Если на третьем этапе крестьянской войны, то есть после 17 июля 1774 года, нижегородцы встречали в своей губернии Большое войско Е. Пугачева и боролись при его поддержке, то на первом и втором этапах войны* их борьба развивалась вдали от района активных боев. Интересно рассмотреть, в каких формах под воздействием начавшегося восстания Е.И. Пугачева развивалось движение в Нижегородском крае.
Слухи о том, что Петр III жив, были не новы для Нижегородской губернии — она уже с 1764 года была местом, где такие слухи распространялись. Были и свои, местные самозванцы. В начале 1765 года под именем Петра III выступил беглый рекрут И. Евдокимов. Имя Петра III до 1770 года в Нижегородской губернии принимали шесть самозванцев из местных крестьян1.
Хотя правительство Екатерины II всячески пыталось воспрепятствовать проникновению каких-либо вестей о Пугачеве, это не могло приостановить молвы об открытом выступлении на Яике, как эхо переходившей из одного района в другой. Весть о восстании яицких казаков быстро достигла пределов Нижегородского края.
В конце 1773 года нижегородский губернатор А.А. Ступишин заявлял главнокомандующему правительственными войсками А.И. Бибикову, что «хотя в губернии беспорядков никаких не замечено, но в народе не без сочувствия говорят о самозванце». А.И. Бибиков, проезжая по Нижегородской губернии, слышал «многие неосновательные и ложные молвы, пересказываемые не только простыми, но и неподлыми людьми»2.
Вслед за народной молвой сюда стали проникать отдельные посланцы Е. Пугачева. Их речи о свободе и воле вызывали большой интерес у крестьян. 19 ноября 1773 года были пойманы несколько человек, распространявших сведения о восстании. Власти схватили дворового из с. Новоселки, который служил у Пугачева, участвовал в осаде Оренбурга и был послан в Нижегородскую губернию для организации местных крестьянских отрядов3.
Приблизительно в это же время был задержан беглый крестьянин с. Архангельского Алатырского уезда Федор Григорьев сын Потеряхин. Проезжая не только по Нижегородской губернии, но и по Саранскому и Пензенскому уездам, он представлял себя донским казаком, посланным в г. Пензу с указом от «государя Петра III». Нет возможности выяснить содержание «указа», текст его не сохранился, хотя в следственном деле отмечается его наличие4. Можно предположить, что это была копия одного из первых повстанческих указов, созданных в штабе Е.И. Пугачева и рассылавшихся народу в большом количестве**. Эти указы затем тайно переписывались грамотными крестьянами и зачитывались в селениях. Их бережно хранили и скрывали от глаз властей, беспощадно сжигавших все бумаги, которые исходили от восставших.
Село Кирюшино князя Репнина в Нижегородской губернии. Вторая половина XVIII века. Акварель. Государственный Исторический музей
Известия о Пугачеве проникали разными путями. Их распространяли не только крестьяне, но солдаты Владимирского пехотного полка, следовавшие через Нижегородскую губернию для подавления восстания на Яике. Они говорили, что Пугачев — подлинно царь «Петр III» и что из-за восстания на Яике Екатерина II и ее приближенные находятся в панике5.
Очень важным является вопрос о том, как представлялись в этих районах, отдаленных от центра восстания, цели и задачи разгоравшейся на Яике борьбы.
Пугачевские посланцы настойчиво убеждали, что их борьбу возглавляет «добрый царь Петр III», которого пытались извести «злые» бояре. Видимо, с попытками узаконить личность Пугачева связаны и другие титулы, которыми награждали в народе предводителя восстания. Так, в феврале 1774 года на торгу в с. Городце Нижегородской провинции распространилось известие, будто бы в Казани и Нижнем Новгороде получены указы, в которых запрещено называть Пугачева «изменником» и «вором»***, что именовать его впредь надо храбрым воином. Эти слухи были восприняты как победа Пугачева и послужили сигналом к выступлению крестьян с. Городца (владение Г.Г. Орлова) и примыкавших к нему слобод. Только военное вмешательство нижегородского гарнизона прекратило волнения. «Разгласители» слухов были сурово наказаны.
В то же время в Нижнем Новгороде, Козьмодемьянске и окрестных селах говорили о том, что Пугачева следует называть «балтийских островов князем». Причем слухи эти ходили не только среди крестьян, но и между нижегородских солдат и купечества6. Но как бы ни называли в разговорах Е.И. Пугачева, в глазах угнетенных он был защитником народа.
Более всего крестьян волновали разговоры о «свободе и воле», и прежде всего вопрос о земле. Этим слухам охотно верили. Не случайно эти известия не просто сообщались или передавались, нередко к ним выражалось определенное отношение. Отставной вахмистр Никифор Иванов Скоробогатов в декабре 1773 года отказался платить рекрутские деньги (за 10 душ), говоря, что платить не станет, потому что «будет новый царь», а земля «...слыша от посторонних людей... будет государева». В данном случае важно, что слухи о земле, как «государевой», послужили поводом к отказу от выполнения повинностей7.
Крестьянская посуда XVIII века. Государственный Исторический музей
В с. Кавресе Кадомского уезда весть о восстании принесли в марте 1774 года крестьяне д. Осиновки Арзамасского уезда Ефрем Васильев и Макар Алексеев. Они объявили крестьянам, что находящийся за городом Казанью «царь Петр Федорович» у помещиков отнимает крестьян и дает им волю, а помещиков казнит за их издевательства над народом. Эти известия были причиной волнений среди кавресских крестьян.
Получив сообщение об этом волнении, Арзамасская канцелярия предписала капитану Алексею Глухову ехать с нарочной командой в д. Осиновку и арестовать Ефрема Васильева. В то же время было велено выяснить, кто еще распространяет слухи о Пугачеве среди местного населения. Ефрем Васильев был арестован, других же «разгласителей», по сообщению местных властей, не было найдено. Только в октябре, после нескольких допросов и наказания кнутом, Ефрем Васильев вернулся в свою деревню. В связи с этим случаем нижегородский губернатор Ступишин 12 апреля 1774 года секретно указал частным смотрителям Арзамасской провинции всеми мерами бороться против тех, кто ведет разговоры о повстанцах8.
Начиная с февраля 1774 года и до появления войск Е. Пугачева под Казанью слухи о «царе Петре III» среди нижегородского крестьянства затихают. Следственных дел о повстанческих «агитаторах» за этот период не удалось выявить. Однако нет оснований говорить о действительном затишье. Косвенным свидетельством этого является непрекращавшаяся борьба местных властей с различного рода разговорами о восстании Пугачева, следующие одно за другим строгие предписания на этот счет центральных и местных учреждений, охранявших и защищавших интересы и привилегии господствующего класса. И тем не менее в движение против крепостной неволи вовлекались все новые силы.
Уже с начала 1774 года начинается бегство нижегородцев в повстанческую армию Пугачева, в отряды его сподвижников, сражавшихся с правительственными войсками в разных районах. В реестре повстанцев, захваченных в плен около с. Чесноковка 24 марта, называются несколько крестьян Нижегородского и Алатырского уездов9.
Отставной секунд-майор Борис Мертваго в марте 1774 года объявил, что его дворовый д. Новоселки (Алатырского уезда) Федот Михайлов, находясь в Оренбургской губернии, «не принужденно, а самовольно и охотно в казаки... себя предал... и присягал», надеясь, что крестьяне «будут от помещика вольные и будут государевы»10.
В войсках Е. Пугачева находился (в районе Свияжска) и другой алатырский помещичий крестьянин Емельян Алферов, а также нижегородский крестьянин Николай Баусов. К ним присоединился в Казани д. Аззи Алатырского уезда служилый татарин Манасып Махмутов11. Подобных примеров можно привести немало.
Крестьянская утварь XVIII века. Деревянная резная солоница. Государственный Исторический музей
О некоторых нижегородских крестьянах, ушедших к повстанцам до лета 1774 года, материалы допросов сообщают более подробные данные. По показаниям новокрещена мордвина Андрея Иванова, он был задержан пугачевцами и приведен в Берду «насильно», когда возвращался с купленным в Оренбургской губернии скотом. При штурме правительственными войсками Татищевой крепости попал в плен, и его переправили в казанскую тюрьму. Взяв Казань, повстанцы освободили всех заключенных. Иванов добровольно примкнул к войску Пугачева и находился с ним в продолжении всего похода по приволжским губерниям.
Еще раньше в результате мобилизации, проведенной на Яике, в повстанческую армию был взят алатырский крепостной Ефим Глупшев из д. Кистенева, пришедший в эти края на заработки и занимавшийся мелкой торговлей. Глупшев участвовал в осаде Оренбурга. У деревни Кротов-ки повстанцы, в числе которых находился и он, были атакованы правительственными войсками и рассеяны. Как и многим другим, Глупшеву удалось скрыться от карате-лей. Вскоре он вновь примкнул к повстанцам и находился с ними, пока не был схвачен на Мелекесском винокуренном заводе12.
Стремление поддержать повстанческое движение, возглавленное Е.И. Пугачевым, постепенно охватывало все более и более широкие слои трудового люда Нижегородской губернии. Учащались случаи, когда целые селения отказывались нести караулы на заставах, учреждаемых местными властями в связи с восстанием яицких казаков.
В Арзамасскую провинциальную канцелярию сообщалось, что крестьяне д. Мордовской и с. Крутой Майдан в марте 1774 года, расставленные в «предосторожность» от пугачевских отрядов, «рогатки... поломали и караулов не держут».
Приблизительно к этому времени относится известие частного смотрителя поручика Ивана Зиновьева о волнениях арзамасских крестьян с. Большая Якшень (владения кн. Гагарина и С.Л. Бехметьевой). Зиновьев писал в Арзамасскую канцелярию, что крестьяне ему не подчиняются, сотского на караул к народу не пускают и проявляют явную враждебность вотчинным властям. Причем о непослушании этих крестьян канцелярия извещалась несколько раз, и это говорит о том, что сопротивление было упорным.
Крестьянская утварь XVIII века. Деревянный ковш. Государственный Исторический музей
Крестьяне с. Шадрина Михаил Наумов, Никифор Кисель, Григорий Чиркунов, Григорий Захаров и другие в середине апреля 1774 года «учрежденные... караулы... содержать запретили», и на эти караулы, поставленные при въезде и выезде из села в «предосторожность от оказавшейся в Оренбургской губернии сильной разбойничьей шайки», крестьяне ходить не стали. Они отказались повиноваться служителю Льву Бажанову13.
Такие сообщения с мест в провинциальные и губернские учреждения были весьма распространены и являлись свидетельством того, что крестьяне доступными им способами выражали свою готовность выступить на стороне повстанческих сил.
Немало происходило и открытых восстаний. В ходе их в течение зимы 1773—1774 годов нижегородское крестьянство разгромило около 60 помещичьих имений14.
Победы Е.И. Пугачева, его манифесты, обращенные к крестьянству, послужили поводом для восстания крестьян с. Быковки против помещика Демидова зимой 1773—1774 годов.
В феврале 1774 года частный смотритель капитан А.С. Соловцов доносил в Арзамасскую канцелярию об открытом выступлении крестьян с. Шарапова, принадлежавших помещице Е.Е. Анненковой. Когда Соловцов закрыл въезд в село, пытаясь обязать всех проезжать только дорогой, на которой был поставлен караул, крестьяне не подчинились. Они отказались нести караул, заявив, что впредь будут поступать также. 24 апреля более 50 крестьян этого села организовали нападение на помещицу Е.Е. Анненкову. Видимо, не сразу местные власти смогли справиться с восставшими15.
Несколько позднее, 22 апреля 1774 года, кадомский воевода Зенбулатов сообщал в Арзамасскую канцелярию о волнении крестьян с. Каврес Кадомского уезда (вотчина коллежского асессора Разнотовского). По предписанию Шацкой провинциальной канцелярии Зенбулатов должен был как можно скорее усмирить кавресских крестьян. Но все его старания ни к чему не привели. Крестьяне «оставались в непослушании», причем их поддерживали соседние села и деревни, в том числе арзамасские. Зенбулатов не случайно обращается к представителям местной администрации и просит их приложить все усилия, чтобы изолировать кавресских крестьян от соседних. Он писал: «Если все способы не преуспеют, в таковом случае за оными крестьянами иметь примечание, не будут ли из того жительства для своих нужд выезжать, то таковых, где способ допустит, ловить и отсылать в канцелярию за крепким караулом. А паче всего наблюдать, дабы в то село Каврес и с тамошних соседственных и сторонних жительств крестьяне по обществу их также и ни с какими съясными припасами отнюдь не допущать и учредить в надлежащих местах заставы».
Крестьянская утварь XVIII века. Прялка. Государственный Исторический музей
Обращает на себя внимание предписание Зенбулатова «не допущать» в с. Каврес крестьян со съестными припасами. Поскольку в документах редко встречаются сведения о материальной поддержке восставших со стороны соседних селений, этот факт — очень важное свидетельство своего рода солидарности крестьян в борьбе против крепостников.
Показательны и приемы борьбы с восставшими. Видимо опасаясь производить аресты активных участников движения в самом селе, чтобы не разжечь общего недовольства, местные власти стали «ловить» крестьян поодиночке, при выезде из села. К сожалению, сохранившиеся документы не позволяют выявить фактическую историю волнения в с. Каврес. Можно думать, что оно началось под влиянием слухов, исходивших от арзамасских крестьян. Зная об этом, местные власти Арзамасской провинции со своей стороны обязали подпиской крестьян соседних сел Череватова, Атемасова, Силина, Богородского, деревень Нового Череватова, Панова, Осиновки, Истленского селища «посторонних жительств крестьян для общества их также и ни с какими съестными припасами отнюдь не допущать и в домах своих не держать... кавресских крестьян, ловя, приводить по определенным заставам»16.
Но нет никаких упоминаний, что это предписание было выполнено арзамасскими крестьянами.
Имеются также сведения о возникновении в этот пери-од местных небольших отрядов, действовавших по дорогам в Арзамасской провинции. Но источники не позволяют выяснить характер их действий.
Таким образом, угнетенное население Нижегородской губернии уже на первых этапах крестьянской войны, находясь вдали от районов активных боев повстанческих сил, не оставалось безучастным к событиям.
Начавшееся на Яике восстание, его лозунги, провозглашенные в манифестах и указах повстанческого центра, оказали такое сильное влияние, что еще до появления Е.И. Пугачева на территории правобережья Волги трудовые слои Нижегородского края начали переходить на путь открытого протеста.
Примечания
*. Крестьянскую войну по принятой периодизации делят на три этапа: первый — с 17 (28) сентября 1773 года по 1 апреля 1774 года, второй — с апреля по 17 июля 1774 года, третий — с 17 июля 1774 по конец 1775 года.
**. В архивных материалах тексты повстанческих указов, специально обращенных к нижегородскому населению, не обнаружены.
***. Так с ненавистью именовались Пугачев и все восставшие официальной властью.
1. Сивков К.В. Самозванчество в России в последней трети XVIII в. — В кн.: Исторические записки. Кн. 31, 1950, с. 99—102, 112; Захарова Л.Ф. Указ. дис., с. 221.
2. Дубровин Н.Ф. Пугачев и его сообщники. Т. 2. СПб., 1884.
3. Захарова Л.Ф. Борьба помещичьих крестьян..., с. 17—18.
4. ЦГАДА, Госархив, VI разряд, кн. 507, ч. 3, лл. 506 об. — 507 об.; ч. 6, лл. 67 об. — 69.
5. Там же, кн. 465, ч. I, лл. 56—60; кн. 466, ч. I, лл. 52—62.
6. ЦГАДА, Госархив, VI разряд, кн. 466, ч. I, лл. 30—47; кн. 507, ч. 6, лл. 224 об. — 225 об.; кн. 507, ч. 3, лл. 324 об. — 326.
7. ЦГАДА, ф. Тайной канцелярии, 349/2, д. 7194, лл. 1 —11.
8. ЦГАДА, ф. АПК, оп. 5, Д. 106, 1774 г., лл. 4,14; д. 158, 1774 г., лл. 1—6.
9. ЦГВИА, ф. Секретной экспедиции Военной коллегии, оп. 47, д. 1240.
10. ЦГАДА, Госархив, VI разряд, кн. 467, ч. 3, лл. 343 об., 346.
11. Там же, кн. 507, ч. 4, лл. 473—474; ч. 6, лл. 352 об. — 353; кн. 504, ч. 6. д. 345.
12. ЦГАДА, Госархив, VI разряд, кн. 507, ч. 5, лл. 429, 499 об. — 503; Овчинников Р.В. История кистеневского пугачевца. — В кн.: Записки краеведов. Горький, 1973, с. 131 —135.
13. ЦГАДА, ф. АПК, оп. 5, д. 878, 1774 г., лл. 1—5; д. 879, лл. 1—5.
14. Захарова Л.Ф. Борьба помещичьих крестьян..., с. 18—19.
15. ЦГАДА, ф. АПК, оп. 5, д. 190, 1774 г., лл. 1—25; д. 192, лл. 1—3; д. 988, лл. 1—5; д. 194, лл. 1—6.
16. ЦГАДА, Ф. АПК, оп. 5, д. 191, 1774 г., лл. 1,14; д. 882, лл. 4, 5, 14; д. 283, л. 1; Дубровин Н.Ф. Указ. соч. Т. 3. СПб., 1884, с. 44—46; Тхоржевский С.И. Пугачевщина в помещичьей России. М., 1930, с. 63.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |