорщика Елизара Захаровича Сулдешева, присвоив ему чин полковника. Сулдешев исполнял обязанности пугачевского градоначальника в Алатыре в течение недели. 31 июля 1774 г. он был арестован командиром вступившего в город карательного отряда майором К. Меллиным, содержался под следствием в Казанской секретной комиссии. Тайная экспедиция Сената 6 июня 1775 г. определила освободить его из заключения и исключить из службы.

629. Эти мастера, ушедшие из Алатыря в поход с Е.И. Пугачевым, приделывали к серебряным рублям («рублевикам») петровского времени ушки для продевания шелковой ленты, создавая таким образом наградные знаки — своеобразные пугачевские ордена. Как выяснилось, в большинстве своем пугачевцами использовались под ордена серебряные медали, выбитые на Монетном дворе в 1725 г. в память кончины Петра I.

630. Ведомости о дворянах, чиновниках, приказных и воинских служителях, казненных повстанцами в городе Алатыре и Алатырской провинции, см. в сб.: Крестьянская война под предводительством Е.И. Пугачева в Чувашии. С. 255—256, 397—404.

631. Войско Е.И. Пугачева вступило в Саранск 27 июля 1774 г.

632. При вступлении в Саранск войско Е.И. Пугачева было торжественно встречено депутацией горожан у моста через реку Инсар. В числе встречавших были священнослужители и монахи во главе с архимандритом Петровского монастыря Александром, купцы во главе с бургомистром И. Степановым, солдаты и офицеры инвалидной команды во главе с прапорщиком М.М. Шахмаметевым.

633. В действительности пугачевский полковник Ф.Ф. Чумаков был послан в Саранск 26 июля 1774 г. не с манифестом «Петра III», а с указом повстанческой Военной коллегии (Документы ставки. Док. № 82). Что касается пугачевского манифеста жителям Саранска и Саранского уезда, то он был обнародован 28 июля 1774 г. (Документы ставки. Док. № 39).

634. Саранский воевода В.Г. Протасьев, воеводский товарищ М.Д. Башмаков и секретарь воеводской канцелярии А. Метальников бежали из Саранска в ночь с 25 на 26 июля 1774 г.

635. Судя по рапорту саранского подпоручика С. Иванова от 4 августа 1774 г., повстанцы захватили в воеводской канцелярии денежную казну и, сложив ее на 20 подвод, увезли в ставку Е.И. Пугачева, оставшуюся часть этих денег роздали горожанам и окрестным крестьянам (Пугачевщина. Т. 2. С. 190).

636. Подпоручик С. Иванов рапортом от 4 августа сообщал, что повстанцы, будучи в Саранске, находившиеся в питейных домах и в винном амбаре «как горячее вино, так и протчие напитки все выпустили» (Пугачевщина. Т. 2. С. 190).

637. Повстанцы взяли в Саранске 7 пушек.

638. Ошибка. В действительности то был не посадский человек, а прапорщик саранской инвалидной команды Михаил Михайлович Шахмаметев (Шихмаметев), которого Е.И. Пугачев указом от 28 июля 1774 г. назначил градоправителем Саранска и воеводой Саранского уезда. 2 августа 1774 г. Шахмаметев был арестован вступившей в Саранск карательной командой секунд-майора К. Меллина. Несколько дней спустя Шахмаметев был освобожден напавшими на конвой повстанцами, но он вскоре бежал от них и в конце августа явился с повинной в Царицын. В ноябре 1774 г. его доставили в Москву, где он содержался в Тайной экспедиции Сената, по определению которой от 27 января 1775 г. освобожден из заключения.

639. Неточность. В действительности Е.И. Пугачев находился со своим войском в Саранске не двое, а трое суток, с 7 часов утра 27 июля до 8 часов утра 30 июля 1774 г.

640. Судя по рапорту подпоручика С. Иванова от 4 августа 1774 г., повстанцы казнили в Саранске 63 дворян, чиновников, офицеров и приказных служителей; в числе казненных был предводитель саранского дворянства отставной генерал-майор В.О. Сипягин (Пугачевщина. Т. 2. С. 189—190).

641. Речь идет об Авдотье Семеновне Каменецкой, вдове саранского офицера, которая была казнена повстанцами 27 июля 1774 г.

642. Е.И. Пугачев взял в свое войско из Саранска 70 купцов и 12 ремесленников.

643. Имен и биографических сведений об офицере и его жене, упоминаемых в данном показании Е.И. Пугачева, установить не удалось.

644. Войско Е.И. Пугачева вступило в Пензу вечером 1 августа 1774 г.

645. Повстанческая Военная коллегия 1 августа 1774 г. направила в Пензу указ, которым предписала горожанам торжественно встретить «Петра III» с его войском, заготовить провиант и фураж и поставить 24 подводы для артиллерии (Документы ставки. Док. № 87). В соответствии с этим указом Пугачев и был встречен в предместье Пензы духовенством, купцами во главе с бургомистром Б. Елизаровым и гарнизонной командой во главе с секунд-майором Г.Г. Герасимовым.

646. Повстанцы захватили в Пензенской провинциальной канцелярии свыше 13 тысяч рублей медной монетой и увезли ее на 40 подводах в ставку Е.И. Пугачева. Часть этих денег была роздана горожанам.

647. Будучи в Пензе, повстанцы, «питейные и соляные анбары отворя, велели народу вино пить и соль брать безденежно» (протокол показаний купца А.Я. Кознова на допросе 6 октября 1774 г. — ЦГАДА. Ф. 6. Д. 453. Л. 25—25 об.).

648. Пензенский воевода А.А. Всеволожский, чиновники П.В. Гуляев, С. Дудкин и С. Григорьев бежали из Пензы 26 июля 1774 г.

649. Бургомистром в Пензе в 1774 г. был купец Борис Елизаров, но Е.И. Пугачев был на обеде не у него, а в доме у другого пензенского купца — А.Я. Кознова.

650. Речь идет о пензенском купце Андрее Яковлевиче Кознове, в доме у которого 2 августа 1774 г. был устроен торжественный обед Е.И. Пугачеву. День спустя Пугачев назначил Кознова воеводским товарищем в Пензе. Позднее он служил казаком в повстанческом войске, 28 августа арестован карателями. По определению Тайной экспедиции Сената от 27 марта 1775 г. Кознов «как недостойный гражданин» отправлен на пожизненное поселение в Сибирь.

651. Речь идет об А.Я. Кознове, которого Е.И. Пугачев ошибочно принимал за пензенского бургомистра.

652. Неточность. В действительности А.Я. Кознов по указу Е.И. Пугачева от 3 августа 1774 г. был назначен воеводским товарищем, воеводой же или, точнее, градоправителем в Пензе был определен секунд-майор местной инвалидной команды Гаврила Герасимович Герасимов с одновременным производством его в чин полковника (Документы ставки. Док. № 42). В должности пугачевского градоначальника Герасимов пробыл всего лишь одни сутки, 4 августа 1774 г. он был арестован вступившей в Пензу карательной командой секунд-майора К. Меллина, потом содержался в заключении и под следствием в Казани. По определению Тайной экспедиции Сената от 18 февраля 1775 г. Герасимов был лишен офицерского чина и отправлен на пожизненное поселение в Сибирь.

653. По другим данным Е.И. Пугачев взял из Пензы шесть пушек.

654. В действительности это был не старшина, а есаул волжских казаков Иван Алексеевич Старицкий (Старицков), который в июле 1774 г. был командирован с 14 казаками в город Пензу. При вступлении войска Е.И. Пугачева в Пензу Старицкий со своими казаками перешел на сторону восставших, участвовал с ними в походе по правобережью Волги. Старицкий был взят в плен карателями 25 августа 1774 г. под Черным Яром, содержался под следствием в Царицыне. По определению генерала П.И. Панина, Старицкий отнесен был к числу шести пугачевцев, одного из которых — по жребию — надлежало повесить, а пятерых «прогнать шпицрутенами сквозь тясячу человек по двенатцать раз».

655. Имена и биографические данные этих гусар не установлены.

656. Войско Е.И. Пугачева вступило в Петровск 4 августа 1774 г.

657. Содержание манифеста Е.И. Пугачева, посланного им 4 августа 1774 г. в Петровск, во многом, видимо, сходствовало с его же манифестами, обнародованными в Саранске и в Пензе.

658. В действительности это был не воевода, а воеводский товарищ секунд-майор Иван Никифорович Буткевич, который и был казнен повстанцами 4 августа 1774 г. Что же касается воеводы подполковника Петра Даниловича Зиминского, то он бежал из Петровска в начале августа 1774 г. в Астрахань.

659. В действительности это был не поручик, а прапорщик петровской инвалидной команды Иван Гаврилович Юматов. При вступлении в Петровск повстанческого войска он явился в ставку Е.И. Пугачева и в тот же день был произведен в полковники и назначен воеводой в Петровске. Юматов пробыл в должности пугачевского воеводы всего лишь три дня. 7 августа он был арестован вступившей в Петровск карательной командой секунд-майора К. Меллина, в ноябре доставлен в Москву и привлечен к следствию. По определению Сената от 10 января 1775 г. Юматов был разжалован и изгнан со службы.

660. По свидетельству прапорщика И.Г. Юматова, Е.И. Пугачев взял из Петровска четыре пуда пороха, пушечные ядра и солдатские ружья (Пугачевщина. Т. 3. С. 88).

661. Показание ошибочное. Судя по свидетельству прапорщика И.Г. Юматова, Е.И. Пугачев взял из Петровска 9 пушек (Пугачевщина. Т. 3. С. 88).

662. В действительности, по свидетельству прапорщика И.Г. Юматова, в городовой казне Петровска имелся в то время 41 рубль, но эти деньги не были взяты повстанцами (Пугачевщина. Т. 3. С. 88).

663. По свидетельству прапорщика И.Г. Юматова, Е.И. Пугачев приказал ему имевшуюся в Петровске казенную соль жителям раздавать безденежно, на каждого человека по три фунта; вино продавать по полтора рубля, чего, однако, он, Юматов, не исполнил (Пугачевщина. Т. 3. С. 88).

664. Как показал на следствии прапорщик И.Г. Юматов, к моменту вступления войска Е.И. Пугачева в Петровск в местной инвалидной команде насчитывалось всего лишь 13 человек. 5 августа 1774 г. Юматов, исполняя повеление Пугачева, собрал отряд из 339 пехотных солдат, который и был отправлен им на пополнение повстанческого войска (Пугачевщина. Т. 3. С. 86, 88).

665. Речь идет о четырех донских казаках (из команды есаула П.А. Фомина), посланных 4 августа 1774 г. для разведки в Петровск, куда только что вступило войско Е.И. Пугачева.

666. Донская казачья команда есаула П.А. Фомина (около 60 казаков) 3 августа 1774 г. была послана из Саратова бригадиром М.М. Ладыженским в Петровск, чтобы воспрепятствовать захвату этого города войском Е.И. Пугачева. 4 августа в команду Фомина, приблизившуюся к Петровску, приехали из Саратова гвардии поручик Г.Р. Державин, майор Ф.Ф. Гогель и прапорщик П. Скуратов (Шкуратов). Гогель, Скуратов и Фомин с десятью казаками поехали ближе к Петровску, отрядив туда четырех казаков, которые и были захвачены повстанцами, после чего Е.И. Пугачев со 150 повстанцами бросились преследовать офицеров и есаула Фомина.

667. Имеется в виду майор Федор Федорович Гогель, крейс-комиссар колоний иностранных колонистов в Нижнем Поволжье.

668. Речь идет о Петре Афанасьевиче Фомине, есауле донской казачьей команды в Саратове; весной и летом 1774 г. он участвовал в карательных операциях против повстанцев в Поволжье и прияицкой степи.

669. В действительности это был не сержант, а прапорщик Петр Скуратов (Шкуратов), офицер саратовского гарнизонного батальона, он был убит повстанцами под Петровском 4 августа 1774 г.

670. Речь идет об есауле П.А. Фомине (см. о нем выше, прим. 669).

671. Е.И. Пугачев послал к есаулу П.А. Фомину не одного, а двух казаков с приказанием, чтобы Фомин с его командой приехал к лагерю повстанцев, но Фомин тотчас бежал по дороге к Саратову.

672. О переходе донской казачьей команды на сторону Е.И. Пугачева под Петровском 4 августа 1774 г. см. протоколы показаний казаков В.И. Малахова, И.Г. Мелехова и П.А. Бекренева (Дон и Нижнее Поволжье в период Крестьянской войны. Р. н. Д. 1961. С. 81—83, 148—149).

673. Речь идет о прапорщике П. Скуратове (см. выше, прим. 670).

674. Майор Ф.Ф. Гогель, гвардии поручик Г.Р. Державин и есаул П.А. Фомин бежали из-под Петровска в Саратов, где и явились в ночь с 4 на 5 августа 1774 г.

675. Речь идет о команде волжских казаков, высланной утром 6 августа 1774 г. из Саратова против войска Е.И. Пугачева и перешедшей на его сторону (см. прим. 442 к док. № 1).

676. Речь идет об Александре Денисовиче Толмачеве (см. о нем прим. 444 к док. № 1).

677. В действительности в этой команде было 80 человек и командовал ею не хорунжий, а есаул С. Тарарин (см. прим. 442 к док. № 1).

678. Толмачев А.Д. (см. выше, прим. 677).

679. Речь идет о Степане Калабродове (см. о нем прим. 443 к док. № 1).

680. Эта команда, в которой находилось от 15 до 20 казаков, была послана саратовским комендантом полковником И.К. Бошняком для поимки «языка» из авангарда войска Е.И. Пугачева, но команда в полном составе перешла к повстанцам.

681. Кобяков Федор Федорович, саратовский купец, из «первостатейных». С 6 августа 1774 г. служил в войске Е.И. Пугачева и после поражения его в битве под Черным Яром бежал, но вскоре был схвачен карателями, содержался в саратовском тюремном остроге, а затем был под следствием в Москве, в Тайной экспедиции Сената. По определению Сената от 10 января 1775 г. Кобяков был отправлен в Саратов, где публично бит кнутом, а потом освобожден.

682. Доставленный Ф.Ф. Кобяковым в Саратов манифест Е.И. Пугачева был уничтожен саратовским комендантом полковником И.К. Бошняком.

683. Войско Е.И. Пугачева вступило в бой за Саратов во втором часу пополудни 6 августа 1774 г. и в шесть часов вечера того дня овладело городом (см. прим. 446 к док. № 1).

684. Перешедший на сторону повстанцев офицер в красном кафтане — капитан Андрей Михайлович Баратаев (см. о нем прим. 207 к док. № 2).

685. Перешедший на сторону повстанцев офицер в зеленом кафтане — секунд-майор Андрей Михайлович Салманов (см. о нем прим. 204 к док. № 2).

686. При взятии Саратова войском Е.И. Пугачева на его сторону перешли до 200 саратовских казаков.

687. «Бургомистр» — саратовский купец Матвей Дмитриевич Протопопов. 6 августа 1774 г., когда повстанческое войско подошло к предместью Саратова, призывал горожан и воинские команды гарнизона к сдаче города «Петру III», несколько дней спустя, раскаявшись, бежал из города и жил в укрытии. При вступлении корпуса полковника И.И. Михельсона в Саратов Протопопов явился к нему и был назначен им в бургомистры, но потом арестован, а в ноябре 1774 г. доставлен в Москву, где был допрошен в Тайной экспедиции Сената. По определению Сената от 10 января 1775 г. Протопопов был отправлен в Саратов, где публично наказан плетьми, а потом освобожден.

688. Посадское население Саратова доказало готовность служить «Петру III», сформировав отряд из 150 купцов и ремесленников, которые во главе с купцом Степаном Грачевым (произведенным в полковники) вступили в повстанческое войско и участвовали в походе к Царицыну.

689. Уфимцев Яков Алексеевич, отставной пятидесятник саратовских казаков, занимавшийся крупными торговыми операциями. Е.И. Пугачев расплатился с Уфимцевым за взятый у него в сентябре 1773 г. табун из 300 лошадей, выдав ему 2700 рублей из захваченной казны Саратовской конторы опекунства иностранных колонистов. 8 августа 1774 г. Пугачев произвел Уфимцева в чин полковника и назначил атаманом Саратовской станицы (т. е. Саратова). После ухода повстанческого войска из Саратова Уфимцев на некоторое время задержался в городе, а потом бежал и скрывался в казачьих хуторах. Несколько дней спустя, не находя иного выхода, Уфимцев явился в город, сдался военным властям и был заключен в острог. Генерал П.И. Панин при вынесении приговора Уфимцеву определил: «наказать его под виселицею кнутом, дать 25 ударов, и — в память злодейских дел — урезать ухо».

690. Речь идет о пятидесятнике саратовских казаков Иване Яковлевиче Уфимцеве, которого Е.И. Пугачев произвел в полковники и наградил медалью.

691. Имеется в виду хорунжий саратовских казаков Афанасий Яковлевич Уфимцев, которого Е.И. Пугачев произвел в есаулы.

692. Имеется в виду поражение войска Е.И. Пугачева в битве под Черным Яром 25 августа 1774 г.

693. Речь идет о М.Д. Протопопове (см. о нем выше, прим. 688).

694. Речь идет о речном судне, захваченном повстанцами 7 августа 1774 г. ниже Саратова. На этом судне находилась денежная казна Саратовской соляной конторы (свыше 2 тыс. рублей). День спустя повстанцы захватили и другое судно, с казной Саратовской конторы опекунства иностранных колонистов (до 15 тыс. рублей). Эти два судна составляли речную флотилию Пугачева, на них находилось до тысячи повстанцев с несколькими пушками, запасы провианта, денежная казна, боеприпасы. Флотилия следовала вниз по Волге, параллельно движению войска Пугачева. Оба судна достигли Царицына и приняли участие в бою 21 августа 1774 г., поддерживая сухопутные силы Пугачева. Посланные из Царицына суда-брандвахты с артиллерией атаковали и блокировали пугачевские суда, отрезав им путь отхода на юг и север, но захватили их лишь 25 августа.

695. «...шесть дворянских жен» — на судне Соляной конторы в числе шести дворянок были дочери и племянницы бывшего саратовского коменданта полковника Томаса Юнгера, все они были освобождены из плена и привезены в Царицын 25 августа 1774 г.

696. Я.А. Уфимцев утверждал на следствии, что Е.И. Пугачев заплатил ему 27 000 рублей (ЦГАДА. Ф. 1274. Д. 181. Л. 26 об. — 27).

697. Кроме денежной казны, находившейся на двух судах, отправленных из Саратова (см. выше, прим. 695), повстанцы захватили в самом городе 25 789 рублей медной монетой.

698. Показание Е.И. Пугачева подтверждается свидетельством яицкого казака А. Савинова, который сообщил на допросе, что Пугачев, выступив из Саратова, взял с собой пять пушек из городовой артиллерии (ЦГАДА. Ф. 1100. Д. 10. Л. 72 об.).

699. Речь идет о секунд-майоре А.М. Салманове и А.М. Баратаеве.

700. В битве под Черным Яром 25 августа 1774 г. карателями взято в плен 352 рядовых и унтер-офицеров саратовского гарнизонного батальона и артиллерийской команды, служивших в войске Е.И. Пугачева.

701. О Ф.Ф. Кобякове, И. Я. и А.Я. Уфимцевых см. выше, прим. 682, 691 и 692.

702. Войско Е.И. Пугачева выступило из Саратова 9 августа 1774 г.

703. Речь идет об иностранных колонистах Поволжья, селения которых (Ровное, Нижняя Добрянка, Сарепта и др.) находились на берегах Волги от Саратова до Черного Яра. Близкие к данному показанию Е.И. Пугачева о числе колонистов (500 человек), вступивших в августе 1774 г. в его войско, сведения приводятся в рапорте Канцелярии опекунства иностранных колонистов в Сенат от 20 октября 1774 г. (Пугачевщина. Т. 3. С. 204).

704. Ходин Василий (см. о нем прим. 107 к док. № 2).

705. Речь идет о битве под Казанью 15 июня 1774 г.

706. Здесь речь идет о речном судне Саратовской соляной конторы (см. выше, прим. 695).

707. Повстанческое войско подошло к Камышину (Дмитриевску) вечером 12 августа 1774 г.

708. В данном показании речь идет о команде волжских (а не царицынских) казаков походного атамана Ивана Попова.

709. Войско Е.И. Пугачева вступило в Камышин в полдень 13 августа 1774 г. (см. прим. 450 к док. № 1).

710. «Комендант» — полковник Каспар Захарович Меллин (см. о нем прим. 451 к док. № 1).

711. Речь идет об Иване Степановиче Абызове, сержанте гарнизонной команды в Камышине. При вступлении повстанческого войска в Камышин Абызов с солдатами своей команды перешел на сторону Е.И. Пугачева, за что был произведен в полковники и назначен комендантом города. Позднее Абызов участвовал в походе к Черному Яру, захвачен в плен карателями в сражении 25 августа, предстал перед военным судом, по приговору которого подвергнут тяжкому телесному наказанию (4 тысячи ударов шпицрутенами) и разжалован в рядовые.

712. Перфильев Афанасий Петрович (см. о нем прим. 426 к док. № 1).

713. Речь идет о капитане А.М. Баратаеве (см. о нем прим. 207 к док. № 2).

714. Капитан А.М. Баратаев был убит яицкими казаками-повстанцами под Камышином в ночь с 13 на 14 августа 1774 г.

715. В других источниках не имеется упоминаний о том, что в Камышине к Е.И. Пугачеву присоединился отряд из 600 малороссийских казаков. Возможно, что Пугачев принял за малороссийских казаков украинцев из заволжских селений, присоединившихся в августе 1774 г. к повстанческому войску.

716. Три станицы Волжского казачьего войска: Антиповская, Караваевская и Балыклеевская — были заняты войском Е.И. Пугачева 14—15 августа 1774 г.

717. Войско Е.И. Пугачева вступило в Караваевскую станицу утром 15 августа 1774 г. (см. прим. 454 к док. № 1).

718. Войско Е.И. Пугачева вступило в Антиповскую станицу 14 августа 1774 г. (см. прим. 453 к док. № 1).

719. В данном показании речь идет о Балыклеевской станице, в которую войско Е.И. Пугачева вступило 15 августа 1774 г. (см. прим. 455 к док. № 1).

720. Речь идет о 1-й легкой полевой команде царицынского гарнизона (до 800 человек с 10 пушками) во главе с секунд-майором А.Т. фон Дицем (см. прим. 456 и 457 к док. № 1).

721. Здесь речь идет о донском казачьем полку (до 500 казаков) полковника Ф. Кутейникова (см. прим. 456 и 457 к док. № 1).

722. В действительности это был конный отряд из 3 тысяч калмыков (а не 6 тысяч, как показал Е.И. Пугачев), возглавляемый полковником А.И. Дундуковым (см. прим. 456 и 457 к док. № 1).

723. О манифесте, посланном 15 августа 1774 г. донским казакам полка Ф. Кутейникова, см.: Овчинников Р.В. Манифесты и указы Е.И. Пугачева. С. 253—254.

724. Речь идет о полковнике князе Алексее Ивановиче Дундукове (см. прим. 456 и 457 к док. № 1).

725. «Казацкий полковник» — Федор Кутейников (см. о нем прим. 462 к док. № 1).

726. Речь идет о секунд-майоре Августе Томасовиче фон Дице (1736—1774), командире 1-й легкой полевой команды, расквартированной в Царицыне. Диц погиб в сражении с войском Е.И. Пугачева у реки Пролейки 16 августа 1774 г.

727. О сражении войска Е.И. Пугачева с царицынским карательным корпусом, происходившем 16 августа 1774 г. у реки Пролейки под Балыклеевской станицей, см. прим. 457 к док. № 1.

728. После поражения карательного корпуса в битве 16 августа 1774 г. у реки Пролейки полковник Ф. Кутейников бежал с казаками своего полка в Качалинскую станицу, полковник А.И. Дундуков и секунд-майор И. Куткин с небольшой группой калмыков бежали в Царицын.

729. Речь идет о И.С. Абызове (см. о нем выше, прим. 712).

730. Войско Е.И. Пугачева вступило в Дубовку 17 августа 1774 г.

731. Атаман Волжского казачьего войска В.М. Персидский бежал из Дубовки в Царицын 16 августа 1774 г., узнав, что в тот день войско Е.И. Пугачева, разгромив карательный корпус в битве у реки Пролейки, направилось к Дубовке.

732. Во время пребывания Е.И. Пугачева в Дубовке (17—19 августа 1774 г.) там из местных волжских казаков был сформирован Дубовский полк во главе с полковником А.Д. Толмачевым.

733. Отряд из 3 тысяч конных калмыков присоединился к войску Е.И. Пугачева 19 августа 1774 г. (см. прим. 460 к док. № 1).

734. Речь идет о правителе волжских калмыков Цендене-Дарже.

735. О встрече Е.И. Пугачева с калмыцкой конницей Цендена-Даржи и о награждении калмыков см. прим. 460 к док. № 1.

736. Войско Е.И. Пугачева, выступив из-под Дубовки 19 августа 1774 г., два дня спустя подошло к Царицыну.

737. Речь идет о штурме Царицына войском Е.И. Пугачева 21 августа 1774 г. (см. прим. 463—466 к док. № 1).

738. Имеется в виду бой авангарда войска Е.И. Пугачева с донскими казачьими полками под Царицыном 20 августа 1774 г. (см. прим. 461 к док. № 1).

739. Донскими казачьими полками в бою под Царицыном 20 августа 1774 г. наряду с полковником Ф. Кутейниковым командовали казачьи полковники К. Денисов, В. Манков, В. Греков, Г. Поздеев, М. Денисов, В. Денисов и походный атаман В. Перфилов (см. прим. 461 к док. № 1).

740. Донские казачьи полки, вступив 20 августа 1774 г. в бой с войском Е.И. Пугачева у реки Нижняя Пичуга, имели поначалу некоторый тактический успех, но были опрокинуты, и к ночи отошли к Царицыну (см. прим. 461 к док. № 1).

741. Речь идет об уничтожении дома Е.И. Пугачева в Зимовейской станице. 10 января 1774 г. Екатерина II отправила указ атаману Донского казачьего войска С.Н. Сулину с предписанием о публичном сожжении дома Пугачева. Дом этот был публично сожжен палачом в присутствии жителей Зимовейской, Есауловской и Верхней Курмоярской станиц 6 февраля 1774 г.

742. Речь идет о жене Е.И. Пугачева Софье, которая с 12 июля 1774 г. находилась с детьми при муже.

743. Утром 21 августа 1774 г. Ф. Кутейников был выведен на расстрел. Получив при расстреле легкую рану в бок, он упал в глубокий буерак, прикинулся убитым и, выждав время до ночи, ушел в Качалинскую станицу.

744. Е.И. Пугачев уже 19 августа 1774 г. получил известие о подходе к Дубовке преследующего неприятеля (то был корпус полковника И.И. Михельсона). Пугачев тотчас снял лагерь и пошел с войском к Царицыну. 21 августа Пугачев, находясь у Царицына, получил известие о том, что неприятель утром того дня вступил в Дубовку и находится в одном дневном переходе и потому он, Пугачев, не продолжая более штурма Царицына, повел свое войско на юг, к Черному Яру.

745. Генерал-майор П.М. Голицын 21 августа 1774 г., в день штурма Царицына войском Е.И. Пугачева, находился в деревне Лапасейки под Саратовом, т. е. в значительном отдалении от Царицына, и не мог угрожать Пугачеву.

746. Корпус полковника И.И. Михельсона утром 21 августа вошел в Дубовку, а на другой день вышел на дальние подступы к Царицыну, где и вступил в бой с арьергардными отрядами войска Е.И. Пугачева и с его флотилией на Волге.

747. Вечером 21 августа 1774 г. Е.И. Пугачев повел свое войско от Царицына к Черному Яру.

748. Трудно сказать, насколько достоверно утверждение Е.И. Пугачева о имевшемся у него намерении повести свое войско от Черного Яра к Яицкому городку. Позднее, переправившись на левый берег Волги, Пугачев решительно противился предложению следовать к рекам Узеням и далее к Яицкому городку, предлагая взамен того идти либо к Каспийскому морю, либо на Украину к запорожским казакам, либо в Башкирию, либо в Сибирь, либо, наконец, в калмыцкие улусы к Цендену-Дарже (см. прим. 482 к док. № 1).

749. Речь идет о донских казаках, перешедших на сторону Е.И. Пугачева вечером 21 августа 1774 г. (см. прим. 467 к док. № 1).

750. В ночь с 21 на 22 августа 1774 г. из повстанческого лагеря под Сарептой бежало от 100 до 150 донских казаков, уходили они и в последующие дни.

751. Речь идет о битве войска Е.И. Пугачева с корпусом полковника И.И. Михельсона у Солениковой ватаги под Черным Яром 25 августа 1774 г.

752. Е.И. Пугачев с двумя сотнями повстанцев вечером 25 августа 1774 г. переправился на левый берег Волги в 20 верстах выше Черного Яра.

753. О судьбе 164 повстанцев, переправившихся с Е.И. Пугачевым за Волгу см. прим. 480 к док. № 1.

754. «Башкирской старшина Кинжа» — Кинзя Арсланов (см. о нем прим. 244 к док. № 1).

755. «Каргалинской татарин Садык» — татарин слободы Каргалы под Оренбургом Садык Сеитов, повстанческий полковник, он пропал без вести в заволжских степях в сентябре 1774 г.

756. Вопрос о выборе пути следования повстанческого отряда обсуждался на совете в лагере Е.И. Пугачева у реки Ахтубы 26 августа 1774 г. (см. прим. 482 к док. № 1).

757. 27 августа 1774 г. отряд Е.И. Пугачева вышел к левому берегу Волги, против Царицына, после чего направился на север.

758. В Камышине находились эскадрон улан поручика Мельгунова, рота 22-й легкой полевой команды и конный отряд из 150 казаков. Эти силы не только охраняли Камышин, но и посылали разъезды за Волгу. Возможно, о столкновении с одним из этих разъездов и идет речь в показании Пугачева.

759. Федулев Василий Максимович (1754—ок. 1815), яицкий казак, примкнул к восстанию в октябре 1773 г., служил в «гвардии» — личной охране Е.И. Пугачева. 17 октября 1774 г. Федулев явился с повинной в Яицкий городок, где был допрошен. Позднее, до марта 1775 г. он содержался в оренбургском остроге, после чего был освобожден и по-прежнему служил казаком в Уральском войске.

760. «...Дошол он до малороссийской слободы» — речь идет о населенной украинцами Николаевской слободе (на левом берегу Волги против Камышина), где Е.И. Пугачев был со своими казаками 31 августа 1774 г. От Николаевской слободы отряд Пугачева направился по старой чумацкой дороге на юго-восток, к озеру Эльтон.

761. То были яицкие казаки Яков Бакалкин и Яков Лепехин, которые разыскали на левом берегу Большого Узеня раскольничий скит.

762. У Е.И. Пугачева была любимая лошадь соловой масти, которая, по отзыву генерала П.С. Потемкина, славилась тем, что была «столь быстра, сколь собою некрасива».

763. Этот разговор Ф.Ф. Чумакова с Е.И. Пугачевым состоялся 8 сентября 1774 г. в стане на левом берегу Большого Узеня.

764. Речь идет о реке Большой Узень, на берегу которой 8 сентября 1774 г. заговорщики во главе с Ф.Ф. Чумаковым, И.А. Твороговым и И.П. Федулевым арестовали Е.И. Пугачева (см. прим. 484 и 485 к док. № 1).

765. Большая часть казаков находилась в лагере у реки Малый Узень и не знала о состоявшемся аресте Е.И. Пугачева заговорщиками.

766. Коновалов Василий Семенович (см. о нем прим. 146 к док № 1).

767. Речь идет о предпринятой Е.И. Пугачевым 8 сентября 1774 г. попытке побега от арестовавших его заговорщиков (см. прим. 486 к док. № 1).

768. Главари заговора отправили 8 сентября 1774 г. в Яицкий городок трех посланцев — казаков Ивана Калмыкова, Василия Жигалина и Ивана Девочкина, поручив им сообщить властям об аресте Е.И. Пугачева и о готовности казаков к капитуляции. Они приехали в Яицкий городок 14 сентября.

769. Речь идет о предпринятой Е.И. Пугачевым 10 или 11 сентября 1774 г. в стане у речки Балыкты попытке поднять казаков на выступление (см. прим. 486 к док. № 1).

770. Харчев Петр Осипович (см. о нем прим. 489 к док. № 1).

771. Е.И. Пугачев был доставлен в Яицкий городок в ночь с 14 на 15 сентября 1774 г.

772. Маврин Савва Иванович (см. о нем прим. 492 к док. № 1).

773. Речь идет о допросе Е.И. Пугачева в Яицкой секретной комиссии 16 сентября 1774 г. (см. док. № 1).

774. Суворов Александр Васильевич (1729—1800), в 1774 г. генерал-поручик, в сентябре того года преследовал отряд Е.И. Пугачева в заволжской степи, а потом конвоировал Пугачева, его жену Софью и сына Трофима из Яицкого городка в Симбирск.

775. 16—18 сентября 1774 г. А.В. Суворов сформировал в Яицком городке отряд для конвоирования Е.И. Пугачева. В отряд вошли: команда премьер-майора К. Меллина (350 человек пехоты и кавалерии с 5 пушками), две сотни донских казаков во главе с полковниками К. Денисовым, Г. Поздеевым, М. Денисовым, сотня яицких казаков во главе со старшиной М. Бородиным, сотня гренадер во главе с поручиком Н. Москотиньевым. 18 сентября в 10 часов утра конвойный отряд Суворова вывез Пугачева, его жену Софью и сына Трофима из Яицкого городка. 1 октября 1774 г. он прибыл в город Симбирск, где, по распоряжению генерал-аншефа П.И. Панина, сдал Е.И. Пугачева под охрану команды гвардии капитана А.П. Галахова.

776. Речь идет о допросе Е.И. Пугачева в Симбирске 2—6 октября 1774 г. (см. док. № 2).

777. Конвойный отряд во главе с гвардии капитаном А.П. Галаховым вывез Е.И. Пугачева из Симбирска 26 октября 1774 г. и доставил в Москву 4 ноября того же года.

778. Белобородов Иван Наумович (1741—1774), крестьянин села Медянки Кунгурского уезда, отставной канонир, примкнул к Пугачевскому движению в январе 1774 г. и вскоре стал одним из крупнейших военных предводителей восстания на Среднем и Южном Урале. В мае он 1774 г. привел свой отряд к Е.И. Пугачеву в Магнитнцую крепость, в составе повстанческого войска участвовал в походе к Казани, в боях под этим городом 12 и 15 июля, после чего бежал, но 19 июля был схвачен карателями. По приговору Казанской секретной комиссии, санкционированному Екатериной II, казнен в Москве 5 сентября 1774 г.

779. Отряд И.Н. Белобородова присоединился к войску Е.И. Пугачева у Магнитной крепости 7 мая 1774 г.

780. Речь идет о поражении войска Е.И. Пугачева в битве под Казанью 15 июля 1774 г.

781. После поражения повстанцев под Казанью И.Н. Белобородов несколько дней скрывался в селе Сухая Река под именем Иван Шеклеин, но был опознан служителем Сергинского завода Г. Володимеровым, который и выдал его.

782. Речь идет о посылке Е.И. Пугачевым своего именного указа (от 15 августа 1774 г.) казакам Донского войска (Документы ставки. Док. № 45). В действительности указ этот был отправлен через посредство атамана Антиповской станицы И. Платонова.

783. С именным указом Е.И. Пугачева на Дон были посланы казаки Антиповской (а не Караваевской) станицы Иван Черников и Кирсан Тарасов.

784. Хотя именной указ Е.И. Пугачева от 15 августа 1774 г., судя по его адресату, предназначался атаману и казакам Березовской станицы, но при отправлении его Пугачев, передумав, приказал отвезти его в Иловлинскую станицу.

785. Казаки И. Черников и К. Тарасов, явившиеся 16 августа 1774 г. с именным указом Е.И. Пугачева в Иловлинскую станицу, были арестованы там старшиной В. Манковым. Черников был отправлен в Черкасск, где и казнен 27 октября; Тарасов послан через Царицын в Астрахань (последующая его судьба неизвестна).

786. Разговоры относительно судьбы Екатерины II и ее приспешников — «бояр» в том случае, если новоявленный «Петр III» овладеет Москвой и Петербургом и снова примет престол, действительно, велись Пугачевым и его ближайшими сподвижниками в Бердской слободе. Речь там шла, однако, не о предполагаемом в Москве судебном разбирательстве прав на престол между «Петром III» и Екатериной II, а о намерении Пугачева сослать императрицу в монастырь и об истреблении «больших бояр». Такого рода данные содержатся в протоколах следственных показаний И.Н. Зарубина, Я.Ф. Почиталина, Т.И. Подурова, М.Д. Горшкова (Пугачевщина. Т. 2. С. 135, 194, 288; ЦГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 214 об.).

787. Последний абзац протокола допроса (л. 356—356 об.) заключает в себе запись показаний Е.И. Пугачева по существу тех данных, которые содержатся в выписке из реляции посланника в Париже князя И.С. Барятинского, полученной Екатериной II осенью 1774 г. Выписка эта была послана Екатериной II в Москву с надписью: «Отдать Шешковскому» (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 1. Л. 325—326). Барятинский писал, что священник русской миссии в Париже познакомился с неким Ламером, французом, жившим до того в России среди иностранных колонистов Поволжья. В беседе со священником Ламер сказал, что он будто бы знает Пугачева по встрече в Саратове задолго до его выступления под именем «Петра III», что тот якобы не донской казак, а уроженец города Очакова, и во время Семилетней войны служил поручиком в русской армии. Ламер сообщил также, что Пугачев, действуя будто бы в сговоре со ссыльными польскими конфедератами и используя их деньги, намерен был уже в начале 1700-х годов поднять конфедератов и иностранных колонистов на восстание, рассчитывая в этом деле на поддержку во Франции, куда и направил в 1772 г. своего эмиссара, француза из поволжских колонистов, некоего Каро (Кар, Кара) с мемориалом к герцогу («дюку») д'Эгильону, но тот, не получив от герцога помощи, сам действовал по поручениям Пугачева в Голландии и Италии. Хотя вздорность этих измышлений не вызывала каких-либо сомнений, тем не менее С.И. Шешковский еще до начала следствия над Пугачевым обратился в Канцелярию опекунства иностранных колонистов с запросом о Ламере и Каро, откуда и получил ответ, что Пьер Ламер действительно жил среди колонистов в России, и последние сведения о нем относились к 16 февраля 1771 г., но предпринятые розыски не увенчались успехом и его местонахождение неизвестно; что же касается Каро, то о нем каких-либо сведений в бумагах Канцелярии не имеется (там же. Л. 327).

788. Каро (Кар, Кара), некий француз из иностранных колонистов Поволжья, которого, судя по измышлениям Ламера (см. выше, прим. 788), Е.И. Пугачев будто бы отправил в 1772 г. во Францию с мемориалом к герцогу д'Эгильону для переговоров о помощи задуманному восстанию в Поволжье иностранных колонистов и ссыльных польских конфедератов. Пугачев на допросах в Москве, как и на предшествующих допросах в Яицком городке и Симбирске, решительно и вполне обоснованно опровергал подозрения Екатерины II и следствия относительно причастности зарубежных стран к поднятому им восстанию.

789. «Семенов» — Алексей Семенович Логачев (см. о нем прим. 54 к док. № 1).

790. Показание Е.И. Пугачева относительно пребывания с А.С. Логачевым в Саратове осенью 1772 г. подтверждается свидетельством Логачева, который говорил на допросе, что по приезде в Саратов они были задержаны, содержались в течение суток под караулом, а потом их выпроводили из города (ЦГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 3. Л. 71).

791. Речь идет о пребывании Е.И. Пугачева со своим войском в Саратове 6—9 августа 1774 г.

792. В данном показании речь идет о вымышленном свидетельстве Ламера, утверждавшего, что Е.И. Пугачев был якобы уроженцем города Очакова (см. выше, прим. 788). Опровергая свидетельство Ламера, Пугачев ссылается на показание о своем участии в Русско-турецкой войне 1768—1774 гг.

793. Речь идет о вымышленном свидетельстве Ламера, утверждавшего, что Е.И. Пугачев во время Семилетней войны служил поручиком в русской армии (см. выше, прим. 788). Опровергая свидетельство Ламера, Пугачев ссылается на показание о своем участии в Семилетней войне в чине рядового казака в донском казачьем полку полковника И.Ф. Денисова (Док. № 3. Л. 230—231 об.).

794. Каро (Кар, Кара), — речь идет о французе-колонисте, который, по вымышленному свидетельству Ламера, был будто бы эмиссаром Е.И. Пугачева, посланным им в 1772 г. во Францию (см. выше, прим. 788 и 789).

795. Имеется в виду подпоручик Михаил Александрович Шванвич (см. о нем прим. 259 к док. № 1). На следствии Шванвич показал, что во время пребывания в ставке Е.И. Пугачева он никаких писем от имени «Петра III» в зарубежные страны не писал и вообще «ни о каком ево [Пугачева] намерении» на этот счет «не слыхал» (Пугачевщина. Т. 3. С. 213—214). Об этом же говорили на следствии и члены повстанческой Военной коллегии И.Я. Почиталин и И.А. Творогов, на которых в данной связи ссылается Пугачев (Пугачевщина. Т. 2. С. 111, 162).

796. Речь идет, видимо, о той группе польских конфедератов, которые отбывали ссылку в Казани и 12 июля 1774 г., при взятии этого города Е.И. Пугачевым, были взяты им в свой лагерь, но вечером того же дня во время сражения на Арском поле в числе прочих пленных освобождены корпусом подполковника И.И. Михельсона. Следует заметить, что несколькими месяцами раньше, при осаде Оренбурга, в рядах войска Пугачева находилось до двухсот бывших польских конфедератов, служивших до того в гарнизонах линейных крепостей Южного Урала. Один из них, Фредерик Кравин, заявил на следствии, что у Пугачева «никаких чужестранцев.., кроме их, поляков, человек до двухсот, не видал», да к тому же и все поляки были «в рядовой службе, некоторые канонерами, иныя в казаках, а прочил в пехоте» (ЦГАДА. Ф. 349. Д. 7297. Л. 168—169).

797. В данном случае, видимо, описка; на самом деле в войске Е.И. Пугачева служило до 500 иностранных колонистов Поволжья (см. выше, прим. 704).

798. Речь идет поражении войска Е.И. Пугачева в битве у Солениковой ватаги под Черным Яром 25 августа 1774 г.