Вернуться к А.Ю. Щербаков. Емельян Пугачев. Изнанка Золотого века

Тени за спиной

Пришла пора потихоньку начинать рассматривать разные версии на тему «кто стоял за Пугачевым»? Версия старообрядцев очевидна. Но опытные читатели, конечно, увидели и другую. В самом деле. Пугачев с товарищем ушли с территории Речи Посполитой. Сразу же приходит на ум «польский след».

Давайте поглядим, что в это время происходило в Речи Посполитой.

К XVIII веку это государство полностью деградировало. Шляхетская республика (то есть, королевская власть по наследству не передавалась, короля выбирали дворяне) находилась в стадии агонии. Основной причиной этого стала запредельная спесь и эгоизм панов. Главной ценностью для них была их личная свобода — они понимали ее как возможность делать что угодно и не подчиняться никому. Самым ярким примером тамошних порядков является принцип liberum veto. Смысл его в том, что на сейме (съезде) один пьяный и нищий шляхтич мог заявить о своем несогласии с принимаемым решением — и решение не принималось. Демократия, доведенная до логического конца, то есть до абсурда. Так что короли не имели по сути никакой власти.

Но это дворянам было так хорошо. Крепостное право в Речи Посполитой превосходит по жестокости даже российское. Крепостных (холопов) людьми вообще не считали. Именно из Речи Посполитой в русский язык пришло слово «быдло». Так именовали крестьян. Кроме того, подавляющее большинство помещиков были католиками. Крестьяне и горожане на территориях современной Белоруссии и правобережной Украины являлись православными (на севере имелось много протестантов). А государство было жестко монорелигиозным. Католическим. Государственным языком был польский и только польский1. Так что на социальную ненависть накладывались еще национальная и религиозная.

Система шляхетской демократии привела к тому, что королей избирали чаще всего с помощью иностранных «избирателей» в мундирах, пришедших в войсковых колоннах и вооруженных мушкетами и пушками. Разумеется, Россия тоже старалась своего не упускать. В 1764 году на трон пропихнули русского ставленника и бывшего любовника Екатерины графа Станислава Понятовского, начавшего править под именем Станислав Август. Благодаря этому русскому правительству удалось пробить очень серьезный вопрос: введение в Речи Посполитой веротерпимости. С этим многие польские дворяне примириться не желали. В 1768 году в городе Баре (современная Винницкая область, Украина) собралась конфедерация. Это была привычная и законодательно разрешенная форма шляхетской организации против власти. Нечто вроде современной оппозиционной партии2. Конфедерация получила название Барской. Правда, альтернативного короля они так и не выбрали — слишком много было амбиций у каждого из основных претендентов.

Началась гражданская война. К этому добавились бунты украинских и белорусских крестьян, которых вопрос власти не волновал, их лозунг был прост: «Бей католиков!» Под раздачу попали и евреи, которых люто ненавидели за то, что многие из них шли в управляющие к панам или арендовали у них поместья — так что как кровопийц воспринимали уже их.

В общем, стало весело.

Россия, как вы понимаете, не стала сидеть в стороне, а направила «миротворческие силы», воевавшие против конфедератов. Противникам Понятовского помогали французы. Они давно уже воспринимали Польшу как свою колонию — и усиление российских позиций им очень не нравилось. Так что французы слали деньги и военных советников. Последние, правда, считались наемниками. Дело по тем временам обычное, ни в коей мере не предосудительное. В большинстве европейских армий служили как раз наемники — и на их национальную принадлежность всем было глубоко наплевать. Хотя обычно наемник служит за деньги, а эти мьсе сами везли золото для польских повстанцев.

Основные силы Барской конфедерации русские довольно быстро разбили. И тогда конфедераты перешли к партизанской войне. Как всегда бывает, имелось много тех, кто утром был сторонником короля, а вечером — конфедерации. В зависимости от того, кого предстояло грабить. Впоследствии конфедерация под военным руководством французского полковника Шарля Франсуа Дюмурье, очень неплохого полководца, снова попыталась начать «правильную» войну — но тоже неудачно. Главной бедой было раздолбайство панов. «Построить» гордых шляхтичей Дюмурье не смог. Он не виноват. Наверное, даже маршал Жуков в компании с Лаврентием Берии не смогли бы. А тут...

А тут впервые проявил себя еще один фигурант пугачевской эпопеи — великий полководец, а тогда еще бригадир3 Александр Васильевич Суворов. Ему первоначально пришлось воевать именно с партизанскими формированиями. Он разработал тактику борьбы с ними и успешно гонял гордых панов. А ведь для тогдашних командиров борьба с партизанами была нетривиальной задачей. С ней даже Наполеон в Испании не справился. Не зря Суворова впоследствии «бросили» на Пугачева. Правда, воинской славы борьба с партизанами не приносит. Но Суворов справился с партизанами, а потом разбил и «правильные» войска Дюмурье.

К 1772 году Барская конфедерация уже мало что из себя представляла.

Вот такая была ситуация. И полякам в это время было делать больше нечего, кроме как разжигать восстание черт знает где, в жуткой дали от своих границ. Подчеркну — никто не мог просчитать, во что может вылиться казацкий бунт на реке Яик. Для такого ни у кого в мире не было достаточного объема информации и — что самое главное — статистического аппарата для анализа. Такие методы появились куда позже.

Но может, поляки приняли какое-то участие в судьбе Пугачева по принципу — хоть какую-то гадость «москалям» устроить — все одно хорошо. А что могли дать Пугачеву? Денег? Но какие-то серьезные деньги в истории пугачевского бунта существуют лишь «виртуально» — в виде рассказов Емельяна казакам и народных легенд о пугачевских кладах. Никто их не видел. Оружие и снаряжение? Так этого добра самим конфедератам не хватало. Да и как это оружие и снаряжение можно доставить на Урал?

Военных специалистов? Их не было. Как мы увидим, байки о крутой и непобедимой армии Пугачева ни на чем не основаны. Наибольшие воинские таланты проявил крестьянин-самородок Иван Белобородов, который к Польше и близко не подходил. Специалистов по идеологической войне? Так они для крестьянского восстания абсолютно не нужны. Обычно находятся собственные кадры. (Они и нашлись). Единственный внятный довод — польские магнаты подкупили чиновников, и они сознательно разваливали дело борьбы с Пугачевым. Но на самом деле все чиновничьи промахи не выходят за рамки обычного бардака при пожаре.

Находят еще и «французский след». Тут аргументов побольше. О французских интригах как причине пугачевского бунта говорили ряд видных российских государственных деятелей. Прежде всего — Григорий Орлов. Во-вторых, случайной ли была фраза Екатерины «маркиз Пугачев». Дескать, эти люди что-то такое знали, но зачем-то скрыли.

Давайте разберемся. Отношения Российской империи и Франции в то время походили на «холодную войну». То есть страны не вели боевых действий, но гадили друг другу как могли.

Кроме знакомого нам Дюмурье в Польше действовал генерал барон де Виомениль вместе с пятьюдесятью французскими офицерами и несколькими десятками унтер-офицеров.

Французскими военными специалистами в Польше дело не ограничивалось. В 1769 году из Кронштадта вышла эскадра адмирала Григория Спиридова. Ее целью было — устроить туркам в Средиземном море веселую жизнь. Французы поддерживали турок, поэтому они заявили, что русских в Средиземное море не пропустят. Неизвестно, чем бы закончилась эта история, но тут вмешался главный соперник Франции — Англия. Английский посол в Париже заявил: «Отказ в разрешении русским войти в Средиземное море будет рассматриваться как враждебный акт, направленный против Англии».

В переводе с дипломатического языка на обычный, подобное заявление — это угроза войной. Франция не решилась лезть на рожон, так что эскадра прошла, а за ней еще четыре.

«Во время прохождения русских эскадр в 1769—1774 гг. мимо берегов Франции и Испании поблизости сосредотачивались значительные силы британского флота. Англия предоставила свои порты для базирования и ремонта русских кораблей. Причем не только в метрополии, но и в порту Мак-Магон, на острове Менорка, отошедшем к Англии по Парижскому миру, заключенному 10 февраля 1763 г».

(А. Широкорад)

Но и русские не оставались в долгу. Екатерина II решила адекватно ответить на тот факт, что французы полезли в польские дела. В 1768 году Генуэзская республика передала Франции за долги остров Корсику. Корсиканцы «по жизни» были сепаратистами, но итальянцы им все-таки были ближе французов. (На острове говорят на диалекте итальянского языка). В итоге поднялось восстание под руководством Паскаля Паоли, юношеского кумира Наполеона Бонапарта4. Екатерина II решила повстанцам подмогнуть и написала графу Ивану Чернышеву:

«Я нынче всякое утро молюся: спаси, господи, корсиканца из рук нечестивых французов».

По приказу Екатерины посланник России в Венеции маркиз Маруцци вошел в контакт с Паоли. Императрица лично написала обращенный к корсиканцам манифест. Кроме того, русские собирались туда послать эскадру, а также военных специалистов, оружие и другую гуманитарную помощь. Дело расстроилось из-за того, что ребят Паоли французы слишком быстро разбили, помогать стало некому.

Так что, как видим, отношения между странами были те еще. И французы с удовольствием помогли бы и Пугачеву, и любому другому, если б могли. А вот могли ли?

Для того, чтобы поддерживать восстание, надо хотя бы о нем знать. Как свидетельствуют документы, французы не знали о нем почти ничего. Как и вообще о России за пределами Петербурга. Так, 25 января 1774 года посланник Дюран докладывал в Версаль:

«Мятежники контролируют в настоящий момент огромные территории от Казани до Тобольска».

Депеша Дюрана герцогу Д'Эгильону от 2 апреля 1774 года:

«На помощь Пугачеву пришли крымские татары. По некоторым сведениям, отсюда разослали курьеров в войска, находящиеся на подступах к Грузии, с приказом, чтобы они воспрепятствовали соединению крымских татар с Пугачевым в районе Кубани».

Посланник попросту не знает, о чем речь идет! Он даже не понимает, где вообще шло восстание. Опять же, никаких французов в пугачевском войске не видели. Да и не могли они ничего организовать. Французам мешала, с одной стороны, западная ориентация российской элиты, с другой — традиционное пренебрежение представителей французской аристократии к простому народу. В высших российских кругах они чувствовали себя как дома, а общаться с какими-то казаками и мужиками...

Да и вообще. Война, политика и игры разведок в XVIII веке были забавами исключительно дворянскими. Тот же Паоли, с которым хотела замутить игры Екатерина, был дворянином. Разговаривать с мужиками никому и в голову бы не пришло.

Так откуда мнения? Григорий Орлов высказывал версию о «французском следе», когда восстание еще полыхало. В это время никто реально ничего не знал — ни о Пугачеве, ни о социальном составе повстанцев. Опять же вспомним про презрение к «простым». Ну не укладывалось в голове аристократа, что «подлые людишки» на что-то самостоятельно способны.

А вот начет «маркиза Пугачева»... Екатерина произнесла эту фразу в 1789 году после сообщения о взятии Бастилии. Тогда она задвинула гневную речь по поводу Национального конгресса, который тогда стоял во главе Франции. И среди всего прочего было сказано: «Они хуже маркиза Пугачева».

Можно понять это так. Пугачев был самозванец. Императрица была не чужда самой идеи народного представительства. Как уже говорилось, она как раз пыталась это самое народное представительство обеспечить. Но тут императрица подчеркнула: национальный конгресс — это не представители народа, а самозванцы, вроде Пугачева.

Есть еще одна страна, которая могла влиять на пугачевский бунт. Но о ней — дальше.

Примечания

1. Именно поэтому вполне корректно ставить знак равенства между понятиями «Речь Посполитая» и «Польша». По крайне мере — для XVIII века.

2. По закону любой польский дворянин имел право на «рокош» — мятеж против короля.

3. Бригадир — воинский чин V класса, промежуточный между полковником и генерал-майором. Отменен в 1798 году.

4. «Император всех французов» в юности и молодости был ярым корсиканским сепаратистом. Собственно, политическую деятельность он начал именно на Корсике. (Уже во время Великой французской революции). Но разругался с Паоли — да так, что вынужден был бежать вместе с семьей. Осталось заниматься французскими делами.