Пугачев, служивши волентиром в Императорских — Королевских войсках, до истечения 1760 года, и после взятия Берлина генералами: Чернышевым, Тотлебеном и Ласким, пришел в удивление от всего слышанного им о втором из сих генералов, решился приобрести его дружбу, и когда достиг сего, то в одно время Тотлебен, Пугачев и его друг Боаспре сидели вместе за столом. Первый посмотревши на сих двух собеседников, пивших за здравие новаго Императора, устремивши глаза свои на Пугачева, сказал ему: «Граф! (так назвал себя Пугачев), чем более я на вас смотрю, тем более поражаюсь сходством вашим с Августейшим Монархом, которому я теперь служу. Сии слова, произнесенные Тотлебеном просто, были зародышем Оренбургского бунта. Когда Пугачев, бывши в критических обстоятельствах, начал склонять свой слух к пагубному совету, Боаспре, которой приводя ему на память разговор с Тотлебеном, выдавал слова сего генерала за глас оракула.