После отъезда Чики завод заработал, как никогда. В том же подземелье, где было спрятано олово, нашлась и заводская казна — целых десять тысяч рублей, и Антипов решил не скупиться. За каждую новую пушку он платил рабочим по полтиннику, а за снаряд по алтыну. Муку и крупу выдавали даром из заводских складов.
Посланный с первой гаубицей вернулся из Берды с милостивым указом от военной коллегии Якову Антипову. Гаубица была там испытана и оказалась исправной.
— Ну, Аким Федорыч, — сказал Антипов, — слава богу, почин сделали. Теперь лишь бы побольше наделать Ишь, Оренбург не сдается и не сдается. А покуда не возьмет его Петр Федорович, и на Москву ему ходу нет. Главное, они в нас из амбразур палят, а мы в стены да в земляной вал. А вал разве прошибешь?
Антипов не заметил, что их разговор с Акимом слушал немец.
На другой день немец подошел к Акиму и спросил его, правда ли, что их царь не может взять города потому, что пушки стреляют в стену, а в город не попадают.
Аким кивнул.
Немец подошел ближе к Акиму и заговорил тихим голосом, чуть не в самое ухо, хотя все равно, кроме Акима, его никто не понимал.
Он сказал, что можно отлить такую пушку, которая будет стрелять через самую высокую стену и разрушать дома в середине города.
Аким вскочил и схватил немца за обе руки.
— Гут, зер гут!1 — крикнул он. — С такой пушкой Петр Федорович живо Оренбург возьмет. За нее Антипов тебе двадцать рублев даст.
Немец покачал головой.
— Geld ist mir nix, — сказал он. — Ihr musst sehen, was ein deutscher Meister leisten kann.2
Аким с удивлением посмотрел на Мюллера. Тот подумал, что Аким его не понял, и повторил по-русски:
— Ви будет знайт, немец мейстер то сделат, что русски нэ мошет — nein.3
Глаза у немца сверкали и усы поднялись вверх.
Аким усмехнулся.
— Ладно, немчура, дай срок, научимся.
Но немец энергично замотал головой.
— Nein, — повторил он. — Я сам делал, показать не будем.
— Ну, бог с тобой, — сказал Аким. — Не показывай. Лишь бы пушка была, как сказал.
С этих пор немец заперся у себя и занялся чертежами.
Аким рассказал Антипову, и оба они не могли дождаться, когда можно будет отливать новую пушку. Аким сказал Антипову, что пушка эта мортира, да не такая, как все, а особенная, зовется единорог.
Немец сам приготовил и глиняную форму — опоку — по своему чертежу.
Все время, пока шли отливка, сверленье, обточка, чистка новой болванки, немец не знал покоя. Он постоянно заходил в мастерские и всё таскал с собой Акима, чтобы тот объяснял мастерам его указания.
Наконец, через три недели единорог был готов.
Антипов назначил испытанье.
Немец предлагал вывезти единорог на опушку и оттуда выстрелить через весь завод на другую сторону, туда, где к заводской стене вплоть примыкает гора. Но Антипов не согласился. А вдруг немец просчитался, и снаряд попадет прямо в средину завода или разрушит стену, — у них ведь стена деревянная.
Он предложил стрелять с пустыря в лес. Коли ядро перелетит через высокие сосны, не задев, и упадет на поляну, стало быть, и через вал со стеной перелетит.
Немец тщательно вымерил расстояние от пустыря до поляны и сказал, что ладно, пусть будет, как Антипов хочет.
Опять весь завод высыпал на пустырь. Рабочие посмеивались, глядя на красного, озабоченного Мюллера.
Антипов подал знак, Мюллер вложил запал, и огромное ядро со свистом вылетело из широкой пасти приземистой, точно жаба, пушки.
Где-то далеко послышался глухой удар.
Все мальчишки, а за ними и взрослые рабочие кинулись в лес. Позади, отдуваясь, спешил Мюллер с Акимом и Антиповым.
Все трое шли, задрав головы, но нигде не видно было срезанных верхушек.
Они еще не дошли, когда навстречу им донеслись радостные крики.
Аким побежал вперед. Огромное ядро, видимо с навеса, рухнуло на поляну, разбив в щепы с самой верхушки старый дуб, росший на краю поляны.
Немец стоял среди поляны, самодовольно расправляя усы, и сверху вниз смотрел на толпившихся рабочих.
Антипов тоже весь сиял.
— Вот это так подарок будет батюшке-царю! — крикнул он. — Скажи ему, Аким, что государь его примерно наградит.
Аким покачал головой.
— Не желает он, — сказал Аким. — Это он чтоб в нос нам ударить. Вот, дескать, каковы немцы, а мы-де, русские, дурни. Из его рук смотреть должны.
— Ну, и чорт с ним, когда таю Благо сделал. Надо скорей посылать.
Единорог со снарядами сразу же отправили в Берду и с волнением ждали ответа.
Ответ пришел скоро, через восемь дней.
Читал его Аким в управительском доме, где жил Антипов. Антипов велел позвать немца, Цыгана и всех старших мастеров, работавших над единорогом.
Посмотрели на указ — свиток толстый, — стало быть, указ длинный — может, ругают их, с чего мудрить вздумали. Все сидели, точно на горячих угольях, один немец развалился на стуле и гладил усы, точно не его дело, — правда, он не очень понимал книжную речь.
— «Указ его императорского величества, самодержца всероссийского, — начал Аким, — из государственной военной коллегии на Воскресенский завод полковнику Якову Антипову.
На рапорт ваш, пущенный от 22 сего ж, при котором отправлено одна малая мартира и притом один секретный единорог, через казака Федора Карпова исправно получено. Да и впредь на изготовленную модель о вылитье другого секретного ж единорога государственная военная коллегия по имянному его императорского величества повелению, определяет...»
— Понравился, стало быть, — перебил Антипов, оглядывая всех повеселевшими глазами. — Ишь, «по имянному повелению» такой же делать велят. Сам государь, значит, смотрел.
Все облегченно перевели дух и задвигались. Один немец сидел все так же важно.
— «Ежели против присланного единорога, — читал дальше Аким, — изготовленная модель, то даруй бог сщастие — пустить».
— Слышишь, Мюллер? — не утерпел Антипов. — Такие же велит государь еще делать.
Немец самодовольно улыбнулся. Ничего другого он и не ждал.
— Ну, читай, Аким, — с досадой сказал Антипов.
— «А впредь стараться средней хотя и малой руки до-сколько вам рассудится. И протчаго, что принадлежит до его величества интереса, в том полагая на ваше попечение и благоискусство. По сему учинить вам по его императорского величества указу.
Дан в нашей государственной военной коллегии генваря 27 дня 1774 года.
Иван Творогов.
Секретарь Максим Горшков.
Повытчик Семион Супонин».
Антипов встал и подошел к немцу.
— Ну, господин Мюллер, — сказал он, — хоть ты на нас и плюешь, а мы все-таки с дорогой душой спасибо тебе сказываем. Через тебя теперь наш государь Оренбург возьмет. Это уж верно.
И Антипов в пояс поклонился немцу.
Первый раз в самодовольном лице Мюллера что-то дрогнуло. Он тоже встал, потряс руку Антипова и пробормотал:
— Ich danke. Ich bin zufrieden.4
— Что? Что он лопочет? — спрашивали рабочие.
— Благодарит тебя, Яков Антипыч, — перевел Аким. — Рад, говорит.
— Ну и ладно, — сказал Антипов. — Только бы дальше работал. Будешь, что ли, работать? — обратился он к немцу.
Немец кивнул и пошел из комнаты.
— Как можно налечь надо, ребята, — заговорил Антипов. — Сразу бы побольше наделать, да и послать полную батарею. Ишь, просят стараться, доскольку нам рассудится. Видно, нехватка у них. А как пришлем, они, надо быть, на штурм пойдут да враз и возьмут Оренбург. Давайте-ка месяца за полтора десяток отольем, да сразу и вышлем. Можно б и извещенье им послать, чтобы ждали. Как думаешь, Аким, справимся?
— Справимся. Как не справиться? Часу не пророним.
Мастера столпились вокруг Антипова. У всех были возбужденные, радостные лица.
— Сделаем! Справимся! За нами остановки не будет! — говорили все.
— Главное, февраль уж, — сказал Аким. — Коли в марте не пойдет государь на Москву — развезет дороги, реки тронутся. Придется лета дожидаться.
Утром на площади перед началом работ Антипов рассказал рабочим, что царь прислал указ, — секретный единорог оказался хорош, им приказано еще такие же лить. Сказал он также, что пушек у царя не хватает и из-за этого он все не может взять Оренбург. Надо наделать побольше пушек, тогда Оренбург наверно сдастся. А уж как Оренбург сдастся, он, Антипов, такой им праздник устроит, какого они не видали. Всем не по полтине, а по рублю даст и угощенье от завода выставит — пускай три дня гуляют.
Рабочие кинулись на работу, как волки на добычу. Сами просили, чтоб на час раньше колокол звонил, чтоб поскорей пушки и ядра наготовить. И погулять хотелось, да и лестно тоже — возьмет государь Оренбург, а они будут знать, что это из-за них, их пушками. Но хоть и спешили все, а работали на совесть... Только к благовещенью5 все десять пушек были готовы — два единорога, два дробовика, две мортиры и четыре гаубицы.
Двадцать четвертого марта всех их испытали, и все оказались исправны, хоть сейчас в бой.
Отсылать решено было в самое Благовещенье, после обедни и молебна в путь шествующим.
Пушки на этот раз провожали, точно невест к венцу. Выставили их в ряд на площади, девки разукрасили их лентами. Перед ними отец Варсонофий и молебен служил, чтобы довезти их в сохранности.
Все для праздника нарядились, бабы сарафаны цветные понадевали, девки мониста на шею навесили, в косы ленты пестрые вплели, благо день выдался тихий, теплый — первый весенний день в этом году. Аким даже головой покачивал, — как бы не развезло дорог раньше времени, да нет, ничего, лед, слышно, еще крепкий на Белой.
После молебна сразу же стали обоз готовить. Правда, отец Варсонофий поморщился — Благовещенье большой праздник, птица гнезда не вьет. Но потом разрешил. Какая ж это работа — обоз снаряжать, не работа, а праздник.
С песнями выкатили из сараев сани, с песнями укладывали на сани пушки, передки, зарядные ящики. Обоз огромный вышел — больше двадцати возов. И за каждым возом еще две запасные лошади привязали. По бокам выстроилась охрана — Антипов отправлял с обозом двадцать казаков. Слухи ходили, что по дорогам не тихо, а груз дорогой, не одна пушка, — надо поберечь.
Наконец, всё приготовили, отец Варсонофий для верности еще раз святой водой покропил — и обоз тронулся.
Заводские песенники к этому времени новую песню разучили, из-под Оренбурга ее занесли, и как только лошади тронулись, хор грянул:
Наши в деле не робеют,
Всякий хочет город взять.
Неприятель ослабеет,
Станет в город сам пускать,
Закричим «ура!» — мы взяли.
Потрясутся стены, вал.
Когда бомбы уж метали,
Город наш бесспорно стал?
Вся толпа подхватила и валом повалила за обозом. Мальчишки бежали впереди, кричали «ура», кидали вверх шапки. Как с этакими пушками да с этакими песнями не взять Оренбурга!
Рабочим казалось, что он уже и взят, и царь идет прямо на Москву, так им всем было весело.
Пустырь сразу заполнился шумной, веселой толпой. Один из рабочих вскочил на пушку и предложил проводить обоз.
— Вот это ладно! Проводим! Отчего не проводить? — закричали со всех сторон.
Обоз остановили. Мальчишки высыпали с визгом и криками вперед, девки просили подождать малость — они сбегают домой, захватят полушубки, а то замерзнут. Даже старики хотели идти. Бабы ребят тащили. Собрались точно на светлый праздник. Наконец, все были в сборе. Девки с визгом и хохотом взобрались на пушки.
Хор опять затянул:
В барабаны когда грянут,
Кровь казачья закипит.
Все готовы к бою станут,
Всякий рад колоть, рубить.
И обоз двинулся в путь. Но тут навстречу ему из лесу выехал на опушку всадник. За шумом и песнями никто не слыхал лошадиного топота.
Перед надвигавшейся толпой лошадь сразу уперлась задними ногами в землю, и всадник чуть не перелетел через голову.
Высокая казачья шапка слетела с него, и он с трудом удержался в седле, схватившись за луку.
Песня замолкла, его окружили.
Казак как будто, оборванный весь, бледный. Гнались, что ли, за ним? Его засыпали вопросами. Но он только с удивлением поводил глазами, силясь заговорить.
— Воскресенский горный завод, что ли? — пробормотал он наконец.
— Он самый. Воскресенский и есть! — закричали кругом...
— Антипова бы мне, — выговорил казак.
Антипов и сам протискивался к приезжему.
— Скобочкин, ты! — крикнул он, вглядевшись в казака. — Аль приключилось что?
— Поговорить бы с тобой, — ответил тот, слезая с лошади.
Антипов схватил его за руку и отвел в сторону от толпы к заводской стене. Проходя, он махнул Акиму, чтоб шел за ними. Толпа примолкла. Никто ничего не знал, словно туча вдруг нависла — не то пронесет, не то грянет так, что земля содрогнется.
— Ну, говори, с чем приехал? — тревожно спрашивал Антипов.
Скобочкин посмотрел на стоявшего неподалеку Акима.:
— При нем можно, — коротко сказал Антипов.
— Беда, Яков Антипыч, — хриплым, застуженным голосом заговорил Скобочкин. — Разбили нас вконец — Голицын-собака. Кого побил, кого в плен забрал.
— Под Оренбургом?
— Там, поблизости, под Татищевой.
— А батюшка наш? — со страхом спрашивал Антипов.
— Силой из-под пуль наши выволокли. Жив.
— А... Оренбург?
— Сняли осаду. Биться некем. Бойцов нет, пушек.
Казак внимательно посмотрел на толпу и первый раз увидел казаков и обоз с пушками.
— Слава богу, поспел, — сказал он.
Антипов с удивлением посмотрел на него.
— Как вы извещали коллегию, что готовите полную батарею, так Шигаев мне и говорит: «Скачи на Воскресенский, задержи, чтоб чертям тем не досталось. Они ноне, словно воронье на падаль, со всех концов на Оренбург гонят — и Мансуров, и Михельсон».
— А Петр Федорович? — опять нерешительно спросил Антипов.
— Батюшка наш на Белорецкий подался, там армию набирать будет, а оттуда на Магнитную. Туда и вам пушки велит везть, на Белорецкий, стало быть. Сразу же.
Антипов облегченно перевел дух — не всё, стало быть, пропало.
— Да, позабыл было, — заговорил опять казак. — Еще одно наказывал мне Шигаев. У них, говорит, на заводе приказчик есть один шибко грамотный, извет он присылал и репорты с завода он же пишет. Вот по имени как, запамятовал я. Ипат, что ли?
— Аким, может? — перебил Антипов.
— Вот-вот, Аким и есть. Так его тоже велел на Белорецкий слать, в военную коллегию, секретарем. Грамотных-то у нас не осталось, как Горшкова убили...
— Горшкова убили! — крикнул Антипов. — Господи, вот беда-то! Он же великому государю все указы писал.
— Ну вот, а ноне некому. Шигаев, Витошков, Творогов, они рассудить могут, а по письменной части — не вразумил господь.
Антипов обернулся. Аким стоял рядом с ним. Губы у него были сжаты. Лицо как-то посерело. Но глаза смотрели прямо и решительно.
— Слышал, Аким? — спросил его Антипов.
Аким молча кивнул.
— Что ж, поедешь? — повернулся к нему Скобочкин.
— Поеду, — коротко ответил Аким. — Ты вели лошадь мне оседлать, — обратился он к Антипову.
— Так ты что ж? — удивился Антипов. — Неужели так сразу и поедешь?
— А чего ж, — ответил Аким. — Раз государю требуется. Не распрягать же обоз. С ним и поеду. Тулуп, валенки на мне, а хлеба, чай, на мою долю хватит. Здесь вы и без меня обойдетесь. Немцу только не говори про Оренбург — на что ему, — еще работать не станет.
Скобочкин внимательно слушал Акима.
— Ну, видать, Шигаев не прошибся, — сказал он. — Стоящего человека взял. Вы езжайте, — продолжал он. — Я вас живо нагоню. Передохну малость, лошадь сменю, да щей мне Антипов похлебать даст, — три дня горячего не ел. На восход прямо держите, в объезд завода.
— Ладно, — сказал Аким. — Я лишь работным людям кой-чего сказать хочу. Прощай, Яков Антипыч, не поминай лихом.
Он пожал руку Антипову и пробрался в средину толпы к обозу.
Толпа тревожно ждала, что будет дальше. Что-то случилось. Но что? Никто ничего не знал. Самые зловещие слухи передавались шопотом, пока Скобочкин говорил с Антиповым: «Петра Федоровича убили... Нет, поймали, везут казнить... Теперь всех вешать будут, кто за ним пошел... Нас-то в первую голову — один наш завод на него работал, — так и звали: Петра III завод...» «Дождались... ишь, воли захотелось», — злобно шипели некоторые.
Аким подошел к саням, влез на пушку и махнул рукой. Правда, унимать некого было. И так все замолкли, жадно уставившись на него.
— Ребята! — необычно громким голосом заговорил Аким. — Казак приказ нам привез от великого государя Петра Федоровича!
Многие в толпе с удивлением переглянулись. «Жив, стало быть».
— Пушки, что мы отлили, не под Оренбург везть, а на Белорецкий. Там ноне государь.
Недоумение выразилось на всех лицах.
— А Оренбург-то как? — послышался голос.
— Оренбург оставил пока батюшка наш. Разбил там наше войско царицын генерал, князь Голицын.
В толпе послышались вздохи, всхлипыванья.
— Да вы что, ребята! — крикнул Аким. — Бабы, что ли? Думали, — без боя нам царица поддастся? На то и война. Сегодня они нас побьют, а назавтра мы их. Горевать нечего. Биться надо. А смекаете вы, чего Петр Федорович Оренбург не взял?
Аким обвел взглядом толпу. Все пристально смотрели на него, но никто не отвечал.
— Пушек не хватило — вот отчего. А кто повинен? Мы же и повинны. Нам когда великий государь велел пушки лить? Деревья еще зеленые стояли — вот когда! А мы когда посылаем — зима уж на исходе. Всю зиму мы сгубили — Беспалова проклятого слушали. Своей головы на плечах не было. Вот с того и беда на нас. А нам наука. Оренбург что! Была бы сила у государя — войско да пушки. Он и без Оренбурга на Москву пойдет. Так, что ли, я говорю?
Толпа зашевелилась.
— Так! Правильно! — раздались отдельные голоса.
— Ну вот. Казак говорит, — на Белорецкий государь подался; там войско набирает, туда и пушки велел отвезть. Да разве десяти пушек хватит? Понятное дело — не хватит. Еще ему надо. Вот и скажите теперь, — будет от вас государю помога или нет? Станете вы для него работать? Не станете, так бояре живо его одолеют, а на нас снова хомут взденут. Злобствуют они на государя нашего, знают — он им руки укоротит, не даст над народом измываться. Ну, да коли весь народ наляжет, разве им одолеть? Народу-то сколько! Лишь бы дружно, враз. Вы пушки лить, а казаки биться, да не одни казаки, вон и башкирцы тоже, и киргизы, и наши православные мужики — за волю все биться пойдут. Верно я говорю?
— Правильно! Головы сложим! За царя-батюшку! За волю! — кричали в толпе.
— То-то, ребята. Беда большая приключилась. Про то — что говорить. Трудно теперь Петру Федоровичу. Победит ли, нет ли, про то господь знает. Коли мы ему помоги не дадим, так верно бояре одолеют. Тогда уж на себя пенять придется. А пока работать надо. Времени и так много зря перевели. Живо надо пушки везть на Белорецкий. И я с ними еду. Государь меня требует — указы писать. У него секретаря убили. Прощайте, ребята. Я государю скажу, что Воскресенский завод его не выдаст. Будет до последнего на него работать.
— Будем! Послужим! — раздались отдельные, не очень дружные голоса.
Аким окинул взглядом толпу. У него вдруг мелькнуло сомненье. Будут ли рабочие так работать теперь, когда они не знают, победит ли новый царь.
— Прощай, Аким Федорович! — крикнул чей-то голос. — Спасибо тебе!
— И вам спасибо, ребята! — ответил Аким громко. — Голову не вешайте. Коли и вновь поколотят бояре, все одно придет наш черед. Добудем мы волю. Это я вам верно говорю. Прощайте!
Аким спрыгнул с пушки и вскочил на приведенную ему лошадь.
Толпа, теснившаяся кругом, раздалась, и обоз, окруженный одними казаками, тронулся в объезд завода на восток.
Аким ехал впереди.
Примечания
1. Хорошо, очень хорошо.
2. Деньги мне нипочем. Вы должны видеть, что может сделать немецкий мастер.
3. Нет.
4. Благодарю. Я доволен.
5. Благовещенье — большой церковный праздник, праздновавшийся 25 марта.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |