В начале 1991 г., работая в Центральном государственном архиве Башкирии, я обратил внимание на письмо, написанное на бланке представителя Башкирской Автономной Советской Социалистической Республики при Президиуме ВЦИК от 21 декабря 1926 г. Адресовано оно было в Башнаркомпрос:
«При этом препровождается заявление скульптора Фрих-Хара с просьбой о высылке его скульптуры «Салават» для помещения на имеющей быть 3-й Международной выставке декоративных искусств в Монце-Милане. Представительство ознакомилось с имеющимся у него на руках предложением Комитета Отдела СССР 3-й Международной выставки выступить со своими произведениями, но для этого он должен дать к указанному им 29-ому декабря с. г. свое согласие и указать выставляемые им экспонаты. В числе его произведений «Салават» считается лучшим, поэтому он и стремится его представить на выставку. Со своей стороны Правительство полагает: участие на выставке «Салавата» даст ему большую ценность во всех отношениях.
Врид Представителя АБССР при Президиуме ВЦИК (Беляков).
Секретарь (Сафонов)».
Здесь же указывался московский адрес Фрих-Хара. Приложенное к письму заявление скульптора представляло большой интерес.
«В Наркомпрос Башкирской АСС Республики и в Представительство Башкирской АССР при Президиуме ВЦИК от скульптора Фрих-Хара
Заявление
С мая по октябрь 1927 года состоится 3-я Международная выставка декоративных искусств в Монце-Милане, на которой СССР примет участие.
Организация выступления СССР на названной выставке поручена образованному при Государственной Академии художественных наук Комитету отдела СССР 3-й Международной выставки декоративных искусств в Монце-Милане. Мне от Комитета последовало предложение принять участие на этой выставке в отделе СССР со своими экспонатами декоративной скульптуры. В числе своих экспонатов я хотел бы выставить и свое произведение «Салават», что приветствуется и Академией художественных наук, с которой по этому поводу я уже советовался. Со своей стороны я нахожу, что, поместив на выставке скульптуру «Салават», этим самым башкирский народ будет впервые представлен в искусстве международного значения, а также я надеюсь, что это послужит фактором в смысле сближения Башкирии с заграницей в культурном отношении.
Выставка имеет целью представить декоративные искусства в наиболее характерных образцах при непременном условии высокого художественного уровня экспонатов и поэтому круг участников и экспонатов будет чрезвычайно ограничен.
Я надеюсь, что Башнаркомпрос, учтя важность такого случая, не откажет принять участие в выставке моей скульптуры «Салават», что по моим расчетам «Салават» приобретет международную известность и тем самым он будет значительно ценнее.
Ввиду крайне ограниченного времени для дачи согласия Академии не позднее 29-го декабря с. г., прошу вас телеграфно сообщить ваше согласие в адрес Башпредства.
Что касается доставки скульптуры, то она должна быть произведена с таким расчетом, чтобы могла прибыть в Москву не позднее 10-го января.
За целостность экспоната Академия полностью отвечает той суммой, которой вы оцените его, каковую поэтому просим сообщить мне при своем уведомлении для страховки.
Еще раз убедительно прошу вас о немедленном ответе.
21 декабря 1926 года
гор. Москва.
И. Фрих-Хар
(подпись)».
Признаюсь, что я хотя и занимался Салаватом Юлаевым, никогда не слышал ни о Фрих-Харе, ни о созданном им бюсте Салавата, ни о том, что эта работа еще в 20-е годы экспонировалась на выставке за границей.
Вернемся, однако, в 20-е годы. В Уфе очень оперативно отреагировали на письмо из Москвы. Уже через день (28 декабря 1926 г.) в адрес Башпредставительства была отправлена телеграмма, в которой сообщалось, что скульптура высылается, а вскоре это было подтверждено письмом.
«В Башпредство (Москва, Чистопрудный Бульвар, 19).
Согласие БНКП на высылку скульптуры «Салават» в Москву для помещения на выставке в Монце-Милане вам было сообщено по телеграфу 28 декабря 26 года. Скульптура выслана по адресу Академии художественных наук (Москва, ул. Кропоткина, 32) 31 декабря 1926 г. Расход по отправке (в сумме 26 руб. 41 коп.) оплачен из сумм, полученных заимообразно, а потому подлежит восстановлению Академией художественных наук или скульптором т. Фрих-Харом, что просим вас выяснить на месте, и переведен Акцентру БНКП, счет будет выслан по получении указанной суммы.
Скульптура «Салават» оценена БНКП в одну тысячу рублей (1000 руб.).
Акцентр БНКП ставит вас в известность, что, давая свое согласие на помещение скульптуры «Салават» на выставке в Монце-Милане, он не сможет принять на себя никаких расходов, связанных с пересылкой скульптуры на место назначения и обратно: сметой БНКП подобные расходы не предусмотрены.
К сему прилагается квитанция «Совторгфлота» в приеме багажа для доставки в Москву (№ 65437—977).
Приложение: упомянутое.
Председатель Академцентра БНКП (Сюнчелей).
Секретарь (Фахретдинов)».
Первый бюст Салавата
Как мы видим, пересылкой скульптуры занимался Совторгфлот. Ну, а поскольку дело это происходило зимой, то, очевидно, груз был отправлен железной дорогой. По-видимому, где-то произошла задержка, в связи с чем в Уфимский художественный музей 19 января 1927 г. поступает следующее письмо:
«Художественному музею (ул. Гоголя, 27)
№ 611-5-3
9.1.27
На основании отношения Башпредства в Москве за № 18594 с просьбой скульптора Фрих-Хара о высылке в Москву скульптуры «Салават» вам было дано распоряжение о высылке упомянутой скульптуры в Москву по адресу Академии художественных наук.
Вновь подтверждая свое распоряжение о высылке скульптуры «Салават» в Москву, Акцентр БНКП предлагает вам сообщить, когда и каким способом выслана вами упомянутая скульптура.
Председатель Акцентра БНКП (Сюнчелей)
Секретарь (Фахретдинов)».
В ответном письме музея сообщалось:
«В БНКП Акцентр
25 января 1927 г.
№ 123.
В ответ на предложение Акцентра от 19 января за № 611-5-3 Уфимский художественный музей сообщает, что он никакого распоряжения об отсылке в Москву скульптуры «Салават» не получал. Заведующему музеем после совместной с нами беседы Председателя Акцентра с Наркомом было предложено позаботиться лишь об упаковке упомянутой скульптуры, причем тут же ему было сообщено, что сама отправка ее будет произведена непосредственно Башнаркомпросом.
Скульптура в музее была тщательно уложена в ящик, а на нем был написан адрес Академии художественных наук и указана оценка скульптуры в 1000 рублей согласно данным, полученным в Акцентре.
Затем «Салават» был выдан возчику от советского торгового флота, явившемуся за скульптурой для ее отправления по распоряжению Акцентра. Возчик этот предъявил бумажку, подписанную заведующим оперативной части. В ней изложена краткая просьба передать багаж для Москвы Орефьеву. Датирована эта бумажка 31.12.
Изложенным ограничилось все участие музея в отсылке «Салавата».
Заведующий Уфимским государственным, музеем
(подпись)».
Но все же скульптура была доставлена в Москву, а оттуда в Монце-Милан, где и демонстрировалась на международной выставке.
Такова история поездки «Салавата» за рубеж.
Ну, а теперь вернемся к создателю бюста. В Большой Советской энциклопедии ему посвящено лишь несколько строк. «Фрих-Хар Исидор Григорьевич (5 /17/ 4.1893). Советский скульптор, заслуженный художник РСФСР (1969). Самоучка. Мастер керамической скульптуры, работает также в дереве, камне, бронзе, стекле». Вот и все. Тогда я обратился к Тамаре Павловне Нечаевой, тем более, что речь шла о дорогом ей образе Салавата Юлаева. Оказалось, что она была хорошо знакома с Фрих-Харом, но о скульптуре Салавата ничего не знала. Тамара Павловна посоветовала мне обратиться к главному хранителю художественного музея им. М.В. Нестерова Валентине Мефодьевне Сорокиной. Конечно, я сразу позвонил.
«Да, — сказала Валентина Мефодьевна, — бюст находится у нас в запаснике. Приходите в любое время».
На свидание с «Салаватом» я буквально летел. Очень волновался. Валентина Мефодьевна встретила меня приветливо и «познакомила» с «Салаватом».
Как я и предполагал, он не был похож ни на одно из виденных мною изображений батыра. Не особенно большой, высотой около 70 сантиметров, деревянный бюст, голова которого в свое время была тонирована различными составами и поэтому, не потеряв своей «деревянности», получилась одновременно и цветной, представлял зрелого мужественного человека. Энергично поднятая голова, резко врубленный в плечи ствол шеи. Таким видел вождя восставших башкир Фрих-Хар. И не будем осуждать скульптора за то, что он хронологически состарил Салавата: большой мастер имеет право на домысел.
Скульптура, согласно данным инвентарной книги музея, была приобретена у Фрих-Хара в Москве через Башпредставительство 16 марта 1926 г. Дважды «Салават» покидал Башкирию: как уже упоминалось, в 1927 г. находился в Италии и в 1973 г. — в Москве на выставке, посвященной 80-летию скульптора (Фрих-Хар умер в 1978 г. в возрасте 85 лет).
Прежде всего мне хотелось побольше узнать о Фрих-Харе, о его жизненном и творческом пути, о связях с Башкирией. Наконец, почему он работал над образом Салавата. Однако в Уфе никто в этом помочь мне не смог, а две имеющиеся книги о нем достать не удалось. Но поскольку вскоре я должен был ехать в Ленинград, то надеялся, что там можно будет кое-что разузнать. Пока же решил «поработать» над самим бюстом. Кто мог позировать Фрих-Хару? Может быть, это был кто-то из Представительства Башкирской АССР в Москве? Насколько бюст соответствует типу башкира?
На помощь я пригласил коллегу по институту, антрополога Рината Мухаметовича Юсупова. С интересом наблюдал, как он «священнодействовал» вокруг бюста: всячески поворачивал его, измерял отдельные детали, что-то шептал про себя и в конце концов «поставил диагноз»: «Это, безусловно, башкир, вероятнее всего, северо-восточный тип, то есть из родных мест Салавата Юлаева. Правда, что-то в нем есть от зауральских башкир, но больше все же северо-восточного».
В марте 1991 г. в Ленинграде мне удалось ознакомиться с некоторыми материалами о Фрих-Харе.
Исидор Григорьевич Фрих-Хар родился в 1893 г. в семье скромного виноградаря. До пятнадцати лет жил в Кутаиси. Талант художника проявился у мальчика очень рано. Еще не зная азбуки, он уже рисовал целые рассказы и сказки в картинках. Шестнадцати лет он по настоянию отца пошел работать в кожевенную мастерскую.
У какого-то заезжего скульптора Фрих-Хар впервые увидел лепные фигурки из глины. Юноша был потрясен. С тех пор все свободное время он лепил из глины лошадей, птиц, людей...
В 1914 г. его призвали в армию. В одной из первых же атак он был ранен, потому что отличался безрассудной храбростью. Фрих-Хар попадает в госпиталь в Самару, где и остается после излечения. Он снова начинает заниматься любимым делом. Но теперь его привлекает больше не лепка, а резьба. В 1916 г. впервые участвует в художественной выставке. В 1917 г. Фрих-Хар добровольно вступает в Самарскую Красную гвардию. Гражданская война. Он командует отрядом в полсотни бойцов. Подвижный, юркий, веселый командир всегда действует быстро и решительно. Однажды после успешного, но тяжелого боя бойцы с удивлением увидели, как их вдруг посерьезневший командир уединился в углу казармы, нашел какой-то старый таз, замесил в нем глину и начал лепить то грустные, то забавные фигурки людей, животных, птиц...
В мае 1918 г. Фрих-Хар со своим отрядом в составе группы Михаила Кадомцева участвовал в боях против белочехов, наступавших на Самару. Под станцией Липяги отряд был окружен. Прорваться не удалось. Фрих-Хара, как опасного преступника, переправили в Уфимскую тюрьму, а оттуда в «поезде смерти» среди других важных заложников повезли в Омск. Но вместе со своим товарищем П. Петровым ему удалось бежать. Скитаясь по деревням, они добрались до Бугуруслана, а оттуда вновь вернулись в Самару продолжать подпольную борьбу. Кто знает, может быть, общаясь с Михаилом Кадомцевым и его бойцами или в Уфимской тюрьме, или пробираясь по Башкирии, Фрих-Хар впервые услышал о Салавате Юлаеве.
Затем он воевал на Туркестанском фронте, сражался с басмачами, а когда закончилась гражданская война, поселился в Томилино под Москвой, где начал преподавать в детском доме лепку и рисунок. Одновременно занимался скульптурой, главным образом по дереву. Больше всего его в это время привлекает революционная тематика. В начале 1920-х годов он делает портрет японского революционера Сен-Катаямы, затем обращается к историческим образам. И первым делает бюст Салавата Юлаева. Затем следуют Пугачев, Степан Разин, Степан Халтурин и другие. Впоследствии Фрих-Хар работал в керамике, фарфоре, камне, стекле. Сделал целый ряд сервизов, сувенирных фигурок. Вестибюль Московского государственного университета украшают огромные светильники работы Фрих-Хара. Умер Исидор Григорьевич, как уже говорилось, в 1978 г.
Не могу не остановиться на одном обстоятельстве. Будучи в Ленинграде, я решил посмотреть алфавитный каталог библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина (так она именовалась в то время) в надежде, что, может быть, кроме публикаций А.В. Парамонова и Н.В. Воронова о Фрих-Харе, с которыми я успел познакомиться, есть еще что-нибудь. Перебирая карточки, дохожу до Фрих-Хара ... Дмитрия Исидоровича! Значит, сын? Ведь мало вероятно совпадение столь редкой фамилии и отнюдь не часто встречающегося отчества — Исидорович. Я припомнил, что незадолго перед Великой Отечественной войной у Исидора Григорьевича родились близнецы — Галя и Митя. Если это действительно сын скульптора (почему-то о дочери в тот момент я не подумал), то он может рассказать многое об отце, а может быть, что-то знает и об истории создания «Салавата». Я прикинул, что лет ему где-то немногим больше пятидесяти, книга (он геолог), которая указывалась в каталоге, в издательстве «Наука» вышла в 1987 г. Ну, а поскольку его книги выходили под грифом Института геологии рудных месторождений, петрографии, минералогии и геохимии Академии наук СССР, то скорее всего он являлся сотрудником этого института. В справочнике Академии наук я разыскал телефон и сразу же позвонил в Москву.
— У вас работает Дмитрий Исидорович Фрих-Хар?
— Он умер.
— Давно?
— Несколько дней назад.
Извинившись, я повесил трубку.
* * *
По этому материалу я подготовил статью, но с публикацией возникли трудности-раздумья. В какую газету предложить? С одной стороны, хотелось, чтобы об этом узнали как можно больше людей, а поскольку русским языком большинство населения Башкирии владеет, то вроде бы все ясно: нужно давать в русскоязычную газету. Но, с другой стороны — это ведь Салават и, следовательно, этические моменты перетягивали или во всяком случае склонялись в пользу башкирской печати. Словом, вопрос этот для меня был отнюдь не простым. И все же я пошел в «Башкортостан». К тому же с «Вечерней Уфой» — наиболее тиражной газетой, сотрудничество у меня уже как два года прервалось, с «Ленинцем» тоже отношения не сложились, к «Советской Башкирии» претензий не было, но они как-то давно не вспоминали обо мне, да и я к ним не навязывался.
Тогдашний редактор «Башкортостана» Талгат Нигматуллович Сагитов как всегда очень приветливо встретил меня, внимательно выслушал, поблагодарил за то, что я пришел именно к нему, сказал, что очень хорошо понимает мое желание видеть материал в печати на русском языке, и предложил поистине «Соломоново решение»: опубликовать статью в один день (даже назвал число — 4 апреля 1991 г.) на башкирском и русском языках в «Башкортостане» и «Известиях Башкирии». Такого у меня еще не бывало! И хотя я знал Талгата Нигма-тулловича как человека очень обязательного, все же усомнился: времени оставалось очень мало, а нужно было перевести текст на башкирский язык да еще договориться с «Известиями Башкирии». «Вы ни о чем не беспокойтесь, — сказал Сагитов, — перевод мы сделаем быстро, а с «Известиями Башкирии» я постараюсь договориться».
Утром 4 апреля я уезжал с выступлениями в Бирск. За несколько минут до отхода автобуса успел купить газеты. В «Башкортостане» статья давалась в несколько сокращенном виде, а в «Известиях Башкирии» полностью. Конечно я был доволен.
В редакции стали поступать отклики. Все без исключения они были очень хорошими. Интересное письмо прислал директор Уфимского педагогического училища кандидат исторических наук Саит Бикмухаметович Сайфуллин. В частности, он сообщил, что в газете «Красная Башкирия» от 11 мая 1930 г. была помещена статья о постановке в Башкирском театре драмы спектакля «Салават и Пугачев». На фотоснимке — скульптура Салавата и подпись: «Бюст Салавата. Этот бюст был в Милане на Всемирной выставке искусств». А не так давно в редакции журнала «Ватандаш» мне показали снимок из журнала «Сэсэн», выходивший в 20-е годы. На нем группа людей очень интеллигентного вида около бюста Салавата слушают кураиста.
Очень возможно, что станут известны еще какие-либо факты, которые позволят дополнить историю бюста. Во всяком случае попытки поиска предпринять можно и нужно. Ведь была же еще дочь Фрих-Хара Галина. Возможно, она жива. Но где находится, чем занимается? Может быть, у нее и ее покойного брата Дмитрия есть дети, то есть внуки скульптора и они располагают какими-то сведениями. Наверняка еще живы люди, которые знали Фрих-Хара. В общем поискать, повторяю, можно. Это дело будущего. Далекого или близкого, время покажет.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |