В 1792 году между Россией и Пруссией был подписан союзный договор, секретная статья которого предусматривала совместную борьбу против Польши, стремившейся к укреплению своего государственного строя. Поэтому русские войска под командованием генерал-аншефа Михаила Васильевича Каховского с берегов Дуная, где только что отгремела война с Турцией, были переброшены на берега Вислы. В авангарде их шли донские полки Василия Орлова, Ивана Грекова, Алексея Иловайского, Никиты Астахова, Петра и Андриана Денисовых.
В 1793 году был осуществлен второй раздел Речи Посполитой, по которому Пруссия получила значительную часть Великой Польши, Гданьск и Торунь, а Россия — Киевскую, Волынскую и Минскую губернии. В присоединенных к империи землях было сформировано пятнадцать полков из поляков, пожелавших служить в вооруженных силах ее величества Екатерины II. Командующим всеми приграничными войсками императрица назначила престарелого фельдмаршала Петра Александровича Румянцева, графа Задунайского.
Союзники оккупировали Польшу и расположили свои войска в окрестностях ее столицы. Михаил Илларионович Кутузов, находившийся там с весны до конца лета 1792 года, строго следил за тем, чтобы русские военные не обижали местное население. Приказом по армии он разрешил отпускать в Варшаву только таких офицеров, «за поведение и тихость коих господа полковые командиры отвечать могут»1.
Казаки, как обычно, несли аванпостную службу. Они установили дружеские отношения с тамошними обывателями, которые, выбрав «депутатов из лучших особ», отправили их к чрезвычайному и полномочному послу Екатерины II в Варшаве Иосифу Андреевичу Игельстрому «благодарить его за спокойных квартирантов». Донские офицеры в это время вели вполне светскую жизнь. Они часто бывали в городе, участвовали «в больших вечерних собраниях у главнокомандующего и польских вельмож», посещали театр, восторженно аплодировали героям патриотической пьесы Войцеха Богуславского «Генрих IV на охоте», танцевали, влюблялись в столичных красавиц, играли в карты, обменивались новостями, в общем, «учились щеголять», как выразился на склоне лет Андриан Карпович Денисов2.
Установился мир, и ничто, казалось, не предвещало внезапного взрыва. А между тем Польша, униженная вторым разделом, жила мечтой о независимости и готовилась к восстанию. Разразилось оно неожиданно и застало врасплох русские войска и их беспечного командующего. Возглавил восстание энергичный генерал Тадеуш Костюшко, имевший большой боевой опыт, полученный в войне за независимость Северо-Американских Штатов.
Руководители восстания обратились с воззванием к русским, рассчитывая привлечь их к совместной борьбе против «варварского правления» Екатерины II3. Однако условия для такого союза тогда еще не созрели, хотя сочувствующих полякам в империи было немало, в том числе и среди военных, особенно среди солдат. Неразлучный спутник генерала Костюшко поэт и публицист Юлиан Урсин Немцевич писал даже о том, что один казачий офицер во время окружения Варшавы перешел на сторону повстанцев4. Все попытки отыскать в архивах Москвы, Петербурга и Ростова следы этого человека не увенчались успехом. И кажется, не случайно: не было меж донцов — участников той войны отступников от присяги. Думаю, мемуарист поведал нам через столетия не об известном ему факте, а о слухах, доведенных до абсурда людской фантазией. Рискну предположить, что эти слухи были связаны с именем молодого майора Петра Осиповича Грузинова, уже известного читателю.
В 1874 году журнал «Русская старина» опубликовал «Записки» Андриана Карповича Денисова. В этих бесхитростных воспоминаниях ветерана многих кампаний несколько страниц посвящены «храброму майору Грузинову». Он действительно предстает перед читателем воином, впитавшим в себя лучшие черты офицера суворовской выучки: смекалку, инициативу, смелость, неудержимую отвагу. Его формулярный список буквально пестрит записями: «поступал мужественно», «употреблялся с командою в самых нужных местах», «исполнял возлагаемые на него должности исправно»...5 Далее следует перечень городов и местечек, в боях под которыми он принимал участие.
Денисов не назвал имени «храброго майора Грузинова». Биографы братьев, не удержавшись от соблазна нарисовать образ старшего из них красками поярче, нарекли его Евграфом. А это был Петр, произведенный в названный чин 1 января 1794 года...
6 апреля 1794 года под пасхальный колокольный звон костелов поднялась на борьбу Варшава. В первую же ночь русские потеряли четыре тысячи человек убитыми и пленными, но сумели вырваться из города и организовать отступление под прикрытием арьергарда из казаков отдельного корпуса генерал-майора Федора Петровича Денисова. Через неделю восстание перекинулось в Литву. Начальник Виленского гарнизона Николай Дмитриевич Арсеньев был арестован на балу.
Неудачи русских в Варшаве и Вильне вызвали переполох и во вновь присоединенных губерниях. Польские полки, стоявшие в районе Белой Церкви, забыв о присяге, данной Екатерине II, решили пробиваться на родину, чтобы соединиться с повстанцами. ПА. Румянцев призвал А.В. Суворова и поручил ему разоружить ляхов, чтобы потом «сделать сильный отворот» и двинуться на помощь другим корпусам, присоединяя к себе все попутные отряды. В авангарде знаменитого полководца шли испытанные под Кинбурном казаки Ивана Ивановича Исаева.
Остатки варшавского гарнизона и отдельный казачий корпус генерал-майора Денисова, отбиваясь малыми силами от авангардных частей повстанческой армии, отступали к прусской границе. 29 апреля они столкнулись с поляками под Полонцом, где премьер-майор Петр Грузинов «с небольшой командой отразил неприятельские намерения, прогнал оного, довольно положил на месте и двадцать человек взял в плен»6.
Постепенно русские отошли от шока, вызванного пасхальной резней, сконцентрировали свои силы и перешли к активным действиям. Первый серьезный бой произошел под Щекоцинами, где военное счастье отвернулось от поляков.
В ту ночь, как и прежде, казаки стерегли покой своей армии, выставив пикеты вокруг лагеря. Полк Андриана Карповича Денисова почти в полном составе расположился там, где остановился. Утром 25 мая прискакал дозорный и сообщил, что неприятель, преследуя команду охранения, одной колонной скорым маршем приближается к месту стоянки русских войск. Вот как наш мемуарист описал развитие событий:
«Я приказал храброму майору Грузинову взять охотников и скрыться в стороне, в лесок, и ежели неприятельские передовые его проскочут, чтоб храбро в них ударил; сам же я поскакал к тем, которых гнали, и направил отступать к приготовленной засаде. Неприятель, видя малое число наших, без обороны уходящих, гнался без всякой осторожности. Майор Грузинов, вылетев из лесу, ударил с большой отважностью в бок; бегущие спереди опрокинули неприятеля; при этом многих убили, до двадцати человек взяли в плен и отступили перед их армией»7.
Формулярный список премьер-майора Грузинова, подтверждая воспоминания ветерана, свидетельствует о том, что наш герой «при ударе с левого фланга на неприятельскую колонну первый врубился в середину оной и тем подал пример подчиненным»8.
Этим, однако, дело не кончилось. Поляки остановились, усилили арьергард кавалерией и, уже не нападая на русских, двинулись по дороге, ведущей через лес А Андриан Денисов со своим полком пустился в обход его, увлекая за собой подоспевших на помощь казаков премьер-майоров Ивана Янова и Николая Иловайского. После нескольких минут бешеной скачки они вырвались на простор, рассыпались по полю зеленеющей ржи и стали ожидать неприятеля, который, как видно, теперь не спешил.
Поляки вышли из леса и расположились фронтом в ордер-баталии. Вскоре от основных сил армии отделился отряд кавалерии численностью не более четырехсот человек и, пройдя версты полторы вперед, остановился.
Подполковник Денисов молча смотрел в трехверстную даль, где о чем-то совещались польские наездники. К нему подъехал красавец Иловайский, легко спрыгнул с лошади, поздоровался, спросил:
— О чем думаете, Андриан Карпович?
— О чем думаю? Пытаюсь понять, почему вы, господин премьер-майор, позволяете себе опаздывать. — И отвернулся от молодого офицера.
— Виноват, Андриан Карпович, генерал Рахманов не скоро отпустил.
Денисов знал Николая Михайловича Рахманова еще со времен совместной борьбы против мятежного «пророка» Мансура как командира Воронежского пехотного полка и человека болезненного и осторожного. Он недолюбливал его, но осуждать не стал.
— Понятно, — протянул Денисов и замолчал. — А о чем я думаю, угадай.
— Неплохо бы, Андриан Карпович, разбить этих удальцов, — ответил на предложение подполковника Иловайский.
— Да, хорошо бы. А еще лучше — малыми силами. И чтобы вся неприятельская армия стала зрительницею нашего подвига! — чеканя каждое слово, говорил Денисов.
— Я готов, господин подполковник. Дайте мне сотни полторы казаков, и ляхи никогда уже не осмелятся столь отважно на нас наступать.
— Благодарю тебя, премьер-майор, за ревность к службе и геройский дух! — И тут же распорядился выделить ему охотников из полков Василия Орлова и Ивана Янова.
«А как полки те были вместе и готовы, то в момент сия команда составилась», — вспоминал лет тридцать спустя Андриан Карпович, диктуя историю своей жизни полуграмотному писарю.
Премьер-майор Иловайский четко определил общую задачу, развернул свою команду лавой и, взяв в руки дротик, воскликнул:
— Любезные друзья, вперед!
Двинулись «прямо на неприятеля шагом». Иловайский «на удалом коне впереди» казаков9.
При чтении «Записок» Денисова не покидает чувство, что минувшие десятилетия лишь закрепили в памяти старика картину того весеннего дня, когда он был молод и счастлив. А впереди была целая жизнь. И слава. Вспоминая события того дня, Андриан Карпович откровенно любуется своими героями и гордится собой.
Неприятельская кавалерия изготовилась к бою, обнажила палаши. «Иловайский подошел на ружейный выстрел, пустился рысью и ударил с такою храбростью, что в минуту опрокинул всех и... ретировался, гоня перед собой человек пятьдесят пленных, да убитыми оставил на месте... столько же»10.
Все это произошло на виду не только всего польского войска, но и на глазах десятка прусских офицеров, прибывших с сообщением о приближении их армии во главе с самим королем Фридрихом Вильгельмом II.
Вся польская кавалерия двинулась против казаков. Последние не стали испытывать судьбу и спокойно отошли, не сделав ни единого выстрела. Неприятель, пройдя версты три, остановился и повернул назад.
Последний луч солнца погас за стеной леса, возвестив о конце напряженного дня.
На рассвете следующего дня подошли войска прусского короля и соединились с русскими. Его встречал генерал-майор Федор Петрович Денисов, дядя Андриана Карповича. После непродолжительного отдыха союзники пошли в атаку: первые на правом, вторые на левом фланге. «Слетелись, остановились в такой дистанции, что лишь саблями не могли рубиться, но наши скоро ободрились, пустились вперед... Польские войска в беспорядке бежали» и укрылись в ближайшем лесу11.
Поражение было столь впечатляющим, что до Александра Васильевича Суворова, наступавшего на Варшаву со стороны Бреста, дошли слухи о «несчастном» Костюшко, который будто бы был «с небольшим числом своих окружен в тамошних лесах»12.
Слухи оказались неверными. Генерал Костюшко после поражения под Щекоцинами сумел сохранить свои основные силы и продолжить борьбу.
Только через две недели после сражения казаки оставили свой лагерь под Щекоцинами и двинулись на Варшаву. Маршрут наших героев проходил по живописной лесистой местности через селение со столь же красивым названием Липовое Поле, где закрепилось до полутора тысяч человек пехоты с шестью пушками и около четырехсот кавалеристов под командованием полковника Добика. Силы отряда Андриана Денисова были в три раза меньше.
15 июля поляки, узнав о наступлении казаков, бросились бежать. Командующий корпусом приказал подполковнику Денисову обойти неприятеля, остановить и непременно разбить его неожиданным ударом в голову колонны. Задача эта была не из простых, поскольку донские воины чувствовали себя в лесу очень неуверенно.
Андриан Карпович снова призвал «храброго майора Грузинова» и поручил ему и его испытанной команде догнать неприятеля и непрерывной стрельбой указывать остальным направление поиска. Сам же с отрядом пустился напролом через лес. Скоро звуки выстрелов вывели его на поляков, которые собрались на просторной поляне и изготовились к отражению атаки.
И грянул бой. Был он жарким. Поляки дрались с отчаянием обреченных, их противники — с озлоблением. Под Денисовым пала смертельно раненная лошадь. Погибли три донских офицера и несколько рядовых. Но казакам удалось-таки врезаться в центр неприятельских сил, разорвать их ряды и приступить к истреблению врага. Более семисот человек сдались в плен, в том числе полковник Добик, отловленный позднее. Остальные были безжалостно перебиты. Кавалерия бежала еще до начала схватки.
Если верить формулярному списку, то главную роль в достижении победы в бою под Липовым Полем сыграл премьер-майор Петр Грузинов и его команда. «Он первый ударил в неприятельскую пехоту, из стрелков составленную, и врезался в середину оной так, что всю положил на месте и отбил одну пушку»13.
Сведения для формулярного списка Петра Грузинова мог дать только подполковник Андриан Денисов. А ему нельзя не верить.
Кавалерию догнать не удалось. Зато результатом ее преследования явился провиант, изъятый на глазах отступающего противника из магазина в одной из польских деревень и отправленный к армии на четырехстах подводах, отобранных у окрестных крестьян. Однако вернемся к Петру Грузинову.
Петр Грузинов... Я не перестаю восхищаться им. Свой боевой путь он начал в пятнадцать лет. К двадцати трем годам за плечами оставил Кубань с лихими атаками против восставших черкесов, известную своей лютостью «очаковскую зиму», сражения при Ларге и Салче, осаду Бендер и штурм Измаила, участие в генеральной баталии на Мачине... И везде он среди добровольцев и в самом пекле событий. Но вот один эпизод выпал из официальной хроники его военной биографии, зато был описан в мемуарах Андриана Карповича Денисова.
20 июля 1794 года лошадь подполковника Денисова, раненного в левую руку, перестала повиноваться и понесла своего седока в самую гущу врагов. Андриан Карпович признавался позднее:
«Я сильно испужался, так что видимые предметы едва мог различать; слышал какой-то шум, ружейные выстрелы и даже свист пуль. Очнувшись, увидел себя среди неприятельского каре, решился сдаться и уже вынимал правую ногу из стремени, дабы соскочить с лошади, полагая, что пешего не будут рубить...»14
Все последующее произошло как во сне:
«Храбрый полка моего майор Грузинов, прискакав с полком на место сражения и не найдя меня, берет человек двадцать казаков, скачет к неприятелю, видит в отдаленной части польских войск какое-то непонятное ему движение, полагает, что я там терплю бедствие, летит, несмотря на малое число с ним находящихся казаков, прямо на неприятеля. Поляки, как думать надо, сделали интервал в одном из фасов каре, презирая горсть несущихся на них казаков.
Грузинов, угадав, что я в середине каре, закричал:
— Батюшка! Не бойся! Мы здесь!
Казаки подхватили этот крик и, повторяя его, летели ко мне во все ноги...
Я оглянулся в ту сторону, откуда слышались эти крики, и... круто поворотил мою лошадь, дал ей шпоры, полетел... В тот момент, когда я выскочил из каре, поляки осыпали нас пулями, но, видимо, Всевышнему было так угодно, что никто из казаков и ни одна даже лошадь не были ранены...
За спасение меня, при всяком воспоминании о сем, благодарить Грузинова по гроб не перестану»15.
Андриан Карпович слово сдержал, ибо «Записки» свои диктовал лет через тридцать после казни «храброго майора Грузинова», когда до гроба осталось не более десяти лет.
Под натиском русских и прусских войск армия Тадеуша Костюшко и корпус Юзефа Зайончека отступили к Варшаве. Там союзники встретили упорное сопротивление повстанцев. Под стенами польской столицы Петр Грузинов узнал о движении своих земляков под предводительством Фоки Сухорукова и Ивана Рубцова против переселения донских казаков на Кубанскую линию. Об отношении премьер-майора к этому выступлению известно лишь то, что разговор об этом был и отложился в памяти отважного офицера. Не исключено, что возник он под впечатлением самоотверженной борьбы народа, защищавшего свою свободу и независимость Польши.
В сентябре Фридрих Вильгельм II оставил союзников, перебросив свои войска в новые владения Пруссии, охваченные восстанием. Отошли от Варшавы и русские.
3 сентября казачий авангард Ивана Исаева с ходу атаковал поляков у Дивина, куда к вечеру привел свои войска А.В. Суворов.
Около полуночи он приказал выступить на Кобрин. Полководец спешил на соединение с армией генерала Ивана Евстафьевича фон Ферзена.
Генерал Ферзен, стоявший во главе русской армии, отступившей от Варшавы, воспользовавшись густым туманом, перешел Вислу. Тадеуш Костюшко решил разгромить его прежде, чем тот успеет соединиться с войсками Суворова. Местом сражения он избрал окрестности деревни Мацеевицы.
Деревня Мацеевицы расположилась в лощине, по выходе из леса; недалеко от нее — плоская возвышенность, покрытая полями и кустарником; большой двухэтажный дом красиво смотрелся со стороны Вислы. Прямо перед ним — спуск, ведущий к плотине, усаженной ивами, справа — небольшая река; остальная часть равнины была покрыта топкими болотами. Эта позиция казалась полякам «превосходной»16.
28 сентября 1794 года Костюшко соединился с остатками корпуса Сераковского, разбитого Суворовым, и двинулся на Мацеевицы. Через семь часов трудного марша поляки вышли из леса у Корытницы и остановились против правого фланга русской армии. Им предстала картина, описанная впечатлительным Юлианом Немцевичем:
«Мы увидели лагерь, занимающий... пространство, которое едва можно было окинуть взором. Лучи заходящего солнца отражались на ружьях густых рядов пехоты; ржание лошадей и рокот всей массы войск наполняли воздух смутным и глухим гулом, в котором слышалось что-то грозное»17.
Предчувствие не обмануло секретаря генерала Костюшко. Первое столкновение с казачьими сторожевыми постами произошло сразу же. И те и другие понесли потери. Но уже через час перестрелка прекратилась. Пленные показали, что поляки расположились на позиции «при замке Мацеевицком, дабы поставить» корпусу генерала Ферзена «преграду к соединению с войсками, вверенными Суворову»18.
И.Е. Ферзен решил сорвать замысел неприятеля. На рассвете 29 сентября русские открыли стрельбу из орудий. «Их огромные ядра, пробиваясь сквозь кустарник, ломая с ужасающим треском ветви и вершины деревьев, — вспоминал Немцевич, — падали среди нас»19. Под прикрытием губительного огня двинулись в атаку казаки генерал-майора Ф.П. Денисова. Вынужденные идти по болоту, они увязали на каждом шагу. И все-таки вышли на сухое место. Теперь в дело вступила польская артиллерия. Донцы уже готовы были повернуть назад. Но тут на помощь им подоспели два батальона киевских гренадер и смоленских драгун. От плотины устремились на штурм замка курские мушкетеры. На левом фланге двинулись в наступление войска под командованием А.П. Тормасова, а на правом пришли в движение полки Н.М. Рахманова. Резерв армии отрезал путь отступления противнику с тыла20.
«Кавалерия наша, — рапортовал генерал И.Е. Ферзен главнокомандующему Н.В. Репнину, — действовала в сем сражении отлично, врубилась в неприятельские колонны и, рассеяв их, преследовала так, что спастись никто не мог»21. Почти все погибли.
Петр Грузинов в этом сражении, как обычно, был «впереди с охотниками, много раз прогонял неприятеля с чувствительным поражением и тем расстраивал его намерения». И в этот день он отбил пушку22.
Костюшко, потерпевший жесточайшее поражение, предпринял попытку спастись бегством и устремился по дороге, отделенной с обеих сторон от полей изгородью. Генерала сопровождали офицеры штаба. Несколько казаков, заметивших торопливых всадников и «по изрядству лошадей» угадавших в них господ, у которых могли быть «деньги и богатые вещи», бросились в погоню, рассчитывая поживиться23.
Нагнали. Двух его спутников убили сразу. Третий сам свалился с лошади и притворился мертвым. Костюшко бросился в болото. Казак достал его дротиком и три раза ранил в спину выше поясницы, требуя выйти к нему. Генерал подчинился.
Казаки вывели Костюшко «из болота и зачали обирать; а он и сам подал им кошелек с небольшим числом червоных и часы». Невесть откуда взявшийся вахмистр ударил его по голове палашом, отчего несчастный упал, казалось, замертво. Тот поляк, что притворился мертвым, вскочил и отчаянно закричал:
— Не убивайте его, это Костюшко!
«Все от сего испугались, и вахмистр ускакал первый; казаки сделали то же»24.
Если эту сцену Андриан Карпович описал со слов очевидцев, опрошенных им тогда же, то все дальнейшее происходило на его глазах.
Денисов не сразу узнал Костюшко, хотя видел его раньше, в мирное время. Помог гравированный портрет генерала.
«Он был жив, но столь бледен, что более на мертвеца походил: голова была вся в крови, ноги без сапог, одет в кафтан со многими вязаными пуговками, в атласном жилете и панталонах».
Подполковник приказал положить раненого на казачьи плащи и укрыть ими же. Через некоторое время ему стало лучше, «и он проглянул», открыл глаза.
— Не хотите ли чего, генерал? — спросил Андриан Карпович.
Костюшко отрицательно покачал головой.
— Я знаю вас, и великому человеку готов оказать всяческую помощь.
— Я тоже вас знаю. Вы — Денисов.
Андриан Карпович пытался продолжить разговор, но Костюшко не поддержал. И через тридцать лет старик простодушно сокрушался, что не только награды, но и благодарности «за сие дело» от начальства не получил. Утешал героя лишь пистолет, вынутый из кармана едва живого пленника. Интересно, кого утешили сапоги?
Казаки смастерили носилки и раненого Костюшко доставили в дом, который несколько часов назад служил ему Главной квартирой. Там уже находились другие высокоставленные пленники: Йозеф Сераковский, Михаил Каминский, Юлиан Немцевич... Они «не могли удержаться от слез, увидев себя соединенными общим несчастьем»25.
Здесь же собрались русские генералы Алексей Иванович Хрущев, Александр Петрович Тормасов, Федор Петрович Денисов, Василий Васильевич Энгельгардт... «Поспешность, с коею они старались оправдаться в том, что они не варвары, показывала, как сильно упрекала их в том собственная совесть. Они не были таковыми по отношению к нам. Нельзя быть злым, когда чувствуешь себя счастливым, а они были счастливы. Они вышли победителями из упорного, жестокого сражения»26.
Особенно отличились в этом сражении казачьи полки корпуса генерал-майора Денисова, нанесшие противнику решающий удар.
А.В. Суворов — О.М. Рибасу,
4 октября 1794 года:
«Милостивый государь мой Осип Михайлович. Поспешаю уведомить Ваше Превосходительство о наизнаменитой победе, одержанной генерал-майором Денисовым с его отдельною частию войск над главным бунтовщиком Костюшкою в 29-й день сентября при замке Мушковском (Мацеевицком. — В.Л.) на правой стороне Вислы. Неприятель, бывший в 9000 с 22-мя пушками, упорно сражался 7-мь часов, но потерпел совершенную гибель, и сам Костюшко в тяжелых ранах с генералами Каминским и Сераковским и всею артиллериею достался в наши руки...»27
До польской столицы оставалось всего 20 миль. Между тем к Варшаве подошли и войска А.В. Суворова. Всем предстояло овладеть ее укрепленным предместьем Прагой. Командовать штурмом должен был герой Измаила, который до сих пор находился в тени.
Накануне штурма солдатам зачитали приказ Суворова:
«...В дома не забегать; неприятеля, просящего пощады, щадить; безоружных не убивать; с бабами не воевать; малолетков не трогать. Кого из нас убьют — царство небесное, живым — слава! слава! Слава!»
Прага была взята.
А что же Петр Грузинов? Конечно, отличился. В тот день, 24 октября 1794 года, он не ограничился захватом одной пушки — отбил целую батарею, за что был награжден Георгиевским крестом четвертого класса и вторым за годы службы золотым знаком Военного ордена28.
После падения Праги Петр Грузинов в составе своего полка принимал участие в разгроме польской конницы на косе между Вислой и ее болотистым притоком, где он с порученной ему командой «многих противников поразил»29.
Через два дня капитулировала Варшава. Польшу еще раз поделили на части между Россией, Пруссией и Австрией. Костюшко под усиленным конвоем доставили в Петербург.
Примечания
1. Кутузов М.И. Документы М., 1950. С. 184.
2. Записки донского атамана Денисова // Русская старина. № 11. С. 385.
3. История Польши. Т. 1. М., 1956. С. 415.
4. Очерки революционных связей народов России и Польши. 1815—1917. М., 1976. С. 22.
5. РГВИА. Ф. 801. Оп. 62/3. Д. 770. Л. 94—96.
6. Там же. Л. 96.
7. Записки донского атамана Денисова... С. 390.
8. РГВИА. Ф. 801. Оп. 62/3. Д. 770. Л. 96.
9. Записки донского атамана Денисова... С. 390—391.
10. Там же. С. 391.
11. Там же. С. 392.
12. Суворов А.В. Письма. М., 1987. С. 270.
13. РГВИА. Ф. 801. Оп. 62/3. Д. 770. Л. 96.
14. Записки донского атамана Денисова... С. 397.
15. Там же. Л. 399.
16. Записки Немцевича. Заметки о моем заключении в С.-Петербурге в 1794, 1795 и 1796 годах // Русский вестник. 1895. № 9. С. 96.
17. Там же. С. 95.
18. РГВИА. Ф. ВУА. Д. 2732. Л. 17 об.
19. Записки Немцевича... С. 97.
20. РГВИА. Ф. ВУА. Л. 2732. Л. 20.
21. Там же.
22. Там же. Ф. 801. Оп. 62/3. Д. 770. Л. 96.
23. Записки донского атамана Денисова... С. 408.
24. Там же.
25. Записки Немцевича... С. 101.
26. Там же.
27. Суворов А.В. Письма... С. 279—280.
28. РГВИА. Ф. 801. Оп. 62/3. Д. 770. Л. 96.
29. Там же.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |