I
Наконец, 25 октября 1774 года Пугачева повезли в Москву. Конвоировал его Смоленский драгунский полк. «Солдаты кормили его из своих рук и говорили детям, которые теснились около его кибитки:
— Помните, дети, что вы видели Пугачева»1.
Больше сорока дней, пока его везли от Яицкого городка до Симбирска, а оттуда до Москвы, узник находился в тесной деревянной клетке. Во всех населенных пунктах Пугачева показывали людям, как зверя, в клетке. Екатерина II, не скрывая радости, писала: «Маркиза Пугачева везут теперь из Симбирска в Москву, связанного, скрученного словно медведя, а в Москве его ожидает виселица».
Для ведения расследования императрица еще 27 сентября назначила особую следственную комиссию. Председателем комиссии был московский генерал-губернатор князь М.Н. Волконский, его помощниками — П.С. Потемкин и обер-секретарь Тайной экспедиции Сената С.И. Шешковский.
4 ноября клетка с Пугачевым прибыла в Москву.
Для заключения Пугачева было приготовлено здание Монетного двора в Охотном ряду. Огромные толпы народа ожидали появления «крестьянского царя» и толпились вокруг дома.
— Народу в каретах и дам столько было у Воскресенских ворот, — сообщил Потемкин Екатерине II, — что проехать с трудом было можно, только что глядят на палаты. Я думаю, что они ожидали, не подойдет ли злодей к окошку.
Пугачева в клетке везут в Москву
Об этом же свидетельствовал А.С. Пушкин, специально изучавший архивные документы по делу Пугачева. Он писал: «...С утра до ночи, в течение двух месяцев любопытные могли видеть славного мятежника, прикованного к стене и еще страшного в самом бессилии. Рассказывают, что многие женщины падали в обморок от его огненного взора и грозного голоса»2.
Екатерина II специальным манифестом определила состав Чрезвычайного суда, которому было поручено ведение процесса над Пугачевым. В суд были назначены 35 крупнейших помещиков, сенаторов, генералов, епископов. Руководство судом было поручено генерал-прокурору Сената князю А.А. Вяземскому.
Первое заседание суда над Емельяном Пугачевым и его ближайшими соратниками началось в Троицком зале Кремлевского дворца 30 декабря 1774 года в 9 часов утра. Вяземский зачитал обвинительное заключение. На следующий день на заседание суда должен был быть привезен Е.И. Пугачев. Судьи опасались народного волнения. Они потребовали «представить пред собранием Пугачева» тайком, то есть привезти его из Охотного ряда в Кремль в ночь на 30 декабря и отвезти обратно в следующую ночь.
Бесконечные скитания, царские тюрьмы, допросы, пытки, раны, напряженная деятельность по руководству крестьянской войной, предательство, арест, снова допросы, избиение, переезды в осеннюю стужу по грязным проселочным дорогам от Яицкого городка до Симбирска и от Симбирска до Москвы, и снова допросы не могли не отразиться на здоровье Емельяна Ивановича Пугачева. Силы его были надломлены. Даже судьи, которые готовили ему смертную казнь, и те опасались за его жизнь. Вяземский и Потемкин опасались, что вызов на судебное заседание может убить Пугачева.
Князь Вяземский доносил Екатерине II о том, что по прибытии Пугачева в Кремль князю П.С. Потемкину было рекомендовано узнать «в каком он состоянии». Потемкин приказал привести Пугачева в ближайшую от места судебного заседания комнату и там ждать вызова. Не решались ввести его сразу в зал судебного заседания: опасались, как бы не сделалось с ним припадка.
Пугачев в тюрьме. С портрета неизвестного художника
Наконец Пугачева ввели на заседание суда. Его заставили стать на колени. Князь Вяземский задал ему вопрос:
— Ты ли Зимовейской станицы беглый донской казак Емелька Иванов сын Пугачев?
Пугачев признался, что он донской казак, и подтвердил сказанное на допросе. После этого князь Вяземский спросил:
— Имеешь ли чистосердечное раскаяние во всех содеянных тобою преступлениях?
— Каюсь богу, всемилостивейшей государыне и всему роду христианскому, — вынужден был ответить измученный Пугачев.
После этого Пугачева увели, и суд занялся подысканием подходящих статей закона для предания его казни. Судьи долго спорили о мере наказания и требовали самых жестоких мучений для Пугачева и его приближенных. Суд вынес приговор:
«Емельку Пугачева четвертовать, голову воткнуть на кол, части тела разнести по четырем частям города и положить на колеса, а после на тех местах сжечь». Этот приговор Вяземский послал в Петербург императрице. Екатерина II полностью одобрила приговор и не пожелала помиловать вождя восставших.
9 января приговор по делу Емельяна Ивановича Пугачева и его ближайших соратников был окончательно принят судом. Емельян Пугачев и Афанасий Перфильев были приговорены к смертной казни четвертованием. Активные участники войны Максим Шигаев, Тимофей Подуров, Василий Торнов были приговорены к смертной казни через повешение. Чику-Зарубина должны были обезглавить в Уфе.
II
Казнь была назначена на 10 января в Москве на Болотной площади. Посредине площади воздвигли высокий эшафот. По краям эшафота поставили деревянную решетку, а посередине — длинный шест с колесом наверху. К эшафоту приставили деревянную лестницу с широкими ступеньками. По обеим сторонам эшафота в ожидании своих жертв — Шигаева, Подурова и Торнова — зловеще возвышались три виселицы.
10 января рано утром вокруг эшафота четырехугольником выстроились войска. Со всех концов Москвы стал стекаться народ. Присутствовавший на этой казни четырнадцатилетний юноша Ваня Дмитриев, впоследствии известный поэт-баснописец, друг Г.Р. Державина и Н.М. Карамзина, занимавший должности обер-прокурора Сената и министра юстиции, оставил подробное описание казни Пугачева, Перфильева и других:
«В скором времени по прибытии нашем в Москву я увидел позорище для всех чрезвычайное, для меня же и новое: смертную казнь; жребий Пугачева решился. Он осужден на четвертование. Место казни было на так называемом Болоте.
В целом городе, на улицах, в домах, только и было речей об ожидаемом позорище. Я и брат нетерпеливо желали быть в числе зрителей, но мать моя долго на то не соглашалась. Наконец, по убеждению одного из наших родственников, она вверила нас ему под строгим наказом, чтоб мы ни на шаг от него не отходили.
Это происшествие так врезалось в память мою, что я, надеюсь, и теперь с возможною верностью описать его могу, по крайней мере, как оно мне тогда представлялось.
В десятый день января тысяча семьсот семьдесят пятого года, в восемь или десять часов по полуночи, приехали мы на Болото; на середине его воздвигнут был эшафот, или лобное место, вокруг коего построены были пехотные полки. Начальники и офицеры имели знаки и шарфы сверх шуб по причине жестокого мороза.
Тут же находился и обер-полицмейстер Архаров, окруженный своими чиновниками и ординарцами.
На высоте или помосте лобного места увидел я с отвращением в первый раз исполнителей казни. Позади фрунта все пространство болота, или, лучше сказать, низкой лощины, все кровли домов и лавок, на высотах с обеих сторон ее, усеяны были людьми обоего пола и различного состояния. Любопытные зрители даже вспрыгивали на козлы и запятки карет и колясок.
Вдруг все восколебалось и с шумом заговорило:
— Везут, везут!
Вскоре появился отряд кирасир, за ним необыкновенной высоты сани, и в них сидели Пугачев и Перфильев. За санями следовал отряд конницы.
Их везли к эшафоту. Пугачева и Перфильева посадили так, чтобы по пути к эшафоту они не могли смотреть вперед и видеть дорогу. Средневековое правило ритуала казней гласило: у приговоренных к смерти нет ничего впереди. Пусть они смотрят только назад. Только в прошлое. Пугачев с непокрытою головою кланялся на обе стороны, пока везли его. Я не заметил в чертах лица его ничего свирепого. На взгляд он был лет сорока, роста среднего, лицом смугл и бледен, глаза его сверкали; нос имел кругловатый, волосы, помнится, черные и небольшую бороду клином.
Казнь Е.И. Пугачева и его соратников. С рисунка А.Т. Болотова
Сани остановились против крыльца лобного места. Пугачев и любимец его Перфильев в препровождении духовника и двух чиновников едва взошли на эшафот, раздалось повелительное слово:
— На караул! — и один из чиновников начал читать манифест. Почти каждое слово до меня доходило.
При произнесении чтецом имени и фамилии Пугачева, также и станицы, где он родился, обер-полицмейстер спрашивал его громко:
— Ты ли донской казак Емельян Пугачев?
Он столь же громко отвечал:
— Так, государь, я донской казак, Зимовейской станицы, Емелька Пугачев.
Потом, во все продолжение чтения манифеста, он, глядя на собор, часто крестился, между тем как сподвижник его Перфильев, немалого роста, сутулый, рябой и свиреповидный, стоял неподвижно, потупя глаза в землю.
По прочтении манифеста духовник сказал им несколько слов, благословил их и пошел с эшафота. Читавший манифест последовал за ним. Тогда Пугачев сделал с крестным знаменем несколько земных поклонов, обратясь к соборам, потом с уторопленным видом стал прощаться с народом; кланялся на все стороны, говоря прерывающимся голосом:
— Прости, народ православный; отпусти мне, в чем я согрубил перед тобою; прости, народ православный!
При сем слове экзекутор дал знак: палачи бросились раздевать его; сорвали белый бараний тулуп; стали раздирать рукава шелкового малинового полукафтанья. Тогда он всплеснул руками, опрокинулся навзничь, и вмиг окровавленная голова уже висела в воздухе: палач взмахнул ее за волосы. С Перфильевым последовало то же»3.
Одновременно были повешены Максим Шигаев, Тимофей Подуров и Василий Торнов.
Зазвенел колокольчик — это Чику-Зарубина повезли в Уфу, чтобы там отрубить ему голову.
Соратники Пугачева Канзафар Усаев, Горшков, Почиталин, Закладнов, Караваев были наказаны кнутом. Палач выжег на их лицах клейма «вор» и вырвал им ноздри. Затем они были отправлены на каторжные работы навечно.
12 января были сожжены останки казненных и эшафот с колесом. Палачи развеяли пепел.
Царское правительство жестоко расправилось и с семьей Пугачева. Его мать умерла в тюрьме в городе Черкасске. Все остальные члены семьи по приказанию Екатерины II были навечно заточены в Кексгольмскую крепость. Так закатилось «красное солнышко» народа. Народ сложил о нем песню:
Емельян ты наш, родной батюшка!
На кого ты нас покинул?
Красное солнышко закатилось...
Как осталися мы, сироты горемычны,
Некому за нас заступиться,
Крепку думушку за нас раздумать...
Вера в Пугачева была очень сильна, и народ был твердо убежден, что крепостнические порядки не возвратятся. Один из помещиков, бывший в плену у восставших крестьян, оставил очень интересное свидетельство. Когда его везли в Алатырь на суд к Пугачеву, он стал упрашивать возницу-крестьянина отпустить его на свободу, обещая за это достойную награду, когда опять будет все по-прежнему. В ответ на это крестьянин заявил:
— Врешь; этому не быть, прошла ваша пора.
Примечания
1. Пушкин А.С. История Пугачева. — Полн. собр. соч. М., 1958, т. VIII. с. 270.
2. Пушкин А.С. История Пугачева, с 270.
3. Согласно приговору Пугачева должны были четвертовать, то есть отрубить ему сначала руки и ноги, а затем голову. С согласия императрицы Вяземский отдал палачу приказ отрубить Пугачеву сначала голову, а затем, уже у мертвого, — руки и ноги. Екатерина II, стремившаяся завоевать в Западной Европе репутацию просвещенной государыни и боявшаяся обвинений в варварстве, лицемерно «смягчила» неприкрытую жестокость приговора своих судей-дворян.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |