19 сентября повстанцы собрали казачий круг. На нем был выбран походный атаман, которым стал Андрей Афанасьевич Овчинников, ставший первым помощником Пугачева. Этому человеку, потомственному казаку, было 34 года. Службу он начал в 18 лет и принимал участие в многочисленных столкновениях с казахами, которые любили устраивать набеги на русскую территорию. В этих боях Овчинников проявил не только смелость, но и выдающиеся командирские способности. Так что казаки его очень уважали.
Кроме того, Андрей обладал беспокойным характером. Он несколько раз принимал участие в делегациях казаков в Петербург. Мы уже знаем, как их там встречали. Так что любить власть ему было совсем не за что. Неудивительно, что Овчинников принял самое деятельное участие в Яицком восстании. После его разгрома скрывался на Узенях. Когда туда пришла весть о Пугачеве, то он двинулся на соединение с Емельяном. Его отряд прибыл буквально накануне похода на Яик.
Полковником был выбран Дмитрий Сергеевич Лысов. Кроме того, казаки присягнули. Вот текст пугачевской присяги.
«Я, казак войска государева, обещаюсь и клянусь всемогущим богом, пред святым его евангелием, в том, что хощу и должен всепресветлейшему, державнейшему, великому государю императору Петру Федорычу служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего, до последней капли крови, в чем да поможет мне господь бог всемогущий».
Однако на самом-то деле все было не так хорошо. Встал вопрос: а дальше-то что делать? И вот тут-то возникли разногласия. Пугачев пытался озвучить предложение — идти на Москву. Трудно сказать, насколько всерьез он об этом заявлял. Но в любом случае путь к Москве шел через Волгу. И ведь самый краткий путь в сторону Москвы шел как раз через станицу Мечетная, где обитал игумен Филарет. Так что Москва — не Москва, но шуму на Волге Пугачев бы наделал точно.
А вот казаки хотели идти совсем в иную сторону — к Оренбургу. Интересы-то у них были местные. Вот они и хотели играть «на своем поле». Движение в чужие места означало: их интересы растворятся во множестве других. К тому же им явно хотелось кое с кем посчитаться в Оренбурге...
Хотя, с другой стороны, в движении вверх по Яику был резон — вобрать по дороге в свои ряды возможно большее количество казаков — а уж потом куда-то лезть. Тем более станичники были нормальными, хорошо подготовленными воинами. А кто будет по дороге на Москву? Мужикам казаки не доверяли.
Как бы то ни было, но выбора у Пугачева не имелось. Стратегические решения принимал не он. Дальше, весь первый этап восстания, Емельян будет стараться освободиться от своей зависимости от казаков. Так что определенная трещина в пугачевщине имелась с самого ее начала.
На пути в Оренбург располагался ряд крепостей, составлявших оборонительную линию против казахов. Первым был Илецкий городок (ныне — село Илек), находившийся примерно в 130 километрах выше по течению Урала.
Это был довольно крупный населенный пункт. Вот как его описывал Академик П.С. Паллас, побывавший в нем в 1769 году:
«Левый берег Яика нарочито высок, и на оном стоит Илецкой казачей городок, укрепленный четвероугольною бревенчатою стеною и батареями... В сем казачьем городке находится больше трехсот домов, и в середине оного стоит деревянная церковь. Здешние казаки могут поставить до пятисот человек войска и причисляются к яицким казакам, хотя они и не имеют никакого участия в рыболовных правах и принуждены доставлять себе пропитание хлебопашеством и скотоводством».
На тот момент в Илецком городке находилось четыреста казаков под командованием атамана Лазаря Портнова. У Пугачева имелось несколько сотен человек и три небольших пушки, взятых с форпостов. Соотношение сил — не в пользу повстанцев, ведь люди Портнова находились в крепости. Однако Пугачев не полез на штурм, он решил действовать иначе. Емельян послал вперед Овчинникова с небольшим отрядом казаков. Главным оружием был указ Пугачева, написанный в двух экземплярах. Один предполагалось вручить атаману, чтобы тот прочел его на казачьем круге. Второй предназначался непосредственно казакам — на случай, если Портнов решит указ «зажать».
Ребята Овчинникова двигались налегке, а потому очень быстро — уже 20 сентября казаки оказались возле городка. Между тем в городке кипели страсти. Портнов уже знал от Симонова о начале восстания — и начал готовиться к обороне. Городок лежал на левом берегу Яика — то есть на южном. К населенному пункту вел мост. Портнов велел заготовить плоты. Идея была такая — как только появятся мятежники, пустить плоты вниз по реке, дабы они снесли мост.
Однако его казаки не горели желанием сражаться с мятежниками. Слухами-то земля полнилась — и они слышали об императоре, который обещал всяческие вольности. Когда Портнов заметил вдалеке столб пыли от приближающегося отряда Овчинникова, он велел пускать плоты. Но казаки не позволили. Дескать, узнаем, что они скажут. Те огласили пугачевский указ. Творение Почиталина произвело впечатление. Гарнизонные казаки связали атамана и посадили его в погреб, объявив, что переходят на сторону «Петра Федоровича».
Главное войско Пугачева прибыло на следующий день и было встречено со всем почтением.
Для начала повесили Портнова. Поводом было то, что на атамана жаловались, он, как говорили казаки, «великие им делал обиды и их разорял». Портнову предложили целовать крест на верность «Петру Федоровичу». Тот сплюнул под копыта коня, на котором сидел Емельян. Атамана вздернули. Хотя, скорее всего, Пугачев просто хотел повязать своих новых сторонников кровью. Дело обычное.
Впоследствии историю казни рассказывали в классических русских былинных традициях. Много лет спустя поручик А. Рябинин, автор фундаментального труда об истории уральского казачьего войска, записал в Илеке рассказ одного старика.
«Как стал входить Пугачев, вышли с городка к нему навстречу с иконами и хоругвями, с хлебом и солью. Хлеб-соль он принял, к иконам приложился и позвал к себе атамана. А в ту пору атаманом был Тимофей Лазаревич, чай слышал? Не пошел было Тимофей Лазаревич, да силою привели. Вот и стал говорить ему Пугачев, чтобы тот ему поклонился, говорил в другой, говорил в третий раз. Не захотел Лазаревич кланяться и поносил Пугачева всякими скверными словами. Сказал тогда Пугачев:
— Хотел жить я с тобой, Тимофей Лазаревич, в любви да согласии, хотел с тобой из одной чашки есть, из одного ковша пить, хотел кафтан тебе парчевой жаловать, видно не бывать, тому делу.
И велел потом повесить Лазаревича на месте лобном, на страх всем своим супротивникам».
Тот же старик поведал Рябинину и еще одну легенду.
«Когда стал он входить в Илецкий городок, не захотела идти пушка его на мост. Сколько ни тащили ее, сколько ни припрягали лошадей — с моста сдвинуть не смогли. Рассердился тогда Пугачев, приказал пушку сечь нагайками, а потом отрубить ей уши и сбросить в Яик-реку. Так что ж ты думаешь, сударь, — говорил старик, обращаясь ко мне, — как взревет пушка человечьим голосом, так только стон да гул пошел по всему городку. Не веришь, — прибавил он, заметив, что я улыбнулся, — спроси у людей, и теперь ину пору в воде стонет так, что далеко чутко».
Как видим, в народной памяти Пугачев остался не разбойником и самозванцем, а былинным героем.
В Илецком городке Пугачев начал примерять на себя образ царя. До этого выпендриваться было не перед кем. Теперь уже надо было начинать соответствовать образу. Для начала Пугачев сменил свой походно-полевой наряд на найденное в доме Портнова парадное атаманское платье. Емельян был видным мужчиной — так что смотрелся он, наверное, здорово.
А дальше дело пошло уже самом собой. Восьмидесятитрехлетний местный казак Федор Дубровский служил в Петербурге и видел Петра Федоровича лично. Так вот, он при всем честном народе «опознал государя». Хотя Емельян ни в коей мере не походил внешне на Петра III — настоящий император был небольшого роста, светловолосый, щуплый и курносый. Пугачев — высокий, темнорусый, широкоплечий, с прямым носом. Но тем не менее.
Вряд ли казак врал. Но такое случается. Вот и верь после этого очевидцам...
В Илецком городке появился и знаменитый портрет Пугачева, который приводили в советских учебниках. Там Емельян изображен в бараньей казачьей папахе, но с орденскими лентой и звездой ордена Андрея Первозванного. Которые, разумеется, Пугачев не мог иметь никак. Это была высшая награда Российской империи, и на Яике уж точно ни у кого ее не имелось. А дело было так. Местный богомаз Прохоров нашел потрет Екатерины II, который выбросили из дома атамана, исколов его пиками. Поверх лица императрицы он изобразил Пугачева. Этот портрет был найден в 1924 году в запасниках Исторического музея.
Нашел Емельян и еще одного грамотея — Максима Горшкова. Его он назначил своим секретарем. Впоследствии он вместе с Овчинниковым занимался идеологической борьбой.
Кроме утверждения своего царского статуса Пугачев занимался в Илецком городке и более насущными делами. Из илецких казаков он сформировал особый полк. Его командиром стал Иван Творогов. Кроме того, была приведена в порядок вся имевшаяся в городке артиллерия. Главным артиллеристом стал яицкий казак Федор Федотович Чумаков. Эти двое впоследствии Пугачева и предали.
В Илецком городке пугачевцы пробыли два дня, а потом двинулись дальше вверх по реке. Их ждали крепости Нижнеяицкой дистанции.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |