Некоторые «записки на полях»

Эй, молодчики, купчики!
Ветерок в голове.
В пугачевском тулупчике
Я иду по Москве!

(В. Хлебников)

Вот так. Это стихотворение написано в 1922 году как реакция Хлебникова на нэп. Уже в иную эпоху поэт Велимир Хлебников примеряет себе пугачевский тулупчик. Замечу, что Хлебников являлся абсолютно бескорыстным человеком. Кроме того, он никого и ничего не боялся — и писал только то, что думал.

В любой более-менее развернутой справке, посвященной пугачевщине, указывается, что Екатерина II стремилась стереть всякую память о восстании, переименовав Яицкий городок в Уральск, а реку Яик — в Урал. Вроде бы это и подтверждается и текстом Указа императрицы.

«...Для совершенного забвения сего на Яике последовавшего несчастного происшествия, реку Яик, по которой, как оное войско, так и город его название свое доныне имели, по причине той, что оная река проистекает из Уральских гор, переименовать Уралом, а потому и войско наименовать Уральским, и впредь яицким не называть, равно и Яицкому городу называться отныне Уральск; о чем для сведения и исполнения сим и публикуется».

Подобные попытки забыть неудобные события происходят нередко.

Так, после крушения Наполеона вернувшиеся из эмиграции роялисты (сторонники короля) датировали правительственные указы годами, когда был у власти император. Дескать, не было никакого Бонапарта, это вам приснилось. Люди старшего поколения помнят, что в шестидесятых годах Сталинградская битва именовалась «битвой на Волге». Сталина тоже не было.

Но французского короля Людовика XVIII трудно назвать светочем интеллекта. Как, впрочем, и Н.С. Хрущева. А вот Екатерина-то была умной и образованной женщиной. Уж про Герострата она точно знала.

Напомню суть дела. 21 июля 356 года до Рождества Христова этот персонаж, житель греческого города Эфес, сжег храм Артемиды, которым жители по праву гордились. (Впоследствии он был назван одним из семи Чудес света.) На допросах Герострат показал, что хотел таким образом прославиться.

Городские власти обеспокоились — как бы подобный способ саморекламы не вошел в моду. Поэтому было принято такое решение — имя Герострата вообще запретили где-либо упоминать. Глашатаи объявляли: «Не смейте помнить имя безумного Герострата, сжегшего из честолюбия храм богини Артемиды». И что получилось? Именно благодаря этому приказу имя Герострата и дошло до наших дней! В самом деле — ну казнили бы его по-тихому. И кто бы этого деятеля через пару лет вспомнил? Тем более что храм Артемиды довольно быстро отстроили — и он вышел даже лучше прежнего.

Ну а так что получилось? Разумеется, история о беспрецедентном приговоре пошла гулять по свету. Представьте разговор под амфору вина где-нибудь в Древней Греции.

— А вы слышали, ребята, что в Эфесе-то произошло? Того парня, который сжег храм Артемиды приказали всем забыть.

— Как интересно. И как его зовут? Надо запомнить...

И, разумеется, нашелся тот, кто решил эту историю сохранить для потомства, им был греческий историк Феопомп.

И ведь на местах боевой славы Пугачева происходило то же самое.

Старожил рассказывал молодому поколению:

— Вот эта река стала Уралом после Пугача. Раньше она называлась Яиком.

— А кто такой Пугач?

— А вот он...

Неужели Екатерина была настолько наивной, чтобы полагать — по приказу все и все забудут?

Вспомним и историю с домом Пугачева в станице Зимовейской. Напомню, согласно повелению императрицы, она велела дом сжечь, а «то место огородить надолбами, оставя на вечные времена без поселения...» Если б этот дом просто сожгли — то вскоре бы все забыли и место, где он стоял. А так в станице остался своеобразный «памятник» Пугачеву. Уж история о таком приказе в любом случае сохранилась на десятилетия — даже если его потом и отменили. Причем не только со всеми подробностями, но и с добавлением мифологических элементов. Получается — Екатерина, стремясь стереть память о Пугачеве, ее увековечивала?

Так, а может... цель была как раз в том, чтобы помнили?

Но давайте поглядим на иные странные обстоятельства. Прежде всего, выводы следствия. Любая власть в любой стране всегда старается демонстрировать, что народ при ней живет счастливо, а порядки — справедливые. А если уж возникает бунт — то это происки разнообразных врагов.

В случае с Пугачевым и выдумывать ничего не надо было. Среди повстанцев, после дел в Казани, имелся представитель высшей польской аристократии, Антоний Пулавский. Почему бы его и не предъявить? Вот, дескать, вполне реальный вражеский агент.

Но Пулавского помиловали и без особого шума сплавили обратно в Польшу. Далее. К арестованным применяли пытки. Между тем люди, которые могут их выдержать, встречаются только в романах для юношества. На самом-то деле под пыткой человек признает все, что угодно. В том числе — связь с поляками, французами, турками и марсианами.

А что выходило? На эту тему «копали» как-то вяло. А ведь Емельян первоначально признался, что ему помогал игумен Филарет и другие старообрядцы. Но потом вдруг сдал назад — отказался от своих показаний, заявив, что их оговорил. Считается, что Пугачев оговорил их под пыткой, а потом раскаялся. Но мы видели, что участие раскольников в начале мятежа отрицать трудно. Так, может, дело было наоборот? Емельян первоначально сказал правду, а затем ему намекнули — этот вопрос лучше обойти.

Стоит вообще упомянуть о репрессиях после разгрома пугачевщины. Я уже говорил, что после подавления восстания Разина жестокость расправ потрясла даже современников — а XVII век был совсем не гуманным. А вот с пугачевской историей было совсем не так. К смертной казни было приговорено 324 человека. Сравните со «столыпинскими усмирениями». А ведь в 1905—1907 годах повстанцы-крестьяне практически никого не убили.

Конечно, главных фигурантов пугачевского бунта надо было казнить. Это логика существования Империи. Но вот даже Салават Юлаев, который изрядно погулял с сабелькой, повоевал и пограбил, отделался пожизненной каторгой.

Что же касается менее значительных персонажей, то там дело вообще спускали на тормозах. Александр Васильевич Суворов прибыл в Уфу для расследования инкогнито, выдав себя за собственного адъютанта, поселился в доме заводчика Демидова и целый год потихоньку «разруливал ситуацию» в Башкирии.

Еще интереснее дело обстояло с рядовыми участниками бунта. Краевед, поручик А. Ратимов, который жил гораздо позже, в Исецкой станице слышал рассказы казаков. Они рассказывали, что тем, кто переметнулся к Пугачеву, задавали вопрос: «А за кого ты воевал?»

Если человек говорил, что за «государя-императора Петра Федоровича», то его действия оставляли без последствий. Если он говорил, что «воевал за Пугача», то его попускали сквозь строй. Очень жестокое наказание, которое часто заканчивалось смертью.

Вроде бы, оно логично. Тех, кто поверил в самозванца, можно простить — ну да, по глупости они решили, что «царь настоящий». Понятно, что с теми, кто сознательно шел за Пугачева, понимая, что никакой он не царь — разговор иной. Но ведь мы видели, что на Яике не очень-то верили в царское происхождение Емельяна. Так что власть явно стремилась не «гнать волну». В основном солдат, сражавшихся за Пугачева, особенно тех, у кого хватило ума «включить дурочку», репрессиям и не подвергали. Ну, может, сослали в отдаленные гарнизоны. С заводскими крестьянами и крепостными было и того проще. Тех, кто не был уличен в конкретных преступлениях, попросту отослали обратно по месту жительства.

А вот еще один интересный факт. Екатерина II всячески пыталась дистанцироваться от суда над Пугачевым. Дескать, она тут была вообще ни при чем. Так, к примеру, она уничтожила всю свою переписку с генерал-прокурором Александром Вяземским. На ее беду, он-то уничтожил не все, от него сохранилось достаточное количество материалов, свидетельствовавших, что она не являлась сторонним наблюдателем.

А почему? Екатерина ведь, участвуя в суде, была в своем праве. Ни в одной стране мира за бунт против власти не награждают ценными подарками. Конечно, пугачевщина несколько подпортила ее имидж «просвещенной государыни». Но... Императрице по большому счету было безразлично «мнение общественности». Как-то один из сановников по другому поводу спросил ее:

— А что скажет Европа?

На что Екатерина ответила:

— А начхать!

Итак, что получается. Власть даже не пытается списать восстание на происки врагов. Екатерина спускает репрессии на тормозах, под раздачу попадают только те, помиловать которых невозможно. Императрица дистанцируется от судебного разбирательства. При этом она пытается стереть всякую память о бунте.

Объяснения тут могут быть разные. Одно — Екатерина и в самом деле хотела, чтобы о случившемся все побыстрее забыли. Ведь чем больше крови и казней — тем это дольше будут помнить. Может, она, как и многие дворяне, полагала мужичков эдакими детьми, которые быстро все забудут? Так ведь нет. Императрица всерьез увлекалась русским фольклором, в том числе и былинами. А ведь былины — это народная память, донесенная сквозь века.

Но есть и совершенно иное объяснение. Екатерина как раз хотела, чтобы об этом помнили господа дворяне. Причем помнили именно как о бунте против помещиков. Напомню, что она отлично понимала дикость российского крепостного права. Но поделать-то ничего не могла. Представители элиты были ей преданы, пока она их устраивала. А вот если перестала бы устраивать — то тут же нашлись бы любители дворцовых переворотов.

Например, она прекрасно знала, что очень влиятельный государственный деятель Никита Иванович Панин особо и не скрывал, что желал видеть на троне Павла I. Не из любви к последнему. Просто Панин являлся наставником цесаревича — и надеялся, что после смены власти реально править станет именно он, Никита Иванович. А деваться от Панина было некуда. Он имел огромное влияние. Да и борьбу с Пугачевым в итоге пришлось поручить его брату — Никита Иванович сумел пробить это назначение.

Так что, возможно, она и хотела сохранить память о Пугачеве, чтобы господа дворяне не слишком уж наглели. Помнили бы, на каком вулкане они живут. Кроме того, пугачевщина надолго дискредитировала саму идею «восстановления законного государя». А ведь такой государь был — будущий император Павел I. Но ведь до самой смерти императрицы никому играть в эти игры не хотелось. То есть идея была простая — держитесь меня, господа, а то всякое может случиться. Впоследствии в эти игры стали играть лишь декабристы.

Стоит вспомнить и более поздние времена. Долго время на любое упоминание о пугачевщине в печати была наложена жесточайшая цензура. Однако Николай I, который вообще-то резко отрицательно относился к любым революциям и прочим народным движениям, разрешил писать Пушкину на эту тему. Мало того. Александру Сергеевичу дали возможность ознакомиться с документами, которые до этого являлись совершенно секретными. При том, что очень многие стихотворения Пушкина были запрещены к публикации и много лет после его смерти (правда, не всегда по политическими причинам). Почему? А потому что Николай I чуть ли не самого начала своего царствования начал готовить освобождение крестьян. Но столкнулся с такими бешеным сопротивлением дворян, что переломить его не смог даже такой волевой человек. По сути, произведение Пушкина бьет в ту же точку, что и знаменитое высказывание следующего императора, Александра II, «лучше отменит крепостное право сверху, чем ждать, пока народ отменит его снизу». По сути, Пушкин наглядно демонстрирует: вот что с вами, господа, может случиться, если вы будете держаться за крепостное право. Недаром выход книги в точности совпадает с наиболее активными попытками Николая I начать постепенную отмену рабства. То есть это был великолепно выполненный политический заказ.

Лед был тронулся. Впоследствии же в появлении «альтернативного» образа Пугачева — не разбойника, а народного героя — главную роль сыграли отнюдь не революционеры, а фольклористы. Последних появилось очень много в 50-х годах XIX века. Множество людей стали ездить по российской глубинке, собирая песни, сказки и легенды. Не зря к этому поколению относятся и Владимир Иванович Даль, чей знаменитый словарь впервые вышел в 1861 году, а также Александр Николаевич Афанасьев, автор не менее знаменитых «Народных русских сказок»¹. Добрались фольклористы и до Пугачева. А в фольклоре Емельян выглядел именно народным героем...

Пугачевщина косвенно связана и с нашествием Наполеона на Россию. Когда император взял Москву, он очень быстро понял, что оказался в стратегической ловушке. Русская армия так и не была разбита. Гоняться за ней просто уже не имелось сил. (По дороге требовалось оставлять гарнизоны для охраны коммуникаций — иначе войска тут же остались бы без продовольствия и боеприпасов. А значит — каждый пройденный километр сокращал армию без всяких сражений.) Александр I вступать в переговоры с Наполеоном не желал. К тому же французская армия, оказавшись в огромном брошенном городе, со страшной скоростью превращалась в банду мародеров.

И вот тогда у Наполеона родился план — объявить об отмене в России крепостного права. Причем эту идею Бонапарт разрабатывал очень серьезно. Он приказал найти ему материалы по пугачевщине, а также свидетелей тех событий. С последними он подолгу беседовал. А что? Дел-то на две копейки. Найти самозванца, выдать его за «чудесно спасшегося Павла Петровича». А дальше — дело техники. В Петербурге этого страшно боялись. Наполеон этого не сделал, но ведь вполне мог бы...

* * *

А кто и что получил от пугачевщины? Крепостные и заводские крестьяне не получили ровным счетом ничего. Никакого облегчения положения для них не наступило. Со старообрядцами интереснее. По большому счету, их притеснение как-то тихо свернули — без всяких громких указов и прочей шумихи.

Более всего выиграли две категории российского населения. Во-первых, это казаки, о чем я уже упоминал. Именно после пугачевщины начался постепенный процесс, в ходе которого казачья верхушка стала вливаться в российскую элиту. Появилось казачье дворянство. При том что казаки, в том числе и яицкие, в общем-то, сохранили свои привилегии.

Второй социальной группой, которая получила выгоды от пугачевщины, была элита «инородцев». До этого представители нерусских (неправославных) народов являлись эдакими «недочеловеками». А вот после пугачевщины, поглядев на таких ребят, как Кинзя Арсланов или Салават Юлаев, их уравняли в правах с русскими. Начался процесс ассимиляции «инородческой» элиты в русское общество.

Татарским и башкирским князьям и мурзам разрешено было пользоваться «вольностями и преимуществами» российского дворянства. Сюда включалось и право владения крепостными. Исключением было то, что этим людям можно было владеть только мусульманами. Те, не будь глупыми, развернулись вовсю. Так, крупнейшими помещиками, владевшими тысячами крепостных, являлись Тевкелевы. Это потомки А.И. Тевкелева, который воевал против башкир.

Башкир же впоследствии тоже объявили иррегулярным войском, которое пользовалось теми же правами, что и казаки. Проводить захваты земли у них стало куда сложнее.

Как это ни покажется странным, в выигрыше оказалась и уральская промышленность. Хотя, казалось бы, пугачевцы нанесли ей огромные убытки, уничтожив множество заводов. Но... Для государства уральские заводы были слишком важны. Поэтому убытки промышленникам были компенсированы за счет казны. Они отстроились снова. Но не все. Ведь использование подневольной рабочей силы, какой являлись приписные крестьяне, вело к тому, что зачастую никто не хотел модернизировать производство. Работали по принципу «и так сойдет, мужиков еще нагоним». Так что значительное число предприятий являлось уже полностью устаревшими. Но они кое-как крутились. А тут их разнесли. После этого их восстанавливать просто-напросто не стали, а построили новые.

Правда, дело имело и обратную сторону. Система приписки к заводам так и сохранилась. А потому уральские заводы прозевали научно-технический переворот, связанный с внедрением паровых машин.

Но в общем и целом пугачевщина при Екатерине не сыграла особой роли в жизни государства. После ее подавления жизнь продолжала идти так же, как и шла. Рабство процветало, помещики наслаждались жизнью, Россия одерживала все новые победы. Серьезные звоночки начались уже совсем в иные времена. Но тогда было уже поздно.

* * *

Не знаю, как сейчас, но в советское время, отвечая на экзаменах по истории на вопросы о крестьянских восстаниях, проще всего было это делать, следуя стандартному, общему для всех плану. В этом плане был обязательный пункт «причины поражения». В самом деле, поражением заканчивались практически все крестьянские выступления во всех странах. (Исключением можно считать так называемое восстание тайпинов в Китае в 1850—1864 годах. Там восставшие крестьяне сумели создать довольно крупное собственное государство и продержаться 14 лет. То есть то же время, что у власти был Наполеон. Но, с другой стороны, что такое 14 лет для Поднебесной с ее вековой историей?)

Советские авторы, которым было положено любить повстанцев-крестьян, приводили вполне разумные объективные причины, по которым все крестьянские выступления не могли закончиться иначе нежели поражением. Однако многих авторов, особенно писавших художественные или полухудожественные произведения, порой заносило. Начинался стратегический анализ — а вот если бы Пугачев плюнул на Оренбург и двинулся бы на Казань. А вот если бы его поддержали донские казаки. А вот если бы он сразу опубликовал свой «главный манифест»...

А в самом деле — а вот если бы?

Да ничего бы не вышло. Пугачевщина была обречена с самого начала хотя бы из-за идеологической позиции Емельяна. Напомню, она заключалось в лозунге «всем всего и побольше». Но ведь интересы-то у всех разные. Мы видели, что повстанцы сражались не только с правительственными войсками, но и с квалифицированными рабочими — а ведь они являлись самыми что ни на есть трудящимися и чаще всего крепостными. Лидеры повстанцев вынуждены были постоянно «разводить в стороны» казаков и башкир. И так далее. Так что в любом случае эти социальные группы начали бы разбираться между собой. Не говоря уже о том, что крестьяне обладали исключительно «местечковым» мышлением. По большому счету, их единственной целью было очистить от помещиков свою округу. А что там дальше — их не слишком интересовало. И уж нет смысла говорить, что сколько-нибудь крупная территория просто не может быть организована по казачьему принципу. То есть при более благоприятном для пугачевцев ходе событий пожар полыхал бы ярче и дольше. Тем более что на последнем этапе восстания Пугачев его в значительной степени не контролировал.

Стоит привести один пример из литературы. В 1929 году в Берлине вышла книга писателя-эмигранта Виктора Первухина «Пугачев победивший». Она является одной из первых русских книг, написанных в модном сейчас жанре «альтернативная история». В ней Пугачев-таки победил. У автора Емельян идет сразу на Москву. Правда, для правдоподобия автор вставил ряд «роялей» (так любители этого жанра называют уж слишком искусственную подгонку сюжета под идею). В разгар восстания Екатерина II и Павел Петрович гибнут — и элита, забыв про все, ввязывается в борьбу за власть. Одновременно автор придерживается криминологической теории в самом крайнем варианте. У Пугачева в полном согласии действуют старообрядцы, поляки, англичане, французы и турки и даже какие-то потомки Рюриковичей, горящие желанием отомстить Романовым. Что вообще-то абсолютно неправдоподобно.

Раз уж речь зашла об этой книге, стоит рассказать о ее судьбе. Первухин, создавая свой роман, явно хотел написать сатиру на большевиков. Но беда была в том, что автор из-за болезни легких аж с 1903 года почти безвылазно сидел в Италии. Поэтому представление об обстановке в России он имел крайне смутное. Так что выстрел получился холостым — роман успеха не имел. Однако уже в 90-х годах его раскопало и опубликовало одно из екатеринбургских издательств. И не прогадало. Книга имела бешеный успех, выдержала три переиздания. Дело в том, что описания порядков при пришедших к власти пугачевцах поразительно напоминало... «лихие девяностые». Настолько, что многие не верили, что книгу писал не современник. Так тоже случается.

А если вернуться к реальности, то в самом крутом варианте развития пугачевщины она бы закончилась вторым Смутным временем. Со всеми отсюда вытекающими.

Примечания

1. В этой книге впервые были напечатаны такие «суперхиты» как «Репка», «Колобок», «Курочка Ряба» и многие другие, без которых русскую культуру просто не представить.