Князь Данило ехал скоро, делая по сто верст в сутки, и был уже недалеко от Нижнего Новгорода. Однажды пришлось ему обгонять длинную колонну народа. Рубища, мрачные лица, серые кафтаны двигались кучей и при совершенном безмолвии шаркали по дороге. Вся кучка была привязана к длинному канату. Одни шагали, уткнувшись головой и взглядом в грязную дорогу, другие едва поспевали, большая часть тащилась. Во главе, позади и по бокам шагали человек двадцать солдат. Опередив их, Хвалынский велел остановиться и обратился к капралу.
— Что за люди?
— Канатные... ваша милость.
— Куда путь?
— Из Москвы... в Казань гоним...
— А там в Сибирь, — прибавил солдат. — Далече еще им драть-то...
Кучка стояла молча, большая часть оглядывала ноги или просто переводила дух, только передние глядели на Хвалынского и то как-то бессмысленно-каменными глазами.
Хвалынский велел Алеше дать на партию пять рублей.
Один из канатных, мужик с окладистой русой бородой, принял деньги, но не поклонился, не вымолвил ни слова.
— Хоть бы спасибо сказали. Ты! — ругнул Алеша. — Воистину вы, знать, канатные! Ты, как тебя звать-то?
— Савка! — лениво вымолвил мужик.
— Чего ж спасибо не скажешь? У! дурни!
Рыдван двинулся. Партия зашагала, и никто из кучки не провожал глазами опередивший и удалившийся рыдван. Отупение было в них или черное безразличное чувство ко всему свету Божьему. Жизнь проявлялась в них одним шарканьем по грязной дальней дороге.
В сумерках князь въехал в деревушку; здесь приходилось кормить и ночевать. Избы были наперечет и все курные и полуразвалившиеся, ни одной просторной.
— Князинька... как прикажешь? Тут нам не можно разложиться... и твоей милости вздохнуть негде, и коням места нет, — сказал Алеша.
— Опроси поди, много ль до селения какого?
Алеша долго стучался в одной избе, затем в другой, выругался и перешел к третьей. Никто не двинулся и не откликнулся.
— Эй вы!.. Чумой что ль хватило?.. Чаю, в сем краю она не была!..
На краю деревушки показался мужик из-за угольной избы.
— Эй, молодец, — крикнул один из наездников и стал махать рукой. Мужик остановился и не двигался. — Подойди что ль... дурной...
Мужик повернул круто и во весь дух припустился к опушке леса.
— Народец!
— Важно!.. Нагони кто из вас и приведи ради потехи.
Один молодец поскакал и тоже скрылся в лесу.
Между тем из шестой избы, где стучал Алеша, завыл младенец.
— Выходи кто ни есть, не то оконники повышибаю.
Высунулась старуха.
— Хозяина вышли...
— Нету, милостивец; как перед Господом нету... Весь поселок угнали.
— Ну, а ты, бабушка, не укажешь ли, далеко ль тут где селение побольше вашего?
Старуха вышла и стала Алеше показывать и объяснять.
— Князинька! — вернулся Алеша, — тут недалече большое селенье Никитское, сказывает старуха, богатое... Да нам не по пути.
Старуха подошла, поклонилась и боязно оглядывала всех.
— Что у вас за народ за чудной? — спросил князь.
— Боязные времена, милостивец, оборони Бог, налезешь на начального на кого...
Князь решился ехать на ночлег в Никитское, рыдван повернул в сторону с дороги.
В эту минуту появился молодец, догонявший мужика.
Он ехал верхом и вел на кушаке привязанного беглеца. Мужик этот был Яшка. Бледный, со сверкающим и злым взглядом, шел беглец на привязи. Его окружили верховые.
— Чего ты удрал? — спросил князь. — Откуда ты? Из Никитского села?
Яшка поколебался и вымолвил:
— Тамошний.
— Ну кажи дорогу туда. Сажай его на козлы.
Яшка струсил и слегка дрожал.
— Чего оробел? Дурень!
Яшку посадили на козлы и двинулись в село Никитское.
Дорогой он перемолвил с кучером пару слов и тотчас же повеселел. Смекалка доложила ему: — Не бойся, брат, то не государственный секретарь.
За версту от Никитского Яшка бойко обернулся к князю:
— Ваше сиятельство! Я вас прямо приведу к старику Власу, у него и изба большущая.
Совсем стемнело, когда рыдван Хвалынского остановился у большой избы среди села Никитского. Наездники спешились и стучали в ворота. Князь вышел. Кучка мужиков окружила его.
— Позволь, государь, вы сами-то отколь? — забасил мужик, обращаясь к одному из наездников.
— Из столицы, Петербурха.
— А по какому делу пожаловали?
— Переночевать.
— Та-ак...
— Эй вы! Хозяева! — крикнул один из верховых. — Кто тут живет-то?
— Влас! Старшой... Ты стучи в подоконник. Спит, я чай... Ночное дело.
— А куда, ваше сиятельство, отбыть изволишь отсель? — обратился Яшка к Хвалынскому.
— А тебе на что? Назавтра с зарей в Казань.
— Возьми меня под Казань. У тебя лошадь подручная идет.
Ворота между тем отворились. Князь, не слушая, что болтал Яшка, пошел в избу. Молодцы шныряли и уж хозяйничали, шумя на дворе.
Хозяин, старик лет семидесяти, заметался и оробел; фонарь, которым он светил князю в сенях, дрожал в его руке. Бабы закидались, одна заголосила.
— Пресвятая Богородица! Господа прогневили.
— Не бойсь, не бойсь! Не воры! Все на деньги возьмем. Князь никого не обидит, — крикнул Алеша.
— Кня-азь! — зашептались мужики, ни на шаг не отходя от избы.
— Как тут быть, — шептал один.
— Обождем. Что будет, — шептал другой...
— Може, и ничего, а може, начальный...
— Эй! Что вы уткнулись? Помогай выкладывать, — крикнул один из наездников.
И вся кучка разом хлынула к рыдвану, словно с цепи, и потащила узелки, ящички, погребцы. Все спешили, словно грабили.
— А-ахти! Птицей жареной отшибает! — шептал один, таща и обнюхивая ящик. — Должно, именитый князь, — решила его голова натощак.
Князь расположился в холодной, большой и чистой горнице и, ужиная, расспрашивал хозяина о житье-бытье. Старик переминался и повторял на все лады:
— Ничего, государь, слава Богу.
Через час все стихло. Мужики разбрелись по избам.
Один из них спал беспокойно. Ему пригрезился жареный гусь. Яшка не спал тоже и на задах дома шептался со стариком Власом, объясняя, что его поймали по пути и велели вести к Власу, старшому.
— Ничего. Не бойсь! Беды нет. Проезжатель.
Когда Влас ушел, Яшка сел на завалинке и задумался. Денег-то, серебра-то! Эка жизнь ихняя! Кастрюлечка и та из серебра. А у тебя за пазухой одни блохи.
Старик хозяин лег на полати, но вдруг вскочил и разбудил сына.
— А где, сынок, та тетрадка, что монах-то оставил? — шепнул он.
— Тамо, батько, за образницей... в горнице.
Старик вздрогнул и опустился на лавку.
— Сынку! Загибли мы! — тихо всхлипнул он. — Приметит он их, пропадем.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |