Пугачев на встрече с казаками, которая произошла на умете (постоялом дворе) Ереминой Курицы, как звали отставного солдата Степана Оболяева, долго рассказывал о своем прошлом: о том, как 12 лет скрывался от «государыни и бояр», возненавидевших его, побывал во многих местах России, приметил, что народ везде разорен и терпит много обид. По просьбе одного из участников встречи Пугачев показал им «царские знаки» — раны, полученные во время сражений в составе царской армии. Все это произвело на яицких казаков сильное впечатление. Некоторые потом рассказывали, что на них напал такой страх, что затряслись руки и ноги:
— Что это там, батюшка, орел что ли? — спросил Пугачева М.Г. Шигаев, показывая на височный шрам.
— Не орел, а царский герб, — услышал он в ответ.
— Все цари с таким знаком родятся или это после божьим изволением делается?
— Не ваше дело, мои други, простым людям этого ведать не подобает.
После рассказа казаков о своем тяжелом житье-бытье Пугачев им посочувствовал и обещал восстановить все потерянные права и вольности. Хотя многие из них знали, что новообъявившийся «настоящий царь пастырь», пришедший к ним, — не Петр III, а донской казак Пугачев, однако они твердо решили «неотменно принять в войско сего проявившегося государя, хотя бы он подлинной или неподлинной был». Д. Караваев в разговоре с И.Н. Зарубиным-Чикой сказал по этому поводу: «Пусть это де не государь, а донской казак, и вместо государя за нас заступит, нам де все равно, лишь быть в добре»1. Еще более ясно эту мысль выразил М. Горшков: «По многим советываниям и разговорам приметили в нем (Пугачеве. — В.Б.) проворство и способность, вздумали взять его под свое защищение и его сделать над собою властелином и восстановителем своих притесненных и почти упадших обрядов и обычаев, которые правительство давно старается у нас переменить введением к нам нового какого-то штата на основании военном, чего они (яицкие казаки. — В.Б.) никогда не хотели принять. И хотя по бывшим у нас на Яике происшествиям принуждены мы остаться без всякого удовлетворения, а как, можеть быть, думают, в спокойном духе, однако же искра злобы за такую несправедливость всегда у нас скрывалась до тех пор, пока изобрели удобный к тому случай и время. Итак, для сих-то самых причин вздумали мы назвать сего Пугачева покойным государем Петром Федоровичем, дабы он нам восстановил все наши прежние обряды, какие до сего были, а бояр, которые больше всего в сем деле умничают и нас разоряют, всех истребить, надеясь и на то, что сие наше предприятие будет подкреплено и сила наша умножится от черного народа, который также весь от господ притеснен и вконец разорен»2.
Таким образом, яицкие казаки, объединяясь вокруг Пугачева, выступали за свои права и вольности, уничтоженные властями, и понимали, что им предстоит беспощадная борьба с дворянами, в которой должен принять активное участие «черный народ», т. е. в первую очередь крепостное крестьянство. Эти замыслы, вынашивавшиеся еще во время восстания 1772 г., теперь начали осуществляться.
Пугачев, перебираясь с места на место, ночью 15 сентября остановился на хуторе братьев Толкачевых в 100 верстах от Яика. К нему съехались до 60 казаков, татар и калмыков. Днем все вышли в круг, и «Петр III» обратился к ним с речью:
«Я точно государь, и послужите мне верою и правдою, за это жалую вас реками, морями и травами, денежным жалованьем, хлебом, свинцом и порохом и всею вольностью. Я знаю, что вы все изобижены, и лишают вас всей вашей привилегии и всю вашу вольность истребляют, и, напротив того, бог вручает мне царство по-прежнему, то и намерен вашу вольность восстановить и дать вам благоденствие».
И.Я. Почиталин, ставший первым писарем у Пугачева, прочитал первый из серии знаменитых манифестов осени—зимы 1773/74 г. Все они развивают мысли, которые высказал Пугачев в своей речи и во время предшествующих ей разговоров с яицкими казаками — участниками первых знакомств и совещаний. Речь шла о вещах простых и очень важных, причем не только для одних яицких казаков, но и для всех простых людей, в первую очередь крестьян — об освобождении от крепостной неволи, барских работ и государственных налогов и повинностей, прекращении насилий царских чиновников и воинских команд, свободе вероисповедания (жалование «крестом и бородой»), возвращении попранных прав и вольностей. Именно так понимали призывы пугачевских манифестов все угнетенные юго-востока России, где разгоралось пламя восстания. Нет ничего необычного в том, что и первый манифест, названный Пушкиным «удивительным образцом народного красноречия, хотя и безграмотного», и другие, за ним последовавшие, быстро находили путь к сердцам простых людей. Они отвечали их самым сокровенным чаяниям и мечтам.
— Што, хорошо ль? — спросил Пугачев первых слушателей первого манифеста.
— Хорошо, и мы слышали и служить тебе готовы! — отвечали они хором3.
Пугачев, немало повидавший на своем коротком веку и убедившийся в крайнем недовольстве широких слоев подневольного люда своим положением, был уверен в его поддержке тому правому долу, которое он начинал. Одному из яицких казаков он сказал: «Я думаю, ко мне много пристанет. Во всей Руси чернь бедная терпит великие обиды и разорения, для нее-то хочу теперь показаться, и она вся ко мне пристанет». И чернь и казаки «обижены», «так я хочу, — говорил он, — за вас вступиться и удовольствовать»4.
18 сентября отряд Пугачева, увеличившийся до 200 человек (казаки, татары, калмыки), был уже в Бударинском форпосте в пяти верстах от Яика. На пути к нему приехал посланец хана казахского Малого жуза Нур-Али (Нуралы) с подарками. Пугачев послал хану письмо с просьбой о присылке помощи.
Пугачев направился к Яицкому городку — столице Яицкого казачьего войска. Впереди ехали знаменосцы, за ними предводитель и остальные повстанцы. Из Яика выходят навстречу Пугачеву воинские отряды, один из которых возглавлял капитан А. Крылов — отец будущего великого баснописца И.А. Крылова. Однако отряды в полном составе или частично переходят на сторону повстанцев. Среди них — А. Витошнов, М.Г. Шигаев — будущие активные сподвижники Пугачева.
У Пугачева имелось уже до 400—500 повстанцев, но не было ни одной пушки. Яицкий же гарнизон насчитывал до 1000 чел., имел пушки, и Пугачев после неудачного штурма верно решил здесь не задерживаться. Его отряд обошел Яицкий городок и направился вверх по реке, по линии крепостей и форпостов. Целью похода был захват укреплений, увеличение сил и выход к Оренбургу — центру пограничной линии юго-востока, опорному пункту правительственных войск и средоточию ненавистного господства властей и феодалов во всем обширном Оренбургском крае.
Отойдя верст с 20, повстанцы на круге избрали атаманом А.А. Овчинникова, Д. Лысова — полковником, А. Витошнова — есаулом, а также сотников и хорунжих. Пленный сержант Д. Кальминский, первый дворянин на службе у повстанцев, написал текст присяги, которую приняли все пугачевцы, а потом принимали и все другие повстанцы. Отряд разбили на сотни и десятки.
Пугачев стремительно двигался вверх по Яику. Гарнизоны форпостов и крепостей переходили на его сторону. Утром 21 сентября с хлебом и солью, с развернутыми знаменами встретили Пугачева жители Илецка, а его гарнизон из 300 казаков с 13 пушками полностью влился в повстанческое войско.
То же происходило и в других местах: 27 сентября Пугачев штурмом овладел сильной Татищевой крепостью — центром Яицкой укрепленной линии. Почти весь тысячный гарнизон влился в повстанческое войско, которое овладело к тому же складами амуниции, продовольствия, денежной казной, артиллерией (13 пушек) с припасами. В числе тех, кто перешел к Пугачеву, был сотник Т.И. Подуров с отрядом оренбургских казаков.
На всем пути следования Пугачев и повстанцы расправлялись с теми, кто оказывал им сопротивление, — царскими офицерами и их прихвостнями, казацкими старшинами. Предводитель, призывая простой народ под свои знамена, обещал им избавление от гнета дворян и передачу их земель крестьянам. Правда, поначалу он планировал дать дворянам какую-то компенсацию. Так, во время молебна 21 сентября в Илецком городке, в который он только что вступил, Пугачев заявил: «А у бояр де села и деревни отберу, а буду жаловать их деньгами». Несомненно, земли, отобранные у дворян («бояр»), он хотел бы передать крестьянам. Об этом намерении Пугачев и пугачевцы еще более ясно заявляли не раз некоторое время спустя, причем пункт о «жаловании» дворян деньгами сменился другим — их поголовном истреблении повстанцами.
Пугачев приближался к Оренбургу. Его власти во главе с губернатором И.А. Рейнсдорпом принимают срочные меры по укреплению обороны города — приводят в порядок крепостные бастионы и валы, усиливают гарнизон. Посылают против Пугачева новые и новые отряды, но без успеха — 500 башкир переходят на его сторону, а 300 сеитовских татар возвращаются в свою Сеитовскую слободу (Каргалы). Жители последней вскоре с честью принимают «Петра III» — 1 октября на большой площади расстилают ковер, на кресло, изображающее трон, двое татар усаживают Пугачева, держа его с почтением под руки. Все падают ниц перед «императором». На следующий день то же самое повторилось в Сакмарском городке. Все они, татары и казаки, «к нему пристали» и впоследствии были с ним «безотлучны».
Пугачев рассылает во все стороны именные указы. Они адресованы казакам и солдатам, татарам и башкирам, казахам и калмыкам, а затем крестьянам и работным людям. Они написаны на русском и татарском, арабском и турецком языках. Сотни агитаторов-пугачевцев распространяют их в обширном районе от Урала до Волги, от Яика до Башкирии. Указы поднимают на борьбу огромные массы угнетенных.
Рейнсдорп пытается противопоставить пугачевским призывам свои обращения к жителям края, изобличает Пугачева как самозванца. Но никто ему не верит. Он подсылает к Пугачеву А.Т. Соколова-Хлопушу, оренбургского каторжника, в прошлом тверского крепостного крестьянина и уральского работного человека, который получает задание — уговорить казаков отстать от Пугачева, а его самого «свесть... в город Оренбург», т. е. захватить и выдать властям. Но Хлопуша обо всем рассказал Пугачеву и перешел на его сторону. От Пугачева Хлопуша получил чин полковника и вскоре стал одним из руководителей движения.
В ночь с 5 на 6 октября повстанцы подошли к Оренбургу, у Пугачева к этому времени насчитывалось около 3 тыс. повстанцев при 20 пушках. Противник имел более 3,5 тыс. воинов и 70 пушек.
Сразу же началась осада Оренбурга, сильной по тем временам крепости, продолжавшаяся до конца марта следующего года, т. е. почти полгода. Уже 6 октября пугачевцы предпринимают штурм. Ядра повстанческих пушек ложатся в самом центре города. В ночь с 7 на 8 октября осажденные отбивают атаку повстанцев на крепость. Паника охватывает жителей города и гарнизон, даже офицеры отказываются участвовать к вылазках против повстанцев. Рейнсдорп пишет 9 октября в Петербург президенту Военной коллегии фельдмаршалу графу З.Г. Чернышеву: «Регулярная армия в 10 тысяч человек не испугала бы меня, но один изменник с тремя тысячами бунтовщиков заставляет дрожать весь Оренбург... Этот злодей... отнял у подчиненных мне офицеров почти все мужество...»5. Он просил срочно прислать помощь.
Все же 12 октября вылазка состоялась. Но отряд майора Наумова, потеряв более 120 чел. убитыми и ранеными, пленными и перешедшими к повстанцам, отступил в город. Пугачев и его сподвижники с помощью хорошо организованной разведки заранее узнали о готовящейся акции и сумели хорошо подготовиться к отпору. Они скрытно расположились в буераках и долинах, обстреливали врага из пушек.
Через 10 дней пугачевцы сами пошли на штурм. Сильный огонь из батарей пробил брешь в крепостных стенах, и восставшие ворвались в город и на валы. Непрерывная канонада сотрясала воздух. Но вскоре и эта атака была отбита.
Необходимость осады Оренбурга диктовалась для Пугачева всем ходом развития движения на первом его этапе. Он стремился овладеть этим центром господства и угнетения местного населения. Пугачев не мог не учитывать настроения яицких казаков и других своих сторонников, которые пошли за ним в первые месяцы Крестьянской войны. Кроме того, овладение крепостями по Яику во главе с Оренбургом, по мысли повстанцев, должно было усилить их войско новыми воинами, артиллерией, припасами, обеспечить им тыл для дальнейшего продвижения в центр страны — к Москве и Петербургу. А именно такие замыслы вынашивал Пугачев, не раз заявлявший о том, что он пойдет туда и «примет царство».
В ходе дальнейшей осады происходили частые стычки, причем инициатива в боевых действиях принадлежала повстанцам. Пугачев стремился овладеть Оренбургом до прихода подкреплений, которые уже направлялись к нему из центра страны, из крепостей и городов Верхне-Яицкой дистанции и Симбирской губернии. Они приближались к крепости, чтобы взять ее, нападали на высылаемых из нее фуражиров, сжимали кольцо блокады. Со всех сторон в лагерь повстанцев, располагавшийся между Бердской слободой (здесь находился Пугачев со своим штабом) и Маяцкой горой, шли новые отряды повстанцев — русские крестьяне и работные люди, башкиры и татары, калмыки и казахи. С уральских заводов везли пушки и припасы к ним.
Очередной штурм начался 2 ноября. Повстанцы во главе с самим Пугачевым, показывавшим пример неустрашимой храбрости, ворвались на городской вал, несмотря на огонь из крепостных орудий. Завязалась рукопашная схватка, ружейный огонь достиг неслыханной силы. Увлекшись боем, Пугачев не заметил хитрый маневр врага — егерская команда по приказу Рейнсдорпа зашла в тыл и открыла ураганный огонь по восставшим, а с фронта началась штыковая атака осажденных. Повстанцы отступили, Пугачев едва не попал в плен.
Бесстрашие и храбрость пугачевцев поразили даже оренбургских военачальников. Они отмечали, что «как ни сильно было означенное по 22 число октября злодейское устремление к городу (т. е. штурмы, предпринимавшиеся в течение октября. — В.Б.), но сего 2 числа ноября произведенное ими несравненно было сильнее и отважнее»6.
Вскоре после этого сражения Пугачев с войском перебирается в Бердскую слободу. Здесь размещается он сам в доме Ситникова, который именуют «дворцом государевым», при нем постоянный дежурный — яицкий казак Я. Давилин, на крыльце — караул («гвардия») из 25 яицких казаков. Повстанцев расселяют в домах и сараях, они роют землянки. Если не происходило боевых действий, проводились военные учения: стреляли из пушек и ружей, учились верховой езде. Здесь же 6 ноября Пугачев и его ближайшие сподвижники создают Военную коллегию — высший орган управления военными и гражданскими делами на территории, охваченной Крестьянской войной.
С самого начала осады Пугачев рассылает во все стороны указы и манифесты. Его призывы, направляемые в Оренбург, естественно, не встречают отклик. Совсем другой прием они встречают у простонародья Приволжья и Прикамья, Приуралья и Зауралья. Эти местности активно включаются в борьбу. Обещания земли и воли, призывы к расправам с дворянами и чиновниками, всеми народными притеснителями и недоброхотами с воодушевлением воспринимались черным людом, русским и нерусским.
Большие размеры приняла борьба в Башкирии. На стороне Пугачева и общего народного дела здесь выступали башкиры и русские, татары и мещеряки (мишари), калмыки и другие народности. Несомненно, главенствующую роль играли в этом районе башкиры. Уже в октябре Пугачев направляет своих представителей с манифестами к нерусскому населению Башкирии; их велели распространять в копиях по всем городам и крепостям, селам и деревням, перекресткам и улицам. Местная царская администрация тоже рассылала приказы, письма и инструкции по всей Башкирии. Происходила настоящая борьба двух лагерей за умы людей.
Известно, что одним из составителей писем к башкирам был ближайший пугачевский сподвижник Кинзя Арсланов; своего сына Сюлявчина он посылал с манифестами в родную Башкирию.
Пугачевские манифесты обещают населению Башкирии те же пожалования «землями, водами, лесами, рыбными ловлями, жилищами, покосами и с морями, хлебом, верою и законом вашим, посевом, телом, пропитанием, рубашками, жалованьем... словом, всем тем, что вы желаете во всю жизнь вашу. И бутте подобными степным зверям». В других случаях имеются пункты о пожаловании солью (башкиры и мишари с 1754 г. обязаны были в принудительном порядке покупать ее по высокой цене), освобождении колодников. Тем, кто будет препятствовать осуществлению этих пожалований воли, свободы вероисповедания и т. д., в пугачевских манифестах приказывалось «головы рубить и кровь проливать, чтоб было детям их в предосторожность».
Тысячи башкир организуются в повстанческие отряды и ведут борьбу с царскими силами. Многие сотни башкир пришли под Оренбург к Пугачеву во главе с Еман Сараем (Ямансары Япаровым), Кинзей Арслановым. Особенно активную роль играл Кинзя Арсланов — старшина Бушмас-Кипчакской волости, человек грамотный, хорошо знавший русский язык. Он стал ближайшим сподвижником Пугачева, его полковником, членом штаба при нем, ведал всеми повстанческими отрядами и их действиями в Башкирии. Полковником стал и его сын Сляусин (Сюлявчин). Кинзя развернул агитацию в Башкирии, призывая ее население к восстанию. По словам генерала Кара, «разсеяние во всю Башкирию злодейских возмутительных писем» от Арсланова привело к тому, что башкиры находятся «в великой колеблемости». Они не исполняли распоряжения и приказы царских властей. Тех людей из числа башкирских старшин, которых власти посылали для уговоров, повстанцы убивали. Такая участь постигла, например, старшину Юсупа Шарипова, которого вместе с 12-ю другими они поймали и повесили. Башкиры всячески противились вербовке в карательные отряды, направляемые против пугачевцев; мишарского старшину Мондея Тупеева, преданного правительству, башкиры за попытки выполнить подобное поручение хотели отвести «в злодейскую толпу», т. е. в армию Пугачева, но старшина спасся бегством. Те отряды, которые удалось послать против Пугачева, переходили на его сторону.
Все это происходило во второй половине сентября — начале октября. Рейнсдорп, убедившись в провале попыток мобилизации башкир и других нерусских людей с помощью местных старшин, поручает это дело представителям русской администрации. Он требует собрать 5 тыс. башкир. Выполнялось это указание плохо и медленно, часть собранных башкир перебежали к повстанцам. В сентябре—октябре наиболее активное участие в борьбе на стороне повстанцев приняло население южной части Башкирии (так называемой Ногайской дороги), основная же масса башкирского населения, не поддерживая мероприятия властей, дожидалась дальнейшего развития событий.
«Генеральное колебание», по словам того же Рейнсдорпа, охватило и казахов, кочевавших в степях за Яиком. Они нападали на пограничные крепости, участвовали в осаде Оренбурга (здесь их находилось до 2 тыс. чел.). В ноябре 1773 г. казахи Младшего жуза начали перекочевку на западную сторону Яика, что им ранее запрещалось; теперь же они воспользовались пожалованиями обращенных к ним манифестов «Петра Федоровича». Переходят к повстанцам и казахи Среднего жуза. Они совершают набеги на укрепленные пункты Сибирской пограничной линии.
Казахи-бедняки сочувствовали повстанцам Пугачева и приходили ему на помощь, когда это было возможно. Казахские же ханы Нуралы, Дусалы и другие, лавируя между двумя лагерями, уклонялись от реальной поддержки Пугачеву и откочевывали в степь по мере усиления классовой борьбы в Оренбуржье. Нередко рядовые казахи не подчинялись своим феодалам, оставалась на месте и продолжали беспокоить пограничные крепости и форпосты, нападать на царские военные команды.
Манифесты и своих представителей Пугачев посылал не только в Башкирию (туда он отправил 30 башкир) и в казахские степи. Соколов-Хлопуша поехал на Авзяно-Петровский завод, М. Шигаев — вверх по Яику, Д. Лысов — на Волгу к ставропольским калмыкам. Отовсюду шли отряды и подводы с продовольствием и вооружением. Старшина Ф.И. Дербетев привел 300 ставропольских калмыков, черемиски Мендей — 500 человек, башкир Альвей — столько же. С Авзяно-Петровского завода прибыли 500 работных людей, привезли 6 орудий, два пуда пороху, много денег и продовольствия. Вооружение и помощь поступали и из других заводов. Повстанческие отряды, действовавшие на местах, захватывали крепости и заводы, города и селения.
14 октября правительство в Петербурге получало известия об «оренбургских замешательствах». Слухи о восстании быстро распространяются по стране. Публично иронизируя по поводу «глупой казацкой истории» и «маркиза Пугачева», императрица принимает тем не менее спешные и серьезные меры. Усиливаются меры охраны — правящие круги боятся, что движение перекинется на Волгу и Дон. Со всех сторон стягивают воинские части и направляют их к Оренбургу; в их числе — генерал-майор Ф.Ю. Фрейман, прославившийся карательными подвигами при подавлении Яицкого восстания 1772 г. Секретным именным указом от 14 октября Екатерина II назначает главнокомандующим всеми силами, которые посылают против Пугачева, генерал-майора В.А. Кара, бывшего командира Петербургского легиона; «...повелеваем Вам, как наискорее, туда отправиться..., — наказывает ему императрица, — ...учинить над оным злодеем поиск и стараться как самого его, так и злодейскую его шайку переловить и тем все злоумышление прекратить».
Кар немедленно направляется в Москву, оттуда — в Казань. В район Крестьянской войны срочно перебрасывают из разных мест, с запада и с востока, из Сибири, военные отряды, оружие. Командующий везет с собой «увещевательный» манифест императрицы, срочно изготовленный и отпечатанный, — в нем правящие круги изобличают Пугачева, а население призывают не слушать его и повиноваться властям.
Предполагалось, что в распоряжение Кара поступит до 3,5 тыс. чел., из них солдат чуть больше 1,5 тыс., остальные — казаки, калмыки, татары, дворовые, крестьяне, отставные солдаты — доверия властям не внушали, Разбежались калмыки, так же «нетвердо» были настроены и татары. При подходе к Оренбургу с северо-запада Кар имел реально около 1,5 тыс. чел., к нему должен был присоединиться башкирский отряд Салавата Юлаева в 1—1,2 тыс. чел.
Правда, с востока от Верхне-Озерной крепости к Оренбургу двигался отряд бригадира Корфа (около 2,5 тыс. чел. и 29 орудий), у Орска стояли части генерала Де-Колонга, командующего сибирскими войсками. Симбирский комендант полковник П.М. Чернышев по приказанию Кара должен был занять Татищеву крепость, чтобы преградить Пугачеву путь к отступлению. Командующий не представлял истинного положения дел. Он не знал о том, что делается в повстанческом лагере, о передвижениях царских войск к востоку от Оренбурга и был настолько уверен в успехе, что 31 октября писал императрице из Кичуевского фельдшанца (432 км от Оренбурга) о своем беспокойстве ввиду того, что «сии разбойники, сведав о приближении команд, не обратились бы в бег, не допустя до себя оных»7.
Но «разбойники» рассудили иначе. Пугачев хорошо знал о передвижениях противника и подготовился к встрече с ним. Войско Кара приближалось к Оренбургу. Вскоре, 7 ноября утром, оно заняло деревню Юзеевку (Юзееву) к 92 верстах от города.
Пугачев выслал против Кара часть своих сил во главе с войсковым атаманом А.А. Овчинниковым и И.Н. Зарубиным-Чикой. Они имели до 1 тыс. казаков и 1,5 тыс. башкир Идыра Баймекова. По пути к Юзеевке у дер. Биккуловой они встретили 0,5 тысячный отряд авзяно-петровских работных людей А.Т. Соколова-Хлопуши, который выделил им в помощь 300 человек и 6 орудий.
Бой двух войск продолжался три дня (7—9 ноября). В ходе сражения повстанцы хорошо использовали свое превосходство в артиллерии, стремительно ходила в атаки их конница. Войско Кара было разгромлено, часть солдат перешла на сторону повстанцев. Полностью перешел к Пугачеву башкирский отряд Салавата Юлаева, с которым Кар надеялся объединиться около Юзеевки. Царский командующий бежал, преследуемый восставшими. Он потерял 123 человека. В донесении в Петербург генерал вынужден был отдать должное храбрости и находчивости повстанцев: «Сии злодеи ничего не рискуют, а, чиня всякие пакости и смертные убийства, как ветер по степи рассеиваются, артиллериею своею чрезвычайно вредят; отбивать же ее атакою пехоты также трудно да почти нельзя, потому что они всегда стреляют из нея, имея для отводу готовых лошадей; и как скоро приближаться пехота станет, то они, отвезя ее лошадьми далее на другую гору, и опять стрелять начинают, что весьма проворно делают и стреляют не так, как бы от мужиков ожидать должно было»8.
Подобная участь постигла и отряд полковника П.М. Чернышева (1200 чел., 15 орудий), направившегося из Чернореченской крепости к Оренбургу. В 4 верстах от города на горе Маяк утром 13 ноября его встретило 2-тысячное войско Пугачева. До военных действий дело по существу не дошло — во время короткого боя погибло 5 солдат Чернышева и 2 повстанца, весь же правительственный отряд перешел на сторону Пугачева (около 600 солдат, 500 ставропольских калмыков и 100 казаков). В руки восставших попали артиллерия и большой обоз.
В это время к Оренбургу незаметно подошел отряд Корфа (около 2,5 тыс. чел., 22 орудия). Ему удалось пройти в город, что весьма усилило его гарнизон. Он состоял теперь из 6 тыс. чел. На следующий день, 14 ноября, Рейнсдорп организовал новую вылазку против восставших. Из крепостных ворот вышло войско в 2,4 тыс. чел. при 22 орудиях под командованием генерала Валленштерна, коменданта крепости. Пугачев вышел ему навстречу с 10-тысячным войском. Пока перестреливались передовые линии, повстанцы окружили врага. Генерал построил свои силы в каре и, отстреливаясь, отступил в город, оставив на поле боя до полутора сотен убитых и раненых.
Таким образом, первая попытка правительства быстро и решительно малыми силами уладить свои «домашние дела» окончилась провалом. Разгром двух карательных отрядов около Оренбурга, бегство с театра военных действий Кара, самовольно уехавшего в Казань, а оттуда в Москву (Чернышева и его офицеров пугачевцы взяли в плен и повесили), широкое распространение восстания на новые местности, нежелание народных низов подчиняться властям, их стремление присоединиться к Пугачеву — все это вызвало панику среди российских дворян и сильное беспокойство правящих деятелей. Они поняли, что положение таково, что против «бунтовщиков» и «злодея» Пугачева необходимо посылать армии, как против иностранных «неприятелей».
Кара уволили в отставку, сделав козлом отпущения и свалив на него всю вину за поражение. Дворяне негодовали, требовали суда над генералом-беглецом и даже смертной казни для него. Уже 29 ноября новым командующим назначили опытного военного инженера и артиллериста генерал-аншефа А.И. Бибикова. Он получил полномочия чрезвычайные. В его распоряжение выделили новые войска, придали ему секретную комиссию. Умный генерал понимал то, что поначалу не принял во внимание его предшественник, самонадеянно рассчитывавший легко, одним ударом рассеять толпу «бунтовщиков» и потому потерпевший позорное поражение; собственно говоря, так же думали в сентябре—октябре и петербургские вельможи, и сама «матушка-императрица», посылая Кара в Оренбург. Однако действительность рассеяла эти заблуждения, и Бибиков имел все основания сделать вывод: «Не Пугачев важен, важно всеобщее негодование».
Хотя к сентябре—ноябре восставшие достигли определенных успехов, осада Оренбурга затягивалась. Усиливается блокада города, в котором осложняется положение с продовольствием. Солдаты из гарнизона перебегают к повстанцам. Начался голод, цены на хлеб быстро росли. Пугачев посылает своих помощников с отрядами в разные стороны поднимать народ на восстание: С. Юлаева — в Башкирию. И.Н. Зарубина-Чику, И. Ульянова и Я. Антипова — на Воскресенские заводы купца Твердышева, в Ставрополь-Самарский край — И. Арапова и Ф. Дербетева, на Нижний Яик — М. Толкачева. Отряд Соколова-Хлопуши (800 чел.) захватывает Ильинскую крепость на Яике к востоку от Оренбурга. Вскоре, в конце ноября, сюда же прибывает сам Пугачев и с отрядом в 1,5 тыс. чел. громит батальон майора Заева в той же крепости. Во время сражения было убито до 200 солдат во главе с командиром, остальные попали в плен. Эта победа имела важное значение — сибирские генералы перестали помышлять о походе к Оренбургу на выручку.
Успехи Пугачева к ноябре воодушевили массы людей от Приволжья до Западной Сибири.
В начале января Пугачев и Овчинников во главе большого отряда уехали в Яицкий городок. Воспользовавшись этим, Рейнсдорп организует новую вылазку против восставших. Более 2 тыс. солдат с 27 орудиями 13 января вышли из Оренбурга и пошли в атаку. Но сильный артиллерийский огонь повстанцев, их решительная контратака заставили правительственный отряд в панике отступить.
Вскоре отряд Соколова-Хлопуши занял крепость Илецкую Защиту к югу от Оренбурга. А отряд М. Толкачева, к которому на помощь прибыл сам Пугачев, занял Яицкий городок, гарнизон которого отсиживался в крепости.
Между тем пламя Крестьянской войны, бушевавшее на огромной территории, продолжало разгораться. К концу 1773 — началу 1774 г. оно охватило Южный и Средний Урал, Западную Сибирь, Башкирию и Пермский край, Прикамье, Поволжье и Дон.
Уральские заводы (а к Пугачеву присоединились жители почти 60 из них) оказывали повстанческой армии и отдельным отрядам большую помощь — отливали и присылали пушки, припасы к ним.
В Ставрополь-Самарском крае русские и нерусские крестьяне (татары, чуваши, мордва, калмыки и др.) отказывались подчиняться распоряжениям властей, избивали унтер-офицеров и солдат, которые везли указы императрицы, отнимали их. Здесь действовало более десяти повстанческих отрядов, в их составе насчитывалось до 15 тыс. чел. с 30 пушками. Один из них возглавил атаман И. Арапов, посланный Пугачевым. Он прибыл в эти места в начале декабря 1773 г. с 40 повстанцами. Чтение пугачевского манифеста, в котором помещичьим крестьянам приказывалось не платить никаких сборов помещикам, от власти которых они освобождались, крестьяне встречали с воодушевлением и вступали в ряды борцов-пугачевцев. Отряд Арапова, быстро увеличивавшийся, в том же месяце занял Бузулук и Самару. Формируются новые отряды, в Бердскую слободу посылаются подкрепления и продовольствие. Повстанцы этого района устанавливают связь с отрядами Салавата Юлаева в Башкирии. Они действуют в районе Бугульмы и Бугуруслана, Бакалы и Нагайбака, занимают город Заинск, подступают к Бирску и Елабуге.
В Ставропольском уезде в восстании участвовало до 5 тыс. калмыков в составе разных отрядов. Другие участвовали в осаде Оренбурга. До 2 тыс. калмыков действовали в Башкирии. В улусы Ставрополья в конце декабря приехал Ф.И. Дербетев с отрядом; вместе с калмыками, присоединившимися к нему, он в ночь с 19 на 20 января следующего года занял уездный центр.
Большой активностью отличались действия восставших в Башкирии. Сюда в середине ноября прибыл Салават Юлаев, посланный Пугачевым после разгрома карательной экспедиции Кара. Если до этого в движении принимали участие только башкиры некоторых волостей Ногайской дороги (области) Башкирии, соседствующих с Оренбургом, то теперь в восстание включаются и все остальные дороги (Казанская, Осинская и Сибирская). По словам генерала Де-Колонга, «башкирский народ, в Оренбургской губернии обитающий, весь генерально... взбунтовался»9.
Борьбу башкирского народа возглавил Салават Юлаев.
Молодой еще человек (в начало восстания ему шел двадцать второй год), он был сыном Юлая Азналина — умного, влиятельного и уважаемого старшины Шайтан-Кудейского юрта (волости) в Уфимской провинции. Заслуга Салавата Юлаева в истории не только своей родной Башкирии, но и всех народов России в том, что он вместе со своим отцом, тоже человеком незаурядным, поднял знамя общей борьбы, в которой, по их мысли, должны объединить свои усилия башкиры и русские, татары и чуваши и другие угнетенные народы.
Отряд Салавата быстро увеличивал свои ряды. В нем было уже более 1 тыс. чел. Восставшие взяли Стерлитамакскую пристань, затем подошли к Уфе. Началась осада столицы Башкирии. Восставшие расположились в Чесноковке и других селениях вокруг города. Плохо вооруженные, они не решались штурмовать крепость на высоком берегу реки Белой; к тому же в ней располагался сильный гарнизон — 1,6 тыс. чел. с 40 пушками. Салават Юлаев в это время действовал в восточной части Башкирии — на Сибирской дороге.
Повстанцы из-под Уфы обратились за помощью к Пугачеву, и он приказывает возглавить их И.Н. Зарубину-Чике, который в это время находился на Воскресенском заводе. Тот вместе с И. Ульяновым и 30 воскресенскими работными людьми идет в Башкирию. По пути его небольшой вначале отряд увеличился до 500 человек. В конце декабря Чика был уже в Чесноковке (10 верст к юго-западу от Уфы), которая с этого времени превращается во второй центр Крестьянской войны. Приняв общее командование, Зарубин энергично берется за усиление своего войска — в короткое время его численность возрастает до 12 тыс. чел. Он поддерживает связь с Пугачевым, который вскоре даст ему титул «графа Чернышева». Около командира второй повстанческой армии сложился свой штаб, свое управление военными и гражданскими делами всей Башкирии. Сам он назначал командиров — атаманов и полковников, занимался разбором и решением судебных дел, принимал просителей по разным делам. По его указаниям на заводах и в селениях их жители избирали атаманов и старост, которые набирали людей в ополчение, следили за порядком, организовывали охрану и подчинялись ему. Он действовал от имени «его величества», т. е. Пугачева, но по существу был самостоятельным командующим. Связь с Бердской слободой быстро ослабела.
Зарубин посылает в район Красноуфимска и Кунгура, к северу от Уфы, казака Ивана Кузнецова; этот «главный российского и азиатского войска предводитель», назначенный им, должен возглавить все действовавшие там отряды. На восток, к Челябинску, он же направил атамана И. Грязнова.
Салават Юлаев и Иван Басов с отрядом в 800 чел. в конце декабря действовали в Сарапульской волости. К его отряду присоединялись русские и башкирские крестьяне. 25 декабря после боя, продолжавшегося целый день, они взяли волостной центр — село Сарапул. После ухода Салавата главой управления в нем остался И. Басов, а жители окрестных селений башкиры, русские крестьяне, — а также яицкие и илецкие казаки продолжали борьбу с царскими гарнизонами.
Отряд С. Юлаева и Канзафара Усаева готовился в это время к походу на Красноуфимск. Они объявляли мобилизации, их силы росли за счет в первую очередь башкирских и русских крестьян. Салават говорил, что будет беспощаден с теми, кто обидит бедного, угнетенного; напротив, «ежели кто помещика убьет до смерти и дом его разорит, тому дано будет жалованье 100 руб., а кто 10 дворянских домов разорит, тому 1000 руб. и чин генеральный»10.
Объединившись с отрядом башкир во главе с И.С. Кузнецовым, Юлаев и Усаев 30 декабря подошли к Красноуфимску. У них было ужо 4 тыс. повстанцев. Город сдался без боя. Атаманом в городе Салават назначил Макара Иванова, ему в помощь — есаула Матвея Чигвинцова. Им обоим он приказал «со здешними гражданами поступать добропорядочно: побор, притеснений и налог ни под каким видом никому не чинить, ко взяткам не касаться». Организуя управление на занятой территории, Салават подчинялся Пугачеву.
17 января 1774 г. Салават и Канзафар направились из Красноуфимска к Кунгуру. Незадолго перед тем, в конце декабря, они послали к Екатеринбургу с сотней казаков рабочего И.Н. Белобородова. Сами же вместе с Кузнецовым подошли 23 января к Кунгуру и начали перестрелку. Плохая дисциплина среди восставших, тяжелое ранение Салавата, разногласия между повстанческими командирами привели к поражению и отступлению от города. Осада с Кунгура была снята, в город вступили правительственные войска. 19 февраля восставшие потерпели поражение в Красноуфимске, который тоже пришлось оставить. Разбитые остатки повстанцев отступили в Чесноковку к Зарубину-Чике.
В Зауральской Башкирии главные события развернулись у Челябинска — центра Исетской провинции. Шедший сюда по приказу Зарубина-Чики И.Н. Грязнов собрал отряд из башкир и казаков. Еще до его появления в городе 5 января вспыхнуло восстание горожан и части гарнизона, не имевшее, впрочем, успеха. 8 января Грязнов со своими силами подошел к Челябинску и окружил его со всех сторон. К этому времени вся Исетская провинция была охвачена восстанием, заводские крестьяне массами присоединялись к повстанцам Грязнова. Предводитель, которого Пугачев произвел в полковники, обратился к жителям города с несколькими воззваниями. В них содержится своего рода обоснование действий повстанцев с точки зрения христианской справедливости. По мысли одного из этих воззваний, Иисус Христос желает освободить «Россию от ига работы», т. е. рабства, которым страна «во изнурение приведена». Виновником этого объявляется дворянство; оно «обладает крестьянеми», которых «оне не только за работника, но хуже почитали полян (собак, псов. — В.Б.) своих, с которыми гоняли за зайцами». Далее говорится о заводчиках («компанейщиках»), «которые завели премножество заводов и так крестьян работою утрудили, что и в сылках тово никогда не бывало, да и нет». Именно дворяне изгнали с престола «премногощедрого отца отечества великого государя Петра Федоровича за то, что он соизволил при вступлении своем на престол о крестъянех указать, чтоб у дворян их не было во владении». Одиннадцать лет скрывался и странствовал «отец наш», «а мы, бедные, оставались сиротами». Теперь же мы стараемся «возвести» его, но «дворянство и еще вымысел зделало назвать так дерзко бродягою, донским казаком Пугачовым»11.
Грязнов 9 января разбил одни из тобольских отрядов, спешивших на помощь осажденному Челябинску. Из другого отряда на следующий день к повстанцам перешло 300 солдат. В этот же день на помощь к Грязнову пришли работные люди двух демидовских заводов — Каслинского и Кыштымского.
Силы Грязнова насчитывали до 5 тыс. чел., он имел 8 орудий. Того же 10 января начался штурм города, продолжавшийся пять часов. Понося большие потери и узнав о приближении частей Де-Колонга, Грязнов отвел свое войско к Чебаркульской крепости. 13 января в Челябинск вступило войско де-Колонга, который с помощью преданных властям мулл пытался убедить башкир окрестных селений отойти от восстания, но безуспешно. Они слушали воззвания Грязнова, убеждавшего их продолжать борьбу. Восстание продолжалось.
Опираясь на поддержку народных низов — башкир и мещеряков, русских крестьян и работных людей, Грязнов снова двинулся к Челябинску. Навстречу ему вышло войско де-Колонга. Противники встретились 1 февраля у деревни Першино. Грязнов расположил свою артиллерию на высотах, прикрыл ее пехотой, впереди выставил башкирскую конницу. Весь день длилось сражение, и Де-Колонг вынужден был отступить в Челябинск, который покинул 8 февраля. По существу это было отступление регулярных частей под натиском повстанцев. Де-Колонг в письме в Омск генералу А.Д. Скалону жаловался на то, что «многие государственные, экономические и прочих ведомств крестьяне добровольно, без всякого от злодея (Пугачева. — В.Б.) принуждения не только к стопам его приклоняются, но, рассылая от себя к его партизанам нарочных, призывают в свои жительства». Он же просил Скалона писать ему по-французски и по-немецки, так как восставшие «почты перехватывают, прочитывая письма, узнают о всех с нашей стороны предприятиях»12.
Нерасторопность де-Колонга, его отступление вызвали сильное недовольство правительства и самой Екатерины II, которая распорядилась назначить на его место командиром Сибирского корпуса А.В. Суворова. Но фельдмаршал П.А. Румянцев не отпустил его из действующей армии, воевавшей против Турции.
Между тем, Грязнов 4 февраля отправился из Першино в глубь Башкирии. А через четыре дня восставшие во главе с атаманом И. Костроминым взяли Челябинск.
В Западной Сибири начались еще с осени 1773 г. волнения среди местных крестьян и ссыльных казаков, польских конфедератов (участников восстания против царского самодержавия в конце 1760 — начале 1770-х годов). В конце года в районе Екатеринбурга и Верхотурья, Ялуторовска и Краснослободска действовали отряды из крестьян многих десятков деревень. В отряд уральского работного человека И.Н. Белобородова влились до 600 человек, он имел 5 пушек. Отряд разбил воинскую команду, высланную против него из Екатеринбурга; около 60 солдат из ее состава влились в ряды восставших. Пугачев произвел предводителя в атаманы.
Белобородовский отряд вскоре превратился в целое войско. Оно заняло немало заводов и крепостей. Однако распылив свои силы на несколько отрядов, Белобородов терпит поражения. Но снова увеличивается его отряд, и он продолжает борьбу с врагом.
В Исетской провинции действовали отряды М. Гажева (его отряд составлял ранее часть войска И. Грязнова) и М. Евсеева. Первый из них захватил Миасскую крепость. Он же вместе с некоторыми другими отрядами, объединившими свои силы, осадил с 12 февраля Долматовский монастырь на реке Исети, в котором хранились большие запасы оружия и продовольствия, и расположенный неподалеку город Шадринск. Повстанцы заняли ряд сел и деревень, жители которых вступали в ряды повстанцев. Создавались новые крестьянские отряды, которые действовали под Тюменью, Туринском, Краснослободском, Курганом, осаждали Троицкую крепость. Восставшие заняли Курган, около которого на их сторону перешел правительственный отряд из более чем 1200 солдат и крестьян. Действовавшие здесь силы повстанцев возросли до 5 тыс. чел. Но в марте они потерпели поражение от карателей. То же произошло и в районе Тюмени и Туринска.
Воззвания Пугачева находили путь и к сердцам бедняков-казахов. Они не раз нападали на воинские части Сибирского корпуса Де-Колонга. В составе главного войска Пугачева сражался казахский отряд из 200 чел. во главе с Саидали — сыном Досалы-султана.
Тысячи повстанцев продолжали действовать в Пермском крае в районе Осы и Кунгура, Сарапула и Красноуфимска. То же происходило в Прикамье, Поволжье, в Пензенско-Воронежском районе. Местные крестьяне, работные люди отказываются от повиновения, расправляются с помещиками и заводчиками, чиновниками и священниками. Возникают многочисленные местные отряды, ведущие борьбу с эксплуататорами. В этих местах появлялись пугачевские посланцы и отряды, и это еще более стимулировало выступления угнетенных против господ и властей.
На местах возникает своя народная власть. Все вопросы решают на общих сходках, выбирают атаманов. Распоряжения местных властей, помещиков и заводчиков не признаются.
В Нижегородской губернии зимой 1773/1774 г. восставшие крестьяне разорили около 60 помещичьих имений. Здесь и по всему Поволжью, по его правобережью распространялись слухи о «Петре III», его измерениях. Крестьяне пытаются установить с ним связь, посылая своих представителей-ходоков к «Петру Федоровичу».
Таким образом, уже на первом этапе Крестьянской войны она охватила огромную территорию по Яику, Оренбуржье, Башкирию, часть Западной Сибири, Прикамье, левобережье Волги; это были районы наиболее активных действий повстанцев. Правобережье Волги в это время волновалось и готовилось ко вступлению в активную борьбу, которая стала характерной для этого района на втором и особенно на третьем этапах движения.
Примечания
1. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева, т. II. Л., 1966, стр. 94.
2. Х.И. Муратов. Крестьянская война 1773—1775 гг. в России. М., 1954, стр. 32.
3. Пугачевщина, т. I. М.—Л., 1926, стр. 25; «Красный Архив», 1935, № 2—3 (69—70), стр. 189; Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева, т. II, стр. 102—103.
4. Х.И. Муратов. Крестьянская война 1773—1775 гг. в России, стр. 35; Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева, т. II, стр. 95.
5. Х.И. Муратов. Крестьянская война 1773—1775 гг. в России, стр. 44.
6. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева, т. II, стр. 133.
7. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева, т. II, стр. 171.
8. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева, т. II, стр. 176.
9. Х.И. Муратов. Крестьянская война 1773—1775 гг. в России, стр. 70—71.
10. Там же, стр. 79.
11. Пугачевщина, т. I, стр. 74.
12. Х.И. Муратов. Крестьянская война 1773—1775 гг. в России, стр. 101.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |