Введение

Манифесты и указы Емельяна Ивановича Пугачева, предводителя Крестьянской войны 1773—1775 годов в России, занимают важнейшее место среди документальных источников, отображающих события этого крупнейшего антикрепостнического выступления эпохи позднего феодализма. В историографии Пугачевского восстания нет, пожалуй, ни одного исследования, в котором не использовались бы эти документы, не отмечалось бы их влияние на подъем повстанческого движения. И вместе с тем приходится констатировать, что источниковедческому изучению рескриптов Пугачева посвящено всего лишь несколько статей, в центре внимания которых стоят отдельные, наиболее яркие указы и манифесты, рассматриваемые по преимуществу со стороны их содержания. За пределами изучения оставались, как правило, вопросы, относящиеся к происхождению и бытованию этих документов, их воздействию на ход конкретных событий, без чего нельзя получить полного представления о жизни лагеря восставших, о социальной политике, военной и административной деятельности ставки Пугачева, об идейной борьбе, развернувшейся между повстанцами и администрацией Екатерины II.

Ситуация, сложившаяся в изучении ценнейшей группы источников истории Крестьянской войны, явилась побудительным мотивом к созданию предлагаемой книги и определила ее назначение — дать монографическое источниковедческое исследование всего комплекса пугачевских манифестов и указов. При изучении каждого документа ставилась задача — установить обстоятельства его происхождения, включая данные о причинах, месте и времени создания, биографические сведения об авторе-составителе и корреспонденте-получателе, о наличии и происхождении копий и дубликатов. Наряду с этим надлежало рассмотреть особенности построения и оформления документа с позиции дипломатики, изучить знаки удостоверения подлинности (подпись, печать), выявить источники текста (сходные по назначению предшествующие документы, а также близкие по формуляру акты верховной власти — императорские манифесты и указы). В работе намечено было осветить архивную жизнь каждого отдельного документа, начиная с событий Крестьянской войны и кончая настоящим временем.

Другая крупная источниковедческая проблема, занимающая центральное место в книге, — анализ манифестов и указов Пугачева, направленный на всестороннее раскрытие их содержания, применительно как к каждому из этих документов в отдельности, так и к общей их совокупности. Исследование рескриптов Пугачева со стороны их содержания имеет существенное значение для наблюдений и суждений относительно степени организации в повстанческом движении, для освещения деятельности ставки Пугачева, для полного и конкретного представления об отдельных эпизодах восстания, для биографии руководителей и рядовых участников движения, его попутчиков и врагов. Следует заметить, что многие факты и лица, упоминаемые в исследуемых памятниках, были малоизвестны и неясны, их установление потребовало привлечения дополнительного круга архивных источников, справочной и исследовательской литературы.

В корпусе рескриптов Пугачева преобладают указы-воззвания и манифесты, отражающие социальные, политические и экономические требования участников восстания¹. Именно поэтому на идейное содержание документов и было обращено основное внимание при их исследовании.

В пугачевских манифестах и указах четко выражена антифеодальная направленность движения. Возможно ли при оценке этих источников рассматривать их в качестве памятников идеологии, и, вообще, правомерно ли употребление понятий «идеология» и «программа» применительно к идейной позиции руководителей и участников Крестьянской войны? На этот вопрос можно ответить положительно, если исходить из сложившейся в литературе практики употребления этих понятий², когда к идеологии, например, относились зачаточные ее формы, означаемые как «смутная», утопическая, ненаучная идеология³, как идеология примитивного демократизма⁴. Философское определение идеологии трактует ее как теоретически обоснованную систему идей и взглядов, выражающих интересы класса и направляющих его на борьбу; а программу — как документ, излагающий задачи и цели борьбы. Академик Л.В. Черепнин, рассмотрев требования участников крестьянских войн в России, отмечал, что «определения идеологии и программы как разработанных систем мировоззрения и действий к характеристике крестьянских войн неприменимы, ибо они преувеличивали бы уровень сознания крестьянства», что эти войны «не выработали ни классовой идеологии, ни политической программы, но они не были безыдейными, и от восстания к восстанию углублялось представление крестьян о том, за что и во имя чего они ведут борьбу». В то же время, подходя к проблеме с позиций историзма, Л.В. Черепнин указывал, что лозунги и требования повстанческих документов «отразили начатки идеологии» и что для некоторых пугачевских манифестов «характерно наличие известных обобщений, сведение воедино отдельных лозунгов и требований так, что они образуют своеобразную идейную платформу крестьянской борьбы»⁵.

В ходе Крестьянской войны происходила, как известно, эволюция идейного содержания пугачевских манифестов и указов, и шла она в направлении от первых призывов, отражавших интересы яицких казаков — застрельщиков восстания, к воззваниям, учитывающим чаяния помещичьих и заводских крестьян, нерусских народов Юго-Востока страны, и завершилась радикальными антикрепостническими требованиями июля—августа 1774 г., соответствующими интересам крепостного крестьянства — массовой социальной опоре повстанческого движения на последнем его этапе. Эволюция эта самым прямым образом была связана с той социальной средой, которая активно участвовала, преобладала и доминировала в восстании и на которую в первую очередь ориентировалась ставка Пугачева в своих решениях и в составлении воззваний, рассчитанных на соответствующую группу населения. Задача данной работы — изучить последовательно-хронологически и на материале различного рода источников эволюцию идейного содержания обращений Пугачева, постепенный процесс «окрестьянивания» социальной политики повстанческого центра и углубления критики феодальных порядков в стране. При освещении этой проблемы рассматривались тесно связанные с ней вопросы, касающиеся, с одной стороны, характера воздействия посланий Пугачева и воззваний его атаманов на умонастроение народа и на подъем повстанческого движения в конкретных ситуациях Крестьянской войны, с другой — влияния требований различных групп населения, прежде всего крестьянства, на содержание манифестов и указов Пугачева.

Классовая борьба в дни Крестьянской войны проходила как в военном противоборстве враждующих сторон — восставшего народа и господствующего класса, так и в идейной борьбе между ними. Правительственный лагерь пытался противопоставить антикрепостническим идеям пугачевских воззваний, прочно вошедшим в сознание народных низов, официальную идеологию, опирающуюся на церковные догмы, на установленный «свыше» порядок, призывая народ к послушанию, смирению и «безмолственному повиновению». В книге рассматриваются различные формы правительственной противопугачевской агитации, направленной на политическую, церковную и моральную дискредитацию Пугачева и его сторонников, на устрашение тех, кто примкнул к ним «по темноте, глупости и невежеству» (обнародование манифестов Екатерины II, указов Сената, посланий церкви, увещеваний местных гражданских, церковных властей, публичное истребление палачами перехваченных манифестов и указов Пугачева, воззваний его атаманов и др.). Но все эти меры оказались неэффективными (что признавалось, в частности, самой Екатериной II и некоторыми из ближайших ее сотрудников); решающая роль в подавлении восстания принадлежала силе оружия, где явное превосходство было на стороне правящего класса.

В сентябре 1773 — августе 1774 г. из ставки Пугачева вышло не менее 200 его манифестов и указов. До наших дней их сохранилось лишь 46⁶, а остальные были утрачены в дни восстания, когда правительственные власти истребляли их в целях борьбы против антикрепостнической агитации Пугачева, когда они гибли в условиях походной жизни или уничтожались самими повстанцами в целях безопасности; некоторая часть этих документов пропала вскоре после Крестьянской войны при перемещениях архивных фондов и из-за неудовлетворительных условий их содержания в архивах⁷. Имеющиеся пробелы в корпусе документов предводителя Крестьянской войны оказалось возможным восполнить путем реконструкции утраченных манифестов и указов, путем установления их содержания по свидетельствам источников иного происхождения, в числе которых привлекались: протоколы следственных показаний руководителей восстания и рядовых повстанцев, деловая переписка пугачевских атаманов, переписка властей и учреждений екатерининской администрации, мемуары современников, словом, все те материалы, в которых можно выявить реальные следы бытовавших в дни восстания, но не дошедших до нашего времени пугачевских документов⁸. Необходимо заметить, что академик Л.В. Черепнин относил к числу актуальных источниковедческих изысканий в области истории крестьянских войн разработку методики реконструкции повстанческих архивов и саму реконструкцию утраченных документов, указывая, что «при этом, очевидно, следует использовать и методические приемы, проверенные на источниках другого типа, более изученных, и методику, непосредственно вытекающую из характера и специфики документов, порожденных повстанческим движением»⁹. В результате выполненной автором этих строк реконструкционной работы удалось установить содержание и назначение 119 утраченных манифестов и указов Пугачева.

В работе использован комплекс повстанческих документов, опубликованных в недавно вышедшем сборнике, где, помимо 46 манифестов и указов Пугачева, напечатаны предписания государственной Военной коллегии восставших, воззвания и переписка местных повстанческих властей и учреждений¹⁰. Наряду с этим были привлечены предшествующие публикации повстанческих документов¹¹, издания протоколов следственных показаний Пугачева¹², его ближайших сподвижников и рядовых повстанцев¹³, указов и переписки Екатерины II с ее сотрудниками¹⁴, донесений ее военачальников¹⁵, протоколов императорского совета¹⁶, мемуаров современников восстания¹⁷, а также тематические и пофондовые сборники, содержащие самый разнообразный состав источников по теме исследования¹⁸.

Бо́льшую часть источников для написания книги Составили неопубликованные документы, извлеченные из фондов центральных и местных учреждений России, находящихся в архивохранилищах Москвы. В коллекции VI разряда («Уголовные дела по государственным преступлениям») бывшего Государственного архива Российской империи, хранящейся ныне в Центральном государственном архиве древних актов (ЦГАДА), сосредоточены: материалы Кабинета Екатерины II, содержащие переписку императрицы с военачальниками и губернаторами относительно состояния районов, охваченных восстанием, и проведения карательных операций против восставших¹⁹; донесения губернских, провинциальных и воеводских канцелярий в Сенат, характеризующие ход повстанческого движения и предпринимаемые местными властями меры к его подавлению²⁰; материалы походной канцелярии генерал-поручика И.А. Деколонга, освещающие борьбу с повстанческими отрядами на территории Южного Урала, Зауралья и Западной Сибири²¹; дела, извлеченные из фондов местных учреждений Поволжья, Урала, Центра страны, Северного Кавказа, отображающие события Крестьянской войны в этих районах²².

В составе VI разряда Госархива хранятся материалы Тайной экспедиции Сената и созданных в дни восстания специальных учреждений политического розыска — Казанской, Оренбургской и Яицкой секретных комиссий, производивших следствие и суд над пленными пугачевцами²³. В протоколах следственных показаний Пугачева, его ближайших сподвижников и рядовых повстанцев содержится обильная информация о создании и распространении посланий Пугачева и их воздействии на народ и на подъем повстанческого движения. Часть материалов Тайной экспедиции Сената вошла в состав VII разряда Госархива («Преображенский приказ, Тайная канцелярия и Тайная экспедиция»)²⁴, а дела Казанской, Оренбургской и Яицкой секретной комиссий включены в комплексный архивный фонд Московской конторы тайных розыскных дел (Тайной канцелярии)²⁵.

В фонде канцелярии оренбургского губернатора И.А. Рейнсдорпа (правильнее было бы именовать этот фонд: Оренбургская губернская канцелярия) содержатся документы, освещающие осаду Оренбурга отрядами Пугачева и развитие повстанческого движения как в самой этой губернии, так и в смежных с ней уездах Казанской, Тобольской и Астраханской губерний, а также в казахской степи²⁶.

Документы обширного фонда походной канцелярии (или «Пугачевской экспедиции») генерал-аншефа П.И. Панина характеризуют карательные операции по подавлению восстания в юго-восточных районах центра страны, Среднем и Нижнем Поволжье, Заволжье и Башкирии в августе—ноябре 1774 г., разгром последних очагов движения в конце 1774 — первой половине 1775 г., расправу над повстанцами и населением, поддерживавшим их, меры по оказанию помощи дворянству, пострадавшему во время Крестьянской войны²⁷.

Ряд дел канцелярии Панина, «отбившихся» от основного фонда ЦГАДА, находится в Отделе рукописей Государственной библиотеки СССР им. В.И. Ленина (ГБЛ, ОР). В их составе: рескрипты Екатерины II и ответные реляции Панина, касающиеся подавления восстания и хозяйственного устройства территории, где проходило восстание; переписка Панина по этим вопросам с губернаторами и военачальниками²⁸.

Вторым после ЦГАДА крупным хранилищем документальных источников по теме монографии является Центральный государственный Военно-исторический архив СССР (ЦГВИА). В фонде 20 сосредоточено делопроизводство Секретной экспедиции Военной коллегии, связанное с отправлением карательных войск в районы, охваченные восстанием, сюда же входят донесения командующих этими войсками генералов В.А. Кара, А.И. Бибикова и Ф.Ф. Щербатова, рапорты других военачальников, а также губернаторов, провинциальных и уездных воевод, освещающие ход борьбы с повстанческим движением в сентябре 1773 — октябре 1774 г.²⁹ Вопросы военно-оперативного характера отражены и в материалах походных канцелярий генералов Бибикова и Щербатова, находящихся в составе того же фонда³⁰.

В делах канцелярии шефа иррегулярных (казачьих и так называемых инородческих) войск генерала Г.А. Потемкина за 1774—1775 гг. содержатся документы об участии яицких, оренбургских, волжских и донских казаков в восстании, а также об использовании казачьих полков в карательных операциях против Пугачева на последнем этапе Крестьянской войны³¹.

Следственные дела о солдатах, офицерах и целых воинских подразделениях, перешедших на сторону Пугачева, находятся в фонде Генерал-аудиторской экспедиции³².

В коллекции Военно-ученого архива хранится особое дело, содержащее рескрипты Екатерины II генералам Бибикову и Щербатову и их ответные донесения императрице о военных действиях против повстанцев в декабре 1773 — июле 1774 г.³³

В фонде академика и генерала Н.Ф. Дубровина, автора трехтомной монографии «Пугачев и его сообщники» (СПб., 1884), хранятся копии манифестов и указов Пугачева, извлеченные из архивных дел 1773—1774 годов³⁴.

В Отделе письменных источников Государственного исторического музея в г. Москве (ГИМ, ОПИ) в собрании А.П. Бахрушина находятся документы, связанные с указом Пугачева атаману Белоярской слободы Ф.Т. Кочневу³⁵.

В Центральном государственном историческом архиве СССР (ЦГИА СССР) в Ленинграде, в фонде Кабинета е. и. в. хранится переписка генерал-прокурора Сената А.А. Вяземского с губернаторами и военачальниками относительно организации борьбы с восстанием и учета ущерба, нанесенного им казенному и частновладельческому хозяйствам, а также переписка Вяземского с Екатериной II о следствии и суде над Пугачевым и его соратниками³⁶.

В Отделе рукописей Государственной Публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде (ГПБ, ОР) в собрании материалов по истории Пугачевского восстания находятся документы, связанные с деятельностью Казанской и Оренбургской секретных комиссий³⁷; в том же хранилище, в личном архиве Г.Р. Державина, служившего в 1773—1774 гг. в чине гвардии поручика в Казанской секретной комиссии, хранятся документы, освещающие ход повстанческого движения в Нижнем Поволжье и Заволжье³⁸.

События восстания в тех же районах Нижней Волги отражены в делах Царицынской комендантской канцелярии и Астраханской комендантской канцелярии, входящих в состав фонда-коллекции Саратовской ученой архивной комиссии в Государственном архиве Саратовской области³⁹. Здесь же находятся и бумаги саратовского краеведа А.Ф. Леопольдова и среди них — копии посланий Пугачева: указ атаману Антиповской станицы И. Платонову и манифест к донской казачьей команде царицынского гарнизона⁴⁰.

Развитие повстанческого движения на Среднем Урале, на территории так называемого Екатеринбургского ведомства, характеризуют документы фондов канцелярии Главного правления екатеринбургских и сибирских заводов, Екатеринбургской судной и земской конторы, хранящихся в Государственном архиве Свердловской области⁴¹.

Все названные выше архивные фонды и коллекции наряду с текстами манифестов и указов Пугачева содержат огромный массив комментирующих их источников (переписка повстанческих властей и учреждений, протоколы следственных показаний участников восстания, переписка центральной и местной администрации), содержащих сведения о происхождении и распространении пугачевских посланий. Исключительно важна роль группы комментирующих и «сопутствующих» источников для реконструкции содержания утраченных манифестов и указов Пугачева.

Значительные трудности возникали при установлении достоверности и полноты данных, сообщаемых документами и мемуарными свидетельствами о манифестах и указах Пугачева, что связано с особенностями происхождения, назначения и содержания различного рода источников. Так, в правительственных актах и в переписке давалась тенденциозная оценка посланий Пугачева, содержание их либо искажалось, либо чаще всего не раскрывалось. В источниках наиболее содержательных и ценных для изучаемой темы — следственных показаниях руководителей восстания и рядовых повстанцев — встречаются неточности и пробелы, вызванные ошибками памяти, смещением событий во времени, умышленными умолчаниями о фактах, которые могли бы усугубить вину и наказание подследственных. Путем к установлению истины служил метод комплексного изучения всех тех свидетельств источников, в которых имеются данные по рассматриваемому факту или памятнику, учитывая при этом происхождение этих источников, их политическую направленность и назначение. Конкретные источниковедческие наблюдения и суждения приводятся в каждом параграфе, посвященном соответствующему рескрипту Пугачева.

Отечественная историография имеет давние традиции в использовании и изучении указов и манифестов Пугачева. Пионером в этом деле выступил А.С. Пушкин — первый историограф Пугачевского восстания. В «архивных тетрадях», которые вел поэт в 1833—1836 гг., собирая материалы для «Истории Пугачева» и повести «Капитанская дочка», находится 14 копий указов Пугачева⁴². На страницах своих произведений, посвященных событиям Пугачевского движения, Пушкин неоднократно упоминал воззвания Пугачева, отмечая их огромную роль в подъеме народа на восстание. В повести «Капитанская дочка» он писал, что обращения Пугачева, исполненные «в грубых, но сильных выражениях», производили «опасное впечатление на умы простых людей»⁴³, а в «Истории Пугачева» указывал, что причины повсеместной популярности Пугачева и его воззваний заключались в том, что «Пугачев объявил народу вольность, истребление дворянского рода, отпущение повинностей и безденежную роздачу соли»⁴⁴. В идейной борьбе, развернувшейся между повстанческим лагерем и администрацией Екатерины II, сила была, по мнению Пушкина, на стороне восставших. «Разбирая меры, предпринятые Пугачевым и его сообщниками, должно признаться, что мятежники избрали средства самые надежные и действительные к своей цели», — писал поэт в «Замечаниях о бунте», посланных к Николаю I 26 января 1835 г.⁴⁵ По условиям времени и цензуры Пушкин не мог опубликовать собранные им указы Пугачева; ему удалось напечатать в примечаниях к «Истории Пугачева» лишь один документ повстанческого происхождения — письмо пугачевской Военной коллегии к оренбургскому губернатору И.А. Рейнсдорпу⁴⁶ — замечательный памятник народной публицистики и сатиры.

Революционная ситуация конца 50-х годов XIX в., проведение реформы 1861 г., подъем крестьянского и революционно-демократического движения в 1861 —1863 гг. обусловили интерес различных направлений отечественной историографии к изучению крестьянского вопроса и крупнейших выступлений крестьянства в эпоху феодализма и, в частности, в Крестьянской войне 1773—1775 гг. В связи с последней темой отдельные документы повстанческого лагеря (преимущественно манифесты и указы Пугачева) стали печататься в составе исследований и в журнальных подборках. Историк и романист либерально-народнического направления Д.Л. Мордовцев в очерке «Пугачевский полковник Иванов» напечатал указ Пугачева атаману Антиповской станицы И. Платонову и манифест к донским казакам царицынского гарнизона, извлеченные из бумаг царицынской комендантской канцелярии⁴⁷. Военный историк Д.С. Анучин в очерке «Первые успехи Пугачева и экспедиция Кара» воспроизвел указы Пугачева, адресованные яицким казакам, атаману и казакам Илецкого городка, коменданту Красногорской крепости, выявленные в материалах архива Военного министерства и Военно-ученого архива Главного штаба⁴⁸. Академик Я.К. Грот в подборке документов «Материалы для истории Пугачевского бунта. Бумаги, относящиеся к последнему периоду мятежа и к поимке Пугачева» издал манифест Пугачева от 31 июля 1774 г., обнаруженный в бумагах Кабинета Екатерины II в Государственном архиве Министерства иностранных дел⁴⁹. Сотрудник этого архива П. II. Шульгин на страницах журнала «Русская старица» напечатал подборку повстанческих документов, в том числе манифесты Пугачева от 2 декабря 1773 г. и 31 июля 1774 г.⁵⁰

Значительный вклад в публикацию источников внес историк Н.Ф. Дубровин, напечатавший в составе своего исследования более 40 документов повстанческого происхождения, а среди них 16 указов и манифестов Пугачева⁵¹, выявленных в фонде Секретной экспедиции Военной коллегии (в архиве Военного министерства) и VI разряде Государственного архива МИД. Опубликованные документы намного расширили представление о деятельности ставки Пугачева и внутренней организации повстанческого движения. Н.Ф. Дубровин, придерживавшийся в оценке Пугачевского восстания официально-охранительных позиций, вынужден был признать, что воззвания Пугачева «действовали на народ гораздо более, нежели внушения о религиозном единстве и политической целости государства», и что пугачевские манифесты «принимались населением с большим сочувствием: они обещали каждому свободу религии, освобождение от крепостной зависимости и наделение землей»⁵².

Заметным явлением в дореволюционной историографии Пугачевского движения была книга А.И. Дмитриева-Мамонова, написанная по материалам военно-походной канцелярии генерал-поручика А.И. Деколонга, хранившимся в архиве Акмолинского областного правления⁵³. В тексте книги и в приложении к ней напечатано 15 документов восставших, в том числе четыре пугачевских указа⁵⁴.

О влиянии антикрепостнических идей, распространяемых воззваниями Пугачева, на развитие повстанческого движения, особенно в правобережных районах Поволжья, писали выдающиеся представители народнического направления в историографии — В.И. Семевский⁵⁵ и Н.Н. Фирсов⁵⁶. Оценивая значение пугачевского манифеста 31 июля 1774 г., в котором с наибольшей полнотой и отчетливостью сформулированы социальные требования восставших, В.И. Семевский писал, что манифест этот — «настоящая жалованная грамота всему крестьянскому люду, это хартия, на основании которой предстояло создать новое мужицкое царство»⁵⁷.

Дореволюционной историографией было введено в научный оборот до 20 указов и манифестов Пугачева, что составляло менее половины общего числа этих памятников, хранившихся в архивах России. Такое положение с изданием и изучением пугачевских посланий было связано и со слабой изученностью архивных фондов, и с цензурными ограничениями, но главным образом с тем, что исследования дворянской и буржуазной историографии были направлены преимущественно на изучение карательной политики правительства, местных властей и церкви, а также на освещение боевых действий армии против повстанцев. Вопросы организации повстанческого движения и внутренняя жизнь лагеря восставших занимали в этих трудах второстепенное место. Пугачевские послания печатались на страницах монографий, в журнальных статьях и подборках без сколько-нибудь серьезного анализа, в качестве иллюстративных материалов, а подчас приводились в значении курьезных раритетов. Источниковедческие исследования этих документов отсутствовали.

После Великой Октябрьской социалистической революции начался новый этап в изучении и публикации документального наследия повстанцев Крестьянской войны 1773—1775 гг. Он был связан с обращением молодой советской историографии к исследованиям народных движений прошлого с позиций марксистско-ленинского учения о классовой борьбе как определяющем факторе исторического развития общества. Историками марксистского направления были взяты на вооружение основополагающие высказывания В.И. Ленина о крестьянском движении в России второй половины XIX — начала XX в. — высказывания, которые при учете конкретно-исторических условий предшествующего времени применимы к оценке крупнейших народных выступлений эпохи феодализма и, в частности, к оценке Крестьянской войны 1773—1775 гг.

Суммируя исторический опыт крестьянского движения в России, В.И. Ленин писал, что выступления крестьян были направлены на то, чтобы «смести до основания и казенную церковь, и помещиков, и помещичье правительство, уничтожить все старые формы и распорядки землевладения, расчистить землю, создать на место полицейски-классового государства общежитие свободных и равноправных мелких крестьян». Это «стремление красной нитью проходит через каждый исторический шаг крестьян». Однако он подчеркивал, что крестьянство, «стремясь к новым формам общежития, относилось очень бессознательно, патриархально, по-юродивому, к тому, каково должно быть это общежитие, какой борьбой надо завоевать собе свободу, какие руководители могут быть у него в этой борьбе»⁵⁸. Но и «стихийный элемент», характерный для крестьянских выступлений, представлял, как указывал В.И. Ленин, «в сущности, не что иное, как зачаточную форму сознательности», и что даже «примитивные бунты выражали уже собой некоторое пробуждение сознательности»⁵⁹. Это высказывание применимо к оценке идейной стороны Крестьянской войны 1773—1775 гг. с учетом того, что ей был свойствен более высокий уровень сознательности, нежели «примитивным бунтам» крестьянства.

В.И. Ленин решительно выступал против воззрений Г.В. Плеханова, Н.А. Рожкова и других, которые отрицали, как известно, революционное значение выступлений крестьянства в освободительном движении второй половины XIX — начала XX в., а обращаясь к истории крестьянских восстаний эпохи феодализма, в том числе и Крестьянской войны 1773—1775 гг., говорили об их бесплодности и реакционности⁶⁰. Идею о реакционности крестьянского движения⁶¹ В.И. Ленин называл «чудовищной, идиотской, ренегатской» и «чудовищным извращением марксизма»⁶². Обращаясь к оценке крестьянского движения, В.И. Ленин писал, что «наличность революционных элементов в крестьянстве не подлежит... ни малейшему сомнению», но в то же время указывал на идейную незрелость этого движения: «Мы нисколько не преувеличиваем силы этих элементов, не забываем политической неразвитости и темноты крестьян...»⁶³. Крестьянское движение в новое время отражало, как отмечал В.И. Ленин, «накипевшую ненависть, созревшее стремление к лучшему, желание избавиться от прошлого, — и незрелость мечтательности, политической невоспитанности, революционной мягкотелости»⁶⁴. Эти черты были присущи и Крестьянской войне 1773—1775 гг., но во времена Пугачева не было промышленного пролетариата, который мог бы возглавить освободительное движение, поведя за собой многомиллионные массы крестьянства. В эпоху феодализма, писал Ленин, отмечая историческое значение классовой борьбы крестьянства, «крестьяне не могли объединиться, крестьяне были тогда совсем задавлены темнотой, у крестьян не было помощников и братьев среди городских рабочих, но крестьяне все же боролись, как умели и как могли»⁶⁵.

В середине 1920-х годов, в связи со 150-летием Крестьянской войны, Центрархив СССР по инициативе организатора и руководителя советской исторической науки М.Н. Покровского приступил к изданию многотомной публикации документальных источников по этой теме⁶⁶, предусмотрев издание особого тома, содержащего документы повстанческого лагеря. Подготовка публикации была поручена С.А. Голубцову, видному исследователю истории русского крестьянства. В начале 1926 г. Центрархив СССР выпустил первый том сборника документов «Пугачевщина»⁶⁷, в котором опубликовал 270 документов лагеря восставших, в том числе 28 указов и манифестов Пугачева. В сборник вошли документы, выявленные в VI разряде Госархива, в фондах Оренбургской губернской канцелярии, походной канцелярии генерала П.И. Панина (ныне находятся в ЦГАДА), Секретной экспедиции Военной коллегии, походных канцеляриях генералов А.И. Бибикова, Ф.Ф. Щербатова, П.М. Голицына, канцелярии шефа иррегулярных войск генерала Г.А. Потемкина из Лефортовского архива (ныне ЦГВИА СССР). М.Н. Покровский, автор вступительной статьи к сборнику, справедливо указывал, что появление этой публикации открыло совершенно новую эпоху в изучении Пугачевского движения, что обнародование столь значительного собрания документов повстанческого происхождения поможет пересмотреть наблюдения и выводы дореволюционной историографии, опиравшейся в своих построениях преимущественно на материалы правительственной администрации⁶⁸. И действительно, обращение к документам сборника позволило историкам найти принципиально новый подход к изучению Крестьянской войны 1773—1775 гг., глубже раскрыть ее антикрепостническую направленность, выявить элементы организованности в действиях восставших, показать решающую роль народных масс в развертывании движения.

Издание тома 1 «Пугачевщины» способствовало появлению источниковедческих работ, посвященных указам и манифестам Пугачева⁶⁹. В рецензии на этот сборник А.Н. Филиппов рассмотрел особенности оформления посланий Пугачева, установил признаки их классификации на указы и манифесты, отметил факты заимствования пугачевскими секретарями приемов составления актов верховной власти в правительственных канцеляриях⁷⁰. Более подробное освещение получили эти вопросы в другой работе Л.Н. Филиппова, где, кроме того, значительное внимание уделено методике анализа содержания посланий Пугачева, изучению их в комплексе с параллельными, «сопутствующими» свидетельствами следственных материалов, документов правительственного лагеря и других источников⁷¹.

В статье С.Ф. Елеонского рассмотрено влияние, оказанное на язык, стиль и содержание пугачевских документов как со стороны памятников народного фольклора (сказы, песни, предания и т. д.), так и со стороны правительственной документации⁷². Эти же вопросы (но в основном по языковому материалу рескриптов Пугачева) освещаются в работе А.В. Голуба⁷³. Язык, стиль и содержание повстанческих документов на татарском языке — предмет исследования В. Забирова, в котором рассмотрены с этой стороны манифесты Пугачева от 1 октября и 3 декабря 1773 г. и именной указ от 13 июня 1774 года. Проблема эта затрагивается и в статье С.Х. Алишева⁷⁴.

Анализу идейного содержания посланий Пугачева посвящена статья Г.П. Макогоненко, в которой эти документы рассматриваются как памятники народной публицистической литературы, оказавшие влияние на формирование антикрепостнической идеологии в конце XVIII — первой половине XIX в.⁷⁵ Отражение в манифестах и указах Пугачева идейной стороны Крестьянской войны 1773—1775 гг. — тема, затрагивающаяся в работах академика Л.В. Черепнина⁷⁶, а также в исследованиях А.И. Андрущенко⁷⁷, М.Т. Белявского⁷⁸, В.И. Буганова⁷⁹, В.В. Мавродина⁸⁰, М.А. Рахматуллина и П.Г. Рындзюнского⁸¹, Р.В. Филиппова⁸² и др.

В последние годы был опубликован ряд статей чисто источниковедческого характера. В работе В.М. Панеяха рассмотрено происхождение различных редакций переводов с татарского языка на русский манифестов Пугачева в Башкирию от 1 октября 1773 г.⁸³ Л.Д. Рысляев установил датировку двух манифестов Пугачева, адресованных казакам Донского войска (15 и 21 августа 1774 г.) и попытался реконструировать содержание указа Пугачева к жителям г. Саратова (6 августа 1774 г.)⁸⁴. Б.Г. Литвак раскрыл значение анализа формуляров указов Пугачева для изучения эволюции их идейного содержания, процесса их постепенной радикализации⁸⁵.

Ряд источниковедческих работ о манифестах и указах Пугачева написан автором этих строк и использован им при подготовке данной монографии⁸⁶

Вопросы, касающиеся идейной позиции руководителей и участников Крестьянской войны 1773—1775 гг., получили освещение в современных работах представителей зарубежной буржуазной историографии⁸⁷. Для большинства этих работ характерны негативные оценки Пугачевского движения в истории освободительного движения России и тесно связанное с такими оценками отрицание прогрессивных начал в идейных представлениях и высказываниях участников Крестьянской войны, в содержании посланий Пугачева и его атаманов. К числу такого рода работ принадлежат исследования американских ученых М. Раева («Пугачевское восстание»), Дж. Александера («Самодержавная политика в национальном кризисе. Русское императорское правительство и Пугачевское восстание» и «Император казаков. Пугачев и восстание 1773—1775 гг.»)⁸⁸, книга французского историка П. Паскаля («Восстание Пугачева»)⁸⁹, работа западногерманской исследовательницы Д. Петерс («Политические и общественные представления в повстанческом движении под руководством Пугачева»)⁹⁰.

Таковы теоретические и историографические аспекты проблемы, отраженные в отечественной и зарубежной литературе, учтенные при написании данной монографии.

Цели и задачи исследования определили структуру книги. В первой ее части дано источниковедческое исследование сохранившихся указов и манифестов Пугачева. Вторая часть посвящена реконструкции содержания утраченных рескриптов предводителя восстания. Принимая во внимание то, что в ходе Крестьянской войны социальная политика ставки Пугачева, отражаемая его посланиями, претерпела существенную эволюцию, шедшую в направлении последовательного и более полного учета требований крестьянства, автор избрал хронологический принцип изложения материала в соответствии с общепринятой периодизацией Пугачевского движения.

Примечания

1. Послания Пугачева, обращенные к нерусским народам Урала, Приуралья и Поволжья, отражают, помимо названных требований, и национальные интересы этих народов.

2. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Л., 1966, т. 2, с. 413—443.

3. Буганов В.И. Об идеологии участников крестьянских войн в России. — Вопросы истории, 1974, № 1, с. 44—60; Он же. Об идеологии участников Крестьянской войны 1773—1775 годов. — В кн.: Героические страницы истории народов нашей Родины: Докл. Всесоюз. науч. конф., посвященной 200-летию Крестьянской войны 1773—1775 гг. в России под руководством Е.И. Пугачева. Челябинск, 1976, с. 35—50.

4. Матвиевский П.Е. Типические черты примитивного демократизма в быту и сознании крестьянства XVII—XVIII веков. — Там же, с. 51—62.

5. Черепнин Л.В. Крестьянские войны в России в период феодализма. К 200-летию начала восстания крестьян под водительством Е.И. Пугачева. — Коммунист. 1973, № 13, с. 85—86; Он же. Об изучении крестьянских войн в России XVII—XVIII вв. (К итогам проблемы). — В кн.: Крестьянские войны в России XVII—XVIII веков: проблемы, поиски, решения. М., 1974, с. 9. 16—17: Он же. Крестьянская война под предводительством Е.И. Пугачева. (Причины и характер). — В кн.: Героические страницы истории народов нашей Родины, с. 17—20.

6. В это число не входят их копийные и дублетные экземпляры.

7. Овчинников Р.В. Документы штаба Е.И. Пугачева, повстанческих властей и учреждений. — Советские архивы, 1973, № 4, с. 68—69.

8. Теоретические и методические вопросы этой проблемы изложены в работе: Овчинников Р.В. Из опыта реконструкции утраченных документов (на примере указов и манифестов Е.И. Пугачева). — В кн.: Источниковедение отечественной истории: Сб. статей. 1975. М., 1976, с. 222—247.

9. Черепнин Л.В. Крестьянская война под предводительством Е.И. Пугачева..., с. 5—6.

10. Документы ставки Е.И. Пугачева, повстанческих властей и учреждений. 1773—1774 гг. М., 1975.

11. Пугачевщина. М.; Л., 1926. Т. 1. Из архива Пугачева (манифесты, указы и переписка).

12. Допрос Емельяна Пугачева в Тайной экспедиции в Москве в 1774—1775 гг. — Красный архив, 1935, № 69/70; Следствие и суд над Е.И. Пугачевым. — Вопросы истории, 1966, № 3/5, 7, 9.

13. Пугачевщина. М.; Л., 1929. Т. 2. Из следственных материалов и официальной переписки; Допрос пугачевского атамана А. Хлопуши. — Красный архив, 1935, № 68; Сподвижники Пугачева свидетельствуют (допросы А.П. Перфильева и Б. Идеркеева). — Вопросы истории, 1973, № 8.

14. Бумаги императрицы Екатерины II. — Сборник Русского исторического общества. СПб., 1874 (далее: Сборник РИО), т. 13; Письма государыни императрицы Екатерины II к князю М.Н. Волконскому. — В кн.: Осмнадцатый век. М., 1869, кн. 1; Бумаги графа П.И. Панина о Пугачевском бунте. — Сборник РИО, 1871, т. 6; Екатерина II и Пугачевщина. — Русская старина, 1875, № 5 и другие публикации.

15. Грот Я.К. Материалы для истории Пугачевского бунта. Бумаги Кара и Бибикова. — Записки имп. Академии наук. СПб., 1862, т. 1, прил. № 4; Он же. Материалы для истории Пугачевского бунта. Переписка императрицы Екатерины II с графом П.И. Паниным. — Там же, 1863, т. 3, прил. № 4; П.С. Потемкин во время Пугачевщины. — Русская старина, 1870, т. 2 и другие публикации.

16. Архив Государственного совета. СПб., 1869, т. 1, ч. 1.

17. «Хроника» П.И. Рычкова. — В кн.: Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 17-ти т. М.; Л., 1938, т. 9, кн. 1, с. 206—367; Записки оренбургских священников И. Осипова, И.С. Полянского, полковника М.Н. Пекарского. — Там же. М.; Л., 1940, кн. 2, с. 551—578, 579—598, 598—616 и др.

18. Восстание Емельяна Пугачева. Л., 1935; Дон и Нижнее Поволжье в период Крестьянской войны 1773—1775 годов. Ростов, 1961; Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева в Чувашии. Чебоксары, 1972; Крестьянская война 1773—1775 гг. в России: Док. из собр. Гос. ист. музея. М., 1973; Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева в Удмуртии. Ижевск, 1974; Крестьянская война 1773—1775 гг. на территории Башкирии. Уфа, 1975.

19. ЦГАДА, ф. 6, д. 423, 485—487, 490, ч. 1—2, 496—501, 503.

20. Там же, д. 493, 494, 504, ч. 1—6 и др.

21. Там же, д. 627, ч. 1—12.

22. Там же, д. 592—659.

23. Там же, д. 415—422, 424—443, 445—484, 505—514. В VI разряде находятся также материалы судебного процесса по делу Пугачева и его соратников (там же, д. 515), сообщающие цепные биографические сведения об этих лицах.

24. ЦГАДА, ф. 7, д. 2043, 2374—2378, 2382, 2389—2391 и др.

25. Там же, ф. 349, д. 7142—7425.

26. Там же, ф. 1100, д. 2—14.

27. Там же, ф. 1274, д. 171—211.

28. ГВЛ, ОР, ф. 222, д. 7, 8.

29. ЦГВИА, ф. 20, оп. 47, д. 1230—1234.

30. Там же, д. 1235—1240.

31. Там же, ф. 52, д. 52, 61, 73, 93 и др.

32. Там же, ф. 8, оп. 94, д. 21, 139, 140, 202, 2636 и др.

33. Там же, ф. ВУА, д. 143. Документы этого дела дублируют и дополняют материалы Кабинета Екатерины II, находящиеся в VI разряде Госархива ЦГАДА (см. выше).

34. ЦГВИА, ф. 249, д. 1.

35. ГИМ, ОПИ, ф. 1, д. 100.

36. ЦГИА СССР, ф. 1409, оп. 343/1082, д. 2.

37. ГПБ, ОР, F. IV. 668, ч. II (Бумаги Г.Р. Державина).

38. Там же, д. 8—10.

39. Государственный архив Саратовской области, ф. 407, оп. 2, д. 1314—1375.

40. Там же, д. 1775.

41. Государственный архив Свердловской области, ф. 24, оп. 1, д. 2133, 2184, 2193, 2202; оп. 12, д. 3126; ф. 34, оп. 1, д. 249 и др.

42. Пушкин А.С. Полн. собр. соч., т. 9, кн. 2, с. 630, 680—688, 774. В бумагах Пушкина сохранился также оригинал указа Пугачева полковнику Бахтиару Канкаеву (там же, с. 689). См. также: Овчинников Р.В. Пугачевские бумаги в архивных тетрадях А.С. Пушкина. — В кн.: Археографический ежегодник за 1962 год. М., 1963, с. 304—311.

43. Пушкин А.С. Полн. собр. соч., 1948, т. 8, кн. 1, с. 317.

44. Там же, т. 9, кн. 1, с. 68—69.

45. Там же, с. 375—376.

46. Там же, с. 104. Документ был напечатан лишь благодаря тому, что примечания к «Истории Пугачева» не проходили цензуру Николая I.

47. Мордовцев Д.Л. Политические движения русского народа. СПб., 1871, т. 1, с. 275—276, 329—330. Эти же документы изданы Л.Н. Майковым в журнале «Русский архив» (1870, кн. 2, с. 291—294), а позднее и М.Н. Галкиным-Враским (там же, 1873, № 4, с. 451).

48. Военный сборник, 1869, № 5, с. 10, 19; № 6, с. 174. В очерке «Действия Бибикова в Пугачевщине» Анучин напечатал указ Пугачева приказчику Кано-Никольского завода Н.П. Сорокину (Русский вестник, 1872, № 6, с. 491).

49. Записки имп. Академии наук. СПб., 1875, т. 25, прил. № 4, с. 53.

50. Русская старина, 1875, № 6, с. 273; № 7, с. 441.

51. Дубровин Н.Ф. Пугачев и его сообщники. СПб., 1884, т. 2, с. 1—2, 14, 18, 39—40, 47, 73—74, 77, 90, 112—113, 188—189; т. 3, с. 53, 112, 122—123, 215, 216, 221—222, 225—226.

52. Дубровин И.Ф. Указ. соч., т. 2, с. 77—78, 176.

53. Ныне материалы этого собрания находятся в ЦГАДА (ф. 6, д. 627, ч. 1—12).

54. Дмитриев-Мамонов А.И. Пугачевский бунт в Зауралье и Сибири. СПб., 1907, с. 9, 11, 40—41, 57.

55. Семевский В.И. Крестьяне в царствование Екатерины II. СПб., 1881, т. 1, с. 377—386; Он же. Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX в. СПб., 1888, т. 1, с. 178—179 и др.

56. Фирсов Н.Н. Пугачевщина. Опыт социально-психологической характеристики. СПб., 1908, с. 115—128, 142—143 и др.

57. Семевский В.И. Крестьяне в царствование Екатерины II, т. 1, с. 330.

58. Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 17, с. 211.

59. Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 6, с. 29—30.

60. Мавродин В.В. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева. Л., 1960, т. 1, с. 124—127, 140—141; Буганов В.И. Об идеологии участников крестьянских войн в России. — Вопросы истории, 1974, № 1, с. 47.

61. Подобную идею разделяли и некоторые представители либерально-народнической историографии, например Н.Н. Фирсов.

62. Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 47, с. 229.

63. Ленин В.И. Поли, собр, соч., т. 4, с. 228—229.

64. Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 17, с. 212.

65. Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 7, с. 194.

66. Пугачевщина, 1926, т. 1; 1929, т. 2; 1931, т. 3.

67. Пугачевщина, т. 1. Годом ранее, в 1925 г., С.А. Голубцов в № 8 «Красного архива» напечатал подборку указов Пугачева и повстанческой Военной коллегии (указы Пугачева от 17 сентября и 3 декабря 1773 г., от 3 марта и 15 августа 1774 г.; указ Военной коллегии от 5 июня 1774 г. «главному полковнику» Канзафару Усаеву).

68. Пугачевщина, т. 1, с. 3—13.

69. Отдельные источниковедческие наблюдения относительно происхождения этих памятников нашли место в комментариях С.А. Голубцова к «Пугачевщине» (т. 1, с. 223—233).

70. Северная Азия, 1926, № 5/6, с. 172—175.

71. Филиппов А. Я. Новые материалы по истории Пугачевского движения. — Учен. зап. Ин-та истории РАНИОН, М., 1929, т. 4, с. 181—193.

72. Елеонский С.Ф. Пугачевские указы и манифесты как памятники литературы. — В кн.: Художественный фольклор. М., 1929, т. 4/5, с. 67—69 и сл.

73. Голуб А.В. Язык указов Пугачева: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1950, с. 3—9 и сл.

74. Забиров В. Новые источники об участии националов в Пугачевщине. — В кн.: Проблемы источниковедения. М.; Л., 1933, вып. 1, с. 22—49; Алишев С.Х. Документы повстанцев Крестьянской войны 1773—1775 годов на татарском языке. — Советские архивы, 1973, № 5, с. 62—67.

75. Макогоненко Г.П. Народная публицистика XVIII века. — В кн.: Русская проза XVIII века. М.; Л., 1950, т. 1, с. 198—206 и сл.

76. Черепнин Л.В. Крестьянские войны в России периода феодализма. К 200-летшо начала восстания крестьян под водительством Е.И. Пугачева, с. 79—81, 83—88; Он же. Крестьянская война под предводительством Е.И. Пугачева..., с. 5—24.

77. Андрущенко А.И. Первые призывы повстанцев Крестьянской войны 1773—1775 гг. К вопросу об идеологии восстания. — В кн.: Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. М., 1963, с. 336—341; Он же. Крестьянская война 1773—1775 гг. на Яике, в Приуралье, на Урале и в Сибири. М., 1969, с. 93—129.

78. Белявский М.Т. Первый этап Крестьянской войны 1773—1775 годов и его особенности. — История СССР, 1975, № 1, с. 60—69; Он же. Некоторые итоги изучения идеологии участников Крестьянской войны 1773—1775 гг. в России. — Вестник МГУ. Сер. 8, История, 1978, № 3, с. 34—36.

79. Буганов В.И. Об идеологии участников крестьянских войн в России, с. 44—60; Он же. Об идеологии участников Крестьянской войны 1773—1775 годов, с. 35—50.

80. Мавродин В.В. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева. Л., 1961. Т. 1; Он же. Крестьянская война в России в 1773—1775 гг. К 200-летию. — Вопросы истории, 1973, № 9, с. 64—77 и др.

81. Рындзюнский П.Г., Рахматуллин М.А. Некоторые итоги изучения Крестьянской войны в России 1773—1775 гг. — История СССР, 1972, № 2, с. 71—88; Рахматуллин М.А. Крестьянская война в России 1773—1775 годов. — История СССР, 1973, № 6, с. 35—53.

82. Филиппов Р.В. О некоторых проблемах идеологии Крестьянской войны 1773—1775 гг. — В кн.: Участие народов в Крестьянской войне: Тез. докл. на Всесоюз. науч. конф. Уфа, 1974, с. 20—23.

83. Панеях В.М. О степени участия народностей Башкирии в Крестьянской войне 1773—1775 годов на первом ее этапе. — Учен. зап. Перм. гос. ун-та им. А.М. Горького, 1966, № 158, с. 50—59.

84. Рысляев Л.Д. Восстановление содержания саратовского указа Пугачева и датировка двух его указов к донским казакам. — Учен. зап. Псков. гос. пед. ин-та им. С.М. Кирова, 1964, вып. 23, с. 71—88.

85. Литвак Б.Г. Об изучении документов предводителей крестьянских восстаний. — В кн.: Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. Вильнюс, 1974, с. 22—28.

86. Овчинников Р.В. Обзор печатей на документах Е.И. Пугачева, его Военной коллегии и атаманов. — В кн.: Вопросы социально-экономической истории и источниковедения эпохи феодализма в России: Сб. статей к 70-летию А.А. Новосельского. М., 1961, с. 328—335; Он же. Немецкий указ Е.И. Пугачева. — Вопросы истории, 1969, № 12, с. 133—141; Он же. Именной указ Е.И. Пугачева башкирскому походному старшине Адылу Ашменеву. — История СССР, 1972, № 2, с. 121—125; Он же. Документы штаба Е.И. Пугачева, повстанческих властей и учреждений, с. 67—75; Он же. История разработки июльского манифеста Е.И. Пугачева (1774 г.). — В кн.: Вопросы социально-экономической и политической истории Среднего Поволжья и Приуралья периода феодализма: Тез. докл. науч. сессии. Чебоксары, 1973, с. 69—71; Он же. Из опыта изучения и реконструкции документов Военной коллегии Е.И. Пугачева. — В кн.: Крестьянские войны в России XVII—XVIII веков: проблемы, поиски, решения. М., 1974, с. 72—97; Он же. Из опыта реконструкции утраченных документов (на примере указов и манифестов Е.И. Пугачева), с. 222—247. Источниковедческие наблюдения над указами и манифестами Пугачева нашли отражение в предисловии и комментариях автора этих строк в сборнике «Документы ставки Пугачева, повстанческих властей и учреждений. 1773—1774». (М., 1975, с. 3—14, 371—392).

87. Зарубежная историография предшествующего времени рассмотрена в кн.: Мавродин В.В. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева, т. 1, с. 261—282.

88. Raeff M. Pugachev's Rebellion. — Preconditions of revolution in early modern Europe. Baltimore and London, 1970; Alexander J.T. Autocratic Politics in a National Crisis. The Imperial Russian Government and Pugachev's Revolt (1773—1775). Bloomington—London, Indiana univ. press, 1969; Idem. Emperor of the Cossacks. Pugachev and the Frontier Jacquerie 1773—1775. Coronado Press. Kansas, 1973; Оценку этих работ см.: Овчинников Р.В., Троицкий С.М. Новейшая американская историография Крестьянской войны под предводительством Е.И. Пугачева. — История СССР, 1974, № 5, с. 173—190.

89. Pascal P. La révolte de Pougatchev. Paris, 1971. Об этой работе см.: Черепнин Л.В. Крестьянская война под предводительством Е.И. Пугачева..., с. 24.

90. Peters D. Politische und gesellschaftliche Vorstellungen in der Aufstandsbewegung under Pugacev (1773—1775). Wiesbaden, 1973. См. рецензию Л.В. Волкова на книгу Д. Петерс (Вопросы истории, 1977, № 9, с. 199—203), а также рецензию Е. Доннерта (ГДР) в журнале «Zeitschrift für Slawistik» (Berlin, 1978, Band XXIII, Heft 2, S. 285—288).