На телеканале «БСТ» показывают торжества в Салаватском районе, посвященные 250-летию земляка. Вот кусочек театрализованного представления, в котором братаются ряженые Салават и Пугачев. Императрицу тоже не забыли...
«Екатерина II» зловещим голосом: «Всех участников казнить! Повесить! Сажать на кол! Повесить за ребра!»...
Телекамера скользит по зрителям и останавливается на заплаканной девушке... Счастливый голос за кадром: «Историко-культурный праздник несомненно удался»!
Казалось бы — всего на всего театрализованное представление, но как наглядно вбивается в головы образ жестокой императрицы. Герою нужен антигерой, то есть злодей. Бедная девушка — ей, и многим другим никто не может сказать подлинных слов государыни, писавшей генералу Бибикову, чтоб не допускал жестокого обращения с пленными пугачевцами: «Пожалуй, прикажите Секретной комиссии осторожно быть в разборе и наказании людей»1.
Сказано в разгаре бунта!
Она же наставляет в другом письме: «Пожалуй, помогайте всем внушить умеренность как в числе, так и казни преступников»2.
А после прекращения боевых действий Екатерина напишет: «Преступление сих людей произошли больше по легковерию и невежеству, ибо безрассудная их стремительность других важных предметов не имела, как только одни мечтательные выгоды, коими они были обольщены. И потому я весьма удалена, чтобы делать кровопролитие»3.
Поразительный контраст, не правда ли?
Главный подвиг Пугачева — сожжение Казани. На следующий день его разношерстная армия была разбита. В плен попали по разным оценкам от 5 до 10 тысяч человек. У императрицы были все основания казнить мятежников, как это в свое время сделал Петр I, уничтоживший фактически всех участников Стрелецкого бунта 1698 года. Но власть проявила неслыханную гуманность (это после грабежей, убийств, поджога Казани), отпустив большинство пленных. Даже не выпоров!4
Да, то наказание, которому подвергся Салават и его отец, в наши дни выглядит жестоким. И это особенно выпячивается. Кнут, клейма, вырезание ноздрей..., но с другой стороны — им была сохранена жизнь, а у многих они ее отняли...
Современникам приговоры казались слишком слабыми. Например, в культурно-европейской Польше, в то же самое время происходил свой бунт, так там предводителя мятежников приговорили к страшной мучительной казни: с казака Гонты сняли кожу. С живого. Но не сразу, а постепенно, по лоскуту в день — и так на протяжении двух недель...
Каторга — тяжелое, страшно звучащее слово; воображение сразу рисует мрачную безысходность, адский труд и невыносимые условия жизни. Холод, голод, болезни — все в нем. И в этом большая заслуга советской пропагандистской машины, которая клеймила царизм, скрывая свои лагеря. В 1946 году писатель Варлаам Шаламов получил новый срок за то, что назвал Колыму «Освенцимом без газовых камер и крематориев». Выйдя на волю инвалидом, он скажет: «Нерчинская каторга декабристов, где правительству как-то не пришло в голову морить арестантов голодом, была санаторием по сравнению с советской каторгой».
В «Архипелаге ГУЛАГ» Солженицын описал как целые этапы заключенных уходили в землю в течение одного года... Но Салават и другие участники бунта проживут на царской каторге по четверть века! Юлаю, отцу Салавата, будет под семьдесят, когда его имя исчезнет из списков арестантов — на воле не каждый столько протянет.
Сохранились ценные воспоминания одного офицера, служившего не где-нибудь, а в том самом Рогервирке, куда позже будет сослан Салават. Казармы каторжан поручику Болотову показались средневековым ремесленным кварталом: «Большая часть из них рукоделиями своими питаются и наживают великия деньги, а не менее того наживались и богатились определенные к ним командиры... Те, которые имели более достатка, пользовались и тут некоторыми множайшими пред другими выгодами: они имели на нарах собственныя свои отгородки и изрядныя каморочки и по благосклонности командиров не хаживали никогда на работу»5.
Однажды молодой офицер, находясь в казарме, заметил, «что сидящий на верхних нарах каторжный сбрасывает на него вшей». Болотов пишет о своих подопечных, бегавших в самоволки: они, благодаря «великим выдумкам, хитростям и пронырству находили возможность бывать на окрестных хуторах»6.
Никогда не думал, что служба в армии так похожа на царскую каторгу...
За время пребывания там Салавата местные власти дважды сообщали в столицу о том, что им нечем занять арестантов. Ему не пришлось потеть в каменоломнях с кайлом или тачкой, так как работы по сооружению портовой дамбы были прекращены еще до его прибытия. Из резолюции Сената: «Работу остановить, а каторжных сделать рассмотрение, дабы они праздны не были»7.
Потомки будут критиковать Екатерину II за мягкость. В Центральном государственном историческом архиве республики хранится газета «Уфимские губернские ведомости». Автор рубрики «Фельетон», сопоставляя подвиги Салавата и Юлая с их наказанием, иронизирует над екатерининским правосудием: «Нельзя не удивляться осторожности тайной экспедиции в произнесении окончательного приговора над виновными и, особенно, над Салаватом»8.
Примечания
1. Начало и характер Пугачевщины // Русский вестник. 1865. № 57. С.
2. Анисимов Е. Указ. соч. С. 482.
3. Дубровин Н. Пугачев и его сообщники. СПб., 1884. Т. 3. С. 318.
4. Анисимов Е. Указ. соч. С. 514.
5. Анисимов Е. Указ. соч. С. 659.
6. Салават-батыр. Навечно в памяти народной. 2004. С. 331.
7. Сидоров В. Был героем Салават. С. 53.
8. Уфимские губернские ведомости. 1904. 4 июля.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |