Подлинно научные, основополагающие указания о характере крестьянских движений мы находим в трудах Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. К. Маркс в работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», Ф. Энгельс в книге «Крестьянская война в Германии» вскрыли социальное значение крестьянских движений.
Огромное значение крестьянским движениям придавал Ленин. В своей работе «К деревенской бедноте» В.И. Ленин писал: «...в русской деревне всегда происходила... великая борьба, хотя не все видят ее, не все понимают значение ее. Когда было крепостное право, — вся масса крестьян боролась со своими угнетателями, с классом помещиков, которых охраняло, защищало и поддерживало царское правительство. Крестьяне не могли объединиться, крестьяне были тогда совсем задавлены темнотой, у крестьян не было помощников и братьев среди городских рабочих, но крестьяне все же боролись, как умели и как могли»1.
Особое значение имеют для нас указания товарища Сталина о характере восстаний Болотникова, Разина и Пугачёва. В беседе с немецким писателем Э. Людвигом И.В. Сталин говорил: «Мы, большевики, всегда интересовались такими историческими личностями, как Болотников, Разин, Пугачёв и др. Мы видели в выступлениях этих людей отражение стихийного возмущения угнетённых классов, стихийного восстания крестьянства против феодального гнёта. Для нас всегда представляло интерес изучение истории первых попыток подобных восстаний крестьянства»2.
Товарищ Сталин, говоря о выступлениях крестьян, отмечает их стихийность, некоторые черты разбойности, локальности, царистские иллюзии и отсутствие в те времена рабочего класса, который мог бы возглавить крестьянское движение и повести его к победе.
Это высказывание товарища Сталина прямо противоположно пренебрежительному отношению к крестьянским восстаниям со стороны дворянских и буржуазных историков. Следуя марксистско-ленинскому учению о значении и роли крестьянских движений, советская историческая наука навсегда покончила с культивировавшейся дворянско-буржуазными и меньшевистскими историками оценкой движения Пугачёва как слепой анархии и разбойничьего бунта.
Крестьянские восстания расшатывали устои феодально-крепостнического общества, способствовали более быстрому развитию общественно-политической жизни России.
* * *
В данной лекции вскрываются предпосылки пугачёвского восстания, его ход и причины его поражения.
Во второй половине XVIII века царская Россия была страной феодально-крепостнической, в которой с ростом товарно-денежных отношений и промышленности зарождался капиталистический уклад.
В феодально-крепостнической России существовали все виды феодальной ренты. На юге, в чернозёмных губерниях, господствовала барщина, в центральных губерниях преобладал денежный оброк.
Екатерина II, восшедшая на престол через труп мужа, раздарила своим фаворитам около 800 тыс. государственных крестьян. Этим ухудшилось положение государственных крестьян, переходивших в руки крепостников и, следовательно, обязанных нести барщину и оброк. Таким образом, она значительно увеличила число закрепощённых, которых к началу её правления (по третьей ревизии 1762 года) насчитывалось 3878 тыс. (52,9%) при 3400 тыс. незакрепощённых крестьян. Крепостные крестьяне во второй половине XVIII века составляли больше половины всего крестьянского населения. Рост закрепощения, усиление барщины и оброка, доходившего до 5 и даже до 10 руб. с крепостного, — всё это вызывало протест многомиллионного крестьянства.
Крепостническая эксплуатация резко усиливалась с ростом товарно-денежных отношений. «Со времен Петра, — писал Ф. Энгельс, — началась иностранная торговля России, которая могла вывозить лишь земледельческие продукты. Этим было вызвано угнетение крестьян, которое все возрастало по мере роста вывоза, ради которого оно происходило, пока Екатерина не сделала этого угнетения полным и не завершила законодательства. Но это законодательство позволяло помещикам все более и более притеснять крестьян, так что гнет все более и более усиливался»3.
Вторая половина XVIII века характеризуется в феодально-крепостнической России и ростом капиталистических отношений. Помещики, втянутые в орбиту этих отношений, старались увеличить свои доходы, добыть деньги путём принудительного усиления крепостного труда.
К 1762 году (начало правления Екатерины II) вывоз из России достиг 12 762 тыс. руб., а ввоз — 8162 тыс. рублей. Однако вывоз хлеба составлял только 6% общего вывоза. За границу шли главным образом железо с уральских заводов, лес, меха, пенька и холст. В 1761 году было вывезено 40 тыс. кусков парусины по 50 аршин в каждом куске. В 1794 году было вывезено 3880 тыс. пудов железа.
Ввозились главным образом предметы роскоши, потреблявшиеся господствующими классами страны: шёлковые ткани, тонкие сукна, ювелирные изделия, сахар, кофе, пряности, дорогие краски и прочее.
Уничтожение внутренних таможен в 1754 году, а позднее, при Екатерине II, монополий сильно способствовало развитию внутренней торговли и развитию капиталистического уклада в стране.
Во второй половине XVIII века наметилось расслоение в деревне; из зажиточной части крестьянства начали выделяться скупщики, которые скупали у крестьян не только хлеб, но и другие сельскохозяйственные продукты и изделия ремесла. С каждым годом росло число ярмарок, которых уже в половине XVIII века насчитывалось до 1300. Особенно крупными ярмарками были Макарьевская, Ирбитская, Свинская близ Брянска. Характерно, что ярмарки происходили не только в городских, но и в сельских местностях, что лишний раз указывало на рост товарно-денежных отношений в крестьянском хозяйстве.
С ростом товарно-денежных отношений увеличивалось городское население. Если при Петре I в городах насчитывалось около 300 тыс., то в 1782 году уже числилось 802 тыс. жителей. Нуждаясь в деньгах, помещики начали чаще отпускать крепостных на денежный оброк. Оброчные крестьяне занимались в городах извозом, работали в купеческих мануфактурах, причём большую часть их заработка помещики-крепостники оставляли за собой в виде оброка.
Некоторым крестьянам удавалось даже открывать в городах мелкие предприятия. Предком знаменитых капиталистов-фабрикантов Морозовых был крепостной крестьянин. Он сумел открыть небольшое предприятие, а затем откупился от своего владельца за 11 тыс. рублей.
Купеческие и крестьянские мануфактуры, конкурировавшие с дворянскими крепостническими мануфактурами, росли быстрее, так как пользовались преимущественно вольнонаёмным трудом.
На крестьянских текстильных мануфактурах работали обычно оброчные крестьяне — односельчане владельцев — и вольнонаёмные работные люди из разорившихся ремесленников. Дворянские мануфактуры, основанные на крепостном труде, отличались меньшей производительностью труда. К концу XVIII века треть рабочих работала по найму. Большинство их находилось на полотняных, ситцевых, миткалевых, шёлковых мануфактурах.
Число промышленных предприятий в 60-х годах достигло 590, а к концу XVIII века их было 1160 (по новым данным историка Злотникова).
Тем не менее, несмотря на начавшееся развитие капиталистического уклада, помещики-крепостники не желали поступиться своими классовыми интересами. Наоборот, крепостничество достигло при Екатерине II расцвета. При восшествии на престол Екатерина II в манифесте объявила: «Намерены мы помещиков при их имениях и владениях ненарушимо сохранять, а крестьян в должном им повиновении содержать». Помещики-крепостники имели право не только продавать своих крестьян, ссылать их, отдавать в рекруты, но и творить над ними суд, подвергать непомерно жестоким наказаниям. Екатерина II ещё более усилила крепостнические права дворян. По указу 1765 года, помещики имели право отдавать неугодных им крестьян в каторжные работы. В 1767 году вышло запрещение подавать крестьянам какие-либо жалобы на своих помещиков. В этом указе говорилось:
«А буде и по обнародовании сего указа, которые люди и крестьяне в должном у помещиков своих послушании не останутся и недозволенные на помещиков своих челобитные, наипаче в собственные руки императрице подавать отважатся, то как челобитчики, так и сочинители сих челобитных наказаны будут кнутом и прямо сошлются в вечные работы в Нерчинск».
Таким образом, указ запрещал помещичьим крестьянам подавать какие-либо челобитные, а если находились такие смельчаки, то их подвергали публичному сечению на городских площадях или в деревнях при общем сборе односельчан.
Екатерина II писала, что «землевладельцы делают все, что им заблагорассудится, кроме смертной казни, которая им запрещена».
Крестьяне должны были с каждой мужской души платить от 2 руб. и более оброка, доставлять натурой: муку, живность, а также пряжу, дрова, сено и др. На барщине крестьяне с семьями работали 3—4 дня в неделю по 14—18 часов в сутки. Некоторые помещики требовали даже шестидневной барщины. Такой помещик «по своей роскоши приумножает псовую охоту и думает, неусыпно старается и мужиков денно и нощно работою. понуждает... а того не думает, что чрез его отягощение в крестьянских домах дети с голоду помирают»4. Великий русский поэт Пушкин писал: «Со временем история оценит влияние царствования (Екатерины II. — В.Л.) на нравы, откроет жестокую деятельность ее деспотизма, под личиной кротости и терпимости, народ угнетенный наместниками, казну, расхищенную любовниками».
Крайне тяжёлым было положение крестьян в центральных губерниях, где особенно преобладало дворянское землевладение. Крепостники старались внеэкономическим путём, путём насилия, выкачать из своих крепостных их последние средства. Орловский помещик Шеншин имел в своём имении специальное помещение, где производились наказания, — секли кнутом и батогами, подымали на дыбу, у людей вывихивались кости и лопались сухожилия. В своём имении Шеншин специально имел штат из трёх палачей — специалистов по разным пыткам.
Одна помещица имела целый штат молодых девушек, которые с раннего утра и до позднего вечера должны были просиживать в полутёмном помещении за выделкой кружев, поступавших затем в продажу в ближайшие города. На этой работе многие слепли. Одна 17-летняя девушка не вытерпела и сбежала с работы. Её отыскали, приковали к сиденью и заставили работать, однако с помощью одного дворового ей удалось освободиться и убежать в соседний город. Её разыскали и снова приковали крепко-накрепко. Тогда несчастная девушка решила покончить жизнь самоубийством.
Другая помещица Тульской губернии любила, чтобы во время обеда при ней пороли кухарку, варившую обед.
Особенно отличалась помещица Дарья Салтыкова, которая в народном предании получила наименование Салтычихи. Салтычиха замучила много крепостных. Её обвиняли в убийстве, по крайней мере, более сотни человек, но царский суд нашёл доказанным, что она довела до смерти 38 человек. Она всячески издевалась над крепостными, била их скалкой или поленьями по голове, гладила горячим утюгом, жгла волосы, вырывала глаза.
Крестьяне Салтыковой неоднократно подавали челобитные на свою злодейку-помещицу. Двадцать один раз дворянские судебные власти начинали следствие и всякий раз прекращали. Наконец крестьянам удалось подать челобитную в сенат. Об этом деле стало известно самой Екатерине II. Суд приговорил Салтычиху к смертной казни, но «великодушная» императрица заменила смертную казнь пожизненным заключением при монастыре.
В екатерининское время, когда даже мелкие помещики старались тянуться за своими собратьями — богатыми дворянами — и обставлять свою жизнь с некоторой роскошью, ещё более усилились насилия над крепостными крестьянами и крепостническая эксплуатация. Не редкость было на городских площадях, среди возов с сеном, с сельскохозяйственными продуктами, видеть толпу крепостных, приведённых для продажи.
Раскрывая тогдашнюю газету «Московские ведомости», мы видим на последней странице различные объявления о продаже крепостных. «Продается лет 30 девка, — читаем мы, — и молодая гнедая лошадь. Их можно видеть в доме губернского секретаря»; или: «Продается мужской портной, повар и башмачник; там же венская прочной работы коляска и верховая лошадь».
Беспощадный помещичий гнёт пробуждал в крестьянстве острую ненависть к угнетателям, поднимал их на борьбу. В 1762 году, по восшествии на престол Екатерины II, по её собственным словам, занесённым в дневник, около 150 тыс. крепостных «пребывало в неповиновении». Около 50 тыс. приписанных к уральским заводам крестьян отказывались работать и слушаться своих приказчиков и владельцев. В 1762 году крестьяне Тверского и Клинского уездов восстали в имениях князя Вяземского, образовали громадную толпу в 2 тыс. человек, вооружённых цепами, косами и топорами. Для усмирения восставших крестьян пришёл большой вооружённый отряд. Крестьяне при встрече оказали упорное сопротивление и только после применения оружия разбежались, оставив на месте столкновения несколько десятков убитых.
В столкновении солдат с восставшими крестьянами села Русанова, Алексинского уезда, Тульской губернии, было убито 63 крестьянина. В другом столкновении, в Данковском уезде, крестьяне оказали упорное сопротивление и разбили наголову воинскую команду, убив и ранив 30 солдат.
За 5 лет — с 1764 по 1769 год — в Московской губернии крестьяне убили 21 помещика и 9 помещиц. Вооружённое сопротивление крепостные оказывали не только в центральных районах. Волнения происходили и в Поволжье. По данным историка Семевского, за десять лет — с 1762 по 1772 год — наблюдалось 40 крупных крестьянских восстаний.
Сила крестьянского сопротивления была столь велика, что наиболее дальновидные представители дворянства начали подумывать об освобождении крестьян. Так, в екатерининской Уложенной комиссии депутат Коробьин (от города Козлова) высказывался за освобождение крестьян и наделение их земельными участками.
Волнения помещичьих крестьян были тесно связаны с волнениями заводских крестьян. На Урале ко времени пугачёвского восстания было 75 железоделательных и 40 медеплавильных частновладельческих заводов, помимо государственных. На них работало в 60-х годах XVIII века до 200 тыс. заводских рабочих, Из них значительная часть принадлежала к посессионным крестьянам, которых в 1781 году насчитывалось не менее 50 тысяч.
Посессионные крестьяне имели при заводах землю, которую обрабатывали, так как заработка на заводах не хватало на прожитие крестьянских семей. Много работало на Урале «беспашпортных», беглых. Процент вольнонаёмных работных людей на уральских заводах достигал всего лишь 12,5. Самой значительной частью работных людей на Урале были приписные крестьяне из государственных крестьян, которые прикреплялись из расчёта по 400 человек на одну домну и по 120 человек на молот. Вначале приписывались близлежащие деревни, а потом дальние, иногда на расстоянии 600—700 вёрст от завода.
Эти крестьяне платили подушную подать по 1 руб. 70 коп. в год с мужской души, которую выплачивали за них заводовладельцы. Приписные крестьяне должны были отработать заводовладельцам подушную подать не только за себя, но и за оставшихся дома (больных, стариков, малолетних и др.). Они должны были рубить дрова, возить уголь, чинить плотины.
Крестьяне рубили лес, копали руду. За день работы с лошадью платили 10 коп., без лошади — 4 коп. Приписные работные люди выходили на работу с восходом солнца под конвоем и под конвоем же с заходом солнца уходили в свои помещения. Работа производилась в сырых шахтах и опасных для жизни помещениях. На месте работы крестьян подвергали всяческим наказаниям.
В одной крестьянской челобитной мы читаем о том, что дровосеков на Богословских заводах секли и говорили: «За то бьем, что твой-де пень негладок и как тот пень до земли брюхом своим загладишь, то и сечь перестанем».
В другой челобитной писали, что «приказом приказчиков и нарядчиков, навязав, яко татю на шею колодки и водя по дровосекам и шалашам, а в заводе по улицам, по плотинам... ременными кнутьями немилосердно злодейски мучили, отчего пришли в увечье и в конечное убожество, что многие и домов своих лишились».
Бывшие государственные крестьяне Казанского уезда, приписанные к заводу графа Шувалова, писали, что они пришли «во всеконечное разорение и нищету. А если оных работ будет с нас не сбавлено, то мы и наипаче можем притти совсем в несостояние к платежу государственных податей и можем последних домов своих лишиться».
В ответ на все издевательства крепостнической заводской администрации крестьяне восставали. В 60-х годах происходили волнения на заводах Демидова, на Кыштымском, Каслинском, Воткинском, Ижевском; Авзяно-Петровском заводах.
В 1760 году приписные крестьяне Каслинского и Кыштымского заводов оказали вооружённое сопротивление тысячному отряду царских войск. Бои произошли также между войсками и приписными крестьянами Воткинского и Ижевского заводов.
Волнения работных людей на Урале перекликались с волнениями работных людей в центральных губерниях. Тяжёлое положение работных людей признавал даже правительственный регламент, гласивший: «Поныне очень срамно было видеть, что большее число мастеровых и работных людей так ободрано и плохо одеты находятся, что некоторые из них насилу и целую рубаху на плечах имеют».
В 1752 году произошли волнения работных людей в Калужском уезде, на фабрике Гончарова. К ним примкнули крестьяне окружных деревень. Восставшие имели «пушки, ружья, огненного довольное число» и вступили в бой с присланным войском, «не страшась пальбы». Они разбили Ряжский драгунский полк и захватили в плен полковника. Против восставших было послано 6 полков с приказом «не допускать сражению, жилища сжечь, палить по ним из пушек». С большим трудом царские войска подавили восстание. В 1760 году происходили волнения на олонецких заводах, позднее на заводах Чернышёва, Воронцова, Походашина. В самой Москве, на Суконном дворе, в 1762 году произошли волнения работных людей по случаю беззаконного наказания одного ученика, Андреева, за «ложное оказывание». Рабочие не дали сечь этого ученика, и «в великом азарте, ворвавшись в контору фабрики, чинили превеликий шум», и хотели «бить смертно» мастера и служителей.
Крепостники чувствовали приближение грозной опасности всеобщего восстания.
Волнения стали возникать и в городах. В Москве в 1771 году произошёл так называемый «чумный бунт». Дело было, конечно, не только в эпидемии чумы, свирепствовавшей в городе, а в издевательстве начальства. Выведенные из терпения работные люди и ремесленники собрались толпой у Варварских ворот, ворвались в Кремль и разбили там покои митрополита. Посланная московским вице-губернатором Еропкиным воинская команда оказалась бессильной, и только после прибытия войск из Петербурга волнения были ликвидированы.
Но больше всего волнений происходило на Урале.
Кроме восстаний крестьян, работных людей, мы наблюдаем там Непрекращающиеся выступления угнетённых народностей. На Урале в течение всего XVIII века происходили волнения башкир, недовольных насилием властей, захватом земель, налоговым гнётом. Во время кровавого подавления одного из башкирских восстаний было убито 16 634 человека и 4 тыс. было выслано. Несколько сотен башкирских деревень было уничтожено, и земли их розданы помещикам и заводчикам.
Волнения башкир особенно усилились перед пугачёвским восстанием. К башкирам примкнули татары, приволжские народности — удмурты, марийцы, мордва. Вместе с русским крестьянством угнетённые народности боролись против непосильного гнёта феодально-крепостнической эксплуатации.
* * *
На Южном Урале наблюдалось также сильнейшее недовольство среди яицкого казачества. Яицкое казачество возникло в середине XVI века. Основу его составили донские казаки и беглые крестьяне. По указу царя Михаила им было разрешено пользоваться рекой Яиком «с вершины до устья». За это они должны были участвовать в войнах и нести пограничную службу. С 1627 по 1717 год яицкие казаки совершили 20 походов. Они получали от царского правительства денежное жалование, кормовые деньги, порох, свинец и ежегодно по 100 вёдер вина. На войсковых кругах избирали атаманов и есаулов. Рыбная ловля, охота на зверей, разведение рогатого скота, лошадей и овец, добыча соли составляли основные источники доходов.
Во многих крепостях на Яике рядовые казаки вербовались из беглых крестьян. Они были недовольны произволом местного начальства; эксплуатацией казачьих старшин, владевших рыбными ловлями, сенными покосами, большими табунами лошадей и стадами скота. Рядовые казаки обычно вынуждены были работать на богатых хуторах у старшинских казаков. В 1762 году в Яицком городке числилось 3300 казаков, из них старшинских казаков только 500.
Недовольство яицкого казачества особенно усилилось после введения монополии на рыбные ловли и на соль. Атаман Бородин взял от имени Яицкого войска у казны на откуп рыбные промыслы, продажу солёной рыбы, сбор с таможен. Три года Бородин не отчитывался в своих действиях. Он сумел подкупить приехавшую из Петербурга комиссию. Начались волнения рядовых казаков. В Яицкий городок прибыла военная команда генерал-майора Черепова. На общем кругу произошло столкновение. Прибывшие драгуны начали стрелять в собравшихся казаков. Против вновь назначенного атамана Тамбовцева также возникло недовольство. Казаки отказались отправить 500 человек на военную службу в Кизляр. Восстание вспыхнуло в 1772 году, накануне пугачёвского восстания. Во время восстания были убиты сам атаман Тамбовцев, генерал-майор фон Траубенберг, истреблена часть гарнизона и много представителей старшинского казачества. Для подавления восстания были посланы войска оренбургского губернатора Рейнсдорпа и пехотные части генерала Фреймана, разбившие повстанцев. Однако до их прихода многие участники восстания разбежались, причём часть их скрылась в раскольничьих скитах по реке Иргизу, где в дальнейшем и появился впервые будущий вождь крестьянской войны Емельян Пугачёв.
Многие, боясь наказания, собирались бежать на Кубань или в Персию.
В конце апреля 1773 года был вынесен окончательный приговор над яицкими казаками, участвовавшими в последнем волнении в Яицком городке. Сто сорок четыре человека были сосланы в Сибирь на каторгу. Тридцать человек было послано в сибирские гарнизоны.
Во время многочисленных восстаний, вспыхнувших среди крестьянства, работных людей, угнетённых народностей Поволжья и Приуралья, яицкого казачества, по стране разносились слухи о том, что царь Пётр III якобы дал грамоту о вольности не только дворянству, но и крестьянству. Но его жена, царица Екатерина, вместе с дворянами спрятала грамоту о вольности крестьянства и хотела убить царя. Тогда Пётр III якобы бежал и скрылся.
В разных местах страны стали появляться некие люди, называвшие себя спасшимся Петром III. Среди них. были беглые солдаты Кремнев, Чернышёв, Богомолов и другие. Имя царя Петра III принял и донской казак Емельян Пугачёв.
Его дед Михаил по прозвищу «Пугач», так же как и отец Иван Михайлов Пугачёв, были казаки Зимовейской станицы на Дону. В этой станице родился примерно в 1742 году и Емельян Пугачёв. Подростком он боронил пашню, 14 лет потерял отца и остался старшим работником в семье. Семнадцати лет он женился на казачке Есауловской станицы Софье Недюжевой, от которой имел сына и двух дочерей. Вскоре он был мобилизован в конную казачью команду Ильи Денисова и участвовал в Семилетней войне, побывал в Восточной Пруссии и Померании. После возвращения был демобилизован и жил до русско-турецкой войны на Дону, в родной станице. В начале русско-турецкой войны, в 1768 году, Емельян Пугачёв снова был мобилизован, попал под команду полковника Ефима Кутейникова и участвовал в боях с турками. Он дослужился в течение 2 лет до чина хорунжего, участвовал во взятии крепости Бендеры.
Затем Пугачёв заболел и по болезни был отпущен на излечение на родину. В мае 1771 года Пугачёв отправился на лодке по Дону в Черкасск просить отставки. Однако войсковая канцелярия отказала ему и предложила лечь в госпиталь. Тогда Пугачёв поехал в Таганрог проведать сестру Федосью. Вместе с её мужем Павловым он замыслил побег на Терек. Это был своеобразный пассивный протест против притеснений царизма. На Тереке Пугачёв сумел завоевать доверие тамошних терских казаков и был послан от них ходоком в Петербург. Его задержали и вернули этапом в родную станицу, а оттуда отправили в Черкасск. По пути Пугачёв бежал, перебрался через русско-польскую границу и временно жил в старообрядческих скитах, на так называемой Ветке (близ Гомеля), где поселились раскольники, бежавшие из России из-за религиозных преследований.
Правительство Екатерины II, боясь массового бегства раскольников, опубликовало указ, по которому все бежавшие за границу раскольники и крестьяне могли явиться на пограничные пункты и получить паспорта для поселения в русских губерниях.
Одним из первых явившихся был Пугачёв, пришедший на один из пограничных пунктов — Добрянский форпост — для получения паспорта. Там Пугачёв работал у купца-раскольника Кожевникова. Кожевников сказал Пугачёву, что он напоминает ему покойного императора Петра III. Кожевников рассказал, что он сам бывал в Петербурге и видел лично Петра III. По данным выданного паспорта, Пугачёв был небольшого роста (2 аршина 4,5 вершка), имел тёмнорусые волосы, усы и бороду чёрные с проседью, несмотря на 30 лет; на левом виске шрам и шрамы на груди. Имел, по выражению видевших, «страховитые глаза». Пугачёв обладал твёрдой волей и был красноречивым, остроумным собеседником. Выносливость его была необычайна. Он мог по двое суток находиться в седле, переносить стужу и зной, довольствоваться скудной пищей. Ходил он лёгкой и бодрой походкой, носил казачье платье. Даже Екатерина II писала Вольтеру в 1774 году, что Пугачёв «...человек чрезвычайно смелый и решительный».
Мысль о сходстве с бывшим царём проникла в сознание Емельяна Пугачёва, испытавшего всю тяжесть крепостнического гнёта. Она натолкнула его на то, чтобы возглавить могучее, разлившееся по стране народное движение, назвавшись именем Петра III.
Полученный паспорт гласил, что «явившийся собой на Добрянском форпосте Емельян Иванов сын Пугачев по желанию его для жития определен в Казанскую губернию, в Симбирскую провинцию, к реке Иргизу, которому по тракту чинить свободный пропуск».
После получения паспорта Емельян Пугачёв направился в раскольничьи скиты на реке Яик. Здесь проживало очень много бывших яицких казаков, разбежавшихся после подавления восстания в Яицком городке. Пугачёв появился в Мечетной слободе, ныне город Пугачёвск, и явился в старообрядческий скит к игумену Филарету. До монашества Филарет (Семёнов) был московским купцом второй гильдии. Пугачёв объявил себя купцом, приехавшим с целью уговорить яицких казаков переселиться на Кубань. Престарелому раскольничьему игумену Пугачёв и его замыслы понравились, и он сказал, что «яицкие казаки ущемлены и готовы бежать или в Персию или на Кубань».
При содействии раскольников Пугачёв начал разъезжать по скитам, расположенным на реке Иргизе, и призывал прятавшихся яицких казаков к бегству на Кубань в турецкие владения. В одной из бесед с казаком Пьяновым Пугачёв впервые объявил себя спасшимся царём Петром III.
Вскоре весть о «великой особе», подговаривающей к бегству яицких казаков, дошла до правительственных властей. Была направлена команда, арестовавшая Пугачёва и направившая его в ноябре 1772 года в тюрьму в Казань. Пугачёв на допросе говорил, что он всё делал шутя, «смеючись», «будучи пьяным», «по невежеству». Всё это произвело известное впечатление. Казанский губернатор Брандт после беседы с Пугачёвым доносил в сенат, что всё это произошло от «сущего его (Пугачёва. — В.Л.) невежества».
В казанской тюрьме Пугачёв показал себя послушным арестантом, и его наряду с некоторыми другими стали отпускать в город для сбора милостыни в сопровождении конвоя. Пугачёв воспользовался предоставлением некоторой свободы и бежал. Характерно, что вскоре после побега в Казани был получен приказ о наказании Пугачёва плетьми и ссылке в далёкий город Пелым, «где употреблять его в казенную работу — такую, какая случится может, давая за то ему в пропитание по три копейки на день».
Бежавший из казанской тюрьмы Пугачёв в начале 1773 года пробрался к Яицкому городку и остановился, не доезжая его, на постоялом дворе. Двор содержался отставным солдатом Оболяевым по прозвищу «Еремина курица». Однажды Пугачёв направился с хозяином постоялого двора в баню. Оболяев увидел у Пугачёва какие-то знаки на теле, видимо, после ранения. Он спросил, что это за знаки. Тогда Пугачёв встал во весь рост и сказал: «Это государственные знаки, я государь Петр Федорович. Сначала я бежал от злодеев дворян, жил за морем, теперь же вернулся, чтобы встать за народ». Изумлённый хозяин пал на колени перед новоявленным царём. Словоохотливый Оболяев вскоре разболтал о своём открытии. На постоялый двор стали стекаться казаки из соседних поселений и хуторов с подарками и поклоном.
«Ну, детушки мои, соколы ясные, — говорил Е. Пугачёв казакам, — смотрите же не покиньте вы меня; теперь у вас пеший сизый орел, подправьте сизому орлу крылья; сумею я вас нарядить...».
«Только не покинь ты нас, надежа-государь», — отвечали казаки, кланяясь...».
Один из участников пугачёвского отряда, Караваев, после признался, что он не верил, будто Пугачёв действительно являлся спасшимся царём, и говорил другому казаку, Чике-Зарубину: «...Это-де не государь, а донской козак, и вместо государя за нас заступит, — нам-де все равно, лишь быть в добре».
Так как весть о самозванце снова дошла до правительственных властей, Пугачёв по совету казаков-раскольников покинул постоялый двор и удалился в степь, на далёкий хутор Кожевникова, в 35 верстах от Яицкого городка, близ Бударинского форпоста. В уединённый степной хутор начали стекаться беглые крестьяне, работные люди с уральских заводов, башкиры, татары и яицкие казаки.
Казахский хан Малой орды Нурали прислал своего посланца с подарками. Пугачёв передал посланцу, что он ждёт от хана конный отряд в 100 человек, который, однако, не был послан.
Далёкий степной хутор стал центром собиравшихся повстанческих сил. Правительственная команда, рыскавшая по степям, натолкнулась на хутор Кожевникова, побудив Пугачёва переправиться на речку Усиху, на хутор Толкачёва. Здесь Пугачёв решил начать открытое восстание и во главе небольшого отряда восставших выступил 17 сентября 1773 года в поход к Яицкому городку.
* * *
Пугачёвское восстание можно разбить на три периода: первый — поход на Оренбург и осада его (до марта 1774 года); второй — поход на север Урала и продвижение к Казани; третий — массовое крестьянское движение в Поволжье (середина июля 1774 года) и поход Пугачёва на Дон (август 1774 года).
В Пугачёве, как народном вожде, сочеталась искренняя ненависть к крепостничеству с горячим желанием помочь народу, страдавшему от крепостнической эксплуатации. Он был храбр, энергичен и обладал боевой закалкой, выработанной в прежних военных походах. Он знал военное дело и даже хорошо был знаком с артиллерией. «По неустрашимости своей, — показывал позднее его соратник Горшков, — всегда был он напереди и подавал пример прочим. Также знал он, как правильно палить из пушек и из других орудий и указывал всегда сам канонирам».
Когда его предостерегали, Пугачёв говорил: «Пушка царя не убьет. Где видано, чтобы пушка царя убила».
Отряд Пугачёва быстро рос и на подступах к Яицкому городку достиг уже 400 человек. Вперёд были направлены гонцы с манифестом, написанным секретарём Пугачёва, грамотным казаком Иваном Почиталиным.
От «самодержавного амператора, нашего великаго государя Петра Федаровича всеросийскаго... — гласил манифест, — я, государь Петр Федарович, во всех винах прощаю и жаловаю я вас: рякою с вершин и до устья и землею, и травами, и денежным жалованьем, и свинцом, и порахом, и хлебным провиантом.
Я, великий государь император жалую вас Петр Федарович.
Сентября 17 дня 1773 года»5.
Этот манифест даровал казакам землю, свободу рыбной ловли, вероисповедания и обещал оружие и денежное жалованье. Последующие манифесты призывали народ к расправе со своими помещиками, заводчиками и царскими чиновниками.
Повстанческий отряд Пугачёва быстро стал овладевать форпостами. Это объяснялось тем, что большинство гарнизонов этих форпостов состояло из рядовых яицких казаков, вербовавшихся часто из беглых. Так были захвачены Гниловский, Кирсановский, Илецкая и Рассыпная, Нижне-Озерская и другие форпосты и крепости. Только Яицкий городок не был взят Пугачёвым. Для осады его была выделена часть повстанческого отряда.
Капитан-поручик Маврин позднее объяснял лёгкость взятия Пугачёвым форпостов и крепостей тем, что в них «все командиры в оных местах имеют свои хутора и живут помещиками, а они (казаки и солдаты. — В.Л.) — их данники. Крепости же одно только название имеют, а чем были ограждены, давно сгнило и в развалинах».
Пугачёв с основными силами двинулся далее и после взятия Чернореченской и Татищевой крепостей подошёл 5 октября 1773 года к крупнейшей крепости на юго-востоке России — Оренбургу. Он говорил: «Я-де Оренбург скоро возьму и так до Питера дойду беспрепятственно».
Накануне прихода под Оренбург у Пугачёва было всего 2 440 человек, из них яицких казаков — 500, илецких — 300, оренбургских — 600, пленных солдат из взятых крепостей — 540, Каргалинских татар — 500. Артиллерия состояла из 20 пушек.
Оренбург был очень сильной крепостью, созданной для обороны от кочевых народов. От Оренбурга тянулись линии крепостей: на запад — Самарская, на восток — Уйская, на юг — Верхнеяицкая, на север — Орская. Всего на линии было 114 укреплённых пунктов. В крепости было около 70 пушек и несколько тысяч гарнизона.
Окружив Оренбург, Пугачёв письмом предложил губернатору Рейнсдорпу немедленно сдать крепость. Получив отказ, Пугачёв написал Рейнсдорпу ругательное письмо — «сатанинину внуку, дьявольскому сыну», — напоминающее известное письмо запорожцев турецкому султану.
Повстанческое войско Пугачёва надолго задержалось под Оренбургом. Осада продолжалась с начала октября 1773 до конца марта 1774 года. При подходе к Оренбургу Пугачёв вздумал взять его внезапным штурмом. Весь день 6 октября шла бомбардировка крепости. Из крепости было произведено 234 пушечных выстрела и были брошены пять тридцатифунтовых бомб. Атака восставших в ночь с 7 на 8 была отбита. Однако Рейнсдорп не решался делать вылазки, основательно опасаясь, что его солдаты, среди которых многие явно сочувствовали восставшим, перейдут к Пугачёву. Сначала Пугачёв тревожил Оренбург беспрерывными штурмами и только позже перешёл к длительной осаде, надеясь на истощение противника. Из-под Оренбурга Пугачёв отлучился только на короткое время — для участия в штурме Яицкого городка.
Пугачёв организовал свою ставку в Каргалинской станице и назвал её Петербургом, соседнее село Берду — Москвой, а Сакмарский городок — Киевом. Своим приближённым он дал титулы и фамилии видных екатерининских вельмож. Так, Овчинникова он называл графом Паниным, Чумакова — графом Орловым, Чику-Зарубина — графом Чернышёвым, а Шигаева — графом Воронцовым. В его доме в Берде по стенам висели зеркала, оружие, портрет цесаревича Павла. Существовала при нём и личная охрана в 25 казаков.
В Берде Пугачёв вновь женился на молодой казачке Устинье Кузнецовой, которую велел именовать великой государыней-императрицей.
Главное внимание Пугачёв обратил на создание и организацию полков, делившихся на сотни и десятки во главе с есаулами и хорунжими. Полки были образованы казачьи, крестьянские башкирские и из заводских рабочих. В каждом полку было своё знамя из красного или жёлтого шёлка с нашитыми раскольническими крестами. Общевойсковым атаманом был Овчинников, артиллерией ведал Чумаков. Верный соратник Пугачёва полковник Кинзя Арасланов писал письма на башкирском языке, призывая башкир присоединиться к восставшим. В конце 1773 года выдвинулся вождь башкирского народа, мужественный воин и поэт Салават Юлаев. Он звал:
И иди на бой ты смело
И везде врагов рази.
В начале 1774 года число вооружённых восставших достигло 30 тыс. человек, артиллерии насчитывалось 80 орудий. Ружей не хватало. Большинство повстанцев вооружилось штыками, прикреплёнными к палкам. Башкиры были вооружены луками и стрелами.
Продуманной и ясной программы у Пугачёва не было. В своих беседах с народом он «обещал вернуть народ к раскольничьей вере и расправиться с боярами. Он грозил, что отнимет их деревни и заставит их служить на одном жалованье».
Известную роль в движении на некоторых этапах сыграла военная коллегия Пугачёва. Это был главный штаб в первый период этого движения, состоявший из 4 судей, секретаря, думного дьяка и 4 повытчиков. При этой коллегии были толмачи (переводчики) из башкир, калмыков, был и толмач для переводов с французского и немецкого языков, перешедший на сторону Пугачёва офицер Шванович.
Среди повытчиков мы видим заводских людей Ивана Герасимова, Степанова. Большое участие в военной коллегии принимали башкиры и татары (Кинзя Арасланов, Идыр Бахмутов и Садык Сеитов). Военная коллегия должна была давать наставления полковым старшинам и другим командирам, посылая их в разные места, «о покорении народа, о доставлении в главный стан провианта и фуража, о разграблении господских пожитков, об отобрании в крепостях пушек и пороха».
Военная коллегия рассылала людей в селения и помогала бедным людям продовольствием, защищала их от незаконных действий.
К сожалению, до нас не дошёл полностью архив пугачёвской военной коллегии. Большинство документов коллегии Пугачёв сжёг в Каргалинской станице накануне сражения у Татищевой крепости с генералом Голицыным.
Военная коллегия создала военную организацию повстанцев, во главе которой стояли главным образом русские крестьяне и русские работные люди. Таких крестьян-предводителей было в отрядах 33, а работных людей — 35. Некоторые национальные отряды возглавлялись своими предводителями из башкир и татар.
Пугачёв требовал строжайшей дисциплины в войсковых частях и жестоко расправлялся с мародёрами.
Суд над крепостниками Пугачёв обычно проводил сам лично. Он сидел в кресле, одетый в голубой кафтан, в шароварах малинового цвета. По бокам стояли два казака: один с серебряным топором, другой с булавой. Обычно суд был очень скорый: знак рукой направо — и помещика направляли к виселице.
Все попытки правительственных войск в Оренбурге вырваться из осады кончались неудачей. Тогда губернатор Рейнсдорп решил пойти на хитрость. Он вздумал послать в стан Пугачёва шпиона. Выбор Рейнсдорпа пал на одного заключённого в тюрьме рабочего уральских заводов, Афанасия Соколова, по прозвищу «Хлопуша». Этот бывший крепостной крестьянин тверского архиерея, затем рабочий уральских заводов Шувалова за свою жизнь три раза подвергался наказаниям, четвёртый раз был бит кнутом, ему вырвали ноздри и послали в Сибирь на каторгу. Два раза он был в бегах.
Губернатор Рейнсдорп вызвал к себе Хлопушу и предложил ему пробраться в стан Пугачёва для сбора сведений о повстанческих войсках. Хлопуша притворно согласился. Но стоило только ему вырваться из крепости, как он явился к Пугачёву, рассказал ему всё, что знал. Хлопуша стал правой рукой Пугачёва и был возведён в чин полковника.
Рычков, находившийся в осаждённом Оренбурге, так характеризует Хлопушу: «Он, Хлопуша, был главным орудием, ибо ездя по заводам, привозил к нему (Пугачёву. — В.Л.) пушки, ядра, порох и великое число денег, высылая хлеб и множество разных пожитков, а сверх того вылил и переслал к нему, Пугачеву, мортир и бомб и не малое число башкирцев, за что и дан ему чин полковника». Хлопуша был незаменимым организатором восстания на уральских заводах. Он не только сумел сменить прежнюю администрацию, но и организовал вновь производство пушек и боеприпасов для пугачёвцев. На одних Авзяно-Петровских заводах (верхнем и нижнем) Хлопуша захватил 6 пушек, 120 лошадей и 7 тыс. рублей денег, которые отправил к Пугачёву. Ему удалось за 5 дней пребывания на этих заводах отлить 6 чугунных бомб. На Воскресенском заводе удалось в дальнейшем изготовить не менее десятка новых пушек, некоторые из которых были «секретными». Нам осталась неизвестной эта «секретность», которой так доволен был Пугачёв. Известно, что пушки лили вольнонаёмные люди.
За два месяца с начала осады Оренбурга восставшими было занято 56 заводов. В феврале 1774 года было захвачено 92 завода, т. е. ¾ всей промышленности Урала.
Пугачёв, находясь с повстанческими полками под Оренбургом, совершил большую ошибку, распылив свои силы. Он направил воинские полки Чики-Зарубина под Уфу. Туда был направлен и молодой, двадцатилетний Салават Юлаев — вождь восставших башкир. Башкирия к январю была вся охвачена восстанием; в руках повстанцев находились помещичьи имения, заводы. Они осадили Челябинск, Кунгур, Красноуфимск. Атамана, бывшего рабочего медеплавильного Осокинского завода, Белобородова Пугачёв послал на Северный Урал для захвата Екатеринбурга (ныне Свердловск). Пугачёвский атаман Грязнов осаждал Челябинск, атаман Арапов захватил Самару. Пугачёв рассылал манифесты угнетённым народностям Заволжья и Приуралья, башкирам, калмыкам, татарам, вёл переписку с казахским ханом Нурали, прося у него помощи. Под Уфой село Чесноковка стало штабом Чики-Зарубина. Чика-Зарубин действовал самостоятельно: назначал командиров, писал указы, производил наборы и ведал снабжением всей повстанческой армии. Так, он послал на заводы Южного Урала казака Ивана Кузнецова с отрядом для налаживания производства оружия на Саткинском, Катав-Ивановском и других заводах. Под его руководством действовал Салават Юлаев, занявший в начале января 1774. года Красноуфимск.
Восставшие осадили Кунгур, но взять его им не удалось. В конце января 1774 года на помощь осаждённым в Кунгуре пришёл от генерала Бибикова отряд майора Гагрина. Пугачёвцы отступили. В конце февраля 1774 года отряд Гагрина выбил их из Красноуфимска и направился к осаждённому атаманом Белобородовым Екатеринбургу. В отряде Белобородова были как русские из числа работных людей, так и башкиры и мари.
Правительственный отряд Гагрина принудил Белобородова снять осаду Екатеринбурга, а затем разбил восставших на Уткинском и Каслинском заводах.
Тем временем отряд атамана Ивана Грязнова продолжал осаду крепости Челябинск. В самой крепости 5 января 1774 года произошло восстание служилых казаков, захвативших пушки. Оно было с трудом подавлено сохранившей верность царскому правительству и численно большей частью гарнизона.
Иван Грязнов послал воззвание на имя челябинского воеводы Свербеева и требовал сдаться «императору». Он писал: «Господь наш Иисус Христос желает и произвести соизволяет своим святым промыслом Россию от ига работы... Сколько во изнурение приведена Россия, от кого ж — вам самим то небезызвестно. Дворянство обладает крестьянами, но хотя в законе божьем и написано, чтоб они крестьян также содержали, как и детей, но они не только за работника, но хуже почитали чем псов своих, с которыми гоняли за зайцами... Нам кровь православных не нужна, — призывал Иван Грязнов, — да и мы такие ж, как и вы точно, православныя веры. За что нам делать междуусобные брани?».
Челябинск не сдался. Произведённый повстанцами штурм был отбит.
Восстание всё ширилось. «Все здешнее население в верности колеблется», — писал Исетский воевода Верёвкин. Все дороги между Екатеринбургом и Тюменью были перехвачены восставшими. Попытка воеводы Верёвкина натравить на восставших местных казаков кончилась неудачей.
В ставку Пугачёва под Оренбургом приходили представители из далёких приволжских деревень и сёл, охваченных восстанием против своих помещиков. Отряды пугачёвцев появились в отдалённых сёлах и деревнях. Так, один отряд 17 октября 1773 года появился в селе Ляховке, в 250 верстах от Оренбурга, другой — в деревне Михайловке помещика Карамзина (отца дворянского историка), и хорунжий призвал крестьян: «...отнюдь на помещика не работайте и никаких податей ему не платите». Восставшее крестьянство Поволжья — русское, мордовское и других народностей — с нетерпением ждало прихода Пугачёва на Волгу. «Наше красное солнце, — говорилось в одном крестьянском обращении, — под землею скрылося, отныне восток восходит на всю вселенную и своей Милостию хочет обогреть нас, нижайших и сирых рабов». Военной коллегии доносили: «Ставропольского уезду, как черкасы, татары, чуваши и мордва и господские крестьяне к таковому же разорению и мятежу согласились». Сенатский курьер Полубояринов, приехавший в январе 1774 года в Саратов с депешами, объявил, что все крестьяне от Пензы до Саратова не платят налогов, заверяя, что они имеют «уведомление» от Пугачёва, что «будут вольны и независимы ни от кого». Мобилизованные в карательную команду крестьяне Утяцкой слободы, Ялуторовского уезда, разоружили солдат и заявили себя сторонниками Пугачёва.
Крепостническое правительство Екатерины II, узнав об осаде Оренбурга, направило на выручку осаждённого гарнизона 2 отряда. Один отряд, под командой генерала Кара, в 1,5 тыс. солдат при нескольких орудиях, не дошёл до Оренбурга и был разбит 8 ноября 1773 года пугачёвцами под руководством атаманов Чики-Зарубина и Овчинникова. Часть солдат отряда перешла на сторону Пугачёва. Неудачливый генерал Кар спасся бегством.
Вслед за отрядом Кара двигался отряд полковника Чернышёва с 1700 казаков и солдат, с несколькими сотнями конницы и 15 пушками. Но не успел отряд переправиться через реку Сакмару, как был окружён повстанцами. Солдаты перешли на сторону пугачёвцев, связав своих командиров. Так окончилась неудачей посылка двух царских отрядов. Однако эти боевые действия отвлекли внимание Пугачёва от Оренбурга, благодаря чему туда смог придти из Озерной отряд барона Корфа (2453 солдата с 22 орудиями).
Екатерина II, получив ужаснувшее её известие о расширении восстания, приказала принять самые решительные меры. Командующим карательными войсками против пугачёвцев был назначен генерал-аншеф Бибиков, бывший маршал Уложенной комиссии. Генерал-аншеф Бибиков приехал в Казань, нашёл здесь полную растерянность и писал в Петербург, что «зло велико, приужасно... Не неприятель опасен, но народное колебание, дух бунта и смятения». Бибиков доносил, что казанский губернатор Брандт ничего не предпринял для того, чтобы организовать сопротивление надвигавшимся повстанцам. «Многие отсюда, — докладывал он, — или лучше большая часть дворян и купцов выехала». «Между тем пугачевские дерзости, — писал он, — из всех пределов вышли, всюду посылают манифесты, указы».
Бибиков направил к Самаре войска майора Муфеля. 29 декабря 1773 года Муфелю удалось вытеснить оттуда атамана Арапова и в середине февраля захватить последний оплот Арапова — Бузулук. Направленные из Казани отряды подавили очаги восстания на реке Каме. В дальнейшем Бибиков приступил к формированию классово надёжных дворянских отрядов. По примеру казанских дворян помещики Симбирского, Свияжского и Пензенского уездов формировали свои отряды. В Казани русские и татарские купцы за свой счёт создали конный отряд.
Бибиков попытался посеять разлад в среде восставших. С этой целью он послал 8 «надёжных» татар в Башкирию с манифестом Екатерины II на татарском языке, объявлявшем «всемилостивейшее прощение» татарам и башкирам.
Императрица Екатерина II, чтобы поднять дух казанских дворян и помещиков, объявила себя казанской помещицей. В ответ на это казанские помещики написали известную челобитную Екатерине II, в которой говорилось: «Что ты с нами делаешь, в трех частях света владычество имеющая, славимая в концах земли, честь царей, украшение короны. Из благолепия величества своего, из сияния славы своей нисходишь и именуешься нашей казанской помещицей. О радость для нас нескончаемая. Ты нашла путь к сердцам нашим».
Действительно, Екатерина, назвав себя казанской помещицей, «нашла путь к сердцам» дворян, начавших организовывать отряды для подавления восстания. Наряду с русскими дворянами собирали деньги для создания ополчения татарские купцы и мурзы.
Задержка Пугачёва под Оренбургом радовала Екатерину II, писавшую: «В несчастье сем, — можно почесть за счастье, что они, канальи, привязались два месяца целые к Оренбургу, а не далее куда пошли». Эта задержка, безусловно, дала возможность царским властям собрать силы для подавления восстания.
Генерал-аншеф Бибиков вскоре сосредоточил значительные вооружённые силы и направил основную часть своих войск — 7,5 тыс. солдат — под командованием генералов Голицына и Мансурова на выручку осаждённого гарнизона Оренбурга.
Пугачёв, узнав о продвижении значительных правительственных войск, несколько ослабил осаду Оренбурга и укрепился в недалеко расположенной Татищевой крепости, готовясь встретить удар царских войск. Пугачёвский отряд имел в своём составе: 3 тыс. казаков, 1 800 заводских крестьян, 2 тыс. помещичьих и более 2 тыс. башкир и татар.
Пугачёв лично принял участие в подготовке обороны. Он приказал сделать снежный вал и поставить на нём 36 пушек. Пугачёв обратился к своим товарищам с речью, призывая их оказать здесь сопротивление.
22 марта царские войска начали штурм правого фланга крепости. С обеих сторон началась стрельба, которая продолжалась часа четыре. Пугачёв вывел из крепости отряд с 7 пушками и привёл в замешательство 2 батальона противника. Генерал-майор Голицын повёл войска на штурм. Пугачёвцы отчаянно сражались на площадке перед крепостью.
Хотя восставшие отстаивали Татищеву крепость с большим упорством и решимостью, всё же они не могли противостоять регулярным, дисциплинированным царским войскам и были выбиты из крепости. Один из командиров карательного отряда, Голицын, писал: «Бой продолжался более шести часов... я не ожидал таковой дерзости и распоряжения в таковых непросвещенных людях в военном ремесле...».
Пугачёв при обороне Татищевой крепости потерял убитыми около 2 тыс. бойцов (в том числе погиб крепостной крестьянин атаман Шигаев) и 4 тыс. пленными. Пугачёв принуждён был снять осаду Оренбурга и двинуться по направлению к Яицкому городку, куда отступил также и отряд Овчинникова. Прискакав в Берду, Пугачёв сообщил своим приближённым о поражении. Снова возник проект ухода на Кубань или в Гурьев городок. Но правительственные войска преграждали путь.
С отрядом в 5 тыс. человек при 10 пушках Пугачёв двинулся к Сакмаре, где 10 апреля 1774 года принял новый бой с отрядами Голицына и вновь был разбит, причём вынужден был бросить на поле боя артиллерию. Он потерял здесь своих верных сподвижников — Хлопушу, Горшкова, Ивана Почиталина.
Ранее того, 24 марта 1774 года, отряд подполковника Михельсона разбил повстанческие отряды Чики-Зарубина и Салавата Юлаева под Уфой, у деревни Чесноковки. Повстанцы мужественно сопротивлялись. Михельсон доносил о поведении башкир в бою, что их и «злость и жестокосердие с такой яростью вкоренились, что редкий живой в полон отдавался, а которые и были захвачены, то некоторые вынимали ножи из карманов и резали людей, их ловивших». Чика-Зарубин был взят в плен. Многие спаслись бегством.
Тогда Пугачёв с оставшимися вооружёнными силами двинулся на, север, к уральским заводам, надеясь найти там новые пополнения и боевые припасы. Екатерина II писала 9 апреля 1774 года: «Я забыла вам сказать, что предводитель, которого талант так превозносили в газетах... убежал с двумя из своих товарищей в киргизские равнины». Английский посол Роберт Гунниг сообщал в Лондон «об окончательном подавлении мятежа». Радость Екатерины была преждевременной. Хотя под Татищевой и Сакмарой Пугачёв потерял всю свою армию и артиллерию, но он сохранил главное — поддержку народа. «Народу у меня, — говорил он, — как песку, и я знаю, что вся чернь меня с радостью примет».
Начался второй период пугачёвского движения.
На этом этапе восстания Пугачёв принял некоторые меры по упорядочению управления территориями, охваченными восстанием. Это свидетельствует о наличии тяги к известной организованности. 21 июня 1774 года была в Осе создана земская изба для сбора податей и выполнения повинностей. Она была организована на выборных началах. Избраны были для управления гражданскими делами крестьяне Трофим Шестаков — волостным старостой — и Михаил Голубин — писарем.
Кроме того волостные крестьяне избрали двух атаманов: пехотного солдата Степана Кузнецова и крестьянина Триногова, а также есаула Дмитрия Юсупова из крещёных татар. Права земской избы были обозначены особым Положением: «По получении сего наставления как из Казани, так и из прочих мест посланных без данных от его величества подорожных и прочих письменных видов... никуда не пропускать, кто б какого звания не был, которых поимав, присылать с нарочными в армию при рапортах немедленно.
Да сверх того препоручаем вам смотрение иметь, как над казенными напитками, так и над продажей соляной... и деньги принимать под свое охранение, записывая в приходную и расходную книгу без всякой утайки... а здешним обывателям в городе и в уезде быть послушными... никому напрасно обид и притеснения не чинить...».
Эта выборная земская изба в Осе свидетельствует о некоторой организованности на местах путём введения самоуправлений. Земская изба заготовляла для повстанческой армии фураж, провиант, размещала на постой повстанцев. Все местные дела решались ею. Из земской избы высылались отряды для разведки. Все закупки соли и другого провианта делались ею. Она вела и делопроизводство по этим закупкам. В ведении её была и почта, и выдача паспортов, и доставка хлеба и фуража повстанческой армии. Все атаманы отрядов, действовавших на территории, подведомственной земской избе, были ей подчинены.
Земская изба не только организовала силы повстанцев в своём районе: она принимала меры к расширению восстания на соседние районы.
Когда башкиры произвели разбойные налёты на Рождественский завод и вывезли деньги, приготовленные для выплаты заработной платы рабочим, земская изба добилась указа — немедленно вернуть захваченные башкирами деньги и выдать Осинской земской избе 1500 рублей для выплаты рабочим Рождественского завода. Деньги эти были взяты из выручки за соль и из питейных доходов.
В Воткинском заводе, который находился на территории этой Осинской земской избы, было установлено заводское управление в составе мастера по плотинам Матюкова и помощников его Камышева и Страхова. Кроме того был избран специальный атаман с отрядом для охраны завода.
Продвигаясь в дальнейшем в мордовских районах по правому берегу Волги, Пугачёв всюду оставлял своих комендантов. В городе Алатыре комендантом был назначен прапорщик Сулешев, в Саранске — Шахмаметов. Им поручали город со всем уездом: «...обыватели всякого звания и чина...» должны были им повиноваться. В районах и на заводах действовали выборные власти. К сожалению, эти органы самоуправления, по-видимому, возникали не повсюду, а только в некоторых районах. Также не во всех захваченных городах были назначены коменданты.
В целом же пугачёвское восстание было стихийным. Многие заводы были разрушены отрядами башкир и русских работных людей.
* * *
Пугачёв, двигаясь по Уралу, захватил 6 мая 1774 года крепость Магнитную с 4 тыс. бойцов, где во время штурма был ранен в руку. К нему вскоре присоединились некоторые отряды, разбитые правительственными войсками: Белобородова — от Саткинского завода, Овчинникова, Перфильева — от Яицкого городка. 3500 приписных крестьян Златоустовского и Саткинского заводов и более 800 человек наёмных работных людей также присоединились к Пугачёву.
От Магнитной Пугачёв пошёл на север, овладел Петропавловской крепостью и 19 мая 1774 года взял Троицкую крепость. Через 2 дня к этой крепости подошли царские войска из Сибири под командой генерала Деколонга. Произошло кровопролитное сражение, в котором активно участвовал, несмотря на ранение, сам Пугачёв. Бой длился в течение 4 часов. Пугачёв принуждён был отступить. Соединение под деревней Лягушкиной с башкирскими отрядами Салавата Юлаева влило бодрость в армию Пугачёва, понесшую тяжёлые потери. Всё же на Урале Пугачёв не мог рассчитывать на успешное сопротивление царским войскам. Урал был разорён, сёла и деревни опустели, заводы остановились. Повсюду двигались карательные отряды.
В то же время крестьяне призывали Пугачёва возглавить мощное крестьянское движение, всё более и более разгоравшееся в Поволжье.
Пугачёв принимает правильное и смелое решение — он подворачивает к Волге, прорывает кольцо карательных отрядов и стремительно движется к Казани. 11 июля 1774 года Пугачёв стал лагерем у Троицкой мельницы, в 7 верстах от Казани.
В его армии было 20 тыс. человек и 12 пушек. В город он отправил свой манифест. 12 июля он произвёл штурм Казани четырьмя колоннами. Пугачёвцы овладели предместьем Казани. Правительственные войска генерала Потёмкина в панике укрылись за стенами казанского кремля.
Пугачёв говорил окружающим: «Царь Иван Васильевич под Казанью семь лет стоял, а у меня она в три часа пеплом покрылась». Он заявлял, что он двинется к столице и жестоко расправится е дворянами, «чтобы они в роды родов помнили».
Население города радостно приветствовало Пугачёва и выпустило колодников из тюрьмы. Среди них находилась первая жена Пугачёва, Софья, с тремя детьми.
Между тем вслед за Пугачёвым двигался с конными полками Михельсон, который в тот же день подошёл к самой Казани.
Начались кровопролитные и упорные бои, продолжавшиеся 12, 13, 14 и 15 июля. «Злодеи, — писал Михельсон, — меня с великим криком и с такой пушечной и ружейной стрельбою картечами встретили, какой я, будучи против разных неприятелей, редко видывал». Пугачёв, потеряв около 3 тыс. убитыми и 5 тыс. пленными, вынужден был отступить от Казани.
Во время боёв попал в плен со своим окружённым полком верный сподвижник Пугачёва атаман Иван Белобородов. Башкирские отряды не последовали за Пугачёвым и двинулись обратно на Урал. С Пугачёвым остался лишь преданный Кинзя Арасланов. В нескольких десятках вёрст от Казани Пугачёв с отрядом в 500 человек переправился через Волгу и 17 июля вступил в Правобережье, охваченное сплошным крестьянским волнением.
Начался третий период восстания.
Появление Пугачёва в поволжских губерниях вызвало большую растерянность и испуг местных властей. П.С. Потёмкин (родственник фаворита Екатерины II) писал князю Щербатову: «Не можете представить себе, до какой крайности весь народ в здешнем крае бунтует».
Нижегородский губернатор Ступишин писал: «Несчастье наше в том, что рассыпанные злодеи селения возмутили и уже Пугачев грабит помещиков». По его приказу была распущена Макарьевская ярмарка. Губернатор смертельно боялся тысяч бурлаков, сосредоточенных на судах на Волге.
По словам Пушкина, «Пугачев бежал, но бегство его казалось нашествием. Никогда успехи его не были ужаснее».
Крестьянские волнения вспыхивали в разных уездах. Сотни помещиков спешно покидали свои владения и переселялись в губернские города или двигались в далёкую Москву.
Один иностранный дипломат сообщал: «Половина империи объята паническим страхом, и дух мятежа, одушевлявший Пугачева, был в нескольких переходах от Москвы, и императорский двор собирался удалиться в Ригу».
А вот как описывает офицер Болотов положение в Москве, где происходили в то время волнения простого люда. На московских улицах и площадях собирались толпы народа, оживлённо обсуждавшие положение дел. Московский губернатор принуждён был объявить город на военном положении и выставить перед своим домом артиллерию.
Екатерина II боялась, что Пугачёв устремится к Москве, «чтобы как нибудь в городе самом пакость какую ни на есть наделать, сам собою, фабришными или барскими людьми». По приказам правительства по всем дорогам, ведущим в Москву, были поставлены караулы. Военные части были сосредоточены в Гороховце, Туле, Шуе, Ярославле, Кашире, Коломне, Серпухове.
Из всех уездов поступали чрезвычайно тревожные известия. Голицын доносил, что «Симбирского и Пензенского уездов чернь вся заразой дышит, сбирается в немалые скопища, истребляет дворянство и делает превеличайшее разорение». Он же писал, что помещичьи, дворцовые и экономические крестьяне Курмышского, Ядринского, Алатырского, части Нижегородского и Арзамасского уездов «пришли в великое возмущение и неповиновение своим помещикам».
На Правобережье организуются крестьянские отряды Евстифеева, Ивана Иванова и других, беспощадно расправляющихся с помещиками-угнетателями. В течение нескольких дней было убито 1572 дворянина.
Отряд Евстифеева захватил Инсар, Троицк, Наровчат, Краснослободск, Темников и только около Керенска был разбит. Работный человек Мартынов захватил Рябухинский и Троицкий заводы.
Крестьянское движение стихийно охватывало всё Поволжье. Крестьяне восстали в Нижегородском, Козьмодемьянском, Алатырском, Свияжском, Чебоксарском, Ядринском, Курмышском, Пензенском, Саранском, Арзамасском, Темниковском, Шацком, Керенском, Борисоглебском, Хопёрском, Тамбовском, Воронежском уездах.
Пугачёв после переправы через Волгу двигался прямо на Москву. Он дошёл до Курмыша, но здесь встретил сильные правительственные отряды и должен был отступить на юг.
Правительство Екатерины II поспешно заключает Кучук-Кайнарджийский мир с Турцией. Вместо умершего Бибикова на подавление восстания направляется генерал-аншеф Пётр Панин с регулярными войсками.
Пугачёв, вынужденный повернуть от Курмыша, быстро двигался на юг с целью прорваться на Дон, где он надеялся поднять восстание донских казаков.
Соратники Пугачёва призывали его идти на Москву, но он говорил им, что надо подождать, что он имеет намерение идти на Дон за помощью. На призывы идти на Москву Пугачёв отвечал: «Нет, детушки, нельзя! Потерпите! Не пришло еще мое время! А когда будет, так я и сам без вашего зова пойду. Но я теперь намерен итти на Дон, — меня тамо некоторые знают и примут с радостью». В случае неудачи восстания на Дону Пугачёв предвидел возможность уйти на Кубань.
Пугачёв всюду рассылал манифесты восставшим крестьянам. В одном из таких манифестов, написанных его секретарём — сыном Мценского купца Дубровским, — он писал: «Всех находившихся прежде в крестьянстве и в подданстве помещиков быть верноподданными рабами собственной нашей короны, и награждаем древним крестом и молитвой, головами и бородами, вольностью и свободой, вечно казаками, не требуя рекрутских наборов, подушных и прочих денежных податей, владением землями, лесными, сенокосными угодьями, рыбными ловлями и соляными озерами, без покупки и без оброку, и освобождаем от всех прежде чинимых от злодеев дворян и градских мздоимцев-крестьянам... и всему народу налагаемых податей и отягощений...». «А как ныне имя наше властью всевышней десницы в России процветает, того ради повелеваем сим нашим именным указом: кои прежде были дворяне в своих поместьях и вотчинах, оных противников нашей власти и возмутителей империи и разорителей крестьян ловить, казнить и вешать и поступать равным образом так, как они, не имея в себе христианства, чинили с вами, крестьянами. По истреблении которых противников и злодеев-дворян, всякий может восчувствовать тишину и спокойную жизнь...»6.
Манифесты Пугачёва провозглашали лозунги крестьянской войны, направленной против феодально-крепостнического гнёта, против дворян-крепостников. Получая эти манифесты, крестьяне с ещё большим ожесточением громили своих помещиков. В манифесте видно глубокое знание нужд народных масс и указаны враги — «злодеи-дворяне» и «градские мздоимцы судьи». Манифест призывает к беспощадной классовой борьбе и требует врагов «ловить, казнить и вешать». Пугачёв призывал к борьбе крестьянство Поволжья, так как оно являлось основной опорой в борьбе с эксплуататорами-дворянами.
Михельсон принуждён был сознаться в своём донесении: «...нет почти той деревни, в которой бы обыватели не бунтовали и крестьяне не старались бы сыскивать своих господ или других помещиков или прикащиков к лишению их бесчеловечным образом жизни».
Пугачёв повелел продавать соль по дешёвой цене — по 5 коп. за пуд. Позднее он начал раздавать её совсем бесплатно бедному населению. При захвате городов деньги казначейства тоже распределялись среди бедного населения.
В захваченных городах Пугачёв ставил своих комендантов, сам же задерживался в них ненадолго и при приближении царских войск продолжал продвигаться всё дальше и дальше на юг. После Курмыша (20 июля) он захватил Алатырь (23 июля), Саранск (27 июля) и через Пензу (2 августа) пошёл к Саратову. Снова его войско дошло до 8 тысяч. Однако мало осталось в нём наиболее боеспособных работных людей, казаков и башкир. В Саратове Пугачёв также пробыл недолго, и, получив известие, что Михельсон продолжает его преследовать, двинулся дальше. 11 августа Пугачёв захватил Камышин.
Южнее Камышина Пугачёв осадил Царицын (21 августа), но захватить этот город ему не удалось. Здесь к нему присоединилось несколько тысяч калмыков и несколько сот донских казаков. На Дону в станицах начались волнения.
Стремясь прорваться на Дон, Пугачёв отступил от Царицына, однако далеко уйти ему не пришлось. 23 августа вблизи Царицына, у Сальниковой ватаги, он был настигнут правительственными войсками. Пугачёвцы потеряли 2 тыс. убитыми и 6 тыс. пленными и были разбиты. Самому Пугачёву только с маленьким отрядом в 164 человека удалось переправиться через Волгу, чтобы далее пробраться к реке Яику, где он надеялся вновь поднять восстание среди яицкого казачества.
Во время передвижения небольшого пугачёвского отряда по беспредельным степям внутри отряда начался ропот. Командующий карательной армией генерал-аншеф Пётр Панин объявил населению, что за Пугачёва, доставленного живым, будет выдано 10 тыс. руб., а за мёртвого — 5 тыс. рублей.
Нашлись изменники и предатели, которые задумали выдать Пугачёва правительственным войскам, надеясь этой ценой спасти себе жизнь. Эти предатели во главе с зажиточным яицким казаком Твороговым напали на Пугачёва, предварительно заманив его на бахчу, обезоружили, связали и доставили на ближайший Бударинский форпост.
Из Бударинского форпоста Пугачёв был направлен в Симбирск. Здесь его посадили в деревянную клетку и под большим конвоем (2 роты пехоты и 2 батальона конницы) препроводили в Москву. На пути всюду скапливался народ, который хотел посмотреть на своего народного вождя.
Передают, что Пугачёва пожелал видеть командующий карательной армией генерал-аншеф Пётр Панин. Он подошёл к деревянной клетке и спросил: «Кто ты такой?». Пугачёв бесстрашно ответил: «Емельян Иванович Пугачёв».
«Как же ты смел, вор, называться государем», — крикнул генерал.
«Я не ворон, а вороненок, а ворон-то еще летает в поднебесье», — многозначительно отвечал Пугачёв.
Народная песня так передаёт эту встречу:
Судил тут граф Панин вора Пугачева:
«Скажи, скажи, Пугаченька, Емельян Иваныч,
Много ли перевешал князей и боярей?» —
«Перевешал вашей братьи семьсот семи тысяч...»7.
В Москве 4 ноября 1774 года Пугачёв был помещён под охраной в Охотном ряду, в Монетном дворе. Допрос вёл жестокий следователь обер-секретарь тайной экспедиции сената Шешковский. 29—31 декабря 1774 года состоялся чрезвычайный суд из членов сената, синода и президентов коллегий. Суд приговорил Пугачёва и его сподвижника Перфильева к особо мучительной казни — четвертованию; Чику-Зарубина — к отсечению головы, а остальных—к повешению. Жену Пугачёва, Софью, с тремя детьми и вторую жену, казачку Устинью Кузнецову, велено было заключить в крепостную тюрьму.
10 января 1775 года на Болотной площади в Москве совершилась казнь. Пугачёва везли под конвоем на санях с высоким помостом. В руках его были 2 толстые горящие восковые свечи. Пугачёв взошёл на эшафот, поклонился на все четыре стороны заполнившему площадь народу, перекрестился и подставил голову палачу.
По тайной инструкции, данной палачу, четвертование не было осуществлено. Пугачёву отрубили голову, как и остальным приговорённым.
По словам современников, народ встретил казнь «превеликим гулом и оханьем». Конным отрядам долго пришлось разгонять возбуждённую толпу, не желавшую покидать место казни.
Казнь Пугачёва не остановила движения крестьянских масс Поволжья. Долгие месяцы карательные отряды действовали в поволжских уездах, жестоко подавляя крестьянское движение. Нескоро было подавлено массовое восстание в Башкирии. Был схвачен Салават Юлаев, пытавшийся бежать к казахам, и его отец Юлай. После жестокого наказания кнутом они были сосланы на каторжные работы.
Ненависть крепостников к Пугачёву была настолько сильна, что был отдан приказ: «...дом его на Дону, если найдется, или пустое место, где он проживал, через палача выжечь и посыпать солью». Зимовейская станица была переименована в Потёмкинскую. Река Яик стала называться Уралом и яицкое казачество — уральским.
Крепостническое государство с дикой жестокостью расправилось с восставшим крестьянством.
Начальник карательной армии Пётр Панин приказал зачинщиков волнений казнить и «их тела положить по всем проезжим дорогам, затем оставших всех без изъятия пересечь жестоко плетьми...».
Карательные отряды буквально уничтожали целые деревни. Всё население было высечено, руководители же волнений были казнены.
По Волге и другим рекам поплыли плоты с виселицами, на которых раскачивались тела повешенных повстанцев.
После подавления пугачёвского восстания крепостническое правительство Екатерины II провело губернскую реформу, усилившую власть губернаторов на местах, в целях быстрейшей расправы со всякого рода волнениями и восстаниями. Далее была опубликована жалованная грамота дворянству, которая ещё более укрепила диктатуру помещиков-крепостников.
* * *
Классики марксизма-ленинизма подчёркивали стихийность и локальность крестьянских восстаний и царистский их характер.
«Русский народ, — писал Энгельс, — этот «революционер по инстинкту», устраивал, правда, бесчисленные разрозненные крестьянские восстания против дворянства и против отдельных чиновников, но никогда не против царя, кроме тех случаев, когда во главе его становился самозванец и требовал себе трона. Последнее великое крестьянское восстание при Екатерине II было возможно лишь потому, что Емельян Пугачев выдавал себя за ее мужа Петра III, будто бы не убитого своей женой, а только лишенного трона и посаженного в тюрьму, из которой он, однако, бежал»8.
Товарищ Сталин в беседе с писателем Эмилем Людвигом следующим образом характеризует причины неудачи крестьянских движений:
«Крестьянские восстания могут приводить к успеху только в том случае, если они сочетаются с рабочими восстаниями, и если рабочие руководят крестьянскими восстаниями. Только комбинированное восстание во главе с рабочим классом может привести к цели»9.
Крестьянское движение без руководства рабочего класса, конечно, не могло победить, но оно было прогрессивным движением в том отношении, что расшатывало устои царской крепостнической России, в недрах которой развивались капиталистические отношения. С ростом капиталистических отношений крестьянские движения XVIII—XIX веков в конце концов разрушили феодально-крепостническую формацию и уничтожили крепостническую форму эксплуатации.
При всей своей неорганизованности, ограниченности крестьянская война под руководством Е. Пугачёва была одним из этапов «революции крепостных крестьян», которая, как указывает И.В. Сталин, «ликвидировала крепостников и отменила крепостническую форму эксплуатации. Но она поставила вместо них капиталистов и помещиков, капиталистическую и помещичью форму эксплуатации трудящихся. Одни эксплуататоры сменились другими эксплуататорами. При крепостных порядках «закон» разрешал продавать крепостных. При капиталистических порядках «закон» разрешает «только» обрекать трудящихся на безработицу и обнищание, на разорение и голодную смерть»10.
Победа Великой Октябрьской социалистической революции, завоёванная под руководством партии Ленина — Сталина рабочим классом в союзе с беднейшим крестьянством, навсегда избавила трудовое крестьянство нашей страны от векового гнёта эксплуататоров.
Примечания
1. В.И. Ленин. Соч., т. 6, стр. 384. Изд. 4-е.
2. И.В. Сталин. Соч., т. 13, стр. 112.
3. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIV, стр. 370—371.
4. Сборник русского исторического общества, т. XXXII, стр. 515. 1881.
5. Пугачёвщина, т. I, стр. 25. Изд Центрархива. 1926.
6. Пугачёвщина, т. I, стр. 41.
7. Песни и сказания о Разине и Пугачёве, стр. 186. М. 1935.
8. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XV, стр. 262.
9. И.В. Сталин. Соч., т. 13, стр. 112—113.
10. Там же, стр. 239—240.