Любимый герой Степана Злобина

Находясь в ноябре 1973 г. в Москве, я был приглашен на день рождения Степана Павловича Злобина его вдовой Викторией Васильевной. 24 ноября писателю исполнилось бы 70 лет. Приглашение это, разумеется, обрадовало, но в то же время несколько озадачило. С семьей писателя, благодаря М.Г. Рахимкулову — литературоведу, краеведу, автору многих работ, в том числе и о С.П. Злобине, я был знаком, хотя и не очень давно. Однако смущало то обстоятельство, что среди гостей, как я полагал, будут люди весьма именитые, а у меня, кроме хозяйки дома, знакомых в этом обществе не предвиделось. «Приходите, пожалуйста, будут только свои — друзья и соседи, и нам будет приятно видеть представителя Башкирии», — любезно приглашала Виктория Васильевна. Этот довод был, конечно, очень существенным, и я согласился.

В просторной квартире высотного дома на Котельнической набережной, в бывшем кабинете Степана Павловича, собралось человек 60, среди которых я узнал писателей: Юрия Домбровского, Юрия Королькова, Любовь Кабо, поэта Джима Паттерсона — того самого, который снимался в роли маленького негритенка в кинофильме «Цирк», а затем окончил мореходное училище, стал офицером и хорошим поэтом. Была здесь известная летчица, Герой Советского Союза Марина Чечнева, неподражаемая актриса Фаина Раневская и многие другие, знавшие и любившие Степана Павловича. Друзья с большой теплотой вспоминали писателя, рассказывали о встречах с ним — принципиальным, глубоко эрудированным человеком, хорошим товарищем. Из всех присутствующих я был, кажется, единственным, лично не знакомым со Степаном Павловичем, и совершенно растерялся, когда председательствующий Иосиф Дик неожиданно предоставил слово «представителю Башкирии». — Что говорить?! Недолго думая, я предложил тост «за башкира Степана Злобина», что было встречено присутствующими с большим одобрением.

Жизнь и творчество Степана Павловича Злобина (1903—1965) в значительной степени связаны с Башкирией. Он провел в Уфе детские годы, учился в реальном училище. «Начало первой мировой войны застало нас в Уфе... Ясно помню первое свое ощущение: война — это большое горе», — вспоминал Степан Павлович. После окончания Высшего литературно-художественного института имени В.Я. Брюсова С.П. Злобин вторично приезжает в Уфу. «По окончании института, летом 1924 года, — писал он в автобиографии, — я оказался в Уфе, где преподавал литературу и русский язык. А к лету 1925 года новая вспышка туберкулеза вывела меня из строя, пришлось отказаться от преподавания и поступить статистиком в башкирский Госплан. Участвовал в экспедиции по горно-степному и горно-лесному районам Башкирии, много ездил верхом, ночевал на башкирских кочевьях, охотился, изучал башкирский язык, записывал песни, местные предания, пословицы, поговорки»¹. В Башкирии началась литературная деятельность Степана Павловича. В 1928 г. он опубликовал литературно-этнографические путевые заметки «По Башкирии» и совместно с А. Кийковым написал для первого издания Большой Советской Энциклопедии статью «Башкирская АССР». Писал он и стихи. Но, конечно, особенно большой успех выпал на долю первого крупного произведения С.П. Злобина, давшего автору литературное имя, романа «Салават Юлаев», который пользуется огромной популярностью не только в Башкирии. Он переведен на многие языки и любим читателям Прибалтики и Поволжья, Средней Азии и Кавказа, Сибири и Дальнего Востока.

Писать о Салавате Юлаеве С.П. Злобин решился не сразу. Сначала возникла идея создать произведения о башкирских восстаниях, но потом писатель остановился на наиболее значительном выступлении башкир, слившемся с восстанием Пугачева 1773—1775 гг. «Я выкраивал время и для работы в исторических архивах Уфы. Нашел интересные материалы по башкирским восстаниям и задумал писать «Салавата...»².

В Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ) имеется рукопись статьи С.П. Злобина «Как я работал над «Салаватом Юлаевым» и письмо к читателям в сборнике «Литературный кружок», выпускаемом Московским областным Домом внешкольных работ.

«В ту пору (20-е годы. — В.С.) я писал стихи и мне показалось, что романтический, поэтический образ юноши — Салавата, который был вместе поэтом и вожаком повстанцев, лучше всего передает поэма...

Шайтан-Кудеев род богат,
Старик Юлай — отец кудеев.
Но сын Юлая — Салават —
Сильнее льва, хитрее змея...

Так начал я свою поэму «Салават Юлаев». Однако, написав около сотни строчек, я понял, что огромное количество исторического материала о Салавате потребует целого тома...»³.

С.П. Злобин в период работы над «Салаватом Юлаевым». Уфа, 1925—1927 гг.

Итак, написав «около ста строк», С.П. Злобин оставил мысли о поэме. Но что это были за строчки? В публикациях, посвященных творчеству писателя, в частности «Салавату Юлаеву», эти строчки, за исключением упомянутого четверостишья, никогда не приводились. Однако где-то они должны были сохраниться! В описании архивного фонда писателя о них не упоминалось. И все же при сквозном просмотре дел в папке «Роман С.П. Злобина «Салават Юлаев»: планы, характеристики действующих лиц, композиционные материалы» удалось обнаружить эти строчки. Правда, их было не «около сотни», а чуть меньше полусотни — 46 и расположение строк иное: приводимые автором четыре строки не стояли первыми, но то, что это было начало поэмы о Салавате, сомнений нет. Вот этот отрывок.

Урал — страна суровых гор,
Взмывающих над ковылями.
Я в черноземный твой простор
Вхожу пустынными полями.
Когда-то были времена:
Башкир не знал, что раб и пахарь,
И повелениям внимал
Кипучей крови да Аллаха.
Башкир еще свободно жил
В стране лиловых туч и радуг,
В степях безмерных сторожил
Он многочисленное стадо.
Шайтан-Кудеев род богат,
Старик Юлай — отец Кудеев,
Но сын Юлая — Салават —
Сильнее льва, мудрее змея.
Но гнул гяур за краем край,
За родом род рукой железной,
И уводил в священный рай
За веру павших путь надзвездный.
Юлай богат, его стада
Не знают пастбищам границы,
Шайтан-Кудеева орда
Свободна, как свободны птицы.
Того, кто раб, пусть гнет урус
Рожденного отцом покорным.
Все знают — лишь гяур и трус
Живут, бросая в землю зерна.
Все знают — конь не для того,
Чтобы слугою быть у плуга,
Верна, как стрелы, кровь его,
Вернее крови брата, друга.
Пришел урус, принес ружье
И деньги — меч собак неверных.
Звон золота — стрел острее,
Мчись от него быстрее серны.
Того, что силой взять не мог
Урус — лукавая собака,
Он взял за деньги, под залог,
Купил, вступить не смея в драку.
Башкир веками стриг овец.
Гяур, придя, остриг башкира.
Где слабо золото — свинец,
Где слаб свинец — там ветка мира.
Башкир доверчив, прост и прям.
Гяур лукав, хитер и злобен...

Под этими строчками имеется запись, сделанная С.П. Злобиным: «1924 г. июль—август — самая первая мысль о Салавате»⁴.

Окончательно избрав для «Салавата Юлаева» прозаический жанр, всегда требовательный к себе писатель очень тщательно изучает архивные материалы, читает книги по географии и экономике Урала, истории уральской промышленности. Он делает выписки из старинных книг, журналов, архивных дел. С особым вниманием относится к произведениям о Пугачевском восстании: «Истории Пугачева», «Капитанской дочке» А.С. Пушкина, «Движение среди башкир перед пугачевским бунтом; Салават, башкирский батыр» Ф.Д. Нефедова, «Башкир Салават Юлаев, пугачевский бригадир, певец и импровизатор» Р.Г. Игнатьева. Но это в определенной степени были теоретические знания. В то же время он недостаточно хорошо знал башкирский язык, из-за чего не мог общаться с местным населением, быт, одежду, оружие, утварь и т. д. Степан Павлович стал упорно заниматься башкирским языком: сначала по самоучителю, а затем брал уроки. В архиве хранится, в частности, словарь башкирских слов, составленный писателем. Он живет на кочевках в войлочных кошах, подобных тем, в которых жил Салават, питается пресными лепешками и пьет кумыс из деревянных чаш, слушает мелодии курая, даже натягивает тетиву старинного лука и ездит на соколиную охоту. Писатель бывал на заводах, построенных еще в XVIII в. на земле башкир, интересовался их историей.

«Я побывал в деревне, где Салават родился и рос, в деревне, откуда была родом его жена, в деревнях и селах, где он набирал людей в свой отряд — в войска Пугачева, в тех местах, где он сражался с войсками Екатерины. Здесь я ознакомился с природой мест, окружавших детство Салавата, и лучше мог себе представить его жизнь. Кроме того, в этих же местах люди рассказали мне нигде не записанные до того легенды и предания о национальном герое, они пели песни, которые предания приписывают Салавату Юлаеву.

Не только люди, даже урочища и камни рассказывали мне о Салавате: так, например, объясняя мне дорогу, один башкирин сказал: «проедешь Салаватов двор, повернешь направо». Я сразу схватился за эту фразу: «Что такое Салаватов двор?» Мой собеседник объяснил мне, что это камни, среди которых скрывался Салават в последние дни перед поимкой его войсками. Я побывал и в этих камнях... так же говорили со мной поляны, ручьи, овраги...»⁵.

Много дали ему поездки в 1924, 1925 и 1928 гг. по горно-лесным районам Башкирии, позволившие лучше узнать башкирский народ, его быт и историю края. Впоследствии Злобин подчеркивал, что если бы книга была задумана несколько лет спустя, то не удалось бы так глубоко ознакомиться с материалами, потому что «коллективизация сельского хозяйства и индустриализация края изменили быт, изменили и людей»: «Очень удачно сложилась для меня работа по «Салавату Юлаеву». Позже так уже не могло получиться: мне в двадцатых годах довелось побывать в Башкирии, когда единоличные башкирские хозяйства в горно-степных районах еще не утратили свой уклад старинной, если не кочевой, то хотя бы полукочевой жизни. Я обнаружил летние кочевья с характерными для старины войлочными «кошами», поставленными на деревянные переплетенные основы. Наверно, такому кошу (то есть этой форме жилища) не менее тысячи лет, а не те года, которые отделяют нас от Салавата. Наверно, и все предметы кочевого обихода, которые мне посчастливилось застать там, — все эти коврики с их национальным узором и расцветками, деревянная и кожаная посуда — все это существовало гораздо больше столетий, чем от нас до Салавата. Мне представилось, что весь уклад жизни был при Салавате полностью сходен с тем, что я увидел. Мне посчастливилось в нашей современности двадцатого века увидеть черты сходства с интересующей меня эпохой, — пусть это сходство только в материальном быту, в материальной культуре, в жизненных мелочах, но через это одностороннее сходство воображению легче проникнуть во всю остальную жизнь.

Следовало далее постичь народ с его характером. Я наметил писать роман, начиная с детства Салавата. Обратился, естественно к живым образам башкирских мальчишек. Я наблюдал их игры. Это были игры не индустриальные, не современные — не футбол, не волейбол. Никаких особых новшеств в двадцатых годах не вносилось в семейно-бытовую обстановку скотоводческой, полукочевой Башкирии, куда не проникла специфическая игрушка из города, отличающаяся чертами современности. Маленькие дети играли так же, как играли раньше — сто, двести лет назад, — в бабки, камешки и другие древние игры...

С возрастом приходят скачки на лошадях, борьба, бег наперегонки, рыбалка, состязание в стрельбе, охота.

Так я представлял себе детство Салавата Юлаева...»⁶.

В 1929 г. книга вышла в свет. Всестороннее изучение прошлого, общение с башкирским населением, знание народного быта позволили писателю убедительно показать эпоху того грозного времени, создать незабываемый образ Салавата. Воспевая подвиги батыра, который, презрев национально-сословные предрассудки, вместе с русскими сражался за интересы угнетенных масс, писатель отнюдь не идеализирует его. Салават показан со всеми достоинствами и недостатками, и это делает его образ живым и убедительным.

В примечании к произведению С.П. Злобин писал: «Автор не настаивает, что Салават был именно такой, как изображен повестью, однако глубоко убежден, что социальная историческая обстановка того времени могла создать отношения и характеры, сходные с представленными в книге, иными словами — автор надеется, что за прошедшим столетием сумел разглядеть лицо бунтарей — предшественников организованного революционного движения»⁷.

«Салават Юлаев» сразу же после выхода первого издания был переиздан массовым тиражом. Критики и читатели одобрительно встретили «любимое детище» Степана Злобина. Выступая в 1934 г. На Первом Всесоюзном съезде писателей, С.Я. Маршак подчеркнул, что «надо оценить по достоинству и задачи Злобина, который попытался посмотреть на восстание Пугачева глазами башкира Салавата и для этого собрал новый, еще никем не использованный материал». Популярность книги была очень велика. С 1929 по 1939 год только на русском языке «Салават Юлаев» переиздавался семь раз. В это же время он был переведен на башкирский, украинский, белорусский, татарский языки.

Незадолго до Великой Отечественной войны С.П. Злобил переработал «Салавата Юлаева», значительно расширив его. Это произошло в связи с работой над сценарием для одноименного фильма. Писатель снова едет в Башкирию, «чтобы встряхнуть старое вино и заставить его бродить. И тема «Салавата» вдруг «забродила». Я понял, до какой степени был наивен тот двадцатипятилетний автор детской повести о Салавате, как не сумел он справиться с раскрытием исторического процесса и до чего же необходимо все это сделать заново, совершенно иначе переосмысливая события крестьянской войны XVIII века. Эту работу я делал параллельно с фильмом, появившимся на экране в 1941 году»⁸.

Интересно отметить, что С.П. Злобин вместе с режиссером фильма Я.И. Протазановым принимал активное участие в съемках и был хорошо знаком с исполнителями главных ролей — Арсланом Мубаряковым, Римом Сыртлановым, Амином Зубаировым, Гималетдином Мингажевым и другими.

В новой редакции автор значительно сократил этнографический и фольклорный материал, ввел ряд новых эпизодов, сюжетных линий и действующих лиц. Гораздо глубже был раскрыт и образ главного героя, большое внимание уделено языку романа. В это время на основе романа С.П. Злобин создает исторический рассказ для детей «Салават», который в 1938, 1941, 1941, 1977, 1981 и 1989 гг. вышел на русском языке тиражом 600 000 экземпляров. Кроме того, в 1951 и 1954 гг. он был издан на казахском, а в 1997 — на башкирском языках.

В 1953 г. вышло еще одно переработанное издание «Салавата Юлаева». Это было связано с жизнью писателя в Уфе и его работой в научно-исследовательском институте им. М. Гафури (ныне Институт истории, языка и литературы УНЦ РАН). Используя новые документы, С.П. Злобин гораздо полнее и точнее показывает деятельность Салавата как полководца, дополняет и расширяет многие главы. «...В издании 1953 года... — говорит С.П. Злобин, — эта книга опять-таки снова переработана в связи с накоплением вновь открытой документации, что повлекло за собою и некоторые сюжетные изменения в романе»⁹. В издание 1962 г. автор вновь вносит фактические уточнения, сокращения, переписывает отдельные сцены, шлифует язык.

В конце 40-х годов С.П. Злобин работал над пьесой «Салават Юлаев», к сожалению, оставшейся незавершенной.

Так, в течение почти 40 лет писатель был связан со своим любимым героем. Хотелось бы еще раз подчеркнуть его большую добросовестность и требовательность к себе. Готовя новые издания «Салавата Юлаева», Степан Павлович всегда искал что-то новое, исследовал архивные источники, литературные и фольклорные материалы. Мне приходилось работать в архивах Москвы, Ленинграда, Уфы, Оренбурга и, знакомясь с различными материалами, относящимися к восстанию 1773—1775 гг., я почти всегда в контрольных листах просматриваемых дел встречал роспись С.П. Злобина.

При сборе материала писатель не пренебрегал даже незначительными фактами. Например, в изданиях «Салавата Юлаева» до 1953 г. имелся эпилог, в котором была показана жизнь Салавата на каторге. Автор не знал, чем занимались каторжане Балтийского порта (Рогервика), хотя и пытался найти об этом какие-нибудь сведения. И вот однажды на базаре ему попался пакет, склеенный из старого журнала, где говорилось, что в то время каторжники строили Рогервикский мол и с этой целью возили камень из Дерпта (Тарту). Так страничка журнала, использованного для пакета, стала материалом для эпилога.

Роман полюбился миллионам читателей. Сколько мальчишек стали играть в Салавата! А какое огромное влияние оказал «Салават Юлаев» на башкирскую литературу, да и не только на башкирскую. Григорий Бакланов вспоминал, что когда в детстве он прочитал «Салавата Юлаева», ему сразу же захотелось написать роман. «Мы сидели у дороги и ели бишбармак», — эта первая фраза «романа», правда, оказалась и последней, но впоследствии именно благодаря «Салавату Юлаеву, оказавшему на него в свое время неизгладимое впечатление, Бакланов вошел в литературу и стал известным писателем.

Однако было бы неверным, говоря о С.П. Злобине, о его «Салавате», ничего не сказать о других книгах писателя. «Степан Разин», удостоенный Государственной премии СССР, «Остров Буян», «Пропавшие без вести», «По обрывистому пути», отразившие важнейшие этапы освободительной борьбы народов России с середины XVII в. до нашего времени, вошли в число лучших произведении литературы.

Почти сорок лет не прекращались литературные, деловые и дружеские связи писателя с Башкирией — родиной легендарного Салавата, заново открытого для нас Степаном Злобиным. В приветствии участникам научной конференции, посвященной 90-летию со дня рождения С.П. Злобина, Президент Республики Башкортостан М.Г. Рахимов, в частности, отметил: «Изучая богатое прошлое нашего края, Степан Злобин проникся любовью к Салавату Юлаеву. Эта любовь помогла ему освоить башкирский язык, внимательно изучить быт, нравы, фольклор местного населения. И своим первым романом Степан Злобин вернул нам во всем величии нашего национального героя (курсив мой. — В.С.), а себе приобрел литературное имя. До последних дней жизни волновала писательское сердце колоритная личность Салавата. Через его образ он раскрыл такие черты характера башкир, как нетерпимость к насилию и дружелюбность, гостеприимство и отзывчивость, открытость для дружбы с другими народами» (Советская Башкирия. 1993. 26 ноября). И я думаю, что мы с полным основанием можем назвать Степана Павловича русским сыном башкирского народа. Нашим Степаном Злобиным. Нашим с большой буквы.