Вернуться к А.Ю. Щербаков. Емельян Пугачев. Изнанка Золотого века

Собирание сил

Итак, расчистив дорогу к Оренбургу, Пугачев не ринулся штурмовать город. Он стал обходить город с северо-востока, по притоку Яика река Сакмаре. Целью Пугачева было — увеличить свои силы.

В этом был заинтересован и лично он. Ведь до сих пор главной силой Пугачева были казаки, от верхушки которых он находился в сильной зависимости. Можно спорить о том, имел ли Пугачев и в самом деле намерение идти на Москву. Так, есть версия, что на самом-то деле он хотел погулять вволю — а потом уйти к тем же некрасовцам. Но в любом случае — не слишком самостоятельная роль его не устраивала. А что было делать? Нужна была альтернативная казакам сила.

За время штурмов яицких крепостей состав пугачевского войска стал меняться. Первыми появились перешедшие на его сторону солдаты. А вот при приближении к Оренбургу стали появляться и еще кое-кто...

Район яицких крепостей был очень малолюдным. Там никого и не было, кроме гарнизонов. А вот по реке Сакмаре стали попадаться хутора... Точнее, это здесь они назывались хуторами — они принадлежали дворянам, западнее такие хозяйства назывались поместьями. Так, пугачевцы нанесли визит вежливости на хутор губернатора Рейнсдорпа. Центральным зданием на нем была усадьба в двенадцать комнат. Это уже чисто помещичий дом. Тут стоит пояснить. При слове «усадьба» мы представляем обычно крупные красивые здания, которые, в основном, и сохранились до наших дней. Но это были жилища богатых помещиков. Основная же масса дворян жила куда как скромнее. Возьмем, к примеру, сохранившееся жилище помещиков средней руки — усадьбу Тригорское в Пушкинских горах. Честно говоря, не шедевр архитектуры1. Обычный такой барак.

Но для казаков двенадцать комнат — это было круто. Пугачев, осмотрев усадьбу, изрек: «Вот как мои губернаторы славно живут, и на что им этакие покои. Я и сам, как вы видите, в простой хижине живу».

Но что самое главное — на хуторах обитали крепостные крестьяне. Они встречали Пугачева с восторгом и вступали в ряды его войска. Это начинался новый этап. Ведь пока что выступление было «второй серией» Яицкого восстания. Теперь социальная база восстания стала расширяться. И не только за счет крестьян.

Первым крупным населенным пунктом на пути пугачевцев была Каргалинская слобода (она же Сеитова, она же Каргала), расположенная на правом берегу Сакмары, в 18 километрах от тогдашней границы Оренбурга. Обитало там около 1200 человек. Большинство населения составляли татары — а жители в основном занимались делами, связанными с торговлей (кто сам не торговал, работал на купцов), а также ремеслами.

О Пугачеве тут знали. Еще 26 сентября согласно приказу Рейнсдорпа из Каргалы должны были выдвинуться около 300 человек иррегулярной татарской конницы. Однако действовали они по принципу «не спеши, а то успеешь». Выступали без лишней поспешности, а когда узнали о падении Татищевой — и совсем повернули назад. 28 сентября в Оренбурге было принято решение эвакуировать слободу в город. Однако желающих нашлось немного. В основном это были богатые купцы, которые справедливо опасались, что пугачевцы их станут немножко грабить. Большинство же никуда не пошли. Мало того. Каргалинцы выслали к Емельяну делегацию с предложением пожаловать к ним. 1 октября они с энтузиазмом встречали повстанцев.

Впоследствии из жителей Каргалы был сформирован отдельный татарский полк во главе с Мусой Улеевым (Алеевым). Тот же самый Алеев был Пугачевым назначен и комендантом слободы.

Но интереснее иное. Именно в Каргале Емельян стал всерьез претворять в жизнь еще одно направление своей политики. Он сделал ставку на «инородцев». Прежде всего — на башкир.

К государству башкиры относились плохо. Но и к казакам — тоже не слишком хорошо. В конце концов, казаки тут и существовали для того, чтобы держать башкир в повиновении. Однако... 1 октября в Каргалу прибыл уважаемый башкирский человек, большой знаток Корана (а такие люди пользовались огромным авторитетом) Абыз Кинзя Арсланов.

Вообще-то Кинзя был типичным оппозиционером. Он принимал участие и предыдущем башкирском восстании. Но вот с Пугачевым Кинзя договорился сразу. Емельян велел написать, что жалует башкир «верою и законами вашими». Кинзя взял документ обеими руками. По традициям исламских народов, это означает, что Кинзя признал Пугачева повелителем... А ведь Арсланов был умным и образованным человеком. Предполагать, что он верил в «спасшегося царя Петра», — смешно.

Кинзя разработал понятное для башкир обоснование сотрудничества с казаками. Дескать, наши враги — солдаты и заводчики. А казаки... Они такие же конные воины, как мы, делить нам с ними нечего, места всем хватит.

Несколько позже Емельян издал манифест на татарском языке.

«Я великий (из) великих, самодержавный властелин стран, в своей руке и силе определенно держащий и владеющий... России — и проч., и проч., и проч. Также над многими землями Всероссийский [высший (из) высших] император Петр Феодорович. Всей знати и народу во все стороны его величеством утвержденный проверенный именной указ дан.

Пусть знают и верят! Это высшее письмо дано от собственной руки и языка, чтобы шли к нему с истинным усердием и несли военную службу. Кто с готовностью выйдет навстречу, чтобы видеть мое благословенное лицо и красу; увидав же и признав сознательно и нелицемерно, будет (ко мне) веру и усердие (оказывать) языком и рукой и сердцем горящим и телом с дорогой душой, — (тех) конечно я узнаю.

Жалую вас землей, водой, рыбой, топливом, пашней, лесом, порохом, деньгами, свинцом, хлебом, солью и прочим.

Кто не подчинится и будет противиться: боярин, генерал, майор, капитан, и другие, — голову того рубите и имущество его грабьте! Против (таких) стойте! Головы их рубите! Если окажется у них казна, она должна быть принесена царю! Их обоз и лошади и другое, что необходимое, должно быть доставлено царю! Прочее, в чем нет нужды, расходуйте на армию! В свое время они вас ели; (вас), моих рабов, они лишили воли и свободы; теперь посев их косите, если не подчинятся.

Тех же кто меня признает, кто навстречу ко мне выйдет со службой, — не трогайте, чтобы народ не смеялся (над нами).

Опять-таки о тех, которые не подчинятся, мое (приказание) — вешать их и рубить!

Пожалуйста, будьте осторожными!

Чтобы всякий верил, я сам, Петр Феодорович, свою руку приложил.

Я самый Петр третий даю.

Этот манифест дан

Полковой старшина Бахтияр Канакай Оглы.

Полковой сотник Абдул Керим.

Также военной коллегии печать приложена.

Копию с этого указа во все стороны и края посылайте. С копии копию (сняв), с улицы на улицу по сходам, не задерживая, не мешкав, передавайте!

Даю слово: кто раб помещика и (кто) попал в руки крестьянских тиранов, с сегодняшнего дня свободен.

Кто в тюрьме, также освобождается!

Такое повеление издается.

Рамазана 24 дня 1773 г».

Если этот указ писал и не сам Кинзя, то тоже не неграмотный «сын степей».

«Автор манифеста — выученик ("шакирд") мусульманской духовной школы, получивший образование, видимо, в Бухаре, так как наряду с арабизмами употребляет и слова персидские. Автор прибегает иногда даже к персидским оборотам (напр., предлоги), хотя манифест им составлялся, конечно, для тюрко-татарских народностей. Язык документа вычурный, как вычурна и вся, стоящая в начале его, своеобразно-восточная титуляция».

(С. Голубцев)

Кинзя не ограничился чисто идейной поддержкой.

«9 октября 1773 года Кинзя вернулся с полутысячей вооруженных до зубов всадников и с сыновьями Сулейманом и Сляусином. На глазах у всех мятежников Кинзя слез с коня в лужу и поклонился Пугачеву, а "Петр Федорович" вдруг узная давнего друга "Кинжея", коему исчо в Петербурге подарил на кафтан отрез кармазину. Кафтан я износил, ответил Кинзя, а преданность при мне. Пугачев поставил Кинзю командовать всеми башкирскими войсками и координировать мятеж в Башкирии.

...

Грамотей Кинзя писал воззвания и рассылал их по Башкирии со старшинами, сыновьями и муллами. Для гонцов Кинзя выхлопотал право свободного проезда, чтобы "распространять знания". "Знания" впечатляли башкир: Кинзя сообщал, что при Пугачеве находится царевич Павел и 72 тысячи казаков — хотя на Яике их было всего 12 тысяч. Но Кинзя не тянул никого к Пугачеву под Оренбург, где лукавство будет очевидно. Кинзя призывал башкир восставать там, где живут, где царит несправедливость».

(А. Иванов)

И вот кем был этот человек? Он мог являться: романтиком-сепаратистом, мечтавшим о независимости своего народа; исламским фанатиком, рассчитывающим поднять башкир на войну в «неверными»; агентом Бухары. Упомянутое ханство отлично видело, что русские приближаются к ее границам. Почему бы чисто по-соседски не устроить им лишнюю головную боль — чтобы меньше глядели на юг?

— Агентом Турции. Причины понятны.

А ведь все это могло и сочетаться...

Следующий целью пугачевского войска был Сакмарский городок. В нем обитало 767 жителей обоего пола, службу в Сакмарском несла команда из 132 казаков во главе с атаманом Д.Д. Донсковым. Незадолго до подхода Пугачева они оттянулись в Оренбург.

«Пугачев, оставя Оренбург вправе, пошел к Сакмарскому городку, коего жители ожидали его с нетерпением. 1-го октября, из татарской деревни Каргале, поехал он туда в сопровождении нескольких казаков».

(А.С. Пушкин)

Очевидец описывает его прибытие следующим образом. Рассказ приводит Пушкин:

«В крепости у станичной избы постланы были ковры и поставлен стол с хлебом и солью. Поп ожидал Пугачева с крестом и с святыми иконами. Когда въехал он в крепость, начали звонить в колокола; народ снял шапки, и когда самозванец стал сходить с лошади, при помощи двух из его казаков, подхвативших его под руки, тогда все пали ниц. Он приложился ко кресту, хлеб-соль поцеловал и, сев на уготовленный стул, сказал: "Вставайте, детушки". Потом все целовали его руку. Пугачев осведомился о городских казаках. Ему отвечали, что иные на службе, другие с их атаманом, Данилом Донским, взяты в Оренбург, и что только двадцать человек оставлены для почтовой гоньбы, но и те скрылись. Он обратился к священнику и грозно приказал ему отыскать их, примолвя: "Ты поп, так будь и атаман; ты и все жители отвечаете мне за них своими головами". Потом поехал он к атаманову отцу, у которого был ему приготовлен обед. "Если б твой сын был здесь, — сказал он старику, — то ваш обед был бы высок и честен: но хлеб-соль твоя помрачилась. Какой он атаман, коли место свое покинул?" — После обеда, пьяный, он велел было казнить хозяина; но бывшие при нем казаки упросили его; старик был только закован и посажен на одну ночь в станичную избу под караул. На другой день сысканные казаки представлены были Пугачеву. Он обошелся с ними ласково и взял с собою. Они спросили его: сколько прикажет взять припасов? "Возьмите, — отвечал он, — краюшку хлеба: вы проводите меня только до Оренбурга". В сие время башкирцы, присланные от оренбургского губернатора, окружили город. Пугачев к ним выехал и без бою взял всех в свое войско. На берегу Сакмары повесил он шесть человек.

В тридцати верстах от Сакмарского городка находилась крепость Пречистенская. Лучшая часть ее гарнизона была взята Биловым на походе его к Татищевой. Один из отрядов Пугачева занял ее без супротивления. Офицеры и гарнизон вышли навстречу победителям. Самозванец, по своему обыкновению, принял солдат в свое войско и в первый раз оказал позорную милость офицерам».

В Сакмарском городке Пугачев столкнулся с, пожалуй, самым знаменитым своим сторонником — Хлопушей. Но о нем рассказ пойдет ниже.

В Пречистенской мы впервые сталкиваемся с таким явлением, как дворяне, перешедшие на службу к Пугачеву. Основная часть находившихся здесь правительственных сил была выведена в Оренбург еще 30 сентября. Однако небольшую команду для чего-то оставили. Старший по званию, подпоручик Иван Остренев, доносил, что они тут «на жертву оставлены». В конце концов, оставшиеся получили разрешение уйти, но не успели. И в итоге подпоручик Иван Остренев, прапорщики Семен Попов и Сергей Плешивцев перешли на службу к Пугачеву. Об их мотивации можно только догадываться. Возможно, люди, которых просто бросили, решили: начальство занято исключительно спасением собственной шкуры так и пошли они к чертям. Да и что казалось? Что Пугачева приветствовали все!

А Емельяну теперь были уже нужны офицеры — да и просто грамотные люди. Войско становилось слишком многочисленным и разномастным, к тому же Емельян вынужден был заниматься снабжением своей армии, а кроме того — политикой.

А впереди лежал Оренбург.

Примечания

1. Пушкинская усадьба получше.