После смерти своего дяди, Пугачев по пожирающему его честолюбию, оставил дом своего рождения и с саблею в руке направил свои стопы вдоль реки Волги. Однажды поутру, когда он думал продолжать свою дорогу, был встречен двумя великорослыми разбойниками, которые с видом, могущим устрашить и самого неробкого человека, грозным и повелительным голосом велят ему следовать за собою.
Пугачев, которого не могло ничто востревожить, и который не дорожил своею жизнью, имел время вынуть свою саблю; для защищения решился жертвовать всем, чтоб не попасться живым в руки людей, коих наружный вид не обещал ничего доброго; он отступает на несколько шагов, прислоняется спиною к дереву и говорит твердым голосом: «Господа! я один против двух; знаю, что жизнь моя в опасности, но поверьте, что продам ее очень дорого, и эта сабля сорвет голову первому, кто осмелится приближиться; прошу вас, не делайте со мною насилия, и позвольте мне продолжать свою дорогу, или скажите, чего вы от меня хотите? Если вы такие, какими можно почесть вас судя по месту, то поверьте мне, что у меня нет ничего, кроме куска черствого хлеба и этаго товарища», — указывая на саблю.
Твердый тон речи, решительность и неустрашимость привела сих разбойников в удивление. Его молодость, храбрость, все сие заставило их узнать его. «Молодой человек! Сказал ему один из них, твоя храбрость удивила нас, и заставила узнать тебя. Скажи, куда идешь ты, и какое твое намерение?» «Я казак, скрытно оставил дом свой и иду в Персию сделать опыт своему счастью посредством этой храбрости и моего оружия». «Как! Ты думаешь скитаться, один — без запасов — с одним сим оружием, без рекомендации — кроме приятного твоего виду? Поверь нам, останься с нами; мы живем свободно, не зависим ни от кого, если у нас и есть атаман, то выбираем мы не для того, чтоб управлять нами, а чтоб смотреть за порядком и награждать нас соразмерно нашим заслугам».
Слово вольность и идея разбойничества льстила воображению Пугачева. «Я буду свободен, говорите вы, друзья! С сими условиями я следую за вами». Двое разбойников бросились обнимать нового своего собрата, за сим следовало торжество, достойное тех, кто им наслаждался.