§ 1. Зимнее наступление правительственных войск. Ухудшение положения повстанцев

Ну, барин, не скажешь, что войск у тебя недовольно; кажется, всем снабден. Пора кончить...

Из письма Екатерины II от 16 февраля 1774 г. генерал-аншефу Бибикову, командующему войсками против повстанцев.

На первых порах петербургское правительство не было склонно придавать чрезмерное значение событиям на дальнем Яике. Однако довольно скоро настроения при дворе стали меняться. Небывалые размеры антифеодального восстания крестьян, казаков, работных людей, городских жителей, угнетенных народностей побудили правительственные круги уже в конце 1773 года принять ряд решительных мер с целью подавления народного движения.

Началась спешная переброска правительственных войск к району восстания и в смежные с ним области. Основное внимание при этом уделялось укреплению Казани, которая должна была закрывать восставшим дорогу к Москве. Так, 30 ноября 1773 г. из Кекгсгольма в Казань был срочно отправлен Архангелогородский карабинерный полк, в то время как Лейб-кирасирский был перемещен из Дерпта в Новгород, а Владимирский драгунский из Могилевской губернии в Вязьму. Значительная часть правительственных войск и артиллерии, посланных из Петербурга и других мест, прибыла в Казань в середине декабря, почти одновременно с главнокомандующим генералом А.И. Бибиковым.

К середине января 1774 г. в Казани в распоряжении Бибикова уже находились полки — Владимирский, Второй гренадерский, Архангелогородский и Изюмский, т. е. 2547 пехотинцев и 1562 кавалериста. Бибикову были также подчинены четыре полевые команды с 16 орудиями, отправленные вместо Саратова к Симбирску, корпус генерал-майора Фреймана (1754 солдата, 280 бахмутских гусар и 11 орудий), отряд генерал-майора Деколонга из Троицкой крепости, не считая более мелкие подразделения. В это же примерно время (середина января) было завершено формирование конного казанского дворянского ополчения, насчитывавшего 4000 человек¹.

Концентрация правительственных войск в районе Казани, а не Самары (хотя именно отсюда шла кратчайшая дорога к осаждаемому повстанцами Оренбургу) не являлась, разумеется, делом случайным. При дворе больше опасались очага восстания под Уфой, как самого динамичного, угрожавшего Казани, Москве и, следовательно, всему крепостническому центру государства. Понятно, что правительство заботилось прежде всего о разгроме восстания в районе к востоку от Казани, о «прикрытии» направления Казань—Москва.

23 декабря 1773 г. появился царский манифест о восстании в «Оренбургской губернии». Манифест всячески порочил Пугачева и повстанцев, представлял в искаженном виде их истинные цели, уверял, что ни одно общество «без... властей существовать не может». Вместе с тем он сообщал об отправке на подавление восстания войск под командой генерала Бибикова, которому поручено применять «праведной строгости противу возмутителей общего покоя», но, с другой стороны, «испытать... способы кротости в пользу тех, кои еще не вовсе отреклись от всякаго человеческаго понятия». Манифест многозначительно обещал, что все, кто выступит против повстанцев, «будут уже иметь право... ожидать и особливаго воззрения на их услуги», то есть едва ли не освобождение от крепостнической зависимости².

Не возлагая, однако, больших надежд на влияние своих обещаний и увещаний, правительство усилило террор в стране, особенно в районе восстания. 3 января 1774 года генерал Бибиков указывал своим командирам: «Если кто из добровольно предавшихся злодею или с возмутительными письмами пойман будет... прикажите одного или двух из них повесить при объявлении, что и все таковыя сим наказанием, яко злодеи государственныя и изменники, накажутся»³. Солдат же и других лиц, сражавшихся против повстанцев, он, наоборот, приказывал всячески поощрять, кормить и даже обеспечивать обувью за счет местных жителей.

4 января 1774 года правительство издало публикацию для объявления ее в Оренбургской губернии. В ней «за выдачу Пугачева» обещалось огромное вознаграждение — 10 000 рублей. 7 января был издан указ о сожжении дома Пугачева в Зимовейской станице и о проклятии этого места, об аресте его жены и детей и посылке их в Казань. 8 января из Петербурга в Казань отправились двое гвардейцев (по псевдониму — Лев и Яков Вороновы), добровольно согласившиеся подготовить убийство Пугачева или заговор против него. «Два конной гвардии известные вашему императорскому величеству вороны, — сообщал Бибиков Екатерине II 2 марта, — уже несколько тому дней как в путь свой один после другого полетели. О первом я имею уже известие, что он в Берду... прибыл». Быстро развивающаяся крестьянская война, вообще вся обстановка в стране настолько тревожили Екатерину II, что в феврале 1774 года она даже высказалась за заключение мира с Турцией, хотя еще накануне не хотела и слушать об этом⁴.

Хлопоча о присылке новых воинских частей, так как Казань «без прикрытия... со стороны Башкирии оставить нельзя», генерал Бибиков деятельно готовил наступление против повстанцев одновременно с трех сторон: от Казани на Чесноковку (Уфу), от Самары на Берду (Оренбург) и из Сибири на Екатеринбург и Челябинск. При этом, однако, Бибиков готовился разгромить в первую очередь «армию» Зарубина-Чики путем наступления на нее с юга и севера. Важную роль он отводил тут своему племяннику, полковнику Ю. Бибикову, поручив ему вытеснить повстанцев из района Мамадыша — ближайшего к Казани повстанческого форпоста, а отсюда, через Заинск и Нагайбак, идти к Бугульме на соединение с корпусом генерала Фреймана. 13 января, несмотря на отчаянное сопротивление повстанцев, полковник Ю. Бибиков занял город Заинск. Он сжег дотла села Еркалы, Тубу и другие, жестоко расправлялся с крестьянами, надеясь такими мерами возвратить их «на путь истины». В междуречье Вятки и Камы действовали в это время части полковника Хорвата. К 23 января 1774 года им удалось занять Елабугу.

В конце января значительно ухудшилось также положение повстанцев и к северу от Уфы. 26 января на помощь осажденному в Кунгуре гарнизону правительственных войск пришло 400 гусар «с пушками и с протчими припасами». Атаману И. Кузнецову еще до этого пришлось уехать отсюда на запад, навстречу вражеским отрядам, так что под Кунгуром осталось небольшое число повстанцев во главе с Михаилом Мальцевым. В ночь на 30 января между частями кунгурского гарнизона и отрядом Мальцева произошло кровопролитное сражение. Как видно из рапорта Мальцева Зарубину-Чике от 1 февраля 1774 года, повстанцы потерпели жестокое поражение, потеряли множество людей убитыми и ранеными (тогда был ранен и Салават Юлаев), лишились всей артиллерии (18 пушек) и отступили к селу Медянскому (и 100 верстах на юг от Кунгура, по дороге в Уфу). Ворвавшись в покинутый повстанцами Мальцева Ильинский острожок, правительственные войска никого из его жителей не щадили. По свидетельству ильинского писаря П. Еговцова, они убили «живущих в том острожке крестьян тридцать пять и других сел выписных в казаки, всех сто тринадцать человек, в том числе женска полу три... таким же образом грабили пожитки и увезли... тем привели крестьян и казаков во всекрайнее разорение и нищету»⁵. В своем письме от 9 февраля А. Бибикову Екатерина II одобряла учиняемые войсками расправы над населением в повстанческих районах, рекомендовала всячески поощрять «отличившихся» офицеров и солдат, премировать их «хотя годовым не в зачет жалованьем», требовала развить наступление более быстрыми темпами с тем, чтобы еще «прежде весны окончить дурныя и поносныя сии хлопоты»⁶.

30 января 1774 года полковник Ю. Бибиков, который из Заинска повернул к северу, занял город Мензелинск. Повстанцы, потеряв в бою в Пьяном Бору около 400 человек убитыми, отступили к Нагайбаку, а оттуда — в Бакалы. 11 февраля Ю. Бибиков атаковал крепость Бакалы, но потерпел тут неудачу в сражении с отрядом атамана В. Торнова и вынужден был отойти в Нагайбак. Вскоре он получил приказ оставить в Нагайбаке небольшой гарнизон, а самому двинуться на соединение с корпусом князя П.М. Голицына, который должен был вести наступление на Берду вдоль Самарской линии.

Тем временем части кунгурского гарнизона, ободренные победой над отрядом Мальцева, начали наступление в направлении Красноуфимска, откуда до Уфы оставалось не более 200 верст. Как отмечал красноуфимский атаман, 5 февраля им было получено «от стоящего на заставе при деревне Турыше господина башкирского полковника Ишменя Аиткулова... письменное известие, что из города Кунгура армия выступила в двух тысячах пяти стах и приближается к... Красноуфимску...», а у него тут «не более тысячи человек».

Примерно в то же время началось наступление правительственных войск и в Прикамье. 25 января 1774 года, в связи с приближением врага к Воткинскому заводу, его атаман А. Носков обратился за помощью к Осинской земской избе. Оказалось, однако, что осинцы сами лишь с трудом сдерживают натиск противника и уже просили помощи из Чесноковки. В своем ответе А. Носкову 26 января осинцы писали: «Недовольно тово, чтоб вам на помощь дать, но и сами... ныне в большой опасности состоим... О чем от нас к... Ивану Никифоровичю (Зарубину. — И.Р.) с нарочным... репортовано»⁷. 29 января атаман А. Носков потерпел поражение от отрядов обер-шихт-мейстера Клепикова в деревне Полозовой, а 3 февраля Клепиков занял Воткинский завод. К 9 февраля правительственные войска захватили у повстанцев город Сарапуль (на правом берегу Камы) и стали угрожать Рождественскому заводу. Атаман Иван Грязнов после неудачной попытки взять Челябинск вынужден был отступить к Чебаркульской крепости. 13 января в Челябинск вступил корпус под командой генерала Деколонга.

Одновременно развернулось наступление правительственных войск и против других центров восстания. В конце января — начале февраля опасность стала все сильнее угрожать Берде. Корпус князя П.М. Голицына, следовавший по так называемой новомосковской дороге, связывавшей Казань с Оренбургом (см. схему, стр. 155), прибыл 29 января в Кичуевский фельдшанец, а 4 февраля в Бугульму, где соединился с корпусом генерала Фреймана. Продолжая отсюда свой марш на юг, к Бугуруслану, Голицын, движение которого было затруднено наличием тяжелой артиллерии, отправил вперед, на соединение с генерал-майором Мансуровым, наступавшим также на Оренбург вдоль Самарской линии, полковника Хорвата с частью кавалерии. Вскоре Хорват занял Бугуруслан, а Мансуров 6 февраля начал штурм Борской крепости Самарской линии. С прибытием в конце февраля 1774 года корпуса князя Голицына в Бугуруслан началась усиленная подготовка правительственных войск этого района к решительному наступлению вдоль Самарской крепостной линии на Берду, до которой оставалось теперь всего около трехсот верст⁸.

Таким образам, к началу февраля 1774 года кольцо правительственных войск все теснее смыкалось вокруг основных центров восстания. 9 февраля Екатерина II писала за границу госпоже Г. Бьельке: «Мне очень приятно сообщить вам, что оренбургское возстание, которое вас так напугало и о котором так много шумят наши завистники, очень серьезно распадается... войска генерала Бибикова четырьмя различными дорогами подступают к Оренбургу и очищают страну»⁹. Посылая все новые войска в район восстания, императрица в категорической форме требовала от А. Бибикова более быстрого подавления восстания. «Ну, барин, — писала она ему 16 февраля, — не скажешь, что войск у тебя недовольно: кажется, всем снабден; пора кончить, чего все с нетерпением ожидаем»¹⁰. Но выполнить немедленно это повеление императрицы правительственные войска были не в состоянии. Они всюду встречали ожесточенное сопротивление повстанцев, прежде всего на севере, в районе, где действовали отряды, руководимые Зарубиным-Чикой.

И. Зарубин и его соратники пытались собственными силами организовывать отпор превосходящим силам врага. Чтобы отстоять позиции, с таким трудам завоеванные по пути к Казани и в других местах, они заботились об укреплении сторожевых застав, перевозов и других военных объектов, стремились сделать повстанческую оборону более гибкой и активной. Зарубин требовал от атаманов мобилизации на борьбу с врагом всех местных ресурсов, всех боеспособных людей от 15 до 50 лет, а также тесного взаимодействия между отрядами. 4 февраля Зарубин писал атаману А. Носкову: «По дошедшей от тебя, Носкова, прозбе, что в ваших странах... злодеи... чинят великое грабительство и смертное убийство и конечное разорение, того ради определяется тебе, Носкову, обще с атаманами — города Осы, Степаном Кузнецовым, и с сарапульским Яковом Зылевым, и деревни Елмачихи со старшиною Муллою Абдуловым прилагать всемерное старание о искоренении... злодейских партей и во всем вспоможение друг другу давать единодушное и без всякой фальши и измены»¹¹. В целях увеличения маневренности своих войск И. Зарубин-Чика организовывал лыжные команды. Например, в одном из отношений старшины С. Саидашева значилось, что староста села Крылова Осинской волости 26 марта должен «со всеми казаками» в село Горы явиться, «набрав себе оного села Крылова со всякого двора, кто может в поход итти со всем оружием, что принадлежит к походу, яко-то: ружьем и луками, и стрелами, и лыжами и правиантом...» Имеется также свидетельство, писаря М. Голдобина о том, что в марте «из села Гор башкирцы ходили на лыжах под село Беляевское для склонения там жителей на их сторону». Довольно часто практиковалась также переброска отрядов из одной местности в другую, в зависимости от обстановки. Только в течение января по приказу Зарубина и старшины А. Абдуллова из Дубровской волости было взято более «ста человек в поход до города Кунгура», других же послали, «чтоб остерегали они... город Осу».

Организуя отпор наступающим вражеским войскам, Зарубин стремился получить помощь от Военной коллегии из Берды. Еще в первой половине января, как только в Чесноковку прибыли посланцы атамана В. Торнова с сообщением о наступлении отрядов полковника Ю. Бибикова на Заинск, И. Зарубин, несмотря на сложность положения под Уфой, послал на помощь Торнову 200 казаков во главе с Ильей Ульяновым. Прибыв в крепость Бакалы и увидев, что у Торнова не хватает ни людей, ни пороха, Ульянов немедленно вернулся к Зарубину, который отправил его за помощью в Берду. Однако Военная коллегия, взимание которой было всецело поглощено осадой Оренбурга и яицкого ретраншемента, не оказала никакой помощи Зарубину. В Берде Илье Ульянову удалось получить только бочонок с четырьмя пудами пороха. Возвращаясь в крепость Бакалы через Чесноковку, он поделил этот порох с Зарубиным. За помощью к Военной коллегии также безрезультатно обращались и другие казачьи атаманы из северного района восстания. Так, получив рапорт красноуфимского есаула М. Чигвинцова о поражении отряда М. Мальцева под Кунгуром и продвижении правительственных войск к Красноуфимску, Военная коллегия не предприняла никаких попыток помочь повстанцам. Более того, в конце февраля есаулу Читинцову был передан указ Военной коллегии, который повелевал ему и другим атаманам наблюдать, чтобы «башкирцы или мещеряки до российских церквей... разорения бы никакого не оказывали. Да и от веры христианского закона, кто будучи в нем,... не отпадать «под страхом» тяжчайшаго истязания»¹². Такая внезапная забота умеренных руководителей Военной коллегии — закоренелых раскольников об официальной церкви в этот сложный для восстания момент могла нанести ему огромный вред, посеяв вражду среди участников крестьянской войны.

Повстанцы И. Зарубина, которые действовали, можно оказать, уже на самых подступах к Казани, с нетерпением ожидали приход Главной армии из Берды или хотя бы помощь оттуда. Достаточно вспомнить слова писаря Костылева об отряде М. Гумерова, который остановился под Казанью, в Арском пригороде, «чтоб во оном ожидать подкрепления из главной... толпы». Но надежды эти не оправдались из-за пагубной тактики руководителей Военной коллегии.

В результате зимнего наступления правительственных войск к февралю 1774 г. территория, контролируемая повстанцами, значительно сократилась. Основная масса этих войск находилась уже в 200 верстах от Уфы и 300 верстах от Оренбурга и тем самым стала серьезно угрожать главным центрам восстания. Вина за поражение отрядов И. Зарубина, И. Арапова, И. Кузнецова, И. Белобородова, И. Грязнова и других атаманов, за оттеснение повстанцев из района Казани, от реки Вятки, из Прикамья, от Кунгура, Самары, Екатеринбурга и Челябинска в значительной мере ложится на умеренных руководителей Военной коллегии. Поглощенные осадой Оренбурга и яицкого ретраншемента, они не только не оказывали никакой помощи другим повстанческим отрядам, но стремились подчинить своим целям все без исключения ресурсы повстанческой территории. Так, они обязывали командиров местных отрядов и «армий», в том числе И. Зарубина-Чику, И. Грязнова, И. Арапова и других, присылать в Берду людей, оружие, пушки, порох, снаряды, продовольствие и т. д. Тем самым умеренные руководители Военной коллегии наносили значительный урон восстанию на местах, тормозили продвижение повстанцев на важных в стратегическом отношении направлениях. Умеренные предводители Военной коллегии противились предложениям Пугачева, Зарубина и других радикальных атаманов повстанцев, отказались уходить с Яика в центр страны, где конце 1773 года сложилась благоприятная обстановка для успешного развития крестьянской войны. Тем самым они дали возможность правительству мобилизовать войска и начать повсеместное наступление против повстанцев. Соглашательская позиция умеренных руководителей Военной коллегии, преследовавших прежде всего свои сословные выгоды и интересы, их узкосословный эгоизм оказались во многом роковыми для крупнейшей в истории России крестьянской войны.

Примечания

1. Летопись П. Рычкова, стр. 206—207; Сб. РИО, т. XIII, стр. 384; т. XIX, стр. 394—395.

2. А.С. Пушкин. История Пугачевского бунта, ч. II. Сб. документов, стр. 15—18, 62.

3. Пугачевщина. Сб. документов, т. III, М.—Л., 1931, док. 114 и 115, стр. 233—235.

4. Сб. РИО, т. XIX, стр. 403—404.

5. Пугачевщина. Сб. документов, т. I, док. 141, стр. 128.

6. Сб. РИО, т. XIII, стр. 386—387.

7. М.Н. Мартынов. Пугачевское движение на заводах Прикамского края. Сб. «Крепостная Россия», Л., 1930, стр. 162—165.

8. Пугачевщина. Сб. документов, т. I, стр. 130, 178, 111, 184.

9. Сб. РИО, т. XIII, стр. 387.

10. Сб. РИО, т. XIII, стр. 392.

11. ЦГАДА, ф. ГА, Р. VI, д. 416, ч. I, л. 88.

12. ЦГАДА, ф. ГА, Р. VI, д. 420, л. 2.