Бродяга набрал топлива, зашел за избы в ложбинку и разложил маленький костер. Намерзшие щепки долго не загорались, но бродяга привык справляться и не с такими трудностями. Через пять минут костер уже ярко пылал, и бродяга грел над ним синие шершавые руки.
Скоро пальцы стали легко шевелиться, — он вытащил из-за пазухи тяжелый кисет, ловко развязал шнурок и, запустив руку, с удовольствием перебирал большие круглые монеты.
«Наверно, не соврал криворожий, — думал он. — А все-таки, почему не пересчитать — времени хватит».
Он удобней уселся на низком обрубке, выставил вперед деревяшку, подогнул ногу, запахнул тулуп, расправил на коленях левую полу и осторожно высыпал рублевики. Кучка целая.
Он стал складывать столбики по десятку и расставлял их перед собой на снегу. Стоят, не шелохнутся, точно караульные, пять столбиков.
«Не надул разноглазый, ровно полсотни. А! Хороши ребята! Маловато оно, конечно. Еще бы столько. Ну, да и еще даст. С него теперь хоть веревки вей — струсил. А хорошенько припугнуть, так и две сотни отвалит. Ему что — у него, может, тысячи. Всё, небось, с собой возьмет. С собой? И чего ему, криворожему, столько? Жениться, дурень, затеял. Ну, какая дура за этакую образину пойдет? Вот за меня бы! Деревяшка — это дело малое. Хуторок бы завели. Гусей-уток. Были бы тыщи. Эх! И чего этакому-то криворожему землю бременить».
Он запустил руку в валенок, нащупал там короткое, теплое лезвие и с удовольствием погладил его. Глазки его весело заблестели.
— Отвяжись, худая жизнь, привяжись, хорошая! — пробормотал он и вытащил из кошеля горбушку хлеба, соль в тряпице и пару луковиц.
Костер приятно пригревал, перед костром у самых ног поблескивало пять столбиков, луковица вкусно хрустнула на зубах.
«Разживусь, гусей своих жарить буду. Заморского вина велю жене подать. Стол скатертью накрыть. Эх!»
В эту минуту со стороны леса послышался отдаленный топот.
Бродяга встрепенулся и насторожился.
Быстрыми, ловкими движениями он забирал один за другим блестящие столбики и отправлял их в кожаный кисет. Потом тщательно затянул и завязал мешочек и засунул его за пазуху.
Топот приближался. Бродяга сунул в кошель остатки хлеба, соль, луковицу и стал торопливо забрасывать снегом костер.
А топот уж совсем близко. Бродяга зашел за Проклову избу и притаился за углом.
Вот и морда лошадиная.
Захарка!
«Ах, дьявол его принес, паскудыша!»
Первым движением бродяга хотел кинуться на мальчишку, стащить с лошади и прикончить. Такая злоба в нем поднялась. Всюду лезет, щенок, куда не надо.
Но в следующую минуту он сдержался. А как за ним казаки? Пристрелят, как куропатку. Один бы разве прискакал?
Захар тем временем соскочил с седла, похлопал рукавицами, взял повод, привязал к скобке у ворот Прокловой избы, погладил коня по гриве и бегом бросился по пустырю к заводу.
Бродяга прислушался. Издали доносился глухой топот, точно шел на рысях целый отряд.
«Эх! — с досадой подумал бродяга. — С лихвой бы поспел. Ну, да ладно, его счастье. Конь-то все одно мой. Такая, стало быть, моя доля сиротская. Не видать мне управителевой тыщи. Ну, а ему-то уж, видно, крышка».
Топот раздавался совсем близко.
Бродяга быстро, трясущимися руками отвязал повод, подтянул коня к крыльцу и, чутко прислушиваясь, торопливо засунул ногу в стремя, ловко подскочил и перекинул через седло деревяшку.
Через минуту он уже скакал по снежной поляне к той дороге, по которой ушли когда-то мужики и где Захар нашел Кызметя.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |