Пребывание Пугачева на Таловом умете у Оболяева и посещение им Пьянова не остались без последствий для Яицкого городка.
Таясь, «с опаской» казаки передавали друг другу вести, что «государь был у Пьянова в доме». О слухах, будораживших казаков, знали и власти. Вельможный Петербург нервничал. По указу Военной коллегии, Рейнсдорп разыскивал Пугачева, а комендант Яицкого городка Симонов выслал для поимки опасного «утеклеца» «пристойные команды».
Но Пугачев не собирался покинуть Яик. Тяга к Яицкому казачеству, которое только недавно поднималось да и теперь еще не успокоилось, привела Пугачева вновь на Таловый умет Ереминой Курицы. Только теперь нашел здесь себе приют не донской казак, не купец, а «государь Петр Федорович». Весть о том, что на постоялом дворе «объявился» сам государь, стала распространяться среди казаков. Верили ли казаки, что в простом крестьянском платье, в посконной рубахе стоит перед ними подлинный «Третий император» — Петр Федорович? Скрывал ли перед ними Пугачев то, что сам он — плоть от плоти и кровь от крови казачества, а отнюдь не чудом спасшийся от рук убийц, подосланных его женой Екатериной, голштинский герцог и «случайный гость русского престола» Петр III?
От первых яицких казаков, отозвавшихся на его призыв, Пугачев имени своего не таил, открылся перед ними в том, что он простой донской казак, Емельян Иванов Пугачев, содержался в Казанской тюрьме, откуда бежал, скитался по степям и теперь ищет убежища от преследующих его властей.
Казаки не придавали особого значения тому, кто был перед ними — подлинный император Петр Федорович или донской казак, принявший его имя. Важно было то, что он становился знаменем в их борьбе за права и волю. «Лишь быть в добре... войсковому народу», — так рассуждали казаки. Им, видимо, даже нравилось, что «государь» — свой брат, простой казак. Вот почему в поведении казаков по отношению к Пугачеву первое время наблюдается какая-то странная смесь уважения, оказываемого государю, с обращением, характерным для людей, равных друг другу. Говорили с ним «без опаски», ходили в шапках, сидели рядом, и «государь» еще не давал целовать руку.
Но так было только в отношении тех первых примкнувших к Пугачеву казаков, которые должны были знать правду. Кто приходил позднее, тот заставал на умете «императора Петра Федоровича», который показывал «царские знаки» — память о тех временах, когда у него болели грудь и ноги. И казаки верили или делали вид, что верят и ему самому, и «царским знакам», которые, как полагал русский люд, отличают царя от простого смертного. Так казаки решили «принять в войско появившегося государя, хотя бы он подлинной или неподлинной был». Пугачев привел приехавших к нему казаков к присяге. Достали складни (иконы), и, стоя на коленях, казаки поклялись в верности «государю». «Государь», тоже став на колени, обещал жаловать яицких казаков рекой Яиком с притоками, лугами, землями, угодьями, солью и восстановить все их вольности.
С Талового умета Пугачев переехал на хутор братьев Кожевниковых, оттуда на реку Усиху. Сюда съезжались «верные» люди: казаки В. Коновалов, И. Почиталин, И. Харчев, К. Фофанов и другие, калмык Сюзюк Малаев, татарин Барын Мустаев, башкир Идыр Баймеков, его приемный сын туркмен Болтай. Иван Почиталин стал первым секретарем неграмотного Пугачева, а «толмач» Болтай — «писцом татарского языка».
Первые пугачевцы действовали решительно и энергично, стремясь «подправить орлу крылья»: к Пугачеву стекались казаки, верные ему. Казаков, согласных «принять» Пугачева, становилось все больше. Старики из «войсковой стороны» разрабатывали план выступления Пугачева, когда все «пойдут на плавную» (лов рыбы).
Но и власти не дремали. К хутору Кожевниковых, где не так давно жил Пугачев, спешил отряд правительственных войск. Пугачев, узнав об этом, скомандовал: «Казаки, на кони!».
Выехали в степь, но куда путь держать? Поехали на хутор к Толкачевым. Пугачев волновался — ведь они ехали на хутор «собирать народ», а у них не было никакого письменного обращения к народу. «Ну-ка, Почиталин, напиши хорошенько», — обратился он к своему будущему секретарю. Казаки остановились в поле, и Почиталин «писал, что хотел». Он знал, что Пугачев обещал казакам «реки, моря, леса, крест и бороду», «ибо сие для яицких казаков надобно», и, естественно, писал первый манифест в силе обещаний «Петра III». Наконец, манифест был составлен. Его надобно было подписать «государю», но Пугачев был неграмотен. Однако обычная находчивость не изменила ему — он приказал Почиталину подписать манифест, так как ему, «государю», «подписывать невозможно до самой Москвы», а почему — «в этом великая причина». Тут же Почиталин зачитал манифест. Всем казакам он «понравился больно», и они в один голос говорили, что «Почиталин горазд больно писать».
В ночь на 16 сентября прибыли на хутор Толкачевых. Здесь утром с речью перед казаками выступил Пугачев. Он призывал их послужить ему верой и правдой, жаловал казаков реками и травами, денежным жалованьем, хлебом, свинцом, порохом и обещал «вольность восстановить» и обеспечить всем «благоденствие».
Пугачев приказал Почиталину прочесть вновь манифест. Все слушали «весьма прилежно». Пугачев спросил: «Што, хорошо ль?» — Казаки хором ответили, что хорошо, и обещали служить верно.
Утром 17 сентября на хутор Толкачевых собралось человек шестьдесят казаков, калмыков и татар. Снова был зачитан манифест. «Император Петр Федорович» жаловал казаков, калмыков и татар рекой Яиком, землей, травами и всяким «жалованьем». Этот манифест, помеченный 17 сентября 1773 г., дошел до нас. В тот же день войско Пугачева двинулось на Яицкий городок.
Началась Крестьянская война.
Поражает та исключительная смелость, с которой действовали Пугачев и его соратники. Какая же нужна была вера в правоту своего дела, чтобы с таким малочисленным отрядом бросить вызов всей крепостной России!
Смелость Пугачева, его ум, находчивость и энергия завоевали сердца всех, кто стремился сбросить с себя гнет крепостничества. Вокруг недавнего простого донского казака, а теперь «императора Петра Федоровича» собирались все, кто хотел «биться за волю».
Отряд Пугачева двигался на Яицкий городок. Впереди ехали знаменосцы. На знаменах нашит был «крест раскольничий». За знаменосцами ехал Пугачев. На Чаганском форпосте произошла встреча Пугачева с муллой Забиром, посланцем казахского хана Нур-Али. Забир бывал в Москве и Петербурге и видел Петра III. Пугачев рискнул и спросил, узнал ли мулла в нем государя. «Как не узнать! Я узнал, что ты государь». Пугачев облегченно вздохнул — он выиграл. На предложение Идеркея Баймекова написать Нур-Али письмо с требованием прислать воинов Пугачев ответил: «Хорошо бы послать, да кто же письмо-то напишет?» Письмо написал приемный сын Идеркея Баймекова «писец» Болтай. 18 сентября отряд Пугачева занял Бударинский форпост, расположенный в 5 верстах от Яицкого городка.
Пугачев стремился избежать кровопролития. Казак Петр Боков повез его манифест, но офицеры отказались прочитать его казакам. В ответ казаки стали переходить на сторону Пугачева. Среди них были будущие активные руководители крестьянской войны Андрей Витошнов, Максим Шигаев, Андрей Овчинников. Днем и ночью, явно и тайно казаки покидали Яицкий городок и уходили в стан восставших. И все же гарнизон Яицкого городка и «верные» казаки под командованием полковника Симонова численно в 2 раза превосходили войско восставших, у которых не было ни одной пушки. Штурм Яицкого городка, предпринятый восставшими 19 сентября, не увенчался успехом — сказалось отсутствие артиллерии. И через час, не слезая с лошадей, отряд восставших двинулся вверх по Яику. Прошли 20 верст. У озера Белые Берега остановились кормить лошадей. Почитая старые казацкие обычаи, Пугачев предложил собрать круг. Овчинникова избрали атаманом, Лысова полковником, Витошнова есаулом. Избрали также сотников и хорунжих. Здесь же, по приказу Пугачева, взятый в плен сержант Кальминский составил текст присяги, которую зачитали собравшимся на круг казакам. «Готовы тебе, надежа-государь, служить верою и правдою», — кричали казаки.
Пугачев шел по Яицкой укрепленной линии, в крепостях и форпостах которой он надеялся в первую очередь взять пушки и порох. Без выстрела пугачевцы взяли Гниловский, Рубежный, Генварцовский и другие форпосты. Казаки с форпостов вливались в отряд Пугачева. У восставших появились взятые в форпостах пушки. 21 сентября под колокольный звон пугачевцы вступили в Илецкий городок. Все 300 илецких казаков перешли на сторону Пугачева. Их атаманом на круге избрали Ивана Творогова.
В Илецком городке во время молебна в церкви Пугачев впервые публично заявил о своем отношении к крестьянам и дворянам. Он говорил: «У бояр-де села и деревни отберу, а буду жаловать их деньгами». Чьей собственностью должны были стать отобранные у «бояр» земли, было совершенно очевидно — собственностью тех, кто жил в «селах и деревнях» дворян, т. е. крестьян.
Так, уже в Илецком городке Пугачев заговорил о тех самых «крестьянских выгодах», которые привлекут на его сторону всю «чернь бедную», а о ней он никогда не забывал. Пока что Пугачев компенсировал дворянство жалованьем, но наступит время, и он призовет крестьянство «ловить, казнить и вешать» дворян.
Из Илецкого городка пугачевцы двинулись дальше. Взяли Рассыпную, Нижне-Озерную и Татищеву крепости, где захватили большое количество амуниции, провианта, соли, пороха, ядер и 13 пушек. В Татищевой Пугачев пробыл три дня.
30 сентября Пугачев вступил в Чернореченскую крепость, от которой до Оренбурга оставалось всего 28 верст. Город не был готов к обороне, но Пугачев этого не знал и, получив неправильную информацию, действовал под Оренбургом осторожнее, чем это было с другими взятыми им крепостями, да и Оренбург не походил на эти крепости. Пугачев принял предложение татар Сеитовской слободы, или Каргалы, прибыть к ним. В многолюдную Каргалу Пугачев вступил 1 октября. Богатые жители ее бежали в Оренбург, но остальные татары приняли Пугачева «с честью». На обширной площади слободы расстелили ковер и поставили кресло, долженствующее изображать царский престол. Двое татар поддерживали Пугачева под руки, а все остальные, пока он не сел в кресло, пали ниц. 2 октября Пугачев вступил в казачий Сакмарский городок, где ему устроили такую же торжественную встречу.
Пугачев обращался с манифестами и «именными повелениями» к казакам, суля им реки и земли, травы и моря, денежное жалованье, хлеб, порох, и свинец, вечную вольность и нерушимость старой веры, к башкирам, обещая им, «детям... и внучатам» вольную жизнь, освобождение от податей, награждая землями и водами, лесами и травами, денежным и хлебным жалованьем.
Пугачев обращается к «мухаметанцам и калмыкам» и обещает им земли и воды, денежное жалованье и соль, «веру и молитву». Его именные указы обращены к «регулярной команде», «рядовым и чиновным солдатам», которым он жалует деньги, чины и «первые выгоды в государстве».
Первые именные указы Пугачева были обращены к казакам и солдатам регулярной армии, к татарам, башкирам, калмыкам, казахам. В них он видел тех, кто поддержит его с оружием в руках. И это вполне понятно — в районах, где началось восстание, крестьян почти не было.
Придет пора — она не за горами, когда Пугачев обратится к крестьянству — основной массе той «черни бедной», без активного участия которой он не представлял себе восстания против «бояр».
Пугачевские манифесты распространялись на русском, арабском, татарском и «турецком» (тюрки) языках. Десятки и сотни «распространителей» пугачевских воззваний делали свое дело на обширной территории от яицких степей и побережья Каспия до Башкирии, от Зауралья до Волги. Манифесты и указы Пугачева, представляющие собой «удивительный образец народного красноречия» (А.С. Пушкин), затрагивали в душах бедных слоев населения «самую чувствительную струнку» (В.И. Семевский).
Между тем власти Оренбурга лихорадочно готовились к обороне города. 30 сентября во всех церквах было прочитано обращение Рейнсдорпа, разоблачающее Пугачева как самозванца. В этом обращении говорилось, что он якобы был наказан кнутом и на его лице палач выжег знаки, и поэтому он никогда не снимает шапки. Эта явная ложь губернской канцелярии была только на пользу Пугачеву — никаких знаков на лице у него не было, и он мог смело заявлять, что генералы и чиновники императрицы лгут и вводят в заблуждение народ, уверяя, что он не император Петр Федорович, а донской казак Емельян Пугачев. Рейнсдорп подослал к Пугачеву Афанасия Соколова-Хлопушу, каторжника, сидевшего в Оренбурге в тюрьме. Хлопуше поручалось за вознаграждение и освобождение «свесть» Пугачева в Оренбург, но Хлопуша перешел на сторону Пугачева.
Первые отряды пугачевцев появились у самого Оренбурга 3 октября. К вечеру 5 октября все войско восставших подошло к городу. Чтобы создать впечатление огромной численности своего войска, Пугачев приказал растянуться в одну шеренгу. Началась осада Оренбурга.
Почему на первом этапе крестьянской войны (сентябрь 1773 — март 1774 г.) Пугачев сосредоточил свою Главную армию под Оренбургом? Какое место занимал Оренбург в его планах?
Пугачев — донской казак, но он был «надежей» яицких казаков в такой же мере, в какой они были его опорой. Именно они в первую очередь должны были.
«подправить крылья сизому орлу». В представлении же яицкого казачества Оренбург был источником всех зол и бед, обрушившихся на Яик. Отсюда надвигалось «регулярство», исходили указы и судебные постановления, направлялись карательные войска и офицеры, долженствующие заменить выборных старшин. И прежде чем идти на Москву, а о ней Пугачев заговаривал еще на хуторе Кожевниковых и по дороге на хутор Толкачевых, надо было взять ненавистный Оренбург. Так думало яицкое казачество, так должен был поступить Пугачев, «привязавшийся» на несколько месяцев к Оренбургу. Поэтому шесть месяцев продолжалась осада и Яицкого городка, где в крепости засел гарнизон под командованием полковника Симонова — казаки хотели выдернуть занозу из самого сердца Яицкого войска. Кроме того, оставить в тылу грозный Оренбург с его многочисленным гарнизоном означало отдать область Яицкого казачьего войска на произвол озлобленных властей. Трудно было рассчитывав на то, что яицкие казаки уверенно пойдут на Москву и Петербург добывать престол своему же брату — казаку (соратники Пугачева из числа первых примкнувших к нему казаков знали, кто он на самом деле) тогда, когда в их домах, в их городках будут хозяйничать команды регулярных войск, а их семьи будут подвергаться насилиям и издевательству со стороны властей. Остававшийся в тылу у повстанческого войска Оренбург грозил восставшим ударом в спину.
Пугачев понимал значение Яицкого казачества в восстании. Он отчетливо сознавал, что «улица его тесна», и сделало ее такой его ближайшее окружение — яицкие казаки.
Пугачев попытался овладеть Оренбургом с ходу, штурмом. Это был смелый шаг, аналогичный попытке взять штурмом Яицкий городок. Нужно учесть, что у Пугачева было около 2500 человек при 20 орудиях, а у Рейнсдорпа в Оренбурге около 3000 человек при 70 орудиях. Интенсивный обстрел города пугачевской артиллерией и штурм, казалось бы, поставили Оренбург на грань падения, однако город устоял. Овладеть Оренбургом штурмом Пугачеву не удалось. Вместе с тем сорвались и попытки гарнизона Оренбурга путем вылазок нанести поражение пугачевцам. После неудачной вылазки, предпринятой 12 октября, Рейнсдорп окончательно перешел к обороне, ожидая помощи извне. Инициативу взяли в свои руки пугачевцы, однако им все же не удалось полностью изолировать Оренбург, и осажденные высылали отряды за продуктами и кормом для лошадей. Осада Оренбурга все более и более сводилась к артиллерийской дуэли.
В тот год суровая зима с сильными морозами началась рано, в середине октября. 18 октября Пугачев приказал разбить лагерь между Вердой и Маячной горой, в пяти верстах от города, разместиться по домам и сараям и вырыть землянки. Он понимал, что осада Оренбурга может затянуться надолго!
22 октября восставшие подвергли город ожесточенному артиллерийскому обстрелу, но вызвать пожар, который должен был послужить сигналом к штурму, не удалось. 2 ноября пугачевцы ринулись на стены Оренбурга, ворвались на вал, но были отброшены метким огнем егерей и штыковой атакой.
5 ноября Пугачев отвел свое войско в Берду, оставив на старом месте калмыцкую и башкирскую конницы. Сам Пугачев поселился в Берде в доме Ситникова. Здесь постоянно находилась его личная охрана — «гвардионцы» из яицких казаков и дежурил Яким Давилин.
То, что происходило под Оренбургом, переставало выглядеть обычной «казацкой историей». «Разгласители» сеяли тревожные слухи о «Петре Федоровиче». Иноземные государи требовали информации от своих послов в Петербурге. Правительство всячески стремилось приостановить распространение слухов, прекратить панику, внушить общественному мнению в стране и за рубежом мысль о том, что «замешательства» являются очередным казацким «бунтом», который легко подавить. Покончить с «оренбургскими замешательствами» Екатерина II поручила генерал-майору В.А. Кару. Идя на Оренбург, Кар, по его словам, боялся только одного — как бы пугачевцы при слухе о продвижении его войск «не обратились бы в бег». Но чем ближе подходил Кар к Оренбургу, тем больше убеждался в том, что «весь здешний край в смятении». Это и обусловило полное отсутствие у Кара информации о пугачевцах, в то время как Пугачев прекрасно знал о продвижении Кара от разных «приезжих мужиков». Высланные по приказу Пугачева отряды А. Овчинникова и И. Зарубина-Чики в боях 8—9 ноября разбили войска Кара, а 13 ноября у самого Оренбурга был окружен и перешел на сторону Пугачева отряд полковника Чернышева, Боем под Оренбургом руководил сам Пугачев. Кар не только не «изловил» Пугачева, по сам бежал от него. Вместо него командующим войсками, действовавшими против Пугачева, Екатерина II назначила энергичного боевого генерала А.И. Бибикова.
Готовилось большое наступление. Правительство не останавливалось ни перед чем, чтобы подавить восстание, обезглавить его. Из Петербурга под Оренбург власти направили двух «воронов» — яицких казаков Петра Герасимова и Афанасия Перфильева, поручив им подговорить казаков схватить или убить Пугачева. Но, как и Хлопуша, Перфильев перешел на сторону Пугачева.
В ярости Екатерина II приказала схватить и отправить в тюрьму в Казань жену и детей Пугачева, бродивших «меж двор» «по бедности». Дом Пугачева, купленный одним казаком, разобранный и перевезенный, был доставлен на старое место и сожжен вместе с плетнем и садом. Место, где стоял дом Пугачева, окопали рвом «для оставления на вечные времена без поселения».
Однако дело было не в самом Пугачеве, так как, по признанию Бибикова, «не Пугачев важен», важно «всеобщее негодование». А оно все росло, и волна крестьянской войны заливала все новые и новые области. Она охватила Яик и Западную Сибирь, Прикамье и Поволжье, Урал и Заяицкие степи.
Как брошенный в воду камень вызывает круги расходящихся волн, так и действия Главной армии Пугачева, осаждавшей Оренбург, обусловливали распространение восстания на север и на юг, на запад и восток. В первые же дни осады Оренбурга к Пугачеву пришли многочисленные башкирские отряды, в том числе отряд Кинзи Арсланова, ставшего верным соратником Пугачева и возглавившего башкир, входящих в состав пугачевского войска, осаждавшего Оренбург. В начале ноября у деревни Юзеевки на сторону восставших перешел большой отряд под начальством Салавата Юлаева, направленного Пугачевым для набора башкир Сибирской дороги. Вскоре поднялась вся Башкирия. Часть старшин осталась в лагере правительства, часть колебалась, часть под влиянием народных масс Башкирии примкнула к восстанию. Колебания одних и враждебность других старшин наложили отпечаток на ход восстания в Башкирии. Русские, башкирские и мещерякские отряды действовали разрозненно. Все это побудило Пугачева направить в Башкирию Яицкого казака Ивана Никифоровича Зарубина-Чику. Зарубин сделал своей ставкой деревню Чесноковку под Уфой. Здесь он развернул энергичную деятельность. Всюду «устраивалась» новая власть, избирались атаманы и есаулы. Они должны были выполнять приказы Пугачева и Зарубина, пополнять ряды войска, ведать казной, творить суд и т. д. Во всем чувствовалась твердая рука «графа Чернышева», как именовал себя Зарубин-Чика. Отряды Салавата Юлаева, мишарского старшины Канзафара Усаева, Батыркая Иткинова стали действовать по его распоряжениям. Назначив табынского казака Ивана Степановича Кузнецова «главным российского и азиатского войска предводителем», Зарубин направил его в район Красноуфимска, подчинив ему все русские и башкирские отряды. Иван Никифорович Грязнов, «главной армии полковник», получил приказ идти в Исетскую провинцию. Башкирия стала одним из наиболее значительных очагов крестьянской войны.
В первые же дни крестьянской войны поднялись работные люди Южного Урала. Пугачев только подошел к Оренбургу, как начались волнения на Воскресенском заводе, затем к восстанию примкнули Богоявленский, Златоустовский и другие заводы. Посланный Пугачевым на Урал Хлопуша поднял Авзяно-Петровский завод. Заводские крестьяне и работные люди чаще всего восставали по своей инициативе, едва услышав о появлении «Петра Федоровича», обещающего им волю и все «крестьянские выгоды». Заводы поднимались порой задолго до того, как на них появлялись манифесты «Третьего императора».
Работные люди и заводские крестьяне выбирали из своей среды атаманов, есаулов, урядников и прочих «выбранных». На заводах возникали станичные избы, сносившиеся с другими заводами, ведавшие казной и продовольствием, снабжавшие всем необходимым войска пугачевских полковников, собиравшие и вооружавшие отряды, направлявшиеся либо в Берду к самому Пугачеву, либо под Уфу в Чесноковку к Зарубину-Чике, либо под Челябинск к Грязнову. Заводские отряды нередко были весьма многочисленными. Часть обслуживавших заводы рабочих, особенно заводские крестьяне и наемные люди, покидали заводы и расходились по домам, выступая в роли зачинателей восстания в своих краях. Переселенные на завод приписные и крепостные крестьяне, а нередко и мастеровые были самыми активными участниками восстания. Заводские крестьяне «всем миром» переходили на сторону пугачевцев. Уничтожались конторские книги и бумаги, конфисковывались деньги и хозяйственное имущество, выбирались «править заводами» новые власти, все заводские крестьяне и работные люди становились пугачевскими «казаками». Восстали работные люди Кыштымского, Каслинского, Златоустовского, Уткинского, Каменского, Саткинского и других заводов.
Восстание охватило и Пермский край. Поднимались работные люди, заводские, дворцовые и экономические крестьяне, пахотные солдаты, казаки, татары, башкиры под Кунгуром, на Тулве, у Красноуфимска. Центром восстания становится Осинская волость. Работные люди выделывали ядра и картечь, ковали копья и сабли. Всюду на заводах набирали в «казаки», в повстанческое войско. Как правило, рабочие не уходили с заводов, считая, что заводы прекратили работу только «до указу», до особого распоряжения «Петра Федоровича». Восставшие не раз подходили к Кунгуру и вступали в переговоры о сдаче города. В январе 1774 г. в село Троицкое под Кунгуром вошел со своим отрядом «главный российского войска предводитель» Иван Степанович Кузнецов, который тоже обращался с увещеваниями к жителям Кунгура, обещая им всякие милости, одновременно стягивая войска повстанцев.
23 января Кузнецов и Салават Юлаев пытались взять Кунгур штурмом, но боеприпасов было мало, а правительственные войска ожесточенно сопротивлялись. Пришлось отойти. Но прошло немного времени, и в феврале пугачевские отряды овладели Кунгуром и Челябинском, блокировали Шадринск. Крестьянская война охватила Западную Сибирь: Верхотурский, Тюменский, Ялуторовский, Туринский и другие уезды. В Казанском крае и на Каме действовали отряды восставших русских, татарских, удмуртских крестьян, среди которых выделялся отряд татарина Мясогута Гумерова. Восстание охватило Поволжье, Самарский и Ставропольский края. Отряд беглого крестьянина Ильи Арапова занял Бузулук и Самару, а православные калмыки, предводительствуемые Федором Дербетевым, овладели Ставрополем.
Крестьянская война охватила обширный край от Гурьева на берегу Каспийского моря до Екатеринбурга и Ирбита, от Шадринска до Самары и Ставрополя.
«Чернь бедная» разных языков и вероисповедания с оружием в руках добывала себе землю и волю. А сам «Третий император», чьи манифесты и указы поднимали трудовой люд на великую войну, успешно отбивал вылазки войск Оренбургского гарнизона, сколачивал свою Главную, или Большую, армию, создавал Государственную военную коллегию.
Главная армия Пугачева имела довольно стройную структуру. Она делилась на полки во главе с полковниками, но полки эти были построены по принципу не регулярных, а казацких войск. Командиров — сотников, есаулов, хорунжих — выбирали на казачьем сходе (круге) или назначали «с общего согласия». Во всем войске вводились казацкие порядки, и все считались казаками.
6 ноября 1773 г. в Берде была учреждена Государственная военная коллегия. Во главе ее стоял яицким казак Андрей Витошнов, «судьи» — казаки Максим Шигаев и Иван Творогов, «секретарь» Максим Горшков, «думный дьяк» Иван Почиталин. Казалось бы, Государственная военная коллегия восставших так же копировала Петербургскую государственную военную коллегию, как Пугачев копировал подлинного императора. Однако на самом деле эго было не гак. Функции пугачевской Государственной военной коллегии были необъятны. Она ведала судом и расправой, поддерживала связь с отдельными отрядами восставших, стремилась направлять их боевую деятельность, вводила казацкое самоуправление, устанавливала связь с заводами, ведала комплектованием Главной армии и сдельных отрядов, обеспечивала их оружием, боеприпасами, продовольствием и фуражом, награждала отличившихся, ведала казной и трофеями, присваивала воинские звания и назначала на командные должности, налаживала письменное делопроизводство и распространение именных манифестов и указов, пыталась претворить в жизнь лозунги и призывы восставших. Пугачев учредил и возглавленную Андреем Овчинниковым Походную канцелярию, непосредственно руководившую боевыми действиями Главной армии. Чтобы придать всем действиям законный, государственный характер, указы и манифесты скреплялись подписями и специальными печатями, изготовленными из серебра и меди.
Государственная военная коллегия, Походная канцелярия, Главное войско вносили в крестьянскую войну, возглавленную Пугачевым, известные элементы организованности. Так выглядела пугачевская Берда.
Осада Оренбурга затянулась. Пугачев не раз предпринимал всевозможные попытки овладеть городом: ворваться темной ночью, забросать ядрами и гранатами, натравить горожан на власти и т. д., но все было безуспешно. В городе начался голод. Пугачев искренне переживал несчастье горожан и говорил: «Жаль мне очень бедного простого народа, он голод великий терпит и напрасно пропадает...», — и в письме к Рейнсдорпу, «сатанину внуку, дьявольскому сыну, мошеннику, бестии» требовал сдать город и положить конец мучениям его жителей. Однако Рейнсдорп и не думал прекратить сопротивление. Он знал, что правительство готовит новый удар по Пугачеву. В районы крестьянской войны направлялись многочисленные войска, местное дворянство организовывало ополчения, помогало властям и купечество. Подчеркнув, что горести поволжского дворянства — это и ее горе, Екатерина II приняла на себя звание «почетной казанской помещицы». За поимку Пугачева обещала награду 10 000 руб.
В это время внимание Пугачева было отвлечено Яицким городком. 30 декабря отряд Михаила Толкачева занял городок, и только крепость продолжала обороняться. 7 января 1774 г. в Яицкий городок прибыл Пугачев.
И тут произошло событие, которое вызвало различные толки в рядах повстанцев. Яицкие казаки, желая крепче привязать к себе Пугачева, надумали женить его. «Ты как женишься, — говорили казаки, — так войско яицкое все к тебе прилежно будет». Пугачев торопился. Выбор его пал на молодую казачку Устинью Петровну Кузнецову. В доме Толкачева сыграли свадьбу и поздравили молодых — «императора» и «благоверную императрицу», весьма сомневавшуюся в царственном происхождении своего супруга. Женитьба Пугачева вызвала большое брожение умов. Во-первых, многие сомневались: «Как-де этому статься, чтобы царь мог жениться на казачке». Кроме того, «народ тут весь как бы руки опустил и роптал: для чего он, не окончив своего дела, т. е. не получа престола, женился».
Между тем взять укрепленную цитадель Яицкого городка не удалось, и 19 февраля Пугачев уехал из Яицкого городка — тревожные вести о наступлении правительственных войск заставили его поспешить к своей Главной армии.
22 марта в бою с войсками генерала Голицына под Татищевой крепостью Пугачев был разбит. Потери восставших были очень велики. В плен попали видные соратники Пугачева: Хлопуша, Подуров, Мясников, Почиталин, Толкачевы и другие. Под Уфой потерпел поражение и попал в плен Иван Зарубин-Чика.
Приехав в Берду с несколькими казаками, Пугачев сразу же покинул ее, а через несколько дней войска Голицына вступили в Оренбург. Бой под Сакмарским городком 1 апреля закончился новым поражением Пугачева. С отрядом в 500 человек казаков, работных людей, башкир и татар Пугачев ушел на Урал.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |