Заключение

Рассмотрение комплекса материалов, условно определяемого нами как следственное дело Салавата Юлаева, показало, что особые условия создания документов этого дела оказывали существенное воздействие на их содержание. Сыскные учреждения, представители верховной власти, центральной и местной администрации, причастные к дознанию и к судебному процессу, подходили к освещению событий народного движения 1773—1775 гг. и к оценке действий Пугачева, Салавата Юлаева, других вожаков и рядовых повстанцев с предвзятых позиций охранителей феодального строя. Они рассматривали грандиозное выступление народа против социальной несправедливости, бесправия и угнетения как государственную измену, квалифицировали предводителей восстания как воров, разбойников и уголовных преступников, возбудивших и возглавивших «бунт темной и необузданной черни». Защищая интересы господствующего класса, представители власти и сыскных учреждений фальсифицировали данные о реальных событиях восстания, опорочивали действия восставших, затемняя истину тенденциозными оценками и нравоучительными сентенциями. Следствие не занималось выяснением целей Крестьянской войны, причин участия в ней широких народных масс, их обвинениями по адресу помещиков и чиновников, признавало противозаконной административную деятельность повстанческих властей и учреждений.

Характер существовавшего судопроизводства исключал всякую возможность использовать суд подследственным для прямого и откровенного разговора о причинах и ходе народного восстания. Рассматривая дело Салавата Юлаева, царские чиновники исходили из сугубо утилитарных целей — доказать его вину в совершении тяжких уголовных преступлений (убийства, грабежи, поджоги), выявить его участие в вооруженных нападениях на правительственные войска с тем, чтобы обосновать применение к нему наиболее сурового наказания.

Деформирующее воздействие правительственной позиции при производстве дознания сказалось и на содержании таких важных в источниковедческом значении документов, как протоколы показаний Салавата Юлаева. В этих источниках, наряду с достоверными известиями подследственного о реальных событиях восстания, фиксировались измышления и оценки, привносимые в ткань показаний следователями, производившими допрос. Вместе с тем и сам Салават уклонялся — в порядке самозащиты — от дачи подробных и откровенных показаний о тех фактах, которые не были известны следствию и могли бы усилить сторону обвинения; иногда он обходил полным молчанием — важные по значению и продолжительные по времени — периоды своей деятельности, иногда же упорно отрицал такие факты, которые были установлены и по документальным уликам и по показаниям свидетелей. Из сказанного следует, что протоколы показаний Салавата — источник сложный и по происхождению содержащихся в нем свидетельств, и по степени их достоверности, и по наличию значительных умолчаний.

Именно поэтому использование документов следственного дела Салавата Юлаева и, в первую очередь, протоколов его показаний в историческом построении возможно лишь после предварительного изучения указанных свойств этих источников, после установления реальной истинности каждого отдельного их свидетельства и выявления всех пробелов в информации. Эта исследовательская задача решалась путем критического сопоставления показаний Салавата с аналогичными свидетельствами других источников, как содержащихся в самом следственном деле Салавата, так и в выявленных в составе других архивных дел, хранящихся в различных фондах и архивохранилищах.

Изучение документов судебно-следственного процесса по делу Салавата Юлаева потребовало привлечения широкого круга разнообразных источников. Были использованы документы повстанческих властей и учреждений, следственные показания предводителей восстания и рядовых повстанцев, переписка центральных и местных правительственных властей и учреждений, мемуары современников Пугачевского движения. При этом учитывались особенности происхождения и назначения этих источников. Текущая переписка, как и внутренняя документация правительственных учреждений и военно-походных канцелярий командующих карательными войсками, освещали события восстания с позиций его противников. При определении достоверности свидетельств переписки, а также протоколов показаний пугачевцев необходимо было установить, в чем и почему именно выражались неискренность, преднамеренное искажение в освещении событий и их оценок, чем были вызваны ошибки и т. п.

В результате комплексного изучения источников было определено значение следственного дела Салавата Юлаева как исторического источника, отобразившего ряд крупных событий Крестьянской войны 1773—1775 гг., и сделана попытка решить вопрос о возможности использования документов этого дела в научном построении.

Источниковедческий анализ следственного дела, основной целью которого, как указывалось выше, было наиболее полное раскрытие содержания его документов, помог установить, что достоверная часть их информации позволяет в общей форме осветить ход повстанческого движения на территории Уфимского уезда и прилегающих к нему районов Кунгурского уезда, участие в нем в качестве одного из предводителей восстания Салавата Юлаева. С одной стороны, сведения, содержащиеся в материалах следственного дела, вносят уточнения или подтверждают известные нам из других источников факты (переход на сторону пугачевцев башкиро-мишарских команд, мобилизованных властями для пополнения карательных сил; участие башкир в составе Главного войска Пугачева в сражениях под Оренбургом, в Уфимской провинции (на реке Ай), в захвате Осы; деятельность Салавата Юлаева в волостях северной и северо-восточной Башкирии, в Красноуфимско-Кунгурском районе и др.). С другой стороны, следственные документы содержат неизвестные по другим источникам факты. Так, в следственных показаниях Салавата Юлаева представлена картина действий пугачевского атамана И.Н. Грязнова на Сибирской дороге в декабре 1773 г. А его же рассказ на допросе в Уфе, подкрепленный показаниями Юлая Азналина, содержит уникальные сведения о получении ими указа Е.И. Пугачева от 2 мая 1774 г. с предписанием разгромить все заводы, что служит свидетельством изменения тактики повстанческих властей по отношению к южноуральским заводам на втором этапе Крестьянской войны.

Особое значение приобрели выписки следователей из нескольких протоколов показаний повстанцев и документов из переписки местных учреждений, полные тексты которых не сохранились. Именно на основании этих свидетельств можно высказать предположение о связях Салавата Юлаева с видным пугачевским атаманом И.Н. Зарубиным и о том, что в Чесноковском повстанческом центре под Уфой знали о задании Пугачева Салавату, с которым он был послан в Красноуфимско-Кунгурский район. В выписках находят подтверждение данные об организующем значении приказов о наборе «казаков», рассылавшихся Салаватом по Башкирии. Эти же документы и показания свидетелей обвинения называют имена врагов восставших в Башкирии, а значит и личных врагов Салавата Юлаева: старшин и ахунов, заводовладельцев и заводских приказчиков, людей неустойчивых, устрашившихся народного движения или изменивших ему. Следственное дело является единственным источником, содержащим сведения о внешнем облике Салавата, его семье, об отношении Салавата к родным и близким.

Документы следственного дела наряду с освещением событий Пугачевского восстания ярко иллюстрируют правовые отношения феодального общества, показывают факты жестокой расправы крепостнического государства с теми, кто поднимался на борьбу против социального и национального неравенства. Документы характеризуют классовую направленность и механизм деятельности судебно-административных органов правительства Екатерины II по подавлению народных движений. Факты, извлеченные из документов следственного дела, помогли выявить 3 этапа судебно-следственного разбирательства по делу Салавата: в военно-походной канцелярии Н.Я. Аршеневского, в Тайной экспедиции Сената, в Уфимской провинциальной канцелярии, определить общие черты, свойственные как дознанию над Салаватом Юлаевым, так и следственным делам других предводителей восстания, а также выявить ряд отличительных особенностей салаватского дела.

Текстологический анализ различных вариантов и черновиков документов, подводящих итоги отдельных этапов расследования, позволил высказать предположение об оформлении окончательного текста приговора Тайной экспедиции Сената на основании непосредственных указаний Екатерины II, а также о предрешенности жестокого наказания Салавата Юлаева, несмотря на продолжительность и мнимую объективность разбирательства. Проставленные в черновике экстракта следственных материалов, составленного чиновниками Уфимской провинциальной канцелярии, номера 16 статей из основных законоположений, которыми руководствовались органы дознания (Соборного уложения Алексея Михайловича, Воинского и Морского уставов Петра I), позволили обратиться к текстам законов, под действие которых подпадали, по мнению властей, «преступления» Салавата Юлаева.

Изучение документов следственного дела подводит к выводу о том, что учреждения политического сыска сознательно обошли молчанием манифест Екатерины II от 17 марта 1775 г. и указ Сената от 6 апреля того же года, провозгласивших прекращение дознаний по делам приговоренных ранее к смертной казни, которых следовало отправить «в работу в Оренбург», а осужденных к телесному наказанию — на поселение в Тобольскую губернию. Поэтому и расследование дела Салавата в Оренбургской губернии, и тем более осуждение его к жестокому физическому истязанию и к пожизненной каторжной работе были незаконными даже с позиций узаконений, торжественно объявленных верховной властью в том же самом 1775 году. Не решившись после казни Пугачева и его товарищей в Москве на вынесение новых смертных приговоров (ведь смертная казнь в России законодательно была запрещена), императрица и ее сотрудники осудили Салавата Юлаева на пожизненные муки, а по существу на медленную смерть вдали от родины.

На основании материалов следственного дела можно почти полностью воссоздать картину дознания, суда и приведения приговора в исполнение. В то же время свидетельства сопутствующих и корректирующих документов, вся сумма наших знаний о Крестьянской войне говорят о том, что и протоколы показаний Салавата, и другие документы его судебно-следственного процесса не отражают в достаточно полной мере деятельность этого выдающегося предводителя восставших.

Источники, привлеченные к изучению документов следственного дела, не только служили целям уточнения и проверки достоверности свидетельств последних, но, что особенно важно, во многом дополнили показания Салавата Юлаева и других пугачевцев, умышленно обходивших отдельные стороны своей деятельности, дабы не усугублять своего положения.

Критическое рассмотрение содержания значительного круга источников дало возможность полнее осветить события Крестьянской войны 1773—1775 гг., связанные с именем Салавата Юлаева, выявить и уточнить реальные факты его биографии. Изученные в ходе исследования материалы свидетельствуют о выдающейся роли пугачевского бригадира Салавата Юлаева. В документах выявлены новые данные о боевых операциях салаватовцев, о наличии в их действиях элементов сознательности и организованности. Существенный интерес представляют сообщения источников об агитационной работе Салавата, распространявшего среди русского и нерусского населения манифесты и указы Пугачева и свои воззвания, о его же военно-организационных мероприятиях (взаимодействие с другими повстанческими отрядами, назначения командного состава, борьба за дисциплину и т. п.), об установлении правопорядка на освобожденных территориях. Документы имеют важное значение для освещения таких кардинальных проблем как участие нерусских народов в выступлении Пугачева, складывание боевого содружества трудового населения русского и нерусских народов в ходе совместной борьбы против феодального угнетения, произвола помещиков, заводчиков и царской администрации.

Сохранившиеся до наших дней архивные документы и мемуарные источники, конечно же, не могут в полной мере отразить всю деятельность Салавата Юлаева, но и этих свидетельств достаточно для того, чтобы говорить о Салавате Юлаеве как о замечательной личности, как об одном из выдающихся предводителей восставшего народа. К Салавату вполне применимо высказывание Ф. Энгельса о руководителях Крестьянской войны в Германии: «...неладно скроенные, но крепко сшитые фигуры Великой крестьянской войны»¹. Салават Юлаев — национальный герой башкирского народа, символ беззаветной борьбы против социального гнета и национального неравенства, символ мужества и отваги, братства башкир с русским и другими народами в борьбе против угнетателей. Его имя чтится трудящимися нашей страны. В честь его в Башкирии назван город Салават крупнейший центр нефтехимии. Имя Салавата носит район Башкирской АССР, многие колхозы, теплоходы. Его жизнь и подвиг нашли отражение в народном фольклоре, произведениях литературы и искусства.

Примечания

1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 7, с. 345.