I
18 сентября 1773 года Пугачев занял Бударинский форпост и направился к Яицкому городку. По пути к повстанцам присоединился небольшой отряд в 20 человек, который возглавлял яицкий казак башкир Идыр (Идорка) Баймеков, свободно владевший русским языком. Идорка стал переводчиком в пугачевском штабе. Приемный сын Идорки Болтай владел татарской грамотой.
Пугачев остановился в 5 верстах от Яицкого городка. В его отряде насчитывалось уже более 200 человек. Емельян Иванович сделал попытку привлечь на свою сторону регулярные войска. Он послал казакам в Яицкий городок «именной указ». Однако гарнизон остался верен властям.
Из Яицкого городка полковник Симонов выслал навстречу повстанцам отряд пехоты и казаков с 5 пушками под командованием премьер-майора Наумова. Отряд занял позиции на реке Чаган.
Сюда же из Яицкого городка приехало несколько сотен казаков, взволнованных слухами о приближении «Петра III» — Пугачева, обещавшего вернуть им утраченные вольности.
При появлении повстанцев Наумов решил заставить яицких казаков присоединиться к своему отряду и послал к ним команду капитана Крылова (отца великого баснописца И.А. Крылова). Но казаки волновались и не хотели «понапрасну кровь проливать». В этот момент повстанцы привезли казакам манифест Пугачева, но Крылов вырвал у них бумагу. Тогда казаки взбунтовались и стали массами переходить на сторону Пугачева. Здесь к Пугачеву присоединились Андрей Овчинников и Дмитрий Лысов. Крылов отступил.
Переправившись через реку Чаган, отряд Пугачева встретился с казачьей командой, которая, связав сторонников старшин, перешла во главе с Андреем Витошновым и Максимом Шигаевым на сторону повстанцев.
У Пугачева в отряде стало уже до 500 человек, но он все же не решался с этими силами штурмовать хорошо укрепленный Яицкий городок. У повстанцев не было ни одной пушки, гарнизон же Яицкого городка насчитывал около тысячи солдат регулярных войск и имел сильную артиллерию.
Пугачев решил обратиться с именным указом к солдатам и офицерам гарнизона Яицкого городка. «И, оставя принужденное послушание к неверным командирам вашим, — диктовал Пугачев, — которые вас развращают и лишают вместе с собою великой милости моей, придите ко мне с послушанием и, положа оружие свое перед знаменами моими, явите свою верноподданническую мне, великому государю, верность».
В ответ на указ Е.И. Пугачева из крепости открыли огонь по приблизившимся группам повстанцев.
— С голыми руками против пушек не пойдешь, — с горечью говорил Пугачев.
— Что, други мои, терять людей напрасно, — обратился Пугачев к казакам, — видно, они мне не рады, так пойдем мимо, туда, где нас ждут.
Обогнув Яицкий городок, повстанцы двинулись вверх по реке Яик, по линии яицких укреплений и взяли Гниловский форпост.
Выйдя из форпоста, казаки вскоре остановились на отдых. Для Пугачева поставили отдельную палатку. Теперь, когда восставшие казаки признали его царем, Емельян Иванович решил немедленно показать Яицкому войску свою власть — возвратить ему старые обычаи и вольности.
Пугачев приказал собрать казачий круг. Выйдя на середину, он громко заявил:
— Казаки! Разрешаю вам по прежнему вашему обыкновению выбирать себе атамана и других чинов...
Собравшиеся восторженно встретили эти слова.
Атаманом был избран Андрей Овчинников, полковником — Дмитрий Лысов и есаулом — Андрей Витошнов. Избрали также сотников и хорунжих. Все они по очереди подходили к Пугачеву, сидевшему возле своей палатки, кланялись ему в ноги и целовали руку.
Пугачев вызвал к себе пленного сержанта Дмитрия Николаева и спросил его:
— Умеешь ли ты писать присягу?
— Умею.
— Поди же и напиши, как водится, да покрепче!
Присяга была составлена тут же. Пугачев отдал ее Почиталину и велел читать громко, чтобы все слышали.
Когда Иван Почиталин кончил читать присягу, казаки закричали:
— Готовы тебе, надежда-государь, служить верою и правдою! Веди нас на Оренбург!
II
Повстанцы продолжали двигаться вверх по Яику. Один гарнизон за другим сдавались им без боя. Они заняли Генварцовский, Рубежный, Кирсановский и Иртецкий форпосты. Гарнизоны с пушками и боевыми припасами добровольно присоединялись к повстанцам.
Серьезное сопротивление мог оказать Илецкий городок, гарнизон которого насчитывал около 300 человек при 12 пушках. Пугачев послал туда атамана Овчинникова с манифестом, в котором говорилось: «Докажите мне свою верноподданническую ревность тем, что, во-первых, ожидайте меня, великого государя, к себе с истинною верноподданническою радостью и из городка навстречу мне с оружием своим выдьте и в доказательство своей мне верноподданнической верности положите оружие свое перед знаменами моими...»
Утром 21 сентября илецкие казаки с хлебом-солью, с развернутыми знаменами встретили «Петра III».
В Илецком городке Пугачев дал войску трехдневный отдых. Сам он остановился в доме зажиточного казака Ивана Творогова, добровольно перешедшего на сторону повстанцев.
Дом Творогова был лучшим в городке. И обставлен он был богато — по-городскому: много ковров, на стенах портреты известных людей. В углу большого зала, отведенного Пугачевым для приема посетителей, валялся большой портрет Екатерины II, рассеченный кем-то саблей.
На второй день утром один из приближенных Пугачева подал мысль — сделать портрет «императора Петра Федоровича».
Мысль понравилась. Вскоре в дом Творогова был приглашен местный портретист-иконописец. Ему показали изображение Екатерины II и сказали, чтобы он рисовал царя Петра Федоровича не хуже, а лучше того художника, который малевал царицу, ибо царицы уже нет, а есть только царь Петр III. Портретиста также предупредили, что работу нужно сделать быстро, так как его величество не может долго находиться в Илецком городке.
Портретист долго вертел в руках полотно с изображением царицы. Кто-то шепнул ему на ухо, что царя можно намалевать прямо на царицын портрет. Старик бросил испуганный взгляд на казака, но промолчал — боялся сказать лишнее.
Мастер сходил домой и принес все необходимое для работы. Он решил воспользоваться советом казака и тут же начал грунтовать холст с изображением царицы.
Емельян Иванович Пугачев. Портрет написан с натуры маслом неизвестным художником
Иконописец внимательно вглядывался в лицо «императора» и с большой осторожностью наносил мазки на полотно. На портрете Екатерины II стали появляться черты лица «Петра Федоровича». Вечером старик ушел домой. Он обещал завтра рано утром принести готовый портрет.
Мастер работал всю ночь, стараясь изобразить «нового царя» таким, каким он его видел.
Чуть свет иконописец был уже у Пугачева. Посмотреть портрет пришли казаки.
— Ай да старик, уже низложил Катерину! — весело сказал кто-то из них.
— Так и надо, у нас теперь новый царь!
Старик стоял в стороне ни жив ни мертв: что-то скажет Петр Федорович!
Пугачев внимательно рассматривал свое изображение. Иконописец изобразил его в казацком кафтане темного цвета, в высокой казацкой шапке, из-под которой выбивались на лоб темно-русые волосы.
На портрете Пугачев выглядел старше своих 30 лет. Смуглое лицо было усталым. Особенно удались портретисту большие черные выразительные глаза.
— Хорошо! — коротко сказал Пугачев и протянул руку мастеру. Старик хотел было стать на колени, Пугачев удержал его, но целовать руку разрешил — так надо, все цари так делают.
Пугачев дал распоряжение Максиму Шигаеву заплатить старику за его труд1.
Тогда же местные мастера по серебру вырезали «Петру Федоровичу» именные печати.
В Илецком городке к повстанцам присоединились еще 300 казаков с имевшимися у них 4 пушками. Илецкие казаки избрали на круге атаманом Ивана Творогова, начальником артиллерии — Яицкого казака Федора Чумакова. Брат Ивана Творогова Леонтий был оставлен с небольшой командой в Илецком городке.
III
В это время в Оренбурге было спокойно. Правда, уже ходили в народе тревожные слухи о каком-то бунтовщике донском казаке Емельяне Пугачеве, но город жил обычной жизнью: по-прежнему бойко шла торговля, Караван-Сарай был полон заморскими и русскими купцами.
22 сентября, в день коронации императрицы Екатерины II, у оренбургского генерал-губернатора Ивана Андреевича фон Рейнсдорпа был бал, на котором присутствовала вся городская знать. В самый разгар веселья явился нарочный с известием о том, что Пугачев занял Илецкий городок и движется к Оренбургу. Рейнсдорп старался успокоить гостей, но праздничное настроение присутствующих сменилось тревогой. По всему городу разнесся слух о приближении повстанцев.
Губернатор Оренбурга Рейнсдорп не отличался ни находчивостью, ни решительностью в своих действиях. Продвинувшийся по служебной лестнице только исполнением с немецкой пунктуальностью приказаний начальства, он терялся во всех трудных случаях. Так и теперь, получив сообщение о восстании яицких казаков и о приближении их к Оренбургу, Рейнсдорп в течение нескольких дней не решался принять какие-либо меры. А повстанцы тем временем, занимая крепость за крепостью, приближались к губернскому центру.
Наконец Рейнсдорп приказал бригадиру Билову с 400 пехотинцами и кавалеристами и 6 орудиями выступить из Оренбурга к Яицкому городку на выручку полковнику Симонову, командиру Верхне-Озерной дистанции бригадиру барону Корфу — поспешить к Оренбургу, полковнику Симонову — направить премьер-майора Наумова для соединения с бригадиром Биловым. Но повстанцы решительными и умелыми действиями сорвали все планы генерала. Билов дальше Татищевой крепости не продвинулся, а Наумов, высланный Симоновым навстречу Билову, соединиться с ним не смог. Бригадир Корф в Оренбург прибыл значительно позже указанного срока.
Пополнив свои ряды, повстанцы двинулись к Рассыпной крепости. 24 сентября ее гарнизон сдался почти без боя. Здесь на сторону Пугачева перешло 50 казаков с 3 чугунными пушками. На следующий день была занята Нижне-Озерная (Столбовая) крепость.
27 сентября повстанцы подошли к Татищевой крепости. Гарнизон ее вместе с оренбургскими казаками состоял из 1000 человек и 13 орудий. Кроме, того, в Татищевой находился отряд Билова.
Расположенная на горном увале при впадении речки Камыш-Самары в реку Яик, Татищева крепость считалась главным опорным пунктом Яицкой оборонительной линии. Здесь находились артиллерийские склады, большие запасы амуниции и денежная казна. Комендант крепости полковник Елагин выслал навстречу повстанцам разведывательную команду из 50 человек с одной пушкой. Команда была уничтожена.
Пугачев стал готовиться к штурму. Он разделил свои силы на две части: одна, под руководством Андрея Витошнова, получила приказ атаковать крепость со стороны реки, а другая, под предводительством самого Пугачева, направилась в обход крепости.
Первая атака была отбита. Тогда повстанцы подожгли бревенчатые стены крепости. Через бушующее пламя они ворвались в крепость и овладели ею. Бригадир Билов и комендант Елагин были убиты. Почти весь гарнизон перешел на сторону повстанцев. Солдаты были острижены по-казацки, приведены к присяге и стали называться «государевыми казаками».
Овладение сильно укрепленной и стратегически важной крепостью имело огромное значение для дальнейшего развития Крестьянской войны. Восстание яицких казаков переросло узкие рамки местного движения и превратилось в грозную силу, перед которой не могли устоять лежащие на пути к Оренбургу крепости и городки, обороняемые немногочисленными гарнизонами солдат и казаков.
Восставшие смогли одержать столь блестящие победы не потому, что имели превосходство в военной силе. Наоборот, в начале войны отряды повстанцев были гораздо малочисленнее правительственных войск, а об их военной выучке, дисциплине и говорить нечего. Сочувствие угнетенного народа, умелые и решительные действия Пугачева и его сподвижников и активная поддержка восстания рядовым яицким казачеством — вот что обеспечило восставшим успех в самом начале крестьянской войны.
IV
Из Татищевой крепости восставшие двинулись на Оренбург.
Движение повстанцев на Оренбург не было, конечно, случайным. Оренбург — центр дворянского господства на востоке — казался казакам основным источником зла. Из Оренбурга приезжали чиновники-лиходеи, шли приказы об отмене казацких вольностей. Во всем виноват Оренбург, и с падением eго все должно разрешиться. Так считали казаки.
Башкиры еще больше, чем казаки и калмыки, стремились покончить с Оренбургом. Они видели в нем источник всех своих бедствий. «Чтоб губернии не быть и чтоб мы были оной неподвластны», — вот чего хотели башкиры.
По пути к Оренбургу восставшие заняли Чернореченскую крепость.
Падение Татищевой и Чернореченской крепостей не на шутку испугало Рейнсдорпа. Особенно опасным положение Оренбурга стало после того, как посланный Рейнсдорпом против Пугачева башкирский отряд в 500 человек перешел на сторону восставших, а 300 человек каргалинских татар, не приняв боя, вернулись обратно.
Генерал-губернатор решил укрепить обороноспособность города: сломать или сжечь все мосты через реку Сакмару, вооружить всех «надежных» обывателей, привести в исправность пушки и расставить их на крепостном валу и т. д.
Кроме того, Рейнсдорп приказал приготовить воззвание к населению, указы к казакам и письмо Пугачеву. Когда эти документы были готовы, губернатор приказал вызвать из тюрьмы надежного человека, которого можно было бы послать с ними в стан Пугачева.
Перед генералом предстал одетый в лохмотья, с виду еще крепкий и сильный шестидесятилетний старик с изуродованным лицом. У него были вырваны ноздри, а на лбу и на щеках выжжены клейма «вор».
Старик низко поклонился.
— Поезжай в толпу бунтовщиков Пугачева и тайно передай казакам указы. Рейнсдорп держал в руках четыре запечатанных пакета. — Вот это отдашь яицким казакам, это — илецким, это — оренбургским, а вот это — самому злодею. Уговори людей отстать от него, рассказывай всем, что он не государь, а самозванец. А будет возможность — связать и доставить злодея в Оренбург или же убить. Ежели все это сделаешь — будешь свободен и получишь денежное вознаграждение — сто рублей.
Афанасий Соколов-Хлопуша — так звали старика — от неожиданности ничего не мог сказать. Стоял как вкопанный.
— Что стоишь, выполняй, что приказано! — крикнул губернатор и брезгливо отвернулся.
V
После взятия Татищевой и Чернореченской крепостей Пугачев 1 октября занял татарскую слободу Каргалы. Здесь все жители перешли на сторону повстанцев, а многие вступили в их войско.
Встретив гостеприимное, радушное отношение каргалинских татар, Пугачев решил привлечь к более активному участию в восстании нерусские народности Оренбургской губернии. Он вызвал к себе Идыра Баймекова и его приемного сына Болтая и велел им писать манифест от имени императора Петра III башкирскому народу.
— Пиши так, — приказал Пугачев Болтаю и стал диктовать.
«Да будет вам известно всем, — записывал Болтай по-татарски, — что действительно я сам великий. И, веря о том без сумнения, знайте, мне подданные во всяких сторонах и находящиеся в здешних местах: мугаметанцы и калмыки, сколько вас есть, и прочие все! Будучи в готовности, имеете выезжать ко мне встречу и образ моего светлого лица смотрите, не чиня к тому никакой противности, и пожалуйте преступя свои присяги, чините ко мне склонность...»
Болтай сделал небольшую паузу, чтобы отдохнуть. «Однако ж, — продолжал он дальше, — если имеются при башкирцах старшины и Ногайской дороги2 все обыватели, то б в готовности ко мне приезжали и содержащихся в тюрьмах и у прочих хозяев имеющихся в невольности людей всех без остатку на нынешних месяцах и днях выпускали... И как ваши предки, отцы и деды служили деду моему блаженному богатырю государю Петру Алексеевичу, и как вы от него жалованы, так и я ныне и впредь вас жаловать буду. И пожаловал вас землею, водою, солью, верою и молитвою, пажитью3 и денежным жалованьем, за что должны вы служить мне до последней гибели».
Этот манифест Пугачева был доставлен башкирским старшинам. В числе других его получили старшины Ногайской дороги Кинзя Арсланов и Ямансары Япаров, пользовавшиеся огромной популярностью в Башкирии. Особенно влиятелен был старшина Кинзя Арсланов. Он отправил к Пугачеву делегацию из шести человек. Они били челом «государю Петру Федоровичу» и заявили, что весь башкирский народ готов верно служить ему.
Выслушав башкирских посланников, Пугачев приказал Болтаю послать старшинам Кинзе Арсланову, Алибаю Мурзагулову и Кутлугильде указ, «коим призвать их с командою на службу, да и другим о том же повестить».
Одновременно из Сакмарского городка Пугачев послал указ на имя оренбургского губернатора И.А. Рейнсдорпа, чиновников Оренбургской губернской канцелярии, солдат и казаков гарнизона, в котором он требовал, чтобы его встретили достойно и исполняли его повеления с усердием.
VI
На следующий день утром, когда Емельян Иванович и его ближайшие помощники находились в Сакмарском городке, к ним подошел неизвестный старик-оборванец с изуродованным лицом. Он низко поклонился.
— Меня подослал оренбургский губернатор, — сказал пришелец. — Он приказал тайно передать казакам указы, и ежели смогу, то заклепать ваши пушки, да поджечь потихоньку порох. Губернатор велел это сделать с помощью находящихся тут солдат. А я хочу послужить тебе, государь, верой и правдой. Губернаторские указы я взял, да никому их не отдал. Вот они.
Старик достал из-за пазухи четыре пакета.
— Полно, ты подослан к нам подмечать и, подметив все здесь, отсюда уйдешь. Скажи правду, а то повесить прикажу, — пригрозил Пугачев.
Незнакомец твердо стоял на своем: он сказал Пугачеву всю правду.
— Что же, у губернатора не нашлось никого, кроме тебя, ко мне послать? — строго оглядывая старика, спросил Пугачев.
— Воля твоя, — вмешался в разговор Овчинников, обращаясь к Пугачеву, — прикажи его повесить. Он, плут, уйдет и, что здесь увидит, там скажет, а притом и наших людей станет подговаривать.
— Пусть его бежит и скажет. Нам это не страшно, а одним человеком армия пуста не будет.
— Это, ваше величество, Хлопуша — самый бедный человек, — заступился за старика знавший его Максим Шигаев.
Максим рассказал Пугачеву, что вместе с Хлопушей сидел в Оренбургской тюрьме.
Афанасий Соколов-Хлопуша был крепостным крестьянином тверского архиерея Митрофана. Потом работал на уральских заводах графа Шувалова, был приговорен к пожизненной каторге и 40 лет скитался по царским тюрьмам и острогам. Не раз его жестоко наказывали кнутом и шомполами. Был он клеймен, у него были вырваны ноздри.
— Этому человеку вполне можно верить, — закончил Шигаев.
Надорвав пакеты губернатора, Емельян Иванович сказал Хлопуше:
— Знаю, братец, о чем эти указы.
Пугачев приказал накормить Хлопушу и дать ему денег на зипун.
Хлопуша был до глубины души растроган непривычным для него человечным обращением и, оставшись в армии Пугачева, был верен ему, как никто. Он стал затем одним из самых энергичных руководителей крестьянской войны.
Примечания
1. Этот портрет является единственным изображением предводителя народного восстания, написанным с натуры до его пленения. Долго возил Пугачев свой портрет. Потом портрет Пугачева попал в коллекцию крупнейшего промышленника Н.И. Путилова. Впоследствии он был приобретен одним из наследников генерала А.П. Ермолова, от него попал в коллекцию Государственного Исторического музея в Москве. С 1937 года портрет находится в Музее А.С. Пушкина в Ленинграде.
2. Дорога — единица административного деления в Башкирии. Башкирия, входившая в состав Оренбургской губернии, была разделена на четыре дороги (области): центральная и южная части Башкирии составляли Ногайскую дорогу, западная часть — Казанскую, земли, лежащие к востоку и северо-востоку от Уральского хребта, — Сибирскую дорогу. Осинская дорога тянулась узкой полосой к северу от Уфы между Казанской и Сибирской дорогами. Кроме того, в состав Башкирии входили две провинции: Уфимская и Исетская (зауральская часть Башкирии). Основная часть Башкирии называлась также Уфимским уездом.
3. Па́жить — пастбище.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |