В ноябре крутая каша заварилась в 300 километрах от центра восстания — под Уфой. Это был серьезный город — административный центр Уфимской провинции, в котором жило 15 тысяч жителей. Гарнизон был небольшим — около 250 солдат и 150 казаков при 22 пушках.
Получив известия о начале пугачевщины, воевода Уфимской провинции, надворный советник Алексей Никифорович Борисов не стал даром время терять. Он начал укреплять город. Одновременно было начато формирование ополчения. Были мобилизованы отставные офицеры, унтеры, солдаты и казаки. Так что число защитников возросло до 1120 бойцов. Причем обороняться они готовились всерьез. Вокруг города волновались башкиры, которые только и ждали пугачевцев. Было понятно, что если они дорвутся — то разграбят все.
Пугачев отрядил под Уфу отряд под командованием Ивана Васильевича Губанова и Кычкина (Каскына) Самарова1. Первый был уфимским казаком, полусотником, но служил под Оренбургом — где и перешел к Пугачеву. Второй входил в упоминавшийся отряд, двигавшийся на помощь Кару. Емельян отправил их как людей, знакомых с окружающими реалиями. По пути отряд обрастал новыми бойцами, так что в итоге кого в нем только не было: башкиры, татары, заводские крестьяне, помещичьи крестьяне, государственные крестьяне, казаки...
Отряд прибыл под Уфу 28 ноября, расположился в селе Чесноковка и стал мутить народ. Впрочем, того мутить было особо и не надо. Повстанцы обложили Уфу со всех сторон.
12 декабря прибыло подкрепление во главе с Зарубиным-Чикой. «Граф Чернышев», как теперь именовался казак, стал формировать «Вторую армию». Что было мудро. Ведь главная проблема любой армии — это снабжение. Наращивать Бердскую армию было уже некуда — ее просто стало бы нечем кормить. А почему именно под Уфой? Так это логика восстания. Многочисленные башкиры, примкнувшие к Пугачеву, хотели действовать на своей территории. Вот и пусть действуют. Это было выгодно и верхушке повстанцев — яицким казакам. Пусть этот контингент окажется подальше от их владений. А то мало ли... Понятно ведь, что никакого описанного в советских книгах «единения трудящихся» не было. Разные представленные в движении силы друг другу не слишком-то доверяли.
Чика обосновался в деревне Чесноковка, в десяти километрах, которые довольно быстро превратил в «Берды-2», а вокруг стал организовывать второй сплошной «повстанческий край». Вот один из его приказов, направленный атаману Рождественского завода:
«Надлежит вам свое население содержать в добром порядке и ни до каких своевольств и грабительств не допускать, ослушников же его императорскому величеству по произволению вашему наказывать на теле... Населению своему никаких обид, разорений и налогов не чинить и ко взяткам вам не касаться, опасаясь за ваш проступок неизбежной смертной казни. По моим ордерам исполнения чините в немедленном времени... Когда потребуют от населения вашего на службу его величества, по тому требованию хороших, доброконных и вооруженных ребят немедля отправлять ко мне. А в службу надлежит набирать таковых, чтобы не были старее пятидесяти и малолетнее восемнадцати лет».
Однако получалось это не слишком.
Зарубин действовал энергично — вскоре его армия составила около 15 тысяч человек. Началась осада Уфы, которая в общем-то повторила осаду Оренбурга. В том смысле, что успехом не увенчалась.
«Вокруг Уфы были построены четыре земляные батареи: на реке Белой — для обстрела Оренбургского тракта; на Усольской сопке, на кладбище — для обороны доступов со стороны сибирской дороги; и на горе, над рекой Белой — для обстреливания трех улиц. А пятая батарея, из четырех орудий, была подвижная — для усиления, в случае надобности, мест угрожаемых. Город разбит на участки, охраняемые вооруженными гражданами.
Душою обороны были: комендант города полковник Мясоедов, воевода Борисов и прибывший в Уфу из Ростова Великого купец Иван Игнатьевич Дюков».
(В. Шишков)
Зарубин два раза посылал своих людей на приступ — 23 декабря 1773 года и 25 января 1774 года. Первый раз повстанцы были остановлены пушечным огнем, потом защитники города перешли в контратаку. Второй раз дело шло успешнее. Ребята Зарубина сумели даже ворваться на окраинные улицы. Но осажденные подтянули пушки и открыли огонь картечью — так что штурмующих снова вышибли. Больше штурмов города повстанцы не предпринимали.
В повседневной жизни Чика то ли не понимал необходимость создания «властного имиджа», то ли полагал, что и так сойдет. Жил как придется.
«Чесноковка на первый взгляд напоминала собою Пугачевскую столицу Берду, но здесь, начиная от хозяина, все было второго сорта. Хозяин вел себя необычайно просто, вовсе не по-царски и не по-графски даже, а как бог на душу положит. Любил он всласть поесть и крепко выпить, любил громко похохотать и подурить с бабенками. Одевался так себе — ни генеральских лент, ни позументов. За своей наружностью следил плохо: борода запущена, с мылом умывался редко, да и то кое-как, словом — цыган и цыган. Когда дома — ворот рубахи всегда расстегнут, густо волосатая грудь обнажена, а на морозе — замызганный овчинный чекмень накинут на одно плечо. Квартира не из важных, у него золотой горенки нет и почетного караула нет, свиты тоже не положено. Подруги сердца его живут в двух избушках, на краю селенья».
(В. Шишков)
Однако действия «Второй армии» не ограничились возней под Уфой. Под началом Зарубина оказался и Грязнов. Он не терял времени даром, овладев большим количеством заводов и населенных пунктов — Саткинским, Златоустовским, Кыштымским и Каслинским заводами, Кундравинской, Увельской и Варламовой слободами, Чебаркульской крепостью. Посланные против него отряды Грязнов разгонял. В январе 1774 года Грязнов двинулся к административному центру Исетской провинции Челябе (Челябинску).
«Грязнов прошел через Урал как рыбацкий бредень: загребал всех, кто хотел воевать. В слободах он набрал мужичью пехоту, в башкирских аулах конницу, на гонных заводах — канониров с пушками».
(А. Иванов)
Когда 8 января Грязнов подошел к Челябе (Челябинску), у него было четыре тысячи человек и 12 пушек.
Но бурные события начались в городе раньше. Город, из которого выгребли солдат в помощь Оренбургу, оказался практически без защиты. Тогда воевода Исетской провинции, статский советник Алексей Петрович Веревкин, проявил своеволие — он Стал задерживать «транзитные» воинские команды, которые двигались через город на Оренбург. Так, он тормознул роту рекрутов и артиллерийскую команду под командованием офицера Тобольского гарнизона поручика Федота Пушкарева. Это оказалось очень своевременным. Дело в том, что в Челябе созрел заговор в пользу Пугачева.
«Но заговор зрел и в самой Челябе. Атаман Уржумцев и хорунжий Невзоров за углом воеводской канцелярии шептали исетским казакам, что им, "бедным родственникам", надо брать сторону яицких братьев».
(А. Иванов)
Восстание началось 5 января. Если бы не смелые и грамотные действия поручика Пушкарева, оно бы имело успех.
«Увидев, что крепость копит силы для обороны, зачинщики ударили в набат. Молниеносным броском мятежные казаки захватили орудия. Но Пушкарев поднял своих рекрутов в ружье. На площади у бревенчатой ратуши пушкари и пушкаревцы сшиблись с казаками и отбили пушки. Улочки Челябы насквозь прожгла картечь. Атаман Уржумцев и еще 67 бунтовщиков попали в плен.
Хорунжий Невзоров привел уцелевших казаков в войско Грязнова, который уже подходил к Челябе. А в крепости обезумевший воевода вешал бунтовщиков и целый день без передышки пытал Уржумцева, пока атаман не умер в луже крови».
(А. Иванов)
Поняв, что помощи изнутри не будет, Грязнов решил начать осаду. Но для начала, как водится, послал письмо.
«Я в удивление прихожу, что так напрасно закоснели сердца человеческие, не приходят в чувство, делают разорение православным христианам и проливают кровь неповинно, а паче называют премилосердно щедрого государя и отца отечества Петра Федоровича бродягою, донским казаком Пугачевым. Вы же думаете, что одна Исетская провинция имеет в себе разум, а прочих почитая за ничто или, словом сказать, за скоты. Поверь, любезный, ошиблись! Да и ошибаются многие, не зная, конечно, ни силы, ни писания. Верь, душа моя, бессомненно, наш государь батюшка сам истинно, а не самозванец: что ж за прибыль быть православным христианинам в междоусобии и проливать кровь неповинных? Пожалуй, сделай себя счастливым, прикажи, чтобы крови напрасно не проливать. Всех от мала и до велика прошу вас, яко брата, уговорить. Вам же, если сие сделаете, обещаю пред богом живот, а не смерть. Разве мы не сыны церкви божией? Опомнитесь, други и браты о бозе! Затем, сократя, оканчиваю сим и остаюсь при армии, посланный от его императорского величества главной армии полковник Иван Грязнов».
Грязнов штурмовал Челябу три дня подряд — но все штурмы были отбиты. А 13 января к городу подошел корпус командующего войсками Сибирских пограничных линий генерал-поручика Ивана Александровича Деколонга. В корпусе было 1200 солдат. Грязнов решил не связываться и отвел свои войска на 65 километров — в крепость Чебаркуль. С этого времени противостояние приняло характер мелких стычек. Однако по непонятной причине 8 февраля Деколонг принял решение уйти из Челябы в Шадринск, находящийся в 150 километрах северо-восточнее. Вместе с Деколонгом город покинул гарнизон, чиновники, состоятельные горожане, часть казаков, большая часть духовенства.
Генерал-аншеф Бибиков по этому поводу писал Екатерине:
«Странность поведения генерала Деколонга или лета его, или вкоренившаяся сибирская косность причиною. Признаюся, всемилостивейшая государыня, что я бы лучше желал, чтоб сей генерал на нынешнее время там не был, и если бы возможно кого надежнейшего отправить, а его отозвать...»
В итоге Грязнов 8 февраля взял-таки Челябу, где его люди продержались два месяца.
Одной из важных стратегических точек являлся Долматов монастырь, который являлся, по сути, хорошо укрепленной крепостью. Он находится в 160 верстах к востоку от Екатеринбурга, был построен в 1644 году дворянином Дмитрием Ивановичем Мокринским, который ушел в монахи, приняв имя Долмата.
Да только вот монастырь имел богатую бунтарскую историю. Дело в том, что имелись так называемые «монастырские крестьяне» — то есть крепостные, принадлежавшие монастырям. И «святые отцы» порой с ними обходились так, что помещикам не снилось. Первый бунт случился в 1727 году. Но это было так — мелочь. Куда серьезнее каша заварилась в 1762 году. В то время настоятелем монастыря был Иоакинф Камперов. Даже монастырский летописец отмечает, что он был «корыстолюбец и жестокосерд». Началось с того, что монастырские крестьяне во главе с неким Широковым отказались работать. Иоакинф вызвал войска. Взять монастырь крестьяне и не пытались, но вокруг долгое время шло восстание, которое продолжалось около года.
Монастырский летописец отмечал: «Появилось великое множество народа, и все держат поднятые вверх шесты, а в них врезаны косы, ножи и остроги».
Как видим, с этого бунта прошло не так уж много времени. Да и продолжалось то же самое. Крестьяне, жалуясь в Казанское экономическое правление, писали, что от притеснений монастыря они «крайне разорились и к платежу казенных податей пришли в несостояние».
«При первом же известии о появившемся под Оренбургом Петре Федорыче все монастырское крестьянство подняло голову. Архимандрит Иоакинф, предвидя неспокойное время, стал готовиться к защите и в начале января 1774 года выехал в Тобольск просить губернатора Чичерина о воинской помощи».
(В. Широков)
Впрочем, пугачевцев поддержали не все. Около 380 крестьян ушли в монастырь. Видимо, им было что терять.
Грязнов появился под стенами монастыря 11 февраля. Была направлена бумага:
«Из армии Его Императорского Величества, следующее из оной под Далматов монастырь, от определенного из армии атамана, Прохора Пестерева, с товарищи, во оной Далматов всего общества мирским людям —
О БЛАГОПОЛУЧИИ ИЗВЕСТИЕ
По указу Его Императорского Величества, Государя Императора Петра Третьего, вследствие данного мне из армии от полковника наставления, которым командирован я, с командою тысячью пятьюстами и артиллерию — 15 пушками, и для склонения и приводу в подданство к Его Императорскому Величеству, Государю нашему Петру Федоровичу. Того ради, сим вас усердно просим, если желание имеете Благополучно в склонность приступить, без всякой суровости и напрасного кровопролития, как сожалею вас и не хотя реченного кровопролития с вами поступления, покоритесь нашему Императору, ибо Государь — Петр Федорович. Чего ради, вам при сем, с посланными от нас казаками, взятыми из Чумляской слободы, Алексеем Ершовым, Далматовской крепости Антоном Заплатиным, всего 4 человека, в том числе один Башкирец, для растолкования истинного познания с именного, Его Императорского Величества, манифеста посылаю точную копию, которую, приняв Благополучно и при собрании живущих всего общества мирских людях, прочесть и, есть ли вы в чувство приидете, то б написали от всего оных мирского общества людей склонную запись, за руками их, также священниками, которую и прислать ко мне с выборными от оных, хороших до 10 человек, а сверх сего сколько вам рассудится, вез всякого сумнения. Сверх же того вам объявляю, что уже и Казанская губерния, царствующий град Москва, также Нижний и другие города склонены Наследником Его Императорского Величества, Государем Цесаревичем и Великим Князем Павлом Петровичем, так и Государем нашим Петром Федоровичем; Оренбургская губерния и показанные господином полковником: Челяба, Троицкая и прочие жителства в склонность приведены Благополучно; и есть, ли же, сверх сего, в верность не пойдете, то конечно остаться Будет вам от моей команды в Беспорядке. А на сие имею от вас ожидать милостивого и несомненного по Божему Благословению склонения в верное подданство. Февраля 11 дня 1774 года. На подлинном подписались: походный атаман Прохор Пестерев, эсаул Матвей Тараканов, сотник Никита Бушуев, армейский писарь Василий Тупинин».
Монахи ответили:
«Покориться, конечно, мы были бы готовы, ежели б называющий себя государем Петром III появился в царствующем граде Петербурге, там был принят и объявил о своем восшествии на престол без грабежей и разорения народа».
Грязнов начал осаду. Однако вел он ее как-то вяло, тем более, что пушки были маломощные. А 1 марта повстанцы и вовсе ушли. Это было сочтено чудом.
«Но никакого чуда не произошло. Переполох в толпе Пугачевцев наделало разосланное Деколонгом объявление, в котором он требовал от них полной покорности и в дальнейшем сообщал, что "с состоящими при мне войсками, коих не менее трех тысяч, имею следовать к Екатеринбургу, для того в деревне Коротковой, в Долматовом монастыре и в прочих по тракту лежащих местах приготовить к продовольствию тех войск провианта, овса и сена безнедостаточно"».
(В. Широков)
Самым восточным населенным пунктом, который затронула пугачевщина, было Царево-Городище (ныне — город Курган). А это уже Сибирь.
А дело там обстояло так.
10—12 января в городок Куртамыш (в 80 километрах юго-западнее Кургана) прибыл отряд ясачного татарина Ивана Алферова сына Иликаева, которого направил Чика-Зарубин. В городке было неспокойно. Куртамышский священник В. Лыткин писал:
«Прочитывали мы крестьянам указы, охотно повиновение свое оказывали на том в данном деле, что оный Пугачев разбойник, а другие малопахотные и которые в хлебопашестве не радеют, а в праздности по большой обращаются, и скудные крестьяне, убегая от государственной подати, а раскольники записные, совсем церкви святой чуждающиеся, слыша объявленную им вольность от разбойника Пугачева, к нему склонными являются и со охотою его дожидаются, а увещеваний священнических не слушают».
Неудивительно, что к отряду прибиваются местные жители. Так что гарнизон разоружили и даже не заметили как. Священник П. Андронников пишет тобольскому епископу Варлааму: «Куртамышского ведомства Каминской слободы и самого Куртамышского пригородка по разным селениям киргизцы обывателям делают злодейские убийства и крайне большие разорения, в одной деревне младенца в зыбке закололи, а десятилетнюю девочку с собой увели».
Дальше дело идет уже «на автомате». 24 февраля пугачевцы входят в Царево-Городище.
«В Курганской слободе смотрителем выбирается дворовой человек Федор Калугин, а воинским и гражданским начальником назначается священник Лаврентий Иванович Антонов. По рассказам очевидцев, в Курганской слободе собирается около пяти тысячи мятежников. Хотя налоги отменены, атаманы собирают с населения хлеб и лошадей, мобилизуют людей в отряды. В отрядах нет организованности, дисциплины и вооружения».
(П. Варлаков)
Тем не менее пугачевцам удалось продержаться в Сибири около месяца. Дальше на восток бунт не распространился. Главная причина заключалась в том, что там (за редким исключением) не было крепостного права.
А тем временем в истории пугачевщины наступил крутой поворот.
Примечания
1. С именами, особенно нерусскими, в пугачевской эпопее вообще сложно. Их потом записывали как слышали. Так что автор приносит извинения, если я какое-то имя указал не так.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |