В одно время, когда все разбойники, в числе которых и Пугачев, удалились для грабежа из общего их места, тогда Капеллино, (имя одному Италианцу, находящемуся в числе сих разбойников) избрал сей случай удобным для изъяснения своей любви жене Пугачева, которую страстно любил. Он притворился больным и казалось, что его болезнь со дня на день увеличивалась так, что по долгом ожидании его выздоровления он был оставлен в подземелье, для излечения своей болезни. Когда ж пришло время исполнить ему свой план, он вдруг выздоровел, и под видом прогулок искал случая поговорить наедине с женой Пугачева. Наконец открылся ей; но после многих и тщетных покушений склонить на свою сторону жену Пугачева, он притворился преодолевшим свою страсть, и под видом звериной ловли, пробегал густоту леса, искал места, способного к произведению его замысла. Наконец он нашел одно, находящееся в довольно великом расстоянии от большего подземелья. Это была пещера, в которую ход узкой и излучистой был закрываем густым кустарником: сие-то место вознамерился он сделать театром ужаснейшей сцены.
За несколько дней пред производством сего умысла, один поляк, его друг, не уступающий ему в злодействе, вышел один и более не возвращался. Капеллино первый притворно обвинил его в побеге и краже некоторых богатств, которые с согласия его он принес в пещеру. Были употреблены поиски, но они остались тщетными.
По прошествии пяти дней после побега поляка, жена Пугачева в одно утро, в сопровождании одной женщины, вышла для прогулки. Поляк, которой каждое утро выходил из пещеры и всегда без успеха в оную возвращался, вдруг увидел жену Пугачева прогуливающуюся; он влез на одно дерево, чтоб не могли его приметить, и чтоб удачнее исполнить поручение Италианца. Он наблюдал все движение сих женщин, и когда уже они были в нескольких шагах от него, злодей почувствовал варварское удовольствие, он оставляет свое гнездо, и потихоньку подкрадывается к ним сзади, одним ударом эфеса повергает спутницу жены Пугачева на землю, и ухвативши первую, которая от ужаса была в обмороке, приносит ее в пещеру, связывает ей руки и, положа, бежит и за другой жертвой: исполнивши сие, он ожидает с зверскою радостью прихода Италианца.
По прошествии трех дней Капеллино пришел и видя, что пришло то время, в которое он может наслаждаться плодами своего преступления, он говорит жене Пугачева: «Ты моя пленница! Но не страшись, будь согласна, соответствуй моей страсти и будешь щастлива; но будь уверена, что ничто не в состоянии исторгнуть тебя из моих рук. «Что ж касается до тебя, любезный друг!» — сказал он оборотясь к поляку, — то как сверх нашего чаяния судьба благоприятствовала и тебе; пользуйся сим счастьем, следуй моему примеру, утешим сих печальных красавиц». И после сего несмотря на то, что сии женщины были ничто иное, как трупы, лежащие без всякого движения, они продолжали окончанием своего умысла. Сия отвратительная картина была продолжаема до возвращения Пугачева.
В тот день, когда некоторые из разбойников возвратились, Капеллино к преступлениям своим присоединил еще новое и жесточайшее злодеяние. Страх измены со стороны поляка, которой может когда нибудь раскаяться и открыть его злодейство, заставил его сделать смертный приговор поляку. В один день, вошедши в пещеру Капеллино вонзил в грудь поляка кинжал, и таким образом за все верные его услуги заплатил ему смертию. Несчастная спутница жены Пугачева была вторая жертва, которую сей варвар почел необходимостию принесть в жертву своей безопасности.
Между тем Пугачев возвратился; он летел в объятия своей супруги, которую еще любил, и которую к удивлению своему не нашел; он спрашивает, и никто ему не отвечает. Наконец лицемер Италианец с притворно-сожалительным видом рассказывает ему о побеге поляка и его жены. Пугачев неподвижный от изумления, с ужасом внимает сему ложному повествованию и в первой раз проливает слезы. Между тем Боаспре (имя одного француза) проницательным взором смотрит за поступками Капеллино, примечает все его движения и с радостью открывает на его лице знаки внутреннего смятения; сквозь маску сожаления видит он беспокойную улыбку преступника. С сих пор Боаспре ни на минуту не теряет из виду Италианца. Наконец поутру, в пятой день по возвращении Пугачева, Капеллино оставляет подземелье, Боаспре в сопровождании одного из разбойников следует за ним и не будучи им примеченными открывают его тайну. (За преступлением обыкновенно следует малодушие) Смятенный Италианец повергается к ногам сих двух разбойников, признается им в своем преступлении, и просит их дать ему свободу, или скорее лишить его жизни.
Не отвечая ему ни слова, они привязывают его к дереву и потом идут в пещеру. Какое зрелище поражает взор загрубевших в варварстве разбойников? Два трупа, плавающие в крови и полусгнившие; жена Пугачева, при последнем почти издыхании связанная лежит на земле.
Боаспре оставляет своего товарища для стережения преступника, а сам со всех ног бросается в подземелье, и не входя в подробности, в кратких словах объявляет, что он нашел беглецов, и Пугачеву, остолбеневшему от сих слов, велит следовать за собою; вся шайка следует за ними. «Вот похититель твоей жены, — говорит он Пугачеву, указывая на Капеллино, — мы отмстим за тебя».
Какая отвратительная картина поражает глаза изумленных разбойников! Жена Пугачева, едва дышущая и поддерживаемая двумя разбойниками, выносится из пещеры; за нею два полусогнившие трупа; и сердца загрубевших в преступлении разбойников не могли не содрогнуться от жестокости сего злодеяния, и преступник был бы тот час расстрелян, если бы Боаспре не удержал их от сего: «Я приуготовлю вам зрелище, — говорит он им, «которого вы еще никогда не видали; я сделаю приговор, которого и самый ад вострепещет»!
Казнь Италианца была отложена на несколько дней, и во все продолжение этаго времени все разбойники приходили к преступнику каждой день, и осыпали всякими ругательствами Италианца, каковые мог вдохнуть им ужас. Наконец муж спутницы жены Пугачева, в качестве палача, оканчивал сие некоторым ужасным обрядом, который состоял в содрании кожи с какой нибудь части тела преступника.
Наконец наступил день, в которой должно было решить судьбу преступника. Долгое время не могли решиться в выборе казни; Боаспре предоставлено было выбрать оную, и сей последний не находя в употреблении ни у одного народа такой, которая бы могла загладить cиe преступление, он решился сам изобресть ее, и выбрал такую, об которой и в аду не имели никакого понятия.
На том самом месте, где Италианец произвел гнусной свой план, на одном дереве повесили полусогнивший труп его сообщника, к сему трупу поперек тела привязали и Италианца, дабы глаза сего последнего беспрестанно могли заниматься сим зрелищем, но чтоб долее продлить cиe мучение, принуждали его брать пищу изо рта гнилого трупа, которую повечеру туда клали; после сего все разбойники два раза в день, один после другого приходили упрекать его в сделанном им преступлении, и давали ему по два удара батогами, после сего вышесказанный палач продолжал свой обряд. Cиe было продолжаемо до того времени, когда Италианец, боровшись долгое время с сими мучениями, наконец испустил дух.
Если гнусное преступление Италианца вдыхает в каждого справедливый гнев, то казнь, изобретенная злобою, заставляет всю природу содрогнуться; а чтоб изобресть оную, то к сему способна была одна только свирепая душа Боаспре.