Вернуться к А.Ю. Щербаков. Емельян Пугачев. Изнанка Золотого века

Уральские передряги

Следующий период пугачевщины большинство авторов почему-то обозначают пунктиром. Хотя это был самый интересный этап восстания.

Емельян с отрядом, численность которого оценивают по-разному, появился на Авзяно-Петровских заводах, которые, как мы помним, еще с осени 1773 года являлись одной из главных производственных баз повстанцев.

Примечательно, что Емельян явился туда в начале апреля, как раз на Пасху. И ведь он тоже вроде как воскрес после страшного разгрома. Встречали повстанцев с колокольным боем и хлебом-солью.

На Авзяно-Петровских заводах Пугачев издал очередной Указ, призывавший подниматься на борьбу.

«Мы отеческим нашим милосердием и попечением жалуем всех верноподданных наших, кои помнят долг свой к нам присяги, вольностью, без всякого требования в казну подушных и прочих податей и рекрутов набору, коими казна сама собой довольствоваться может, а войско наше из вольножелающих к службе нашей великое исчисление иметь будет. Сверх того, в России дворянство крестьян своих великими работами и податями отягощать не будет, понеже каждый восчувствует прописанную вольность и свободу».

Первым результатом этого Указа было то, что к Емельяну присоединилось около ста пятидесяти приписных авзянских крестьян.

«На Авзяне Пугачев пробыл три дня. Здесь ему подготовили не только не только хлеб-соль, но и невесту. Эту девку родители привели к царю сами. Емельян не стал отпираться, но не стал и венчаться, а приступил сразу к первой брачной ночи.

Потом при войске мятежников образуется целый "поезд с царицьками" — обоз с гаремом хана Емельяна и любовницами его полковников. Пугачев на следствии станет смущенно отнекиваться: "Было у меня женщин около десятка, однакож не жены, а только адевали и готовили для меня есть и делал всякие прислуги".

За эти "всякие прислуги" мятежники — молодые ведь мужики — оберегали свой обоз до последнего. Он попадет в руки властей только после окончательного разгрома бунта. Дурех-"царицок" начальство разошлет по монастырям или вернет обратно родителям. Привезут домой и авзянскую невесту Емельяна — уже брюхатую. И в Авзяне на двести лет вперед появился род своих Пугачевых».

(А. Иванов)

Из Авзяна пугачевское войско двинулось вверх по Белой — на Белорецкие заводы. Тем временем пугачевский Указ, а еще больше — слухи — делали свое дело. Ведь что получалось с точки зрения как барских, так и заводских крестьян? Дескать, говорили, что «императора» разбили — а оказалось, что нет! Так что численность пугачевского войска вскоре достигла пяти тысяч человек. Разумеется, боеспособность его была не слишком высокой — крестьяне не казаки. Еще хуже было с вооружением. Но тем не менее.

Но и правительственные войска не дремали. В конце апреля из Табынска, городка, расположенного ниже по реке Белой, двинулся отряд генерала Фердинанда Фреймана. Генерал действовал аккуратно. Он хотел решить дело миром. 2 апреля на заводы прибыл фельдкурьер, собрал народ и передал приказание Фреймана сложить оружие и не высовываться. Вряд ли генералом двигал гуманизм. Скорее всего, он был заинтересован в том, чтобы сохранить заводы, которые могли бы пострадать при штурме. Ни местные, ни центральные власти на этот счет никаких распоряжений не отдавали. Не до того было. Но люди Демидовых, которым эти заводы принадлежали, могли материально простимулировать генерала.

Но только ничего хорошего из этого не вышло. Скорее, наоборот. Ведь нагрянь Фрейман без предупреждения — он, скорее всего, взял бы заводы с налета. Оборонять их было просто некому. Все активные бунтари ушли с Емельяном в Белорецк.

Так что сложилось строго по принципу «хотели как лучше, а получилось как всегда».

Выслушав фельдъегеря, авзянцы послали гонцов в Белорецк с вопросом: что делать?

Емельян отнюдь не горел энтузиазмом ввязываться в бой с правительственными войсками. Он отлично понимал, что его формирования — это не войско, а толпа, к тому же плохо вооруженная. Следовательно, надо было уходить. Но Пугачев решил не просто уйти, а громко хлопнуть дверью. Он высказал такую идею — все, кто не хочет идти с ним, пусть бегут в леса. Заводы же должны быть сожжены. Что и было сделано. Причем некоторые так увлеклись, что продолжали это дело даже тогда, когда на территорию предприятий уже входили войска. В итоге некоторые поджигатели попались в руки солдат и без долгих разговоров были повешены.

В тот же день, 2 мая, Пугачев выступил из Белорецка, отдав приказ: «Заводу жечь по пошвы». То есть, до основания.

«Со своим войском Пугачев угнал из Белорецка 700 заводчан — не бойцами, а поварами и дровосеками. Их Пугачев бросит в сожженной Магнитной крепости: они будут уже не нужны. Брошенных рабочих офицеры прикажут обрить по-каторжному и всем стадом отправят восвояси на сгоревший Белорецкий завод. Рабочие займут уцелевшую деревню Арскую — свои-то избы мятежные крестьяне не сожгли. Едва рабочие опомнятся, на них налетят башкиры и угонят всех в рабство. В ноябре 1774 года старики-компанейщики (хозяева завода. — Прим. А.Щ.) разыщут своих мастеровых по башкирским аулам и поселят зимовать на Богоявленском заводе1. И здесь еще 106 человек умрут от голода. Только весной 1775 года, через год после пугачевщины, заводчане Белорецка окончательно вернутся на родные пепелища».

(А. Иванов)

С этого времени и до самого конца Пугачев стал действовать чисто партизанскими методами. Он уже не пытался где-либо закрепиться и создавать подконтрольную территорию. Он постоянно двигался, уничтожая по пути промышленные объекты. Последнее вполне понятно. Ядро его войска составляли приписные, которые заводы люто ненавидели. А самому Емельяну они были не нужны, если он не имел возможности организовать на них производство. Так пусть все горит огнем!

Что же касается стратегических целей, то у Пугачева их некоторое время не имелось. Требовалось оторваться от преследования, перевести дух, накопить силы и привести в какой-то порядок свои орды. Так что все решала исключительно тактика.

Перед повстанцами встал вопрос — куда направиться? Путь вниз по Белой, на Уфу, в район, где продолжалось башкирское восстание, был закрыт отрядом Фреймана. И Емельян двинулся на юг, в верховья Яика, к крепости Магнитной (ныне — город Магнитогорск).

Эта крепость входила в Кизильскую оборонительную позицию. Ее комендант, Сергей Кузьмич Тихановский, имел под командой около 100 солдат и 8 пушек. За время восстания несколько раз мелкие отряды пугачевцев показывались возле крепости, но штурмовать ее всерьез не пытались.

5 мая 1774 года к крепости подошел Пугачев. У него имелось пять тысяч бойцов, но пушек вообще не было. Так что первый приступ закончился ничем, повстанцы потеряли около 500 человек. Сам Емельян был ранен в руку шрапнелью.

Однако Пугачев не особо расстроился. Второй штурм он решил предпринять ночью. Он разделил свое войско на пять частей, те тайком подобрались к стене. Одновременно внутри крепости действовали сторонники Пугачева. Неизвестно, имели ли они связь с Емельяном — но получилось очень удачно. Люди из «пятой колонны» сумели взорвать запасы пороха. Услышав взрыв, пугачевцы ринулись на решительный штурм. Крепость пала. Комендант попытался скрыться, но был схвачен и повешен. Казнили и его жену.

Генерал Фрейман по какой-то причине Пугачева не преследовал, а зря. Потому что повстанцы сумели перевести дух. Михельсон проявлял большую активность — но он двигался от Уфы, и на пути лежали многочисленные реки. А как раз наступило половодье. Так что с переправами пришлось возиться. Кроме того, возле деревни Юрал Михельсон повстречался с неугомонным Салаватом Юлаевым, у которого было полторы тысячи человек. Подполковник рапортовал: «Мы нашли такое сопротивление, какого не ожидали. Злодеи, не уважая нашу атаку, прямо пошли навстречу. Однако, помощью божиею, по немалом от них сопротивлении, они были обращены в бег».

Приходилось ему возиться с более мелкими отрядами башкир. В общем, Михельсон запаздывал.

А тем временем к пугачевцам стали прибывать подкрепления. Так, 7 мая прибыл отряд казаков во главе с атаманом Андреем Овчинниковым. Тот сумел уйти после разгрома возле Яицкого городка — и вот теперь присоединился к основным силам.

Но куда более эффектным было появление семисотенного отряда Ивана Белобородова. Напомню, что этот человек действовал на Урале еще с конца 1773 года. Сперва успешно, потом все-таки он был разбит. Но Белобородов тоже набрал себе новый отряд. Более того — он успел своих бойцов более-менее обучить. Когда отряд Белобородова в количестве шестисот человек приблизился к Магнитной, то пугачевцы, увидев стройные правильные ряды, приняли их за правительственную часть. Мятежники так передвигаться не умели.

Все-таки талантливым человеком был Иван Белобородов. Дело в том, что обучить крестьянина хотя бы азам военного дела было очень непросто. Мужички ведь даже не задумывались о том, какая у них нога левая, какая правая. Что уж говорить о воинской дисциплине, она была крестьянам просто чужда и непонятна. А ведь, к примеру, умение ходить строем являлось основой линейной тактики, самой совершенной на тот момент. В армии привычку к военным порядкам вбивали весьма жесткими средствами. Но ведь такие методы для добровольцев не подходят. А уж для повстанцев — тем более. Они ведь, если им что-то не понравится, могут просто-напросто разбежаться. Но Белобородов нашел какие-то способы воздействия. Его отряды были наиболее боеспособными.

Пугачевцы покинули Магнитную 8 мая и по своему новому обыкновению полностью сожгли крепость. В виде трофеев они утащили четыре пушки, а также большое количество ружей и боеприпасов. С повстанцами также ушли многие местные.

Теперь Пугачев двинулся вверх по Яику. Он почти точно повторял то, с чего начинал полгода назад — разорял все попадавшиеся ему на пути крепости. Некоторым, впрочем, удалось избежать штурма. Так, небольшой гарнизон Верхнеяицкой крепости выставил на стены множество соломенных чучел с палками. Увидев такое количество «защитников», Пугачев предпочел обойти укрепление стороной. Изучая историю, не устаешь удивляться смекалке русских людей.

Емельян перешел на другую реку — Уй (левый приток Тобола), на которой находилась соответствующая укрепленная линия, — и начал веселиться там. Он брал штурмом крепости.

20 мая повстанцы дошли до мощной Троицкой крепости, которую обороняли 900 солдат при 20 пушках под началом бригадира Антона де Фейервара. На штурм пошли около девяти тысяч повстанцев. Участник штурма, крестьянин Емурталинской слободы С. Конев, на следствии показывал, что пугачевцы «в одних рубахах, с одними ружьями и копьями под тое крепость грудью шли». Причем передвигались... перебежками. Залегали при огне орудий, а потом двигались дальше. Те, кто знает военную историю, поймут мое удивление при изучении этих материалов. Для остальных поясняю. Идея идти на противника в полный рост плотными рядами была вбита во всех армиях на уровне подсознания. Даже в Первую мировую войну, когда уже были пулеметы, скорострельные орудия и многое другое, действовали таким же образом. Именно из-за таких атак была почти полностью уничтожена Русская гвардия в 1915 году. Перли в полный рост плотными рядами на пулеметы. Немцы, наверное, очень веселились, глядя на таких глупцов.

В XVIII веке подобная тактика, в общем-то, соответствовала уровню вооружения. Тогдашние ружья били на 150 метров. Точность была просто аховой — «плюс-минус полметра». Так что тактика, которой придерживались войска всех европейских стран, вполне понятна — ходить строем и стрелять залпом. А потом перейти в штыковую атаку.

Но для того, чтобы обучить такой тактике солдат, требуется время. У повстанцев его не было. В результате неграмотные мятежники применяли тактику XX века...

Вообще, пугачевщина продемонстрировала с обеих сторон множество тактических новинок. Изучая историю пугачевского бунта, мне иногда казалось, что я читаю книжку модного сегодня жанра «историй про попаданцев», — когда прибывший из будущего человек начинает учить предков уму-разуму. Настолько военные действия выпадают из тактики того времени. К сожалению, тактические находки пугачевцев и тех, кто с ними воевал, не были оценены. Хотя... Суворов в 1790 году взял Измаил весьма неординарным способом для того времени. Там главной силой явился казачий «спецназ».

Два штурма защитники крепости отбили, но в конце концов пугачевцы ворвались в укрепление.

Повстанцы стали действовать по своему обыкновению. Коменданта и четырех офицеров убили. Жену де Фейервара башкиры привязали к лошадиному хвосту и пустили лошадь в галоп.

Лавки разграбили, имевшиеся заводы, салотопенный и кожевенный, сожгли.

Однако на следующий день появился генерал-поручик Иван Деколонг. Он давно уже гнался за Пугачевым.

«На дороге, в Сенарской, нашел он множество народа из окрестных разоренных крепостей. Офицерские жены и дети, босые, оборванные, рыдали, не зная, где искать убежища. Декалонг принял их под свое покровительство и отдал на попечение своим офицерам. 21 мая утром приближился он к Троицкой, прошед шестьдесят верст усиленным переходом, и наконец увидел Пугачева, расположившегося лагерем под крепостию, взятой им накануне. Декалонг тотчас на него напал. У Пугачева было более десяти тысяч войска и до тридцати пушек. Сражение продолжалось целых четыре часа. Во все время Пугачев лежал в своей палатке, жестоко страдая от раны, полученной им под Магнитною. Действиями распоряжал Белобородов. Наконец мятежники расстроились. Пугачев сел на лошадь и с подвязанною рукою бросался всюду, стараясь восстановить порядок; но все рассеялось и бежало. Пугачев ушел с одною пушкою по Челябинской дороге. Преследовать было невозможно. Конница была слишком изнурена. В лагере найдено до трех тысяч людей всякого звания, пола и возраста, захваченных самозванцем и обреченных погибели. Крепость была спасена от пожара и грабежа. Но комендант, бригадир Фейервар, был убит накануне, во время приступа, а офицеры его повешены.

Пугачев и Белобородов, ведая, что усталость войска и изнурение лошадей не позволят Декалонгу воспользоваться своею победою, привели в устройство свои рассеянные толпы и стали в порядке отступать, забирая крепости и быстро усиливаясь. Майоры Гагрин и Жолобов, отряженные Декалонгом на другой день после сражения, преследовали их, но не могли достигнуть».

(А.С. Пушкин)

Потери пугачевцев были страшные. Они потеряли 4000 человек и 23 пушки. Но ядро повстанцев, в том числе и Белобородов, сумели уйти.

Декалонг доносил Рейнсдорпу: «Шельма самозванец проклятые свои силы имеет конные и несказанную взял злобу по причине полученного себе в руку блесирования, так скоро свой марш расположил, что угнаться за ним не можно».

И вот началась эта странная война. Емельяна постоянно били — но от этого было не легче.

Примечания

1. Медеплавильный завод в десяти верстах от Табынска. Принадлежал Я.Б. Твердышеву и И.С. Мясникову.