Но вернемся назад по шкале времени и поглядим, что творилось в центре восстания, под Оренбургом. Рейнсдорп совершил еще одну ошибку в психологической войне. Он стал распространять воззвания, в которых утверждал: лидер повстанцев не император, а донской казак Емельян Пугачев, который клеймен как каторжник, а потому никогда не снимает шапки. Разумеется, Пугачев этим воспользовался. При скоплении народа его люди читали эти документы, а потом Емельян снимал шапку:
— Где у меня клеймо?
И ведь подразумевалось — если Рейнсдорп соврал про клеймо — то к какому-то Пугачеву «государь-император» не имеет никакого отношения. То есть, по большому счету, своей идиотской бумагой оренбургский губернатор поддержал самозванца, пожалуй, сильнее, чем даже те, кто его «узнавали».
Так дальше и пойдет. В психологической войне полуграмотные пугачевцы будут легко «делать» правительство как хотят. Ведь даже описание зверств повстанцев, — неважно, реальных или выдуманных, которыми были полны правительственные воззвания — будет работать на Пугачева. Истребляют дворян? Так правильно делают! Давно пора.
«Не в пример казенным, написанным невразумительным канцелярским языком приказам, реляциям и рапортам, грамоты Пугачева большей частью были кратки, общепонятны и толковы. Они писались либо его секретарями при личном участии вождя, либо скопом, когда любой атаман, а иным часом и случайный казак или мудрый старик-крестьянин нет-нет да и подадут свой голос; нет-нет да и ввернут крепкое словцо. А когда черновая бумага зачитывалась Пугачеву, он сам делал поправки».
(В. Шишков)
Но это случится позже. Пока что Пугачев собирался штурмовать Оренбург. Хотя для начала он через своих людей передал свой манифест.
Емельян через своих людей передал в Оренбург очередной манифест.
«Сим моим именным указом регулярной команде, рядовым солдатам и офицерам повелеваю: послужите мне, своему законному государю Петру Федоровичу, до последней капли крови и, оставя принужденное послушание к неверным командирам вашим, которые вас развращают и лишают вместе с собой великой милости моей, придите ко мне с послушанием и, положа оружие свое пред знаменами моими, явите свою верноподданническую мне, великому государю, верность, за что награждены и пожалованы мною будете. Как вы, так и потомки ваши первые выгоды в государстве моем иметь будете и славную службу при лице моем служить определитесь...»
Вообще, в Оренбурге с агентурой Пугачева было все хорошо. Они мутили народ, агитировали за «Петра Федоровича», а двое, вроде бы, были даже подосланы, чтобы убить Рейнсдорпа. Правда, последние сведения не очень достоверные. Пугачеву это было ни с какого бока не выгодно. Рейсдорп, в отличие Емельяна, не являлся харизматическим лидером, устранение которого решало все вопросы. В городе нашлось бы кому взять власть. К тому же оренбургский губернатор являлся, мягко говоря, не самым лучшим руководителем, о чем повстанцы отлично знали. Но что самое главное — это не «царские» методы. Так что, возможно, это была инициатива кого-то из пугачевцев. Благо среди яицких казаков многие испытывали к губернатору личную ненависть.
Когда я писал о том, что Оренбург не представлял стратегической ценности, я был не совсем точен. То есть, особого смысла на него идти и в самом деле не было. Но если уж пришли — имело смысл штурмовать. В городе находились большие запасы продовольствия и снаряжения, были пушки. Не говоря уже о моральном эффекте, который оказало бы взятие центра края.
Теперь поглядим на расклад сил. В Пугачевском войске, оказавшемся 5 сентября у стен Оренбурга, было около 2500 человек (часть повстанцев осталась в гарнизонах). Их них: 1500 яицких, илецких, оренбургских казаков, 300 солдат, 500 Каргалинских татар. Артиллерию составляли 10 пушек.
Несмотря на то, что некоторые источники сообщают о плохом состоянии укреплений Оренбурга, это была достаточно серьезная крепость.
«Крепость Оренбурга лежала на плоской вершине большого холма над Яиком. Вершину опоясывал пятиверстный насыпной вал высотой в два человеческих роста. На равных расстояниях его разрывали 12 выступов-бастионов. С дощатых барбетов в бревенчатые амбразуры глядели пушки. В город вели четверо ворот: Водяные, Сакмарские, Чернореченские и Орские».
(А. Иванов)
28 сентября на военном совете в Оренбурге выяснилась численность защитников. Их было около трех тысяч человек при ста пушках. Кроме того, 2 октября пришла подмога из Яицкого городка — 626 человек с 4 пушками. Укрепления привели в порядок. Кроме того, при подходе повстанцев Рейнсдорп сжег пригород, Форштадт — дабы лишить противника возможности приближаться к стенам под прикрытием домов.
Подойдя к городу, как и прежде, пугачевцы для начала предлагали капитулировать. Энтузиазма у защитников это не вызвало. Тогда повстанцы разбили лагерь около озера Коровье стойло, в 5 верстах от Оренбурга — то есть в прямой видимости.
Положение складывалось странным. Еще бы! Защитников было больше! К тому же находящиеся в Оренбурге части являлись нормальными войсками, а их противники — собранными с бору по сосенке бандами.
6 октября за городские ворота вышел отряд в 1500 человек под командованием премьер-майора Степана Львовича Наумова. Однако действовали правительственные силы вяло и неуверенно. По словам самого Наумова, он наблюдал «в подчиненных своих робость и страх». В общем, постреляли и разошлись.
На следующий день в Оренбурге состоялся военный совет, на котором обсуждался вечный вопрос: «что делать?» Решение военного совета было следующим — запереться в крепости и ждать подкреплений.
Впоследствии многие авторы, в том числе и Пушкин, обвиняли Рейнсдорпа в трусости, а его военачальников — в некомпетентности. Александр Сергеевич пишет:
«С таковыми средствами можно и должно было уничтожить мятежников. К несчастию, между военными начальниками не было ни одного, знавшего свое дело. Оробев с самого начала, они дали время Пугачеву усилиться и лишили себя средств к наступательным движениям».
У Пушкина были свои причины так писать. О них я расскажу ниже. А на самом-то деле Рейнсдорп просто растерялся. Ситуация ведь совершенно не укладывалась ни в какие привычные рамки. Такого в России не было со времен Степана Разина. Другие восстания, даже булавинское, проходили по совсем иному сценарию.
Ведь что получалось? Рейнсдорп был военачальником и администратором. Он привык, что вверенные ему войска сражаются, а подчиненные ему структуры выполняют приказы. А тут все сыпалось! Солдаты и казаки изменяли, крепости и слободы — тоже. Тем более что в Оренбурге появились лазутчики Пугачева с указами «Петра Федоровича». А Пугачев же воевал «неправильно». Рейнсдорп стал применять методы, которые у современников вызывали смех и сомнение в его здравом рассудке. Так, он приказал разбросать вокруг Оренбурга капканы. Хотя на самом-то деле — это не самая глупая идея. Дает некоторую защиту от лазутчиков и разведчиков.
С дисциплиной у пугачевцев, понятное дело, было плохо.
«8 октября мятежники выехали грабить Меновой двор, находившийся в трех верстах от города1. Высланный противу их отряд прогнал их, убив на месте двести человек и захватив до ста шестнадцати. Рейнсдорп, желая воспользоваться сим случаем, несколько ободрившим его войско, хотел на другой день выступить противу Пугачева; но все начальники единогласно донесли ему, что на войско никаким образом положиться было невозможно: солдаты, приведенные в уныние и недоумение, сражались неохотно; а казаки на самом месте сражения могли соединиться с мятежниками, и следствия их измены были бы гибелью для Оренбурга».
(А.С. Пушкин)
Возможно, этот эпизод сыграл даже на руку Пугачеву. Ведь получилось — повстанцы обнаглели и расслабились — и получили по ушам. Да и пострадали-то прежде всего те, кто в мятеже прежде всего видел возможность пограбить. По крайней мере произошедшая через четыре дня стычка была проведена блестяще.
...12 октября правительственные войска под командованием того же Беляева снова попытались атаковать лагерь Пугачева. Судя по всему, у пугачевцев имелись в городе свои люди. Так что Емельян знал о вылазке заранее. Он выбрал артиллерийские позиции, с которых вел эффективный огонь.
Современник отмечал: «Сражение было сильнее прежнего, и одна наша артиллерия сделала около пятисот выстрелов, но злодеи стреляли из пушек своих гораздо более, действовали с большею прежнего дерзостию».
Одновременно Беляева атаковали в конном строю казаки. К разгрому это не привело. Правительственные войска сумели организованно отступить, потеряв то ли 117, то ли 123 человека. Что усилило позиции сторонников сидения за стенами.
О тактике повстанцев стоит сказать отдельно. Тем более что любители «исторических тайн» любят задавать вопрос: а где Пугачев научился так воевать?
Давайте разберемся. Емельян принимал участие в большой войне — в русско-турецкой. Там он имел возможность убедиться в силе линейной пехоты. Поясню для тех, кто не слишком знает военную историю.
Суть линейной пехоты в том, что ее бойцы были обучены коллективным действиям. Пехотный полк, как правило, строился в три шеренги2. При сближении с противником, независимо от того, наступали они или оборонялись, пехотинцы производили последовательные ружейные залпы. Один ряд стрелял, другие перезаряжались. Долго, впрочем, стрелять не получалось — тогдашние ружья били на 150—200 метров. Дальше следовала штыковая схватка — опять же единым строем. При ухудшении обстановки, например, при атаке конницей, бойцы перестраивались в каре, разбить которое было очень непросто.
Пугачев на войне вполне мог оценить эффективность этой тактики. Благо сражались русские с турками, у которых коллективная подготовка хромала. (Хотя в одиночном бою османы русских превосходили. Это отмечал и Суворов.) Ничего подобного пугачевцы противопоставить не могли. Для формирования частей линейной пехоты требуются квалифицированные офицеры и унтеры, а самое главное — время. Нам это представить трудно. Сегодня все более-менее представляют, что такое армия — хотя бы из фильмов и телепередач. А в советское время имелась еще и начальная военная подготовка. Автор этих строк впервые стрелял из автомата в 12 лет. А для тогдашнего крестьянина армейские порядки были полной дичью. Так что приучить к ним было непросто.
Однако Пугачев бывал и в Речи Посполитой, где конфедераты действовали партизанскими методами. Нет сведений о том, что он сталкивался лично с польскими отрядами. Но рассказы уж точно слышал. «Солдатский телеграф» действовал с незапамятных времен. Будучи умным человеком, Пугачев мог оценить и слабость линейной пехоты. Она оказывалась беспомощной, когда не успевала построиться.
Вполне оценил Емельян и эффективность артиллерии, которая должна оказаться в нужном месте и в нужное время.
Так что лидер повстанцев по мере сил старался свести преимущества противника к минимуму. Не всегда у него это получалось — но на войне как на войне.
Но все-таки каким-то особо выдающимся полководцем Пугачев не был. Если уж брать лидеров народных восстаний, то со Спартаком или Нестором Махно ему не сравниться.
Между тем повстанцы копили силы. В их рядах начитывалось уже около 20 тысяч человек. Это правда, были уже на казаки, а крепостные крестьяне. (Подробнее о пугачевском воинстве я расскажу в следующей главе). Емельян решил начать штурм. Благо теперь он имел достаточное количество «пушечного мяса». Боевую ценность эти ребята имели сомнительную — но вот ненависти у них хватало. И что самое главное — защитники вынуждены были на них отвлекаться. Тем более, что набрать новых не составляло труда.
Однако Пугачев не тупо кинул эту толпу на приступ. 22 октября он расположил свои пушки на находящейся в километре от крепости горе Ак-Тюбе, которая господствовала над городом и начал обстрел. Оренбуржец Иван Осипов вспоминал: «Люди от ядер и необыкновенного страха почти не находили места в домах своих». Оренбург был, в основном, деревянным городом, в нем начались пожары. Но артиллерии у повстанцев было маловато. К тому же погода стояла дождливая, так что пожары потушили.
2 ноября начался штурм. Пушкин описывает это так.
«2 ноября Пугачев со всеми силами подступил опять к Оренбургу и, поставя около всего города батареи, открыл ужасный огонь. С городской стены отвечали ему тем же. Между тем человек тысяча из его пехоты, со стороны реки закравшись в погреба выжженного предместья, почти у самого вала и рогаток, стреляли из ружей и сайдаков. Сам Пугачев ими предводительствовал. Егеря полевой команды выгнали их из предместия. Пугачев едва не попался в плен. Вечером огонь утих; но во всю ночь мятежники пальбою сопровождали бой часов соборной церкви, делая по выстрелу на каждый час.
На другой день огонь возобновился, несмотря на стужу и метель. Мятежники в церкви разложили огонь, истопили избу, уцелевшую в выжженном предместии, и грелись попеременно. Пугачев поставил пушку на паперти, а другую велел втащить на колокольню. В версте от города находилась высокая мишень, служившая целью во время артиллерийских учений. Мятежники устроили там свою главную батарею. Обоюдная пальба продолжалась целый день. Ночью Пугачев отступил, претерпев незначительный урон и не сделав вреда осажденным. Утром из города высланы были невольники, под прикрытием казаков, срыть мишень и другие укрепления, а избу разломать».
Однако имеются и другие версии. Согласно им, повстанцы подтащили пушки ближе к укреплениям и открыли огонь, а потом ринулись на приступ. И тут сыграла роль заготовка правительственных войск. Командование заранее сумело перебросить на левый берег Яика и замаскировать в прибрежных кустах пушки и команду егерей3. Когда атакующие полезли на куртины, они открыли огонь. Это и решило дело.
Трудно сказать — имел этот маневр место в реальности или нет. Вполне возможно, что его придумали позже. Но также возможно, что Пушкин не упомянул о нем по своим причинам.
Так или иначе, штурм Оренбурга не удался. Началось «Бердское сидение».
Примечания
1. Торговый центр, предназначавшийся для торговли с кочевниками. Как следует из названия, там был принят натуральный обмен.
2. Кстати, именно оттуда пошло понятие «батальон». Это один ряд строя.
3. Егеря — род войск, в который включались меткие стрелки. В отличие от линейной пехоты, они действовали рассыпным строем и стреляли не залпами, а по готовности.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |