Захар никак не мог уснуть. Рогатка не давала ему улечься на лавке. Как ни повернись — все мешает. То в лавку воткнется, так что не вздохнешь, то в руку ткнет. Стал было засыпать Захар, а одна рогулька воткнулась в паз между бревнами и душит, не пускает. Он взвыл. Почудилось — во сне домовой навалился.
Проснулся Захар рано утром, и такая обида его взяла! Никто ему пособить не хочет. Даже дяденька Аким не хочет рогатки сбить. Затвердил одно: хуже да хуже будет. Чего ж хуже? Дорогу сыскал бы. Как не найти дороги, — люди покажут. До бабки бы добрался, — жива еще, верно, старуха. Гнедко у нее тоже остался. Только бы ожерёлок ему сбили. Самому не сбить. А уж он бы добрался.
Захар сел на лавке и посмотрел в окно. Светать начинает. Побежать, что ли, назло в башкирское кочевье? Свои не хотят, — может, башкирцы собьют ожерёлок. Там у него знакомые есть. Кызметь, башкиренок, почтарем ездит.
Захар поглядел на Акима, — спит. Сегодня воскресенье — подольше поспит.
Он тихонько встал, натянул штаны и, как был, босиком, выбрался на крыльцо, постоял немного и пошел.
Пусто. Бабы и те не встали еще — из труб дым не идет.
Захар поежился. Хоть и не холодно было, а спозаранок всегда будто пробирает.
Только бы заводские Ворота не заперты были. Нет, как раз сторож вышел из сторожки, засов отодвигает. Захар схватился за рогатку. Увидит — спрашивать начнет.
Но старик-сторож с желтой бородой широко зевнул, покряхтел, перекрестил беззубый рот и повернулся спиной К Захару.
Захар быстро прошмыгнул мимо него и бегом пустился через пустырь к лесу, да не к просеке, а поправей, через молодой лес. Тут раньше, сказывали, дремучий бор был. Его вырубили, когда завод строили, лет тридцать назад. С тех пор от него такие пни остались, что двоим еле обхватить.
И новый лес высокий вырос, по памяти только его молодым называют. Березы уже желтеть начали — осень. Свежо в лесу, темно и так тихо, что слышно, как под босой ногой сухой сучок треснет.
Захар бежал быстрее и быстрее, хотя дорога поднималась все время в гору и на спине у него уже давно взмокла рубаха. Он вышел на полянку. Теперь недалеко, только бы подняться на перевал, а оттуда уж и кочевье видно.
Вдруг на другом конце полянки показался человек, точно из-под земли вырос, — не слышно было, как и подошел.
Захар остановился. Бродяга, должно быть. Летом много их тут проходит. Из Сибири в Россию пробираются через Урал. Только этот не такой, как другие. Идет — на одну ногу припадает и руками на ходу взмахивает, точно птица крыльями.
— Здорово, молодец, — протянул певучий смешливый голос. — Ты чего ж это ногами ходишь?
Захар выпучил глаза и перевел дух.
— А то как же? — пискнул он вдруг сорвавшимся голосом.
— А вот коли я ногами хожу, так у меня нога и подкована. А тебе, вишь, голову подковали, шипы врозь торчат. Тебе, стало быть, на голове и скакать.
Захар посмотрел на прохожего. Из-под короткой штанины у того торчала вместо ноги деревяшка с железной подковой.
Холодный пот выступил на лбу у Захара.
«Неужто лесовик?»
— С Воскресенского завода ты, видать, — протянул прохожий ласковым голосом. — Там у вас, слыхать, житье — не надо помирать. Ну, а ты чего скажешь?
Захар молчал.
— Вот и я, сирота, к вам пробираюсь, — продолжал прохожий. — Хозяин у вас, бают, прост, а уж приказчики — ни в чем не отказчики. И ласковы и повадливы. Живи — не тужи.
Захар все молчал.
— И на подарочки, видать, тороваты.
Он вдруг кошачьим движением протянул руку и ухватил Захара за рогатку.
Захар сердито вырвался и отскочил.
— О! Бывает и овца бодает, — усмехнулся прохожий.
— Чего измываешься! — сердито крикнул Захар. — Тебе хорошо, как самого...
Но тут прохожий поднял голову, и Захар так и осекся.
На щеках у того темнели глубокие борозды. Между ними нос торчал, точно длинный клюв.
— Ты чего дивишься? Не видел? — весело заговорил прохожий. — То мне тоже вроде орден — за ведовство да за проворство. Только мой орден не снять. Ну, а твой дуракам лишь таскать.
— Ловок больно, — пробормотал Захар. — Замок ведь.
— Ключ сильней замка, — сказал прохожий.
— А у тебя ключ, что ли, есть? — обрадовался Захар. — Пособи, дяденька. Христом богом... в ножки я тебе...
— Это что. Поклонишься и кошке в ножки, как нужда подойдет. Ты мне про завод скажи — хозяин-то кто? Из помещиков?
— Купец, сказывали, Твердышев.
— Ку-пец, — протянул прохожий. — Работники-то, стало быть, вольные?
— Мы-то проданные, — ответил Захар, — крепостные. А вот заводские которые, те и по найму.
— А ты не на заводе, что ли?
— Мы угольщики, — сказал Захар.
Прохожий кивнул.
— Шуму-то нонешним летом не бывало у вас?
— Ого! — протянул Захар. — Намеднись чего было... — Лицо у Захара расплылось от удовольствия. — Приказ вышел — в праздник работать...
— Ну? — спросил прохожий.
— Ни в какую! — радостно заявил Захар. — Вот шум был...
— Ну и что ж? — спросил прохожий.
— Ну и того... порка, стало быть, здо-ро-вая, — протянул Захар.
Прохожий кивнул.
— Порют-то часто у вас?
— А как же? — удивился Захар. — Кому и голову бреют да в колодки. А мне вот. — Захар схватился за рогатку.
— Ну, ладно, прощай покуда, иди, куда шел, — сказал прохожий и заковылял через поляну.
Захар шагнул к нему.
— Дяденька, а ключ-то... Сымешь, может?
Ключ? — переспросил прохожий и стукнул себя по кошелю. — Вишь ты, не захватил. Ну, ладно. Приходи сюда под вечер — сыму... Как солнце вон над той горой будет.
Он повернул Захара за плечо и показал ему на лесистую вершину на западе.
— Гляди, где орел летит.
— Где? Где? — спрашивал Захар.
Он послушно задрал голову и долго глядел на розовое небо над горой, но орла нигде не видно было.
Когда он обернулся, прохожего уже не было на дороге.
Захар испуганно оглядывался во все стороны, попробовал даже окликнуть — «дяденька!», но кругом было тихо, точно человек на деревяшке с мечеными щеками привиделся ему.
— А ну как впрямь лесовик, — прошептал Захар.
Он повернулся и бегом помчался вниз к заводу, размахивая на бегу руками. Про башкирское кочевье он совсем забыл.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |