Иван Никифорович Зарубин (1736 — 24 января 1775), больше известный по прозвищу Чика — яицкий казак, участник Яицкого восстания 1772 года и Крестьянской войны 1773—1775 годов под предводительством Емельяна Пугачева. Племянник походного атамана Ивана Ульянова, одного из предводителей восстания 1772 года. С декабря 1773 года по март 1774 года Чика-Зарубин под именем «графа Чернышева» руководил осадой Уфы и в целом боевыми действиями в Башкирии, Прикамье, на Урале и в Западной Сибири.
Иван Зарубин-Чика родился в 1736 году на реке Яик, был одним из зачинщиков Яицкого восстания 1772 года, однако после его поражения сумел избежать наказания. В июле 1772 года вместе с двоюродным братом Ильей Ульяновым (сыном яицкого походного атамана Ульянова) скрылся за пределами Земли Яицкого войска — «на Узенях» (в бассейне рек Большой Узень и Малый Узень). Зарубин взял с собой одно из войсковых знамен. «Оно нам еще изгодится!» — сказал Чика-Зарубин перед отъездом на Узени, где в безвестности он провел несколько месяцев, перебираясь с хутора на хутор.
С Емельяном Пугачевым, назвавшем себя императором Петром III, Иван Зарубин встретился в конце августа 1773 года. Обстоятельства их встречи подробно изложены в протоколе показаний сотника Т.Г. Мясникова на допросе в Оренбургской секретной комиссии (9 мая 1774 года). В августе 1773 года Чика-Зарубин тайно вернулся в Яицкий городок и пришел к своему приятелю Мясникову с предложением: «Давай, съездим на Таловый умет, на сайгаков поохотимся!» Когда они выехали из города, Чика неожиданно сказал: «Поедем со мною, Тимофей, посмотрим проявившегося Государя Петра Федоровича!.. Я слышал, что он здесь, на Таловой». В тот же вечер друзья добрались до Талового умета (постоялого двора), где встретили «каких-то двух мужиков», от которых узнали, что «государя» нет на месте. Утром 28 августа узнав, что «государя» все еще нет, Мясников и Зарубин поехали вдоль речки Таловой, чтобы пострелять сайгаков. Проехав с версту, они увидели на другой стороне речки яицких казаков Д. Караваева и М. Шигаева. В разговоре с ними выяснилось, что цель у них одна — посмотреть на «государя Петра Федоровича».
Во время допроса Мясников говорил, что Пугачев выглядел как обычный казак, однако во время разговора по просьбе Караваева показал «царские знаки» на груди. После чего казаки, поверившие в то, что незнакомец и есть самый настоящий царь Петр Федорович, пообещали укрыть его до нужного времени. И тогда Караваев, по воспоминаниям Мясникова, сказал Зарубину: «Ты, Чика, знаешь все урочища безопасные, так возьми Государя сохрани!». Чика взялся. И сохранил: «с крайним рачением укрыл его от поимки, когда за самозванцем выслана была из города сыскная команда...» — как сказано в Сентенции о наказаниях от 10 января 1775 года. Зарубин, Шигаев, Мясников, Караваев и Кожевников регулярно навещали Пугачева, к тому моменту укрывшегося на постоялом дворе отставного солдата С.М. Оболяева. Казаки-заговорщики обсуждали планы нового вооруженного выступления на Яике. 31 августа Пугачев, сочтя, что у Оболяева небезопасно, переехал на хутор казака Кожевникова. Сюда же Зарубин и другие казаки привезли 12 старых войсковых знамен, которые они хранили с 1772 года.
С первых дней восстания, начавшегося 17 сентября 1773 года, Зарубин был одним из самых близких советников Пугачева. Когда из Яицкого городка прискакал на постоялый двор гонец, передавший, что коменданту правительственного гарнизона стало известно о месте укрытия «государя» и на его розыски выслана команда, — казаки свернули лагерь и выехали к хутору казака Толкачева. В пути Пугачев поручил Чике-Зарубину собрать на Толкачевский хутор всех единомышленников, а юному казаку Ивану Почиталину — подумать над текстом царского указа к Яицкому войску: «Ну как народ сойдетца, а нас письменнова ничего нету, штоб могли народу объявить».
Иван Почиталин хорошо знал предания из истории Яицкого войска, в том числе и о погибшей в пожаре грамоте царя Михаила Федоровича, в которой казакам была жалована «река Яик с вершины до устья». Присутствуя в доме отца при беседах казаков «Войсковой партии», Иван прекрасно представлял себе, о каких старинных вольностях, отнятых правительством, были все их чаяния. Из этих положений и сложился текст первого указа «амператора Петра Федаравича». На хуторе Толкачева Почиталин зачитал его прибывшим туда с окрестных хуторов и форпостов казакам. Как вспоминал Пугачев после ареста: при чтении «все люди были тогда в великом молчании и слушали, как он приметить мог, весьма прилежно». Пугачев обратился к собравшимся: «Хорошо ль? И вы слышали ль?», услышав в ответ всеобщие крики: «Хорошо! И мы слышали и служить тебе готовы!»
После чего отряд во главе с Пугачевым, под старинными знаменами, сохраненными Чикой-Зарубиным и другими повстанцами, двинулся в сторону Яицкого городка. Во всех попутных казачьих селениях Почиталин зачитывал указ с неизменным всеобщим одобрением: в результате, при подходе к Яицкому городку 18 сентября численность отряда достигла 300 человек. Потерпев неудачу в штурме Яицкого городка 19 сентября, отряд пошел по линии форпостов, овладел Илецким городком, 26 сентября Нижне-Озерной крепостью, на следующий день Татищевой и вечером 5 октября подошел к Оренбургу. Началась длительная его осада.
Здесь под Оренбургом, в Бердской слободе, стал складываться штаб восстания, в котором Зарубин занимал одно из ведущих мест. Зарубин вошел в «Тайную думу» самозванца, занимал командные посты в повстанческом войске, участвовал во взятии яицких крепостей и в боях под осажденным Оренбургом. Вместе с походным атаманом А.А. Овчинниковым, Чика-Зарубин возглавлял сводный отряд, который в боях 7—9 ноября у деревни Юзеевой, под Оренбургом, нанес поражение карательному корпусу генерала В.А. Кара. После этого поражения Кар сдал командование корпусом генерал-майору Фрейману и уехал в Москву.
В самом начале декабря 1773 года Зарубин был послан в Уфимский уезд, на Воскресенский медеплавильный завод, для организации производства пушек и снарядов. Сопровождали Зарубина вышеупомянутый Илья Ульянов и Яков Антипов. Дело стало быстро налаживаться: «заводские зачали уже лить чугунныя пушки». Однако, Зарубину удалось пробыть на Воскресенском заводе не больше недели, Пугачев пожаловал хранителю войскового знамени титул «графа Чернышева», после чего 14 декабря отправил Зарубина с Воскресенского завода под Уфу, для руководства находившимися там отрядами восставших.
Незадолго до этого (середина ноября 1773 г.) большой отряд, превышающий численностью 1000 человек и состоящий из башкир, татар, марийцев и дворцовых крестьян, направился в сторону Уфы с целью овладеть этим городом и разорить его. К 27—28 ноября «город Уфа со всех сторон ... башкирцами и жительствующими около оного есашными татарами, помещичьими, дворцовыми и экономическими крестьянами окружен и ... сделался в осаде». Примерно в это же время во главе башкирских отрядов, к тому моменту подошедших к Уфе, встал один из крупных руководителей восставших башкир в первый период крестьянской войны, опытный военачальник, походный старшина Качкин Самаров, а во главе русских отрядов — уфимский казак Губанов.
Однако в начале декабря, несмотря на то что русские крестьяне охотно примкнули к начавшим осаду Уфы башкирским командам, в лагере восставших возникли острые конфликты, основанные на национальных трениях. Однако с этим было решительно покончено с приездом под Уфу 14 декабря 1773 г. Ивана Никифоровича Зарубина. Объединив разрозненные отряды (состоявшие из русских крестьян, казаков, башкир, татар, марийцев) в 12-тысячную армию, Зарубин-Чернышев приступил к осаде Уфы, обороняемой гарнизоном и ополчением из отставных военных, местных казаков, дворян и посадских людей. По его инициативе, в селе Чесноковке, под Уфой, был сформирован штаб, осуществлявший руководство повстанческим движением на Среднем Урале, в Прикамье и Зауралье, дополнявший собою деятельность главной ставки Пугачева, находившейся в Бердской слободе, под Оренбургом.
При организации чесноковского штаба Зарубин руководствовался теми порядками, которые сложились в Берде и с которыми он был хорошо знаком, так как с октября по начало декабря 1773 г. принимал участие в осаде Оренбурга. Фактически Зарубин превратил Чесноковку во вторую Берду. Недаром и армия, осаждавшая Уфу, часто называлась второй армией. Он окружил себя помощниками, вместе с которыми решались все важнейшие дела. От его имени (точнее от имени графа Чернышева) чесноковский штаб рассылал распоряжения, им же назначались полковники и атаманы. Для придания необходимого веса «наставлениям» и приказам, исходившим из Чесноковки, документы эти скреплялись печатью, на которой была надпись: «Графа Ивана Чернышева печать».
В январе 1774 года в подчинение Чики-Зарубина вошли атаманы и полковники, державшие со своими отрядами в блокаде Кунгур: И.С. Кузнецов, Салават Юлаев, Бахтияр Канкаев, Ильчигул Иткулов, М.Е. Мальцев и мещеряк Канзафар Усаев. В том же месяце атаманы И.Н. Белобородов и Усаев предприняли поход к Екатеринбургу. В конце января Зарубин приказал атаману Кузнецову вызвать Канзафара Усаева под Кунгур — и арестовать за неисполнение приказов, за присвоение трофейного имущества и за беспричинную казнь коменданта Ачитской крепости капитана В. Воинова. Чика-Зарубин отправил Канзафара на суд к Пугачеву. Доставленный под конвоем и в цепях в Бердскую слободу, тот предстал перед Пугачевым, повинился в своих проступках и был помилован. Самозванец вновь отправил Усаева под начало Белобородова...
Зарубин же был инициатором похода отрядов восставших на центр Исетской провинции — Челябинск. Во главе их он поставил атамана Грязнова, которому поручалось сформировать отряд из заводских крестьян и овладеть Челябинском, действуя совместно с башкирами. Следует отметить, что Пугачев и его центр не только назначили Зарубина руководить восстанием в Приуралье и на Урале, но и на всех этапах борьбы стремились всячески поддерживать его власть. Так, например, когда Василий Иванович Торнов (Персиянинов) получил из Берды указ о назначении атаманом в Нагайбаке, то ему вменялось в обязанность не только оберегать жителей от грабежей и насилий, но и подчиняться главнокомандующему под Уфой «графу Чернышеву». Руководствуясь этим распоряжением, Торнов установил связь с Чесноковкой, получал оттуда различные предписания и даже сам ездил туда за пушками и боеприпасами. Когда же 8 февраля 1774 г. Нагайбак был захвачен карательными войсками, Зарубин послал туда большой отряд, оснащенный пушками, который 19 февраля штурмом вновь овладел городом.
Факты свидетельствуют, что авторитет и власть «графа Чернышева» признавались на всей огромной территории, переданной Пугачевым Зарубину и чесноковскому центру для руководства восстанием. В начале января 1774 г. с захваченного восставшими Ижевского завода в Чесноковку были отправлены заводская казна и отряд заводских людей численностью до 1700 человек. Зарубину адресуются боевые донесения о действиях отрядов восставших в Казанском крае и в Пермской провинции, из-под Челябинска и со всех четырех дорог Башкирии. Распоряжениями Зарубина в далеком от Чесноковки Казанском крае назначаются атаманы и есаулы. Именно в Чесноковке получил чин полковника действовавший под Осой и Верхними Муллами Абдей Абдулов и другие руководители восстания. Весть о представителе «царя Петра III» на Урале дошла и до Западной Сибири.
8 февраля 1774-го атаман Грязнов, посланный Зарубиным под Челябинск, с большим трудом сумел взять эту крепость... Между тем, затянувшаяся борьба за Уфу не увенчалась успехом. В ходе четырехмесячной осады, отряды Зарубина не раз штурмовали ее, врывались в предместья, но не смогли сломить сопротивления осажденных. Тем временем к Уфе приблизился подошедший с запада карательный корпус И.И. Михельсона, который 24 марта 1774 г. атаковал Зарубинские отряды. Накануне к Зарубину-Чике в Чесноковку заехал Канзафар, следовавший на северо-восток, к Белобородову. Более четырех часов зарубинцы отчаянно оборонялись, не раз бросались в контратаки, но не смогли устоять против фронтального и фланговых ударов, — и ретировались, оставив на поле боя до 500 человек убитыми, все пушки, а в ходе отступления потеряв до 7 тысяч человек пленными.
Сам Зарубин, после разгрома под Чесноковкой, вместе со своими ближними соратниками (И.И. Ульяновым, И.В. Губановым, С.П. Толкачевым) и еще двадцатью казаками, бежал в крепость Табынск. Здесь 26 марта Зарубин, Ульянов, Губанов и Толкачев были схвачены табынскими казаками, взявшими сторону правительственных войск. Через 2 или 3 дня была сделана попытка освободить Зарубина и его товарищей. Из рапорта полковника Михельсона от 30 марта 1774 г. следует, что один из повстанческих атаманов попытался освободить пленных: «он возмущал иноверцов, чтобы отбить называемого графа Чернышева с его сообщниками». И как указывалось в официальных документах, он бы освободил зарубинцев, «когда б не поспешила посланная команда». Вышеупомянутый анонимный атаман был схвачен и по приказу Михельсона повешен.
Следствие над Чикой-Зарубиным вели в Уфе, затем в Казани. Чику обвиняли в том, что он «при самом начале бунта злодея паче всех в самозванстве утвердил, многим другим соблазнительный пример подал». Возглавлявший следствие П.С. Потемкин доносил Екатерине II, что ему так и не удалось склонить Зарубина к раскаянию и добиться от него откровенных показаний. На требование Потемкина признать свою вину, Зарубин ответил, что все его помыслы и деяния «есть истинное служение Отечеству», направленное на защиту «нещастного Государя».
В ноябре 1774 года Зарубин, как и ближайшие соратники Пугачева — Перфильев, Шигаев, Подуров и Торнов — был отправлен в Москву — в Тайную экспедицию, где производилось «генеральное следствие». Но и здесь, как и во время допросов в Казани, Зарубин, несмотря на пытки, проявил большое мужество. Он отказывался отвечать на вопросы Шешковского, лично ведшего следствие.
По приговору от 9 января 1775 года Зарубин был осужден на смертную казнь в Уфе — «как в главном из тех мест, где все его богомерзкие дела производимы были». Но перед этим Чика-Зарубин принужден был лицезреть на Болотной площади Садовнического острова казнь своих соратников; казнь самозванца, которому он вверил свою судьбу. Далее Зарубина перевезли в Уфу, которую он безуспешно осаждал 10 месяцев тому назад.
24 января (4 февраля) 1775 года Иван Чика-Зарубин был обезглавлен в Уфе, самым последним из всех предводителей восстания, приговоренных к казни. Его голову палач насадил на кол, тело было сожжено.