Вернуться к В.И. Лесин. Силуэты русского бунта

По пути на Оренбург

Когда Пугачев оставил Усиху, в опустевший лагерь на берегу реки приехал посланец казахского хана Нуралы. 18 сентября он догнал мятежников.

— Кто ты и зачем прислан ко мне? — спросил Емельян.

— Я, мулла Забир, прислан ханом Нуралы с подарками для белого царя.

— Случалось ли тебе видеть императора Петра Федоровича?

— Да, я бывал в Москве и Петербурге.

— Узнаешь ли меня? — поинтересовался самозванец.

— Как не узнать! Ты — государь.

Чтобы развеять сомнения о своем «состоянии», Пугачев приказал написать хану Нуралы письмо и потребовать от него хотя бы двести человек.

Хан не прислал своих людей: Забиру действительно случалось видеть настоящего Петра Федоровича. Не случайно после его возвращения Нуралы заявил о своей верности русской императрице и готовности казахов оказать помощь правительственным войскам в борьбе с повстанцами. Однако прилюдное признание сыграло большую роль: авторитет самозванца вырос и вызвал приток к нему солдат и казаков из гарнизонов ближних крепостей.

К вечеру того же дня Пугачев пришел на Бударинский форпост. До Яицкого городка осталось пять верст. А в нем — сильный гарнизон. Стремясь избежать столкновения, «государь» отправил в крепость свой именной указ:

«Войскам яицкого коменданта, казакам, всем служивым и всякого звания людям мое повеление: как деды и отцы ваши служили предкам моим, так и мне послужите... и за то будете жалованы крестом и бородою, реками и морями, денежным жалованьем и всякою вольностью. Повеление мое исполняйте и с усердием меня, великого государя, встречайте, а если будете противиться, то восчувствуете как от Бога, так и от меня гнев...»

Указ попал в руки капитана Андрея Крылова, который скрыл его от казаков. В ответ на это пятьдесят человек покинули гарнизон Яицкого городка и ускакали к «великому государю Петру Федоровичу». Некоторые из них, в том числе Дмитрий Лысов, Яков Почиталин, Андрей Овчинников, Кузьма Фофанов и другие, вошли в ближайшее окружение самозванца.

В тот же день к самозванцу присоединился отряд в сто казаков во главе со старшиной Андреем Витошновым, высланным подполковником Иваном Симоновым против повстанцев. 19 сентября у Емельяна Пугачева было уже пятьсот человек.

Не сумев овладеть Яицким городком, пугачевцы двинулись вверх по реке. Остановились у озера Белые Берега. Созвали первый казачий круг. Атаманом выбрали Андрея Овчинникова. Полковником стал Дмитрий Лысов. Нашлись достойные люди и на должности есаулов, сотников, хорунжих.

Там же, на берегу озера, каждый принял присягу, составленную по поручению «государя» сержантом-дворянином Дмитрием Кальминским, избежавшим виселицы ценой предательства. Вот ее текст:

«Я... обещаюсь и клянусь всемогущим Богом перед святым Его Евангелием, что хочу и должен всепресветлейшему, державнейшему, великому государю императору Петру Федоровичу служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови, в чем да поможет мне Господь Бог всемогущий».

Присягу зачитали казакам, и они приняли ее с восторгом:

— Готовы, надежа-государь, служить тебе верою и правдою.

Пугачев шел, не встречая сопротивления. Казаки и солдаты переходили на сторону восставших, гарнизоны и жители крепостей встречали их хлебом-солью, колокольным звоном. Бунтовщики овладели Гниловским, Рубежным, Герванцовским, Кирсановским, Иртекским, Кондуровским, Студеным и Мухрановским форпостами.

Утром 21 сентября мятежники вступили в Илецкий городок. Повесили атамана. Три дня пили, празднуя победу. Потом двинулись на Рассыпную, а из нее на Нижне-Озерную крепость.

Комендант Нижне-Озерной майор Харлов, отправив красавицу жену в Татищеву крепость, стал готовиться к обороне. Но казаки изменили ему и ушли навстречу самозванцу. На рассвете 26 сентября показались пугачевцы. Молодой офицер приказал стрелять. Однако солдаты не слушали его. Он сам схватил фитиль, выпалил из одной пушки, кинулся к другой...

— Берегись, государь, — сказал Пугачеву казак, — не ровен час, убьют из пушки.

— Старый ты человек, — ответил самозванец, — разве пушки льют на царей?

Между тем мятежники ворвались в крепость и бросились на единственного ее защитника. К самозванцу «привели Харлова, обезумленного от ран и истекающего кровью. Глаз, вышибленный копьем, висел у него на щеке. Пугачев велел его казнить и с ним прапорщиков Фигнера и Кабалерова, одного писаря и татарина... Ни один из страдальцев не оказал малодушия».

На другой день самозванец подошел к Татищевой крепости. Небольшой разведывательный отряд, высланный навстречу мятежникам, был смят, а шестьсот оренбургских казаков под командованием Тимофея Подурова перешли на сторону восставших. Победителям достались большие трофеи: тринадцать пушек, много ядер, пороха, провианта, вина, соли, одежды.

Татищевские начальники оказались в руках самозванца. Их судьба была ужасна: бригадиру Билову отрубили голову; с коменданта Елагина, человека тучного, содрали кожу; злодеи вынули из него сало и стали мазать им свои раны; его жену развалили на части; дочь, накануне овдовевшую Харлову, Пугачев, пораженный красотою молодой женщины, сделал своей наложницей и даже пощадил ее семилетнего брата; всех офицеров гарнизона повесили.

Позднее Пугачев передал Харлову своим сообщникам, а те, натешившись вдоволь, расстреляли ее вместе с братом. Раненные, они доползли друг до друга и обнялись. «Тела их, брошенные в кусты, оставались долго в том же положении».

Пылали дворянские гнезда. Раскачивались на веревках помещики и коменданты, повешенные мятежниками. Кровавый пир шумел на просторах Южного Урала.

Повстанцы приближались к Оренбургу. Губернатор Иван Андреевич Рейнсдорп приказал вернуть людей из отлучек и готовиться к обороне. Чтобы не вызвать паники, он дал бал по случаю годовщины коронации Екатерины II. Свою помощь предложил ему казахский хан Нуралы. Это вселило уверенность в генерал-поручика. Он пообещал награду за поимку Пугачева.

Просидев в Татищевой три дня, самозванец двинулся дальше и овладел без единого выстрела Чернореченской крепостью, от которой до Оренбурга — рукой подать, всего двадцать восемь верст. Губернский город в представлении казаков был средоточием зла, из него на них наступало «регулярство». И взять его следовало непременно.

Поспеши Пугачев к Оренбургу — и он пал бы перед повстанцами, «ибо городские валы и рвы его были в таком состоянии, — свидетельствует современник, — что во многих местах без всякого затруднения на лошадях верхом выезжать можно было». То ли Емельян Иванович не знал об этом, то ли переоценил силы гарнизона, но на штурм сразу не решился, потерял еще неделю, увлекшись захватом ничтожных крепостей и форпостов. Правда, при этом росла численность его войска, расширялась территория казачьего царства. Однако главную свою победу он упустил.

В первых числах октября повстанцы вошли в Сиитовскую слободу, населенную татарами, которые устроили им пышную встречу; без боя взяли Сакмарский городок и Пречистенскую крепость. Пугачев обращается с манифестами к казакам, солдатам, башкирам, калмыкам, казахам. Обещает все: землю, воду, леса, рыбные ловли, пропитание, денежное жалованье, каждому свою веру. И неограниченную свободу: «Будьте подобны степным зверям!» В то же время он грозит покарать тех, кто будет оказывать ему сопротивление и не признает в нем государя Петра Федоровича.

Пока Емельян Иванович «преклонял» под свою власть окрестности Оренбурга, губернатор Иван Андреевич готовил город к обороне: приводил в порядок артиллерию, расставлял пушки на крепостном валу, чистил ров, заделывал провалы в стенах, выселял ненадежных людей, в частности пленных польских конфедератов.

5 октября войско Пугачева подошло к Оренбургу. Началась осада города, затянувшаяся без малого на шесть месяцев.