Штурм Казани и дальнейшие события подробнейшим образом описаны у видного казанского краеведа Михаила Пинегина. Пересказывать это своими словами просто нет смысла.
«На утро 12-го июня Пугачев разделил свою толпу на четыре части: одну повел сам, другую — поручил Белобородову, а третью — Минееву; кому вверил 4-ю — неизвестно.
Прикрывшись выставленными вперед возами с сеном, между которыми были размещены пушки, отряды Белобородова и Минеева прошли по Арскому полю и остановились на Сибирской дороге, между рощей военного госпиталя, в которой тогда стоял загородный дом с ветряной мельницей купца Болдырева, и садами Родионовского института, где стоял загородный дом прежнего губернатора Алферова. "Погода предвещала нам счастливый успех, — говорит участник-пугачевец, — ветер дул прямо на неприятеля, густой дым пошел прямо на город".
Отряд Потемкина, защищавший дорогу, был сбит. В это время толпа Минеева овладела губернаторским домом и двинулась дальше; ползком по оврагам она пробралась до гимназического поста и смяла его своей многочисленностью. Сам Каниц ранен был стрелою в ногу, получили тяжелые раны и 6 учеников, из них один умер; два учителя — немец Тих и рисовальный Иван Кавелин — убиты; вместе с ними погибли и 5 иностранцев; кроме того, 6 человек пропали без вести. Остатки этого "корпуса", оттесненные до самого женского монастыря, удалились в крепость.
Гимназическое здание, "при выступлении директора в поле", охранялось сторожами и солдатами в числе 14 человек под командою унтер-офицера. Когда гимназический корпус начал отступать, Каниц, несмотря на рану, поспешил в гимназию, чтобы распорядиться о спасении имущества, но злодеи ворвались в дом, отняли у прислуги сундук с казной, здание зажгли, а караульных увели с собой; сам Каниц успел скрыться. Гимназия потерпела убытку на 15 000 рублей; Каниц лишился своей библиотеки, которую он собирал в течение 20 лет; сгорело 980 томов русских и иностранных книг на сумму 1760 руб.; сохранился лишь гимназический архив, да некоторые классные принадлежности, снесенные в погреба. В крепости на содержание гимназических чинов провиант отпускался из казенных военных магазинов; уплата за него впоследствии была взыскана с гимназии.
Минеев овладел монастырем, где был убит столетний генерал Кудрявцев и, поставив одну пушку на паперти, а другую на монастырских воротах, открыл пальбу по крепости.
Левое крыло, под начальством Пугачева, бросилось к Кабану. Жители Суконной слободы встретили наступавших рычагами, копьями и саблями; пушку у них разорвало при первом же выстреле. Пугачев прыснул картечью; башкиры, пустив тучу стрел, с гиком бросились в улицы, убивая людей и зажигая дома. Суконщики бросились врассыпную, за ними бежали и солдаты Потемкина, "не видев ни малейшего нападения, от одной робости, оставив неприятелю пушки и весь снаряд. Главные караулы опрометью побежали в крепость". Многие из солдат и жителей перешли на сторону самозванца и предались грабежу; другие прятались в погребах, церквах и монастырях, или искали спасения в крепости; там, в соборе, епископ Вениамин совершал молебствие о спасении города. Город сделался добычею мятежников: злодеи рассыпались по городу, "как ветер бурный, — писал Ювеналий, игумен Ивановского монастыря, — везде слышим вопль, рыдания и стон; часто раздавались страшные слова: "коли его"". Зверство человека проявлялось в самом отвратительном виде: младенца бросят в огонь на глазах матери и наслаждаются ее исступленным отчаянием; женщину убьют лишь после поруганий и насилия. Всех, кто только попадался в немецком платье, убивали без пощады. Священники, например, Грузинской церкви ходили по улице в одних рубахах и босиком, чтобы не отличаться от простонародья и не быть узнанными. Пугачевцы грабили дома и потом зажигали их. Улицы, по которым еще можно было пройти, представляли ужасное зрелище: по ним гнали пленных; злодеи то бродили взад и вперед с ношами награбленного добра, то разъезжали пьяные в самой пестрой одежде; в стихарях, подрясниках, в женском платье и проч. Разграбление города началось с 6 часов утра и продолжалось до глубокой ночи. Многие из мятежников, в том числе Пугачев и Белобородов, ездили в лагерь обедать, а потом снова возвращались для грабежа и разорения. Время клонилось к вечеру, и злодеи торопились покончить разбойничье дело: выбивали в храмах двери, сдирали ризы, забирали сосуды, богохульствовали. "Святость шестнадцати церквей была поругана злодеями, которые не щадили ни пола, ни возраста, и тиранским образом убивали даже тех, кто искал спасения у святого алтаря". Город был подожжен со всех концов и сгорел почти весь, так что, по словам очевидца, по самую Егорьевскую улицу "в нем не осталось ни кола; уцелели лишь отчасти Суконная да Татарская слободы".
Ворвавшись в город, Пугачев надеялся захватить и крепость врасплох; он с казаками быстро поскакал по городу к кремлю, но опоздал: крепостные ворота были уже заперты, завалены каменьями и бревнами, и мятежники встречены выстрелами. Тогда Пугачев занял Гостиный двор, поставил в находившемся там трактире две пушки и открыл пальбу по стенам кремля; впрочем, стены и без того были ветхи, а одна из башен почти до половины развалилась. Невдалеке от Гостиного двора, близ дома Дряблова, все еще стояли большие триумфальные ворота и прочие иллюминационные сооружения, приготовленные к встрече Екатерины II; теперь они послужили защитой мятежникам, из-за построек пугачевцы повели усиленную ружейную пальбу по крепости. Положение собравшихся там жителей и войск было ужасное: церкви, кельи, погреба и конуры — все было наполнено народом; стрелы, пули и ядра вносили и в эти убежища ужас и смерть. Стоны раненых, крики женщин и плач детей довершали смятение. Пожар, охвативший весь город, приближался и к крепости; ветер дул на нее, и воздух сделался удушливым от палящего жара и дыма. Деревянные здания в кремле неоднократно загорались, а ветхие крепостные стены грозили обвалом. В защитниках уже началось колебание; они заявляли, что лучше сдаться, так как нет надежды на спасение. Потемкин принужден был повесить двух зачинщиков и этим восстановил нарушавшуюся дисциплину. Пока продолжалась канонада, архиепископ Вениамин пять раз совершал богослужение в соборе. Но вот стрельба затихла; архипастырь, отпев благодарственный молебен, поднял кресты и иконы и обошел по всей крепости, невзирая на нестерпимый жар и удушливый пепел, наносимые из города вихрем. Молитва немного успокоила несчастных, но наступившая ночь не обещала пока спасения на следующий день. Кругом зарево пожара, повсюду вопли разоренных и вдали на биваках веселые крики пьяных разбойников... "Не знали, что сулит грядущий день, ждали ежеминутного нападения, готовились к мученической смерти".
Между тем Михельсон приближался к Казани. При начале разгрома ее он находился верстах в 40, слышал орудийные выстрелы и видел густой багровый дым. Несмотря на усталость людей и лошадей, Михельсон торопился на помощь разоренному городу. Пугачев узнал о его приближении и решил защищаться на Арском поле, в своем становище. Но нападения он ожидал на следующее утро, а теперь хотел отпраздновать взятие Казани. Из города привезли 15 бочек вина: самозванец любил угощать свою дружину после всякой победы. Привели и пленных, которых набралось до 10 тыс.; их Пугачев приказал поставить всех на колени впереди пушек. В числе пленных была и настоящая жена Пугачева — Софья Дмитриева. Самозванец приблизил ее к себе, но объявил, что это жена его друга Пугачева, у которого он жил в бедности и который за него пострадал, поэтому он ее не покинет и за заслуги мужа будет держать при себе. Узнав, что татары прибыли с подарками, самозванец сел в кресло и торжественно принимал дары. Довольный победою, он объявил прощение пленным и вызывал охотников на службу; многие вызвались... Затем он поехал по стану и благодарил людей. Попойка, песни, веселье не прекращались до полуночи. Лишь канониры не принимали участие в общем веселье: им приказано быть готовым на случай тревоги. Тревога последовала скоро. Михельсон с 800 солдат врезался в середину лагеря; пугачевцы защищались в первое время весьма храбро, но, разрезанные на две части, после пятичасового непрерывного боя, были совершенно разбиты и бежали; они потеряли до 800 человек убитыми и 737 человек взятыми в плен; в отряде Михельсона было убитых 23 и раненых 37. Переночевав на месте сражения, Михельсон на утро пошел к Казани, уничтожая беспрестанно попадавшиеся шайки ночных грабителей. Между тем Пугачев стал показываться со своей толпой и намеревался многочисленностью своих сил задавить ничтожный отряд, прибывший на выручку города. Михельсон отправил в крепость гусара, уведомляя о своем прибытии и прося подкрепления. Потемкин вывел до 150 человек гарнизона и успел вовремя подойти к Михельсону. Пугачев был снова разбит и бежал к с. Савинову, а оттуда, переправясь чрез Казанку, прибыл в с. Сухую Реку. Преследовать его было невозможно: у Михельсона не было и 30 годных лошадей. Чтобы не подвергнуться осаде, Михельсон остался на Арском поле.
День 14-го июля прошел без тревог; в Казань пришел еще небольшой отряд подполковника Меллина. Между тем, при сильном сочувствии крестьянского населения, у Пугачева формирование новых сил шло весьма успешно и быстро, так что к 15-му июля у самозванца было не менее 15-ти т. человек. Утром он собрал в одну толпу все свои "полки" и пленников и велел прочитать пред ними манифест, в котором возвещалось, что после торжественного въезда в Казань будет предпринят поход на Москву. Затем он двинулся на Арское поле, намереваясь уничтожить небольшой отряд Михельсона. Михельсон смело и энергично напал на нестройные полчища. Опрокинув яицких казаков, наилучше вооруженных и наиболее стойких, он без особенного труда разбил и разметал остальные толпы, обыкновенно подгоняемые ногайками и пиками. Произошло невообразимое смятение, когда отбитые у мятежников пушки начали палить по ним же. Все бросились врассыпную; башкиры оставили Пугачева совершенно и ускакали в свои пределы. Пугачевцев положено было на месте до 2-х тысяч, много "перетонуло" в Казанке и взято в плен до 5000 человек; в том числе попал и отставной канонир Иван Наумов Белобородов, один из самых близких людей к самозванцу; он носил у него титул "старшего атамана и фельдмаршала", заведовал письменною частью и поддерживал строгую дисциплину в шайках. Кроме того, было освобождено до 10 000 казанских пленников обоего пола и всех возрастов; в числе их было до 700 солдат, изъявивших желание возвратиться к своим командам; Пугачев не особенно доверял пленным солдатам, отобрал у них оружие и дал им одни только шесты. Отряд Михельсона тоже понес сравнительно большой урон: он лишился 35 человек убитыми и 121 ранеными.
Для преследования Пугачева послали подполковника графа Меллина, но он не смог уничтожить самозванца. Пугачев ускакал на переменных лошадях в Царевококшайск, а оттуда с 500 приближенных переправился чрез Волгу у с. Сундыря.
Положение казанцев было весьма затруднительно: сгорело до 2200 казенных и частных домов, 777 лавок и 28 церквей; уцелело домов до 800, но это были маленькие избенки в Суконной и Татарской слободах; конечно, не было никакой возможности разместить в них до 25 тыс. бесприютного люда. Начальство не знало, как помочь горю. Жители уже сами наставили на погорелых местах шалашей и клетушек; иные употребили в дело срубы из погребов и колодцев, другие покупали старые деревенские избы; обмазав их глиною, кое-как прожили зиму. Между тем губернатор фон Брандт, потрясенный печальными событиями, вскоре после освобождения Казани умер (3-го августа 1774 г.). Вместо него назначен был князь Мещерский, управлявший до этого времени Малороссией. Мещерский пользовался особенным благоволением Екатерины II; она утвердила его предположения о возобновлении выжженного города, прислала план для нового губернаторского дома и повелела Сенату отправить в Казань особого архитектора. Графу же П. Панину, назначенному главноначальствующим над губерниями Казанскою, Оренбургскою и Нижегородскою, писала, чтобы он голодающим жителям городов приказал рыть рвы и за эту работу платил бы и деньгами, и хлебом; "этим народ удержите на его местах и, упражняя его, уймете воровство и разбои".
Князь Мещерский представил императрице доклад о самоотверженных подвигах гимназического состава при защите города, 25-го августа государыня подписала рескрипт о том, чтобы "выдать из штатс-конторских доходов, для исправления их состояния, не в зачет жалованья по их окладам: директору гимназии надворному советнику фон Каницу за полгода, учителям и другим чинам гимназии за треть, а ученикам за год". Независимо от того в пособие гимназиям выслано было от университета 1000 руб. Временно гимназические классы поместились на Проломной улице, в купеческом доме, а ученикам отвели квартиры в татарских слободах».
Итак, взятие (хотя и не полное) самого крупного города, который попался на пути Пугачева, ознаменовался для него грандиозным разгромом. Но, как оказалось, это уже не играло никакой особой роли.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |