Вернуться к А.Ю. Щербаков. Емельян Пугачев. Изнанка Золотого века

Армия начинает и проигрывает

Оставим на время Емельяна Пугачева, празднующего очередную победу, посмотрим на ситуацию с другой стороны.

В центре края, в Оренбурге, сведения о Пугачеве поступали в следующем порядке.

13 сентября пришла из Государственной Военной Коллегии «ориентировка» на беглеца из казанской тюрьмы Емельяна Пугачева. Всем властям предлагалось принять меры к его поимке. Внимания на это не обратили. Мало ли кто откуда сбежал. К тому же — где Казань и где Оренбург.

Следующий звоночек раздался через два дня. Это был рапорт коменданта яицкого городка Симонова за 10 сентября о том, что в округе шатается какой-то самозванец и что он, Симонов, отправил отряд на его поимку. Ну и что? Рутина.

Первый серьезный сигнал губернатор Оренбургской области генерал-поручик Иван Андреевич Рейнсдорп получил 21 сентября от того же Симонова. Комендант доносил, что «известный самозванец уже в собрании находится и сего числа, когда еще более соберется, намерен быть к здешнему городу». Рапорт болтался где-то четыре дня, хотя расстояние от Яицкого городка до Оренбурга — 250 километров. За два дня это расстояние преодолевается верхом без особого труда. А казак на сменных лошадях добирался за 12—14 часов.

Но пока что все эти сведения были известны только кругу высших ответственных работников. В городе о Пугачеве ничего не знали.

Все изменилось 22 сентября.

В этот день в доме губернатора шел бал, посвященный годовщине коронации Екатерины II. И надо же так случиться, что именно на него явился курьер с сообщением о том, что «альтернативный государь» взял Илецкий городок...

«Рейнсдорп поспешил принять меры к прекращению возникающего зла. Он предписал бригадиру барону Билову выступить из Оренбурга с четырьмястами солдат пехоты и конницы и с шестью полевыми орудиями и идти к Яицкому городку, забирая по дороге людей с форпостов и из крепостей. Командиру Верхне-Озерной дистанции бригадиру барону Корфу велел как можно скорее идти к Оренбургу, подполковнику Симонову отрядить майора Наумова с полевой командой и с казаками для соединения с Биловым; ставропольской канцелярии велено было выслать к Симонову пятьсот вооруженных калмыков, а ближайшим башкирцам и татарам собраться как можно скорее и в числе тысячи человек идти навстречу Наумову».

(А.С. Пушкин)

То есть Рейнсдорп стал собирать войска откуда только можно со всей необъятной территории своей губернии. А ведь упомянутый Ставрополь (он же Ставрополь-на-Волге) — это нынешний Тольятти, который находится от Оренбурга на расстоянии 400 километров. Туда переселяли крещеных калмыков. Это примерно как запросить помощи из Питера в Петрозаводске. Или из Москвы — в Курске. С учетом тогдашней скорости связи и передвижения.

Одновременно Рейнсдорп объявил награду в 500 рублей тому, кто доставит Пугачева живым, и 250 — мертвым.

Но итог вышел неутешительный.

«Ни одно из сих распоряжений не было исполнено. Билов занял Татищеву крепость и двинулся было на Озерную1, но, в пятнадцати верстах от оной, услышав ночью пушечные выстрелы, оробел и отступил. Рейнсдорп вторично приказал ему спешить на поражение бунтовщиков; Билов не послушался и остался в Татищевой. Корф отговаривался от похода под различными предлогами. Вместо пятисот вооруженных калмыков не собралось их и трехсот, и те бежали с дороги. Башкирцы и татары не слушались предписания. Майор же Наумов и войсковой старшина Бородин, выступив из Яицкого городка, шли издали по следам Пугачева и 3 октября прибыли в Оренбург степною стороною с донесением об одних успехах самозванца».

(А.С. Пушкин)

Особо впечатляет поведение Христиана Христиановича Билова. Знаете чего он испугался, доблестный бригадир?

«Ночью на 26 сентября вздумал он (Хурлов. — А.Щ.), для их ободрения, палить из двух своих пушек, и сии-то выстрелы испугали Билова и заставили его отступить».

(А.С. Пушкин)

Между тем силы его были весьма значительны — 200 солдат, 150 казаков, 60 калмыков, орудийная батарея из шести пушек. Недаром Пушкин причислял Билова к генералам, которые «действовали слабо, робко, без усердия».

Билов вернулся в Татищеву крепость. Это была ключевая точка в Нижнеяицкой дистанции. Примечательно, что расположена крепость в очень характерном для России месте — здесь находился волок между реками Яик и Самара. Расстояние между водными артериями было всего 25 километров. Соответственно, Татищева крепость была укреплена на уровень выше, нежели две, уже взятые Пугачевым.

«Она построена неправильным четвероугольником, обнесена бревенчатою стеною, рогатками и укреплена батареями по углам».

(П. Паллас)

В крепости была более качественная артиллерия, а также имелись большие запасы боеприпасов, продовольствия и снаряжения.

Командовал Татищевой полковник Григорий Миронович Елагин. Интересно, что его дочь была замужем за комендантом Нижеозерской крепости Хурловым. Тот за четыре дня до штурма отправил жену и ее одиннадцатилетнего брата к отцу. Но от судьбы не уйдешь...

Пугачевское войско подступило к крепости 27 сентября. К этому времени его численность составляла две тысячи человек и 10 пушек. За одиннадцать дней численность повстанцев возросла в 50 раз!

У оборонявшихся тоже были немаленькие силы. Гарнизон насчитывал около 350 человек с семью пушками. Плюс к этому — корпус Билова: 410 человек с шестью пушками. При этом, повторюсь, крепость-то была серьезной.

Пугачев снова решил попробовать вступить в переговоры. Он послал к крепости группу парламентеров. Из укрепления выехали переговорщики — тоже казаки. Пугачевцы завели свою обычную песню — дескать, с ними идет император, так что переходите, ребята, на его сторону. Проправительственные казаки сообщили о словах пугачевцев Билову как старшему по званию. Тот, конечно же, заявил: все разговоры об императоре — это вранье. На прощание повстанцы заявили: «когда вы так упорствуете, то после на нас не пеняйте».

Больше говорить стало не о чем, речь повели пушки. Стреляли долго, аж восемь часов. Между тем между двумя командирами в крепости возникли разногласия. Елагин предлагал выйти в поле. Билов не решался. И в чем-то он был прав. Дело в том, что 150 казаков под командованием сотника Тимофей Ивановича Подурова перешли-таки на сторону повстанцев. Билов послал их с каким-то заданием за пределы крепости — чем те и воспользовались.

Когда ребятам Пугачева надоело стрелять из пушек, они двинули на штурм. Атака захлебнулась. Но тут оборонявшихся подвели их «ум и сообразительность». Дело в том, что около стены крепости (а она была деревянной) находились конюшни — а около них стога сена. Вот сколько надо иметь мозгов, чтобы оставить возле крепости горючий материал? Понятно, что Емельян, не будь дурак, приказал эти стога поджечь...

Довольно быстро от горящего сена занялась стена — а потом в городе начался пожар. Многие казаки и солдаты имели в крепости собственные дома. Так что они плюнули на боевые действия и бросились спасать свое имущество. Дальше все было просто. Пугачевцы снова двинули на штурм и довольно легко ворвались в крепость. Снова повторилась та же самая история, что и в других крепостях. После прорыва за стены защитники сразу прекратили сопротивление. Билов и Елагин заплатили жизнями за свою непредусмотрительность. На этот раз никого не вешали. Разгоряченные штурмом пугачевцы просто всех перебили. В том числе и жену Елагина.

Оказавшись в крепости, Емельян тут же приказал тушить пожар. В самом деле — крепостные запасы были для его войска не лишними.

Тут продолжилась история Татьяны Харловой, семнадцатилетней дочери коменданта Татищевой крепости и жены коменданта Нижнеозерной. Пугачев был поражен ее красотой и взял Татьяну в наложницы. Заодно прихватил в войско и ее одиннадцатилетнего брата, Николая Елагина. Вроде бы Емельян испытывал к ней какие-то чувства. Но продолжалось это недолго. 4 ноября 1773 года Татьяна и ее брат были расстреляны казаками. Причины этого непонятны. По одной версии, причиной была лютая ненависть части повстанцев ко всем без исключения дворянам. По другой — у яицких казаков на Пугачева были иные планы. Они хотели женить его на девице из казачек. Что и случилось. Но это будет позже.

Взятие Татищевой крепости было важным моментом в истории пугачевщины. Пугачевцы приобрели репутацию грозных бойцов. А сила всегда привлекает. А заодно — прославились как беспощадные мстители. Это тоже многим нравилось. Восстание вступило в новую фазу. Люди пошли к Пугачеву толпами.

Вообще-то из Нижнеяицкой линии осталась еще одна крепость — Чернореченская. Она была поменьше. В ней имелось 58 дворов и 506 жителей обоего пола. Комендантом крепости был премьер-майор Христиан Христианович Краузе. Под его командованием состояла рота солдат (137 человек) и 64 казака. Сама крепость находилась в отвратительном состоянии, оборонять ее было невозможно.

А вот что было дальше — не очень понятно. Пушкин писал так:

«Из Татищевой, 29 сентября, Пугачев пошел на Чернореченскую. В сей крепости оставалось несколько старых солдат при капитане Нечаеве, заступившем место коменданта, майора Крузе, который скрылся в Оренбург. Они сдались без супротивления, Пугачев повесил капитана по жалобе его крепостной девки».

Однако имеются и иные сведения. Согласно им, Билов, двигая свой корпус из Оренбурга на Татищеву, прихватил из Чернореченской значительное количество солдат. Ими и командовал капитан Павел Артемьевич Нечаев. В Татищевой он попал в плен. Почему-то его не убили сразу, а потащили с собой. Что же касается крепости, то Краузе обратился к Рейнсдорпу с просьбой отвести гарнизон в Оренбург. Согласие было дано, и Краузе повел солдат в главный город. Но большинство казаков послали коменданта куда подальше и остались.

Пугачев был торжественно встречен местными. Жители присягнули ему на верность. Что же касается Нечаева, то его и в самом деле казнили по жалобе его крепостной Пелагеи Федоровой, которая обвинила капитана в жестоком обращении.

Чернореченская же в период осады Оренбурга оставалась одной из главных баз повстанцев. Здесь для пугачевской армии пекли хлеб.

Теперь путь на Оренбург был открыт. Историк и краевед П.И. Рычков, современник событий, писал: «Ежели б оный злодей, не мешкав в Татищевой и Чернореченской крепостях, прямо на Оренбург устремился, то б ему ворваться в город никакой трудности не было, ибо городские валы и рвы в таком состоянии были, что во многих местах без всякого затруднения на лошадях выезжать было можно».

Может оно так, а может и нет. Вообще-то в Оренбурге находился трехтысячный гарнизон и 70 пушек. К тому же — что значит «не мешкать под Татищевой?» Пугачев потратил на эту крепость один день. А оставлять ее за спиной было нельзя. Имелась очень серьезная опасность получить удар в тыл.

Но дело даже не в этом. Человек, изучающий военную историю, знает, что в ней ошибочные ходы полководцев — скорее правило, нежели исключение. Потому что война — не шахматы, где позиция противника видна. Любой военачальник, будь то главарь банды повстанцев или маршал, командующий регулярной армией, сталкивается с «туманом войны». Он никогда не знает — кто и как будет ему противостоять. Никакая разведка не может в точности доложить о силах противника. Так что приходится действовать наугад. Простейший пример. В 1942 году немцы, как наскипидаренные, перли в ловушку Сталинграда. А ведь это была очевидная ловушка. Они были дураками? Нет, дураками они не являлись. Но немцы неправильно оценивали положение СССР. Полагали — у РККА просто больше нет ни солдат, ни техники...

Что уж говорить о Пугачеве, у которого, по крайней мере, на тот момент разведки быть не могло по определению. Так что если Емельян с ходу не полез на Оренбург, свидетельствует только о его уме.

Примечания

1. Имеется в виду Нижеозерская крепость.