Глава седьмая

С Захара сразу вся прыть соскочила, как только он переступил порог избы.

Горница просторная, светлая, в двух светцах лучины зажжены, и еще на столе лампадка. Стол вдоль окошек, длинный, сукном покрыт. И у стола всё казаки. Да не такие, как давеча, — строгие всё. Сидят, молчат, бороды в стол уставили. Посредине один, старый, борода с сединой, а рядом молодой, востроносый, и перед ним лампадка и листы бумаги.

— То, в середине, с седой бородой, Витошков, главный он тут, — сказал тихонько Илья Захару, когда они вошли.

— Ты чего, Илья? — спросил громадный кудлатый казак с черной бородой, сидевший на краю стола. — Мы тут с Воскресенского завода ждем посланного, с репортом прислан. Великий государь прочитать велел. А ты кого это?

— Тут он вот, парень с репортом, — ответил Илья. — Подай, Захарка.

Захар несмело подошел к столу и протянул кудлатому письмо Акима. Надо бы сказать, про что письмо, как наказывал Аким, но у него никак язык не ворочался.

— Да ты не бойся, — шепнул Илья Захару, — то брат мой, Чика — граф Чернышев, царь-батюшка его графом сделал.

Чика не взглянул на Захара, взял письмо, передал старику Витошкову и спросил Илью, кивнув на бродягу:

— А это кого привел?

— Да вот сцепился с ним малец с Воскресенского завода, кричит, будто переметнулся ихний управитель Беспалов. Не то того бродягу будто подкупил, не то башкирцев — не понять хорошо, — чтоб завод рушить. Ну, Захарка, говори. Чего ж молчишь?

Он тряхнул Захара за плечо.

Захар оглянулся, посмотрел на Илью, потом на сидевших за столом казаков, раскрыл было рот — и опять закрыл. В голове у него все спуталось, он не знал, что говорить, и только с мороза все фыркал носом.

Бродяга передернул плечами, шагнул вперед, степенно поклонился сидящим за столом и сказал:

— Дозвольте мне, господа казаки, вам все то дело изъяснить. Малец-то, видно, боле носом привык говорить, а вам-то и не понять.

Захар стоял красный, как бурак, а казаки у стола заулыбались.

— Ну, ты, дело говори, — оборвал Илья бродягу. — А ты, Захарка, слушай. Коли врать будет, скажи.

Бродяга покосился через плечо на Захара и заговорил нараспев:

— Как я великому государю Петру Федоровичу верой-правдой служу, и как меня генерал евоный, Хлопушей прозываемый, завсегда по заводам посылал, так я и на Воскресенский завод прислан был и там заводским про великого государя поведал... Верно я говорю? — обернулся он к Захару.

Захар невольно кивнул головой.

— А как туда сам Хлопуша пришел, — продолжал бродяга, — велел он тому заводу работать и управителем приказчика Беспалова поставил, а сам ушел...

— Тебя Хлопуша, припомнил я тотчас, — перебил его Илья, — оттуда на Белорецкий завод посылал. Ты чего ж не пошел?

— То так, Илья Григорьевич, — спокойно подтвердил бродяга. — А только не мог я тотчас завод покинуть. Не было у меня к тому Беспалову веры.

Захар с удивлением взглянул на бродягу.

— А тут как раз случай такой вышел, — продолжал Иван. — Приехал к нему в ночь, как с завода мужики ушли, посланный от хозяина, чей завод был, от Твердышева.

Казаки переглянулись. Захар дернул за руку Кызметя — тот самый, видно, кого Кызметь к ним на завод проводил. Чего ж он в ту пору не сказал Акиму? Аким же как добивался — кто такой? Захар уже открыл было рот, но бродяга говорил дальше:

— Как я про то прознал, надумал я того Беспалова извести.

— Чего ж ты заводским не сказал? — перебил его опять Илья. — Они б своим судом того стервеца порешили.

— А видишь ты, Илья Григорьевич, — сказал бродяга, покосившись на Захара. — Управитель тот работных людей ублажал сильно — праздник им дал, прибавки посулил. А того вон Акима, что письмо прислал, вовсе приказчиком заделал.

Захар так и вскинулся. «Ишь какой, Акима порочит». Он опять открыл рот, но бродяга предупредил его:

— Ты чего, Захар? Может, вру я? Не сделал, что ли, Акима приказчиком?

Захар опять невольно кивнул. Он хотел что-то прибавить, но бродяга уже говорил свое:

— Ну вот. И я то говорю. — И он усмехнулся в сторону казаков. — А тут, как от батюшки-царя указ прислан был, чтоб со всем поспешением пушки лить, так тот лиходей Беспалов надумал башкирцев позвать, чтоб они Воскресенский завод пограбили и ту печь, где пушки льют, порушили.

И Захар, и даже Кызметь, не все понимавший по-русски, оба, не сводя глаз с бродяги, слушали. «Все ведь верно говорит», — удивлялся про себя Захар.

— В зимовье он меня послать надумал, — говорил бродяга.

Илья подвинулся ближе и с удивлением поглядел на бродягу. Тот спокойно продолжал:

— Я так рассудил: откажусь — иного пошлет управитель. А как сам поеду, так я ему, подлецу, тут и конец сделаю. Поехал я с тем казаком, что вы на завод присылали, с Митрий Терентьичем, — хоть его спросите, — а у зимовья отстал от него и к старшине башкирскому, к Мурзагулову, подался. Всё ему и сказал, что им Беспалов наказывал.

Бродяга усмехнулся.

— Ну, а там договорились мы с ним, с Мурзагуловым, — как он тоже верный слуга великого государя и в тот час как есть в Берду сбирался, — договорились мы тому подлецу Беспалову конец сделать.

Захар удивленно посмотрел на Кызметя.

— Как тот Беспалов велел сторожу задних ворот заводских не запирать, я башкирцам и наказал: проехать в ночь на завод, да наместо того, чтоб печи рушить, того лиходея Беспалова и прикончить, чтоб завод мог без него на государя работать.

Бродяга замолчал.

— Ну что же? Убили они того стервеца? — спросил Чика. — Чего ж нам не повестил, как сюда приехал?

— Нет, грах, ваше сиятельство, — проговорил бродяга и покачал головой. — То и не повестил, что не вышло то дело. Кто ни есть упредил заводских, что башкирцы на завод сбираются. Гадаю я, что тот вон башкиренок.

Бродяга указал пальцем на Кызметя.

Захар кивнул головой.

— Ну вот. Угадал, стало быть, — подтвердил бродяга.

Старик со средины стола, Витошков, махнул бродяге, чтоб замолчал, и сказал, обращаясь к Кызметю:

— Ну-ка, поди сюда. Как тебя звать?

— Кызметь, — проговорил башкиренок.

— Ты, что ли, Кызметь, повестил на заводе, что башкирцы управителя пристрелить хотят?

Кызметь затряс головой и быстро заговорил, сверкая глазами на бродягу:

— Нэ правитель — Аким убить хотель и сарай рушить. Аким мин¹ жалель, и Захар мин жалель — мин скоро ехаль, им сказаль. Они ворота запирай...

Бродяга залился мелким смехом.

— Вот, вот, так и есть. Оплошал малость косоглазый. Слышал звон, да не знал, где он. Что с его взять, — прибавил он, махнув рукой на Кызметя, — я-то по-русски говорил, Мурзагулов — тот знает, а этот, вишь: «Мин жалель, мин скоро ехаль», — передразнил он башкирца. — Скоро, да ин не споро, — заключил он. — Поднял весь завод, Беспалов и запрятался.

— Врет он! — крикнул, вдруг расхрабрившись, Захар.

— Чего — врет, — злобно огрызнулся на него бродяга. — Скажешь — не приезжали башкирцы? А вы сдуру ворот не заперли да шуму не подняли?..

— А ты постой, — перебил его Илья. — Сказывай, Захарка, чего врет-то он.

— Говори, говори, чего молчишь! — повторил старик за столом. — Поди-ка поближе.

Захар шагнул вперед. Но, когда он очутился один перед столом и все бородатые казаки уставились на него, язык опять перестал его слушаться. Он хотел сказать, что башкирцы вовсе не крались тихонько к воротам, а скакали целой ордой, с луками, со стрелами. А вместо того он пробормотал только чуть слышно:

— Стреляли ж они...

Бродяга опять захихикал.

— А чего ж, кланяться им, что ли, как вы из пушки трахнули, да из ворот повыскакивали, да, ничего не спрося, — с ружей их. Ну, они, конечное дело, — народ дико́й, — с луков! А там повернули — видят, дело не вышло, — да и взад.

— Так, что ли? Али, может, врет? — спросил Илья Захара.

Захар беспомощно озирался — врет бродяга, а как тут скажешь? Он поглядел на Кызметя.

Илья тоже обернулся к башкиренку. Глаза у него сердито сверкали. Он даже присел как-то — вот-вот бросится кошкой на бродягу.

— Ну-ну, — сказал Илья, — чего ощерился? Говори, врет он, что ли? — Он показал на бродягу.

Кызметь часто закивал головой и быстро заговорил:

— Нэ правитель — Аким убивать хотель. Правитель башкирска от² даваль, много от, чтоб убиль.

— Не понять, — перебил его Витошков. — Ты потише говори, не так часто.

— Да чего ж, — вступился бродяга. — То он и говорит:, что я. Правителя, мол, я башкирцам убивать велел. Сказал, — убили чтоб они его.

Кызметь изо всех сил затряс головой.

— Жок! — взвизгнул он. — Жок! Нэ правитель — Аким! Правитель башкирска за Акима от давать хотель. От — лёшать, много лёшать... — пытался объяснить Кызметь.

— А уж это завсегда на лошадях башкирцы, — перебил его бродяга. — И я с ими навык. То боле парой — одна своя, другая казенная. — Он весело притопнул деревяшкой. — А с ими — что твой башкирец. Так и сюда с ими прикатил, к батюшке-царю.

Он говорил быстро и весело, насмешливо поглядывая на башкиренка, сверкавшего на него сердитыми щелками.

— Чего ж, как приехал, не пришел сказать, какие там дела затеяны? — хмуро спросил Чика.

— Вишь ты, грах, твое сиятельство, — протянул бродяга и поскрёб в затылке, будто смутившись. — Так что хвалиться-то, вишь, нечем стало. Сорвалось. Прозевал — так облизня и взял.

Он насмешливо развел руками и наклонил голову, искоса поглядывая на казаков.

Кое-кто усмехнулся.

Захар чуть не плакал. Ничего-то он не сказал. Да и Кызметь спутался. Не поняли его вовсе. Во всем тот бродяга проклятый прав остался да еще смеется. Вот кабы Аким тут был, уж он бы не спустил стервецу. И вдруг он вспомнил про письмо. Письмо ж Аким прислал. В том письме верно всё про бродягу написано.

— Письмо! — крикнул он. — Аким письмо про то про всё отписал.

— И то, — поддержал его Илья. — Аким-то приказчик с того же заводу. Репорт он вот с мальчонкой прислал.

— Не мог кого потолковей послать, — проворчал Витошков. — Ну да ладно. Все одно прочитаем. Читай, Максим. — И он передал лист востроносому казаку рядом. «Секретарь, видно, — подумал Захар, — вот что сторож говорил, — грамотей». Секретарь взял, покосился на Витошкова, усмехнулся и перевернул лист. Витошков его вверх ногами держал. Потом поправил лампадку, оглядел всех за столом и начал читать скорым тонким голосом, похоже на попа:

— «Великому государю, Петру Федоровичу, всемилостивейшему, третьему императору...»

Тут вдруг в сенях хлопнула дверь, и поднялся такой топот, крики, ругань, что ничего не слышно стало. Захар поглядел на дверь. Она с силой распахнулась, и в избу с шумом иг грохотом ввалилось еще несколько казаков. Они изо всех сил унимали краснорожего пьяного казачину. Но тот вырвался от них и, ругаясь, выскочил на середину избы.

Захар оглянулся на стол. Казаки сидят, точно и не слышат, уставили бороды в стол. А секретарь читает себе, только громче старается:

— «...императору всероссийскому и прочая, и прочая, и прочая...»

Тут пьяный казак загорланил во всю глотку:

— Прочая! Прочая! А знаешь, чего прочего?

Товарищи, что с ним вошли, дергают его, унимают, а он растолкал их и еще громче орет:

— Прочая! А прочая — вор! Беглый казак. Во! Слыхали? Ха-ха-ха! С-собака! Думаешь, — пьян я? Ан ни в одном... Митрей Лысов себя понимает. Я — Митрей. А он — Емелька. Емелька Пугачев — во! Плевал я...

— Молчи, пьяница, вор! — гаркнул, перекрывая все голоса, Чика.

Из-за стола все повскакивали, стол загремел. Все гурьбой кинулись на пьяного. Кто ему глотку затыкает, кто в ухо норовит. Сорвали кушак, руки ему за спиной стянули.

— Думаешь, помилует тебя царь за такие слова! — крикнул Чика. — Погоди — вздернут!

В одну минуту Лысова связали и потащили вон из избы. Казаки толпой выбежали за ним.

Захар и не опомнился, как пусто стало в избе. Только товарищи пьяного казачины, что с ним пришли, жмутся в углу, да они с Кызметем да с бродягой посредине избы стоят.

Прошло время. В избе тихо было. Наконец, бродяга оглянулся, подмигнул Захару и тоже заковылял к двери.

Только что он схватился за скобку, в сенях опять застучали. Бродяга скорей кинулся на прежнее место. А в избу вошли те же все, что раньше за столом сидели. Кудлатый — граф Чернышев — велел тем казакам, что с Лысовым пришли, к государю идти, а сам прошел к столу.

— А Витошков где ж? — спросил он молодого казака в нарядном красном кафтане, пришедшего с ним. Раньше Захар его не видел.

— Андрей Семеныча государь у себя оставил, — ответил нарядный казак. — Лысова они судят. А меня сюда прислал, велел наместо Витошкова на коллегии дела вершить.

— Читай репорт, Максим, — сказал он, садясь посредине стола.

«Это, видно, тот, кого сторож хвалил, — подумал Захар, — говорил, что государь его пуще всех до себя приближает. Шигаев, что ли».

Секретарь взял лист и стал читать с начала, еще скорей, чем раньше, и всё на дверь взглядывал, точно боялся, что ему опять помешают. А когда дошел до того места, на котором остановился, начал читать пореже.

— «...приказчика Воскресенского заводу, Акима Камбарова, доношение...»

«Чего ж Камбаров?» — удивился Захар. Он не знал настоящей фамилии Акима.

Секретарь читал дальше:

— «Я, Аким Камбаров, чиню извет на управителя нашего, Петра Беспалова, как он вор и лиходей, и великому государю непослушание чинит и измену...»

Тут Чика изо всей силы стукнул по столу кулачищем и крикнул:

— И тамо измена! — Но сразу же замолчал и пробормотал тише:

— Читай.

— «Голубицы из дела не выдут. Как они трескают, которую свирельщик сверлить начинает. А тот свирельщик тому делу не причинен. Как тот лиходей и супротивник, Беспалов, немцев подкупил, и те медь портют...»

— Ах он злодей окаянный! — крикнул опять Чика. — Вздернуть его!.. Читай, Максим.

Но тут с улицы донесся визг, — секретаря плохо слышно было. Казаки оглядывались на окна и совсем не слушали.

— «...А еще тот лиходей Беспалов, — бормотал заикаясь секретарь, — замыслил весь наш завод порушить и подкупил одного бродягу...»

На улице кто-то так завыл, что все опять повскакали с мест и, не слушая секретаря, толкаясь, побежали к дверям. Секретарь поглядел на нарядного казака рядом, тот махнул рукой, и оба они побежали следом за другими.

Захар оглянулся — никого. Ни бродяги, ни Кызметя. Один он в пустой избе. А на улице — вой, визг. Такой страх напал на Захара, что он тоже со всех ног кинулся бежать.

Выскочил на крыльцо — и тут никого. Пусто на улице. И тихо.

— Господи Сусе! — пробормотал Захар, — чисто наважденье. Куды ж они все подевались? Почудилось мне, что ли?

Кто-то будто бежал впереди и вдруг пропал. Свернул куда или сквозь землю провалился?

Захар тоже побежал. Рядом большая изба, а за ней широкий проулок. Захар добежал до угла, хотел заворотить. Посмотрел — и точно кто под коленки его ударил, чуть с ног не свалился.

Прямо перед ним, посреди проулка, два столба с перекладиной наверху, а между столбами висит что-то черное, длинное и качается.

Захар ахнул. «Неужли тот, что ругался? Страсть-то какая». Он оглядывался кругом, весь дрожа, и думал, куда бы ему бежать. Но тут из-за угла вышли кучей казаки. Один ухватил Захара за плечо и поворотил назад. Захар поднял голову — Илья. Смотрит сердито и молчит.

У Захара зубы стучали и ноги заплетались, но спросить он ничего не мот. Шел, куда вели.

Примечания

1. Мин — по-башкирски — я, меня.

2. От — по-башкирски — лошадь.