Вернуться к Х.И. Муратов. Крестьянская война под предводительством Е.И. Пугачева (1773—1775)

Глава 2. Началось

14 августа 1773 года во двор умета (постоялого двора) Степана Максимовича Оболяева въехала кибитка, запряженная парою лошадей. Из кибитки вышел человек. Внешность его обращала на себя внимание: широкие, богатырские плечи, темно-русые волосы, остриженные по-казацки в кружок, черная борода и проницательные карие глаза... На казаке были сермяжный кафтан, верблюжий кушак, холстинная крестьянская рубаха, вышитая шелком, на ногах коты и белые шерстяные чулки.

Хозяин умета вышел встречать приезжего. Он сразу узнал его. Это был его знакомый Емельян Иванович Пугачев.

— Что, Емельян, отпущен из-под караула? — обратился к нему удивленный Оболяев.

— Бог помог мне бежать, так я с Казани ушел.

Емельян Иванович попросил Оболяева разрешить пожить у него несколько дней. Степан подумал, сказал:

— Ну что ж, живи, я много добрых людей скрывал.

— А что, брат, не искали меня здесь? — спросил Пугачев, распрягая лошадей. — Чего нового слышно? Жив ли Пьянов?

— Пьянов схвачен. Проведали, что он подговаривал казаков бежать на Кубань.

Пугачев прожил у Оболяева около полутора месяцев. Все это время он «упражнялся в стрелянии и ловле на степи зверей».

Умет Оболяева находился на бойком месте — на речке Таловой, на перекрестке проезжих дорог. Здесь бывало много яицких казаков и окрестных крестьян. Казаки приезжали главным образом на охоту.

Однажды Пугачев стал свидетелем весьма важного для него разговора, хотя сам не произнес ни слова... В горнице вместе с хозяином обедали несколько казаков. Они рассказывали Оболяеву, как бежали из Яицкого городка.

— После того как казаки расправились с генералом и его командою, — говорил один из присутствующих, — разложена была на все войско сумма денег за пограбленное у генерала и прочих имение, и велено собрать с кого 40, с кого 30, а с которых и по 50 рублей. А как такой суммы заплатить нечем, то войсковая команда строго взыскивает, все забирает. Многие оттого разбежались. Заступиться за нас некому. Сотников наших, которые вступились за войско, били кнутом и отправили в ссылку. А если нас поймают, то и нам, как и сотникам, видно, несдобровать. Мы и прежде уже собирались бежать в Золотую Мечеть, а теперь, как видите, для этого особые причины есть.

Казаки пообедали и уехали. А Пугачев никак не мог забыть об этом разговоре. Он видел, что положение яицких казаков отчаянное, и хорошо понимал, что они теперь пойдут на все.

Слухи о появлении Петра III ходили среди яицких казаков уже давно. Казак Федор Каменщиков (Слудников) по прозвищу «Алтынный глаз» еще задолго до Пугачева разъезжал по Оренбургской губернии и горнозаводским селениям, называя себя «курьером Петра III», которому якобы поручено узнать, «как живет казачество, не притесняется ли начальством, чтобы потом император Петр III рассудил все по правде».

Многие беглые солдаты и крепостные крестьяне выступали под именем Петра III. Так, беглый крепостной крестьянин графа Воронцова (село Спасское Саратовского уезда) Федот Богомолов в начале 1772 года объявил себя императором Петром III и пытался поднять восстание среди солдат в легионной команде в Дубовке, но был арестован и отправлен в Царицын. В период следствия (апрель — июнь) Богомолов с помощью караульных связался с донскими казаками, жителями города и солдатами гарнизона. Готовилось восстание. Жители Царицына, вооруженные «дрекольем и камнями», пытались освободить Богомолова. Восстание было подавлено, а Богомолов жестоко наказан. Ему вырвали ноздри и отправили в Нерчинск на вечную каторгу. По пути туда он умер. Слух о Богомолове быстро распространился по всему Поволжью и Донскому войску.

Поэтому принять на себя имя императора Петра III было нетрудно. Но гораздо труднее было уверить яицких казаков, что перед ними не простой казак с Тихого Дона Емельян Пугачев, а сам император всея Руси — Петр III.

Помогла случайность. Однажды Степан Максимович пригласил Пугачева в баню. Когда Пугачев разделся, Оболяев обратил внимание на какие-то знаки на груди Емельяна Ивановича. Это были следы золотухи, которой Пугачев когда-то болел.

— Что это у тебя такое, Емельян, на груди-то? — спросил суеверный казак.

— А это знаки государские, — ответил тот. — Я сам государь Петр Федорович.

Оболяев был потрясен. Он сразу поверил Пугачеву и стал оказывать ему царские почести.

Пугачев попросил Степана организовать встречу с яицкими казаками.

— Как ты думаешь, Степан, будут ли яицкие казаки согласны принять меня? — спросил Емельян Оболяева.

— А вот ко мне скоро будет казак Закладнов, так я ему скажу, чтоб он прислал ко мне хорошего человека, кого я знаю.

Вскоре Григорий Закладнов приехал на Таловый умет. Степан Максимович под большим секретом рассказал ему, что на умете скрывается Петр III.

— Скажи ты Караваеву, — попросил Оболяев, — чтобы он сюда приехал, мне надобно с ним поговорить.

Закладнов с любопытством оглядел Пугачева, молча сидевшего за столом, и, ничего не говоря, в тот же день уехал на Яик.

Через три дня приехал Денис Караваев — якобы поохотиться на сайгаков.

Степан Оболяев в это время находился во дворе. Они о чем-то поговорили, а потом Караваев зашел в избу, где сидел Пугачев.

— Мне Степан сказывал про тебя, что ты — Петр III.

— Так, подлинно я и есть Петр III. Примут ли меня ваши казаки?

— Я теперь тебе ничего сказать не могу, а поеду домой, поговорю с верными людьми, пускай и они приедут к тебе, так тогда и положим, как делу быть.

— Когда же вы здесь будете? — спросил Пугачев.

— Пожалуй, в среду и будем.

— Хорошо, приезжайте, а я меж тем съезжу в Мечетную. А к среде назад ворочусь, — сказал Емельян Иванович.

Караваев после обеда поехал обратно на Яик, а Пугачев и Оболяев — в иргизские раскольничьи скиты, чтобы найти грамотного человека, который к приезду казаков заготовил бы манифест к Яицкому войску.

По пути Пугачев решил заехать в Мечетную слободу за вещами, телегой и лошадью, оставленными им у Косова в декабре прошлого года.

Косов ничего не вернул Пугачеву из его имущества и донес на него. Пугачев успел скрыться от погони, а Оболяев был схвачен1.

II

Пугачев вернулся на постоялый двор Оболяева. Только он выпряг лошадь, к нему подошел Караваев.

— Я привез Шигаева, — сказал он Пугачеву, — пойдем к нашей телеге, а то здесь много людей ездят, так еще кто увидит.

Они вышли со двора и направились в степь к маленькой речке Таловой. Тут они нашли Шигаева. Поздоровались.

Емельян Иванович обратил внимание на двух казаков, разъезжающих в степи недалеко от них.

— Что это за люди разъезжают? — спросил настороженно Пугачев.

— Это наши казаки — Чика-Зарубин и Мясников, — поспешил успокоить его Караваев.

Казаки подъехали совсем близко.

— Встань, пожалуй, да пойдем поодаль, — сказал Шигаев Пугачеву, — не хочется, чтоб они тебя видели. Зарубин — человек некрепкий, разболтает, так дела-то мы не сделаем, а хлопот не оберемся.

Пугачев с Шигаевым отошли в сторону.

Чика-Зарубин и Мясников подъехали к Караваеву.

— Что вы здесь делаете? — спросили они.

— А вот стреляем сайгаков.

— Что вы таитесь? Мы знаем, что вы здесь ищете, — сказал Чика-Зарубин, — да ведь и мы того же ищем.

— Ну, уж коли знаете... — И Караваев крикнул: — Максим, подите сюда.

Пугачев и Шигаев подошли. Поздоровались. Караваев сказал Пугачеву:

— Мы присланы от Яицкого войска посмотреть на вас.

— Прежде ваши деды приезжали в Москву и в Питер монархов смотреть, а ныне монарх сам к вам приехал, — сказал Пугачев, стараясь держаться как можно солиднее.

Яицкие казаки выступают в поход

Казаки старались выяснить вопрос о подлинности человека, который называл себя императором Петром III. Пугачев рассказывал им о днях своего царствования, о том, как «изведен» он был дворянами и как в течение двенадцати лет скрывался, чтобы затем объявиться народу.

— На меня вознегодовали государыня и бояре, оттого я и ушел. Вот, детушки, страдаю я двенадцать лет. Был на Дону и в России во многих городах и приметил, что народ везде разорен, терпит много обид, — говорил Пугачев.

Выведенный из терпения длинным рассказом Пугачева, Денис Караваев решился остановить его и довольно настойчиво попросил предъявить «царские знаки».

— Раб ты мой, а повелеваешь мною! — вспылил Пугачев.

Но тем не менее «царские знаки» пришлось показать.

Они ошеломили суеверных казаков. Их, как рассказывал потом Тимофей Мясников, «такой страх обуял, что руки и ноги затряслись».

Показывая шрамы, Пугачев советовал казакам примечать, как царей узнавать.

— Что это там, батюшка, орел, что ли? — спросил Максим Шигаев.

— Не орел, а царский герб, — ответил Пугачев.

Шигаев снова полюбопытствовал:

— Все цари с таким знаком родятся, или это после божьим изволением делается?

— Не ваше дело, други мои, — ответил Пугачев, — простым людям этого ведать не подобает.

После такого ответа казаки уже не осмеливались расспрашивать дальше. Пугачев произвел на них сильное впечатление. Перед ними был человек, много видевший и много переживший. Умный, проницательный взгляд, многочисленные морщины, преждевременно избороздившие лоб, седеющая в тридцать лет борода явились тому красноречивыми свидетелями.

— Где, да где уже я не был и какой нужды не потерпел! — говорил Пугачев. — Был холоден и голоден, в тюрьмах сколько сидел — уже только одному богу вестимо...

Казаки заявили Пугачеву, что они признают его государем Петром Федоровичем, и стали жаловаться на свою тяжелую жизнь, на гонения, учиняемые правительством Екатерины II.

— Слышал я, что многих ваших сотников сослали, а после и со всеми вами то же будет. Когда нет настоящего пастыря, народ всегда пропадает.

Емельян Иванович говорил уверенно, складно, внимательно оглядывая казаков.

Затем на телегу были поставлены медные складные иконы, и казаки, встав на колени, поклялись:

— Обещаем перед богом служить тебе, государь, в верности, до последней капли крови. И хотя все войско Яицкое пропадет, а тебя живого в руки не отдадим.

В ответ на это Пугачев, опустившись на колени, произнес:

— Обещаюсь и я: ежели бог допустит принять царство, буду жаловать Яицкое войско так, как прежние государи: рекою Яиком и всеми притоками, рыбными ловлями и сенными покосами безденежно и беспошлинно. И распространю соль на все четыре стороны — вози, кто куда хочет, безденежно; и оставлю вас при прежних обрядах и буду жаловать так, как и донских казаков, — по 12 рублей жалованья и по двенадцать четвертей хлеба. А вы мне за все это служите верою и правдою...

Выслушав сообщение Караваева о встрече с «государем», рядовые казаки решили: «Принять в войско сего проявившегося государя, хотя бы он подлинный или неподлинный был».

Яицкие казаки, разоренные и измученные, потерявшие все свои исконные права, поверили, что, наконец, явился «настоящий царь-пастырь», который избавит их от чиновников и старшин и вернет им прежние вольности. Всюду по зимовью, хуторам и уметам, как быстрокрылая птица, полетела эта весть.

Ближайшие сподвижники Пугачева потом узнали, что перед ними не император Петр III, а беглый донской казак Емельян Пугачев (он сам им в этом признался), но они безоговорочно поддерживали его, стремясь добиться своих, целей.

— Мы по многим сетованиям и разговорам приметили в нем проворство и способность, вздумали взять его под свою защиту и сделать над собою властелином и восстановителем наших притесненных и почти упадших обрядов и обычаев, — рассказывал потом казак Максим Горшков.

— Пусть это не государь, а донской казак, — сказал однажды Караваев Чике-Зарубину, — но он вместо государя за нас, заступится, а нам все равно, лишь бы быть в добре.

Приняв имя императора Петра III, Пугачев тщательно поддерживал свое «царское звание» на протяжении всего хода восстания. В бывалом донском казаке сочетались качества, необходимые руководителю крестьянской войны: кипучая энергия, смелость, находчивость, умение разобраться в событиях, знание людей и военный опыт. Все это внушало уважение и доверие. Он обладал выдающимися организаторскими способностями, умел вести за собой людей. Народ поверил в Пугачева.

III

Пугачев поселился на хуторе братьев Кожевниковых, в 35 верстах от Яицкого городка. Началась подготовка к восстанию. Сборный пункт повстанцев был назначен на речке Усихе.

Первыми сюда явились казаки Дмитрий Лысов, Копылов, Фофанов и Тимофей Мясников. Затем прибыли Василий Плотников, Иван Почиталин, Чика-Зарубин, татары Аманыч и Барын Мусаев. Почиталин был определен писарем к Пугачеву.

Вскоре местонахождение Пугачева стало известно властям и за ним наряжена была погоня. Повстанцы покинули лагерь на Усихе и переселились на хутор братьев Толкачевых, находившийся в 100 верстах от Яицкого городка. Чика-Зарубин и Тимофей Толкачев уехали по ближайшим зимовьям объявить народу о появлении «Петра III» — Пугачева.

17 сентября 1773 года в хутор Толкачевых прибыло около 60 человек. Пугачев обратился к ним с речью:

— Я ваш государь, и послужите мне верою и правдою, за что я пожалую вас реками, морями и травами, денежным жалованьем, хлебом, свинцом и порохом и всею вольностью. Я знаю, — продолжал он, — что вы все обижены и лишены всех ваших привилегий. Всю вашу вольность истребляют, а я намерен вашу вольность восстановить и дать вам благоденство.

После того как Пугачев кончил говорить, писарь Иван Почиталин прочел собравшимся подготовленный накануне именной указ «императора Петра III» — Пугачева Яицкому войску.

«Во именном моем указе изображено Яицкому войску: как вы, други мои, прежним царям служили до капли своей, до крови, деды и отцы ваши, так и вы послужите за свое отечество мне, великому государю императору Петру Федоровичу. Когда вы устоите за свое отечество, и не истечет ваша слава казачья от ныне и до веку и у детей ваших. Будете мною, великим государем, жалованы: казаки, калмыки и татары. И которые мне, государю императорскому величеству Петру Федоровичу, винные были, и я, государь Петр Федорович, во всех винах прощаю и жалую я вас: рекою с вершины и до устья, и землею, и травами, и денежным жалованьем, и свинцом, и порохом, и хлебным провиантом».

После прочтения указа все присутствующие были приведены к присяге. Перед тем как отпустить собравшихся домой, Пугачев сказал им:

— Теперь, детушки, поезжайте по домам да расскажите, что вы давеча слышали, да и что я здесь... А завтра рано, севши на коня, приезжайте все сюда ко мне.

— Слышали, батюшка, и все исполним, да пошлем рассказать казакам и калмыкам.

Во время беседы с яицким казаком Михаилом Кожевниковым Пугачев заявил:

— Мне не надлежало еще явиться, да не мог я вытерпеть притеснения народного...

На второй день в стане Пугачева было уже 80 вооруженных казаков, татар и калмыков. С этим отрядом Пугачев, окруженный свитой, с семью распущенными знаменами, двинулся в поход на Яицкий городок.

Восемьдесят повстанцев намеревались штурмовать крепость Яик, обороняемую многочисленным гарнизоном, в которой еще вчера они сами несли военную службу. Они поднялись, чтобы защищать свою честь и свободу. Это были люди, убежденные в правоте своего дела, сильные духом.

С этого момента судьба их была решена. Возврата к прошлому быть не могло: либо они победят врага, либо потерпят поражение, и тогда каждого из них ждет кара... Они были готовы на все.

Поднимая восстание, Пугачев знал, что народ пойдет за ним. Еще на хуторе Толкачевых перед выступлением в поход на Яицкий городок казак Михаил Кожевников спросил Пугачева, что он будет делать, если его не поддержат яицкие казаки.

— Если яицкие казаки нас не примут, — сказал Емельян Иванович, — пойдем мимо Яицкого городка и станем пробираться в Русь.

— С кем идти-то, ведь у нас немного людей будет? — возразил Кожевников.

— Нет, я думаю, ко мне многие пристанут, — уверенно сказал Пугачев. — Во всей Руси чернь бедная терпит великие обиды и разорения, для нее-то хочу теперь показаться, и она вся ко мне пристанет.

И Пугачев не ошибся. Трудовой народ России поднялся по его призыву против дворянского государства.

Так начиналась крестьянская война 1773—1775 годов.

Примечания

1. Оболяев за укрывательство Пугачева и за содействие в его предприятиях по приговору Сената был пожизненно сослан на Север, где и умер в начале XIX века.