Когда Пугачев под именем графа Занарди путешествовал по разным европейским государствам, он наконец прибыл в Вену, завел одну интригу, которая достойна помещена быть здесь. Молодая Графиня К.... дочь старого графа К... Л... была прекрасна и обратила глаза мнимого графа на себя. Неизвестно, любовь или честолюбие внушило ему такой смелый поступок, которой по неудачности своей мог бы сделать его жертвою своей безрассудности. Прекрасная молодая графиня считала Великих Князей между своими предками. Боаспре при всей своей наглости и бесстыдстве, несколько раз советовал Пугачеву оставить свое намерение, в котором он не предвидел ничего, кроме пагубных следствий. «Жребий брошен, — отвечал Пугачев. — Я слишком далек в интригах своих, чтоб воротиться назад. Надобно победить славою, если же я уступлю, то по крайней мере постараюсь охранить себя от бесславия». Пугачев был статен, и молва о его знатности распространилась везде; он из себя делал хорошую фигуру, и слыл богачем. Графиня при всей своей красоте имела ум, который составляет первую прелесть их пола. Пугачев знал мнение графа о своей знатности; он также знал и то, что старой граф мог бы ввесть дочь свою в круг владельцев; но он смело предложил ему мнимую свою славу и требовал руки его дочери, он сделал более: наложил на себя титул и подделал бумаги, утверждавшие его род и богатство. Немецкий граф пленился таким славным приобретением, а более мнимым богатством, которое ложный италианский граф обещал будущей своей супруге; согласился без труда на предложение Пугачева; подписали контракт и совершили брак к удовольствию обеих сторон.
Казалось, ничего не доставало к счастью Пугачева; он обладал любезною женщиною и был любим, и наш титулованный разбойник был бы счастлив, и приобрел бы от двора милость. Он просил возложить на себя одну комиссию в Ломбардии; и может быть, доверенность тестя его, соединенная с славою, и доставила бы ему сие, но одно из несчастнейших происшествий расстроило его замыслы и покрыло его стыдом; происшествие, которое впрочем проницательный Боаспре имел отвратить; так, счастье смеется обыкновенно над тщетными замыслами людей, которых возводит выше для того, чтоб иметь удовольствие низвергнуть в глубокую пропасть.
С некоторого времени Венский двор и Венецианская республика спорили об владетельных правах, которые и тот и другая присвоили себе. Венецианцы, будучи умны и осмотрительны в своих делах, за нужное сочли лучше окончить вражду свою полюбовно, нежели предоставить ее счастью оружия. С сим намерением отправили в Вену посланника, которого переговоры были удачны. Кончивши свое препоручение, он хотел возвратиться в свое отечество: как в один день приглашен был на обед к принцу Л... где узнал, что если бы дела между Двором и Республикою не были окончены, то по всем вероятностям, граф Занарди отправлен бы был в Ломбардию объявить права Австрийского двора. Посланник с холодным видом спросил: «Кто был этот господин Занарди? Ему выхваляли особу, заслуги, и имение мнимого графа; рассказали о его супружестве с Графинею К..., но как приметили на лице посланника некоторое удивление, то один из сидевших сказал ему: странно, что вы не знаете графа; он из Венеции и к браку с дочерью графа К... Л... представил тому доказательство. «Были в Венеции Занарды, — отвечал посланник, — но эта фамилия давно перевелась, и едва ли где осталось их имя, кроме Родословной книги». К счастью Пугачева, что на сей раз в городе его не было; он с молодою своею супругою и с тестем за несколько дней уехал в замок, где делал разные поправки. Вскоре в Вене распространилась молва, что Пугачев ни что иное, как разбойник, которой принял на себя достоинство графа для того, чтоб безопаснее производить свое злодейство. К счастью Пугачева, что Боаспре на сей раз за ним не последовал в деревню, и услышавши о сем, немедленно отправил к Пугачеву одного из своих слуг с письмом, уведомляющим о угрожающей его опасности, и советуя ему скорее удалиться на польские границы, где он приведя дела в порядок, будет его дожидаться. Удар грома, которой стремился бы поразить Пугачева, менее тронул бы его, нежели сия новость; однако ж он умел надеть маску спокойствия, и под видом будто бы его друг на поединке ранивши своего соперника, и для избежания от поисков правительства убежал в замок Венецианского посланника. «Я знаю особенно его, — прибавил он, сей час еду в Вену и чего б то ни стоило, должно избавить своего друга; я возьму с собою одного только слугу, но успокойтесь! Я не замедлю долго».
Прежде, нежели могли услышать в замке графа К... Л... о сей новости, наш титулованный разбойник был уже близ границы Польши. Трудно описать все бешенство старого графа и его дочери, когда не могли уже более сомневаться, что они были предметом самого постыдного обмана. Таким образом Пугачев обесчестивши благородную кровь немецкого графа, счастливо избег предстоявшей ему опасности, и вскоре вздумал играть роль, в лице покойного Императора Петра III.