Глава 2. Указы Е.И. Пугачева второго этапа Крестьянской войны (апрель — первая половина июля 1774 г.)

Происхождение и содержание указов Е.И. Пугачева

Потерпев поражение в битве 1 апреля 1774 г. под Сакмарским городком, Пугачев с остатками своего войска отошел за излучину реки Белой, в горнозаводский район Южного Урала. В том же месяце каратели нанесли удары по другим очагам повстанческого движения. Команда майора Д.О. Гагрина, подавив сопротивление отрядов И.Н. Белобородова, Г. Туманова и других атаманов, овладела рядом заводов севернее Челябинска и 10 апреля вступила в этот город. Крепости и слободы в восточной части Исетской провинции заняли войска генералов И.А. Деколонга и С.К. Станиславского. Корпус подполковника И.И. Михельсона разогнал и разбил разрозненные отряды и группы повстанцев вокруг Уфы; другие команды карателей «усмирили» западные районы Оренбургской губернии. Войска генерала П.Д. Мансурова, наступая вдоль правого берега Яика, 15 апреля нанесли удар отряду атамана А.А. Овчинникова в бою у реки Быковки, а день спустя вступили в Яицкий городок. Отправленный из Астрахани корпус подполковника Д.И. Кандаурова подошел в конце апреля к Гурьеву городку и принудил его защитников к капитуляции. В апреле из Оренбурга выступили карательные команды И.Л. Тимашева и С.Л. Наумова для подавления восставших башкир в волостях Ногайской дороги и в Исецкой провинции. Корпус генерала Ю.Ф. Фреймана тогда же послан для преследования и разгрома Пугачева.

Однако намерение военачальников Екатерины II подавить повстанческое движение еще весной 1774 г. оказалось несбыточным. К тому же начавшееся с середины апреля таяние снегов, сопровождавшееся необычайно широким разливом рек и распутицей, затрудняло, а порой и совершенно останавливало движение карательных войск. Этим счастливым обстоятельством умело воспользовался Пугачев. Он развернул энергичную деятельность по созданию нового войска, пополняя его заводскими крестьянами, башкирами и казаками, стягивая к себе уцелевшие повстанческие отряды. Завершив создание нового войска, Пугачев выступил с ним с Белорецкого завода и 6 мая овладел Магнитной крепостью, где вскоре к нему пришли с Урала отряды атаманов И.Н. Белобородова, С. Максимова, А.Д. Ерусланова, а также прорвавшийся от Яицкого городка отряд А.А. Овчинникова. Затем войско Пугачева, продвигаясь на северо-восток, к Сибири, захватило крепости Карагайскую, Петропавловскую и Степную, а 19 мая овладело Троицкой крепостью. Утром 21 мая в развернувшейся под стенами этой крепости битве Пугачев потерпел поражение от войск генерала И.А. Деколонга, а на следующий день понес новые потери в бою с корпусом И.И. Михельсона под Кундравинской слободой. И все же, умело маневрируя в полуокружении преследующих войск, Пугачев пробивался на запад, пополняя свои отряды на заводах, в селениях государственных крестьян, казачьих крепостях и в башкирских деревнях (так, 3 июня с ним соединился двухтысячный конный отряд башкир во главе с Салаватом Юлаевым). И хотя Михельсону удалось в начале июня настичь повстанцев и дважды, 3 и 5 числа, вступить с ними в бои, Пугачев, не понеся крупного урона, смог оторваться от преследования и неделю спустя совершенно неожиданно для властей вышел в Прикамье, где у неприятеля не было надежных военных сил, а Пугачев, опираясь на действующие там отряды и группы повстанцев, беспрепятственно мог пополнять свое войско заводскими, экономическими, государственными и помещичьими крестьянами и нерусским ясачным населением.

Отсюда начался поход на Казань. 10 июня Пугачев вступил в Красноуфимск, 21 июня овладел Осой, 24 июня взял Воткинский завод, 27 июня — Ижевский завод, 9 июля занял Арск. Утром 12 июля 20-тысячная армия Пугачева штурмовала Казань, овладела городом, не сумев, правда, взять старинного Кремля, за стенами которого укрылись войска гарнизона, губернские власти и состоятельные горожане. Вечером того же дня на Арском поле под Казанью повстанцы вступили в бой с подошедшим корпусом Михельсона, но это сражение не выявило победителя. 15 июля Пугачев снова повел наступление на Казань, но в битве потерпел тяжелое поражение и бежал к Кокшайску, где с остатками войска переправился на нагорный берег Волги.

Перейдем к рассмотрению указов второго этапа восстания¹.

§ 1. Именной указ Е.И. Пугачева башкирскому старшине Дуванской волости Медету Миндиарову (5 июня 1774 г.). Указ² составлен в повстанческой Военной коллегии секретарем А.И. Дубровским³ и повытчиком Г. Степановым⁴ в стане Пугачева у верховьев реки Ай. Указ, отмечая «ревность и прилежание» Медета Минирована к службе «Петру III», жалует его в чин полковника, выражая надежду на то, что и впредь «так верно и прилежно поступать будет, как то верному и доброму рабу надлежит». Документ скреплен подписью «Петр» и мартовской именной печатью Пугачева, оттиснутой на красном сургуче. По свидетельствам видных пугачевцев А.П. Перфильева, П.А. Пустобаева и Канзафара Усаева, аналогичные указы в тот же день были вручены другим башкирским старшинам, пожалованным чинами полковников и главных полковников⁵. Формуляр данного указа послужил образчиком при составлении последующих указов подобного назначения.

Медет Миндиаров, коему адресован пугачевский указ 5 июня 1774 г., был сыном башкирского старшины Дуванской волости Сибирской дороги Уфимского уезда Миндиара Арукаева, который принимал активное участие в восстании с декабря 1773 г.⁶; после его смерти сын Медет Миндиаров по наследственному праву вступил на пост волостного старшины и в этом звании 5 июня 1774 г. явился с прочими башкирскими старшинами в стан Пугачева, за что и был пожалован чином полковника.

Во второй половине XIX в. кто-то из потомков Медета Миндиарова передал пугачевский указ чиновнику Оренбургского казачьего войска И.В. Чернову (1825—1902), служившему в канцелярии башкирско-мещеряцкого войска, а затем попечителем I, II и III башкирских кантонов, которые граничили с бывшей Дуванской волостью. После смерти Чернова указ вместе с бумагами его архива поступил в Оренбургскую ученую архивную комиссию, в советское время указ передан в Оренбургский краеведческий музей⁷.

§ 2. Именной указ Е.И. Пугачева мирскому атаману крестьян Белоярской слободы Ф.Т. Кочневу (12 июня 1774 г.). Указ⁸ составлен в повстанческой Военной коллегии в лагере Пугачева под Иргинским заводом. Пугачев, обращаясь с указом к Кочневу⁹, своему «верноподданному рабу и сыну отечества и наблюдателю спокойствия и тишины», отмечая прежние его заслуги, предписывает ему: отправиться в Белоярскую и прочие слободы Екатеринбургского ведомства для обнародования данного указа и для набора в казаки «из всякого звания и чину людей, кто б какова ни был»; одну часть этого отряда следует оставить в Белоярской слободе для ее «охранения и обороны от злодеев», а казаки «хорошие и оружейные» должны быть отправлены в «Главную армию».

Но содержание указа не ограничивается перечнем поручений, возложенных на Кочнева. В указе дана критика крепостнических порядков в стране, установленных дворянством и властями: «Ныне Россия утеснена бедностию и отягощена работами, наложенными от злодеев сребролюбцев и гордости наполненных дворян и находящихся во градех губернаторов, воевод и протчих тому подобных мироедов, кои несытою своею завистию почти уже всю Россию поглатили». Глубина критики феодального режима, ярая антидворянская направленность указа 12 июня 1774 г. сближают его с содержанием отдельных указов Пугачева 1773 г. (см. гл. 1, § 16, 22, 24), но в особенности с воззваниями полковника И.Н. Грязнова в осажденный Челябинск в январе 1774 г.¹⁰

Указ провозглашает, что крепостнические порядки будут ликвидированы — «все оное истреблено быть может» и народы, приклонившиеся под корону «Петра III», награждены «монаршею Милостию» и смогут «возчювствовать легкость от наложенного на них от злодеев тяжчайшего ига работы, освобождены будут [от] платежа податей, и дана им будет свободная вольность без всякого в России притеснения». Из указания на отмену подневольного труда и подушной подати явствует, что намеченное преобразование России учитывало в первую очередь интересы крестьянства. Его требованиям соответствовало и заключительное положение указа, гласящее, что обидчики народа, «несытые богатством судьи и дворянство» не избегнут отмщения, «жестокого нашего гнева не преминуют».

Указ 12 июня явился одним из первых актов в генетической цепи документов ставки Пугачева, приведшей к созданию манифестов 28 и 31 июля 1774 г., которые провозгласили освобождение крестьянства и ликвидацию дворян-крепостников.

Копия указа 12 июня довольно точно, видимо, передает текст утраченного оригинала, о чем можно судить и по содержанию, сходному с сохранившимися указами Пугачева от июня 1774 г., и по точности прорисовки мартовской именной печати «Петра III», идентичной ее подлинным оттискам.

Атаман Кочнев не смог выполнить поручения Пугачева, ибо в июне 1774 г. Белоярская слобода и другие соления Екатеринбургского ведомства находились под контролем карательных команд Д.О. Гагрина, Ф. Жолобова и Х. Фишера. Поэтому Кочнев ушел в Башкирию, где скрывался до глубокой осени, и там передал пугачевский указ крестьянину Брусянской слободы А.М. Щербакову, который 30 ноября 1774 г. с пятью бывшими повстанцами явился в Красноуфимск к управителю города вахмистру Я.Г. Савинову. А он в тот же день отправил рапорт к правителю канцелярии Екатеринбургских заводов полковнику В.Ф. Бибикову, приложив к рапорту пугачевский указ¹¹.

§ 3. Именной указ Е.И. Пугачева полковнику Бахтиару Канкаеву и походному старшине Ермухаммету Кадырметеву (13 июня 1774 г.). Указ¹² составлен сотрудниками Военной коллегии в стане Пугачева у Иргинского завода. В тот день к Пугачеву поступил рапорт Бахтиара Канкаева и Ермухаммета Кадырметева¹³, в котором они, сообщая о своих действиях против неприятеля в низовьях реки Белой, просили от «Петра III» «повелительного указу о набрания русского и башкирского войска» из жителей окрестных селений. В ответ на это к названным предводителям повстанцев и был отправлен 13 июня указ Пугачева¹⁴, предписывающий им принять меры к набору «войска как русского, так и башкирского» и для пополнения в «Большую армию», и для того, чтобы самим «стоять против злодеев и искоренять противящихся нашей короны»¹⁵. Указ скреплен мартовской печатью «Петра III», оттиснутой на красном сургуче.

Исполняя указ, Бахтиар Канкаев формировал повстанческие отряды в низовьях реки Белой и селениях по Средней Каме, набирая с каждого двора по человеку и предписывая, чтобы «во время приезду самого государя была команда больше и тем бы показалась красива»¹⁶. Энергичные действия Бахтиара Канкаева сыграли огромную роль в обеспечении боевых операций «Главного войска» Пугачева при наступлении его в июне—июле 1774 г. от Красноуфимска к Казани.

Указ от 13 июня вместе с другими документами походной канцелярии Бахтиара Канкаева захвачен карателями в бою 27 июля 1774 г. под деревней Зюри в низовьях Камы, после чего передан в Казанскую секретную комиссию. В 1833 г. пугачевский указ от 13 июня 1774 г. попал в руки А.С. Пушкина, надо полагать, от его лицейского друга М.Л. Яковлева, который с начала 1830-х годов служил в комиссии сенатора С.Ф. Маврина, разбиравшей дела Сенатского архива и Петербургского архива старых дел (в последнем хранились материалы Казанской секретной комиссии, а в их числе и пугачевские документы)¹⁷.

§ 4. Именной указ Е.И. Пугачева башкирскому походному старшине Адылу Ашменеву и сотнику Мукашу Сутееву (19 июня 1774 г.). Указ¹⁸ составлен в Военной коллегии в стане Пугачева у прикамского пригорода Оса. Адресован указ предводителям башкирского повстанческого отряда — походному старшине Адылу Ашменеву¹⁹ и сотнику Мукашу Сутееву²⁰ (отряд их действовал на правом берегу Камы).

Рассматривая содержание указа от 19 июня, можно выделить в его составе три части: уведомительную, распорядительную и декларативную.

В уведомительной части сообщается о получении рапорта Адыла Ашменева «Петром III» и о предстоящем движении его войска к деревне Неволиной после взятия Осы.

В распорядительной части указа Пугачев предписывал Адылу Ашменеву вести агитацию среди населения в пользу «Петра III», рассылая «в разныя жительства и деревни» копии указа и пополняя свой отряд новыми бойцами; вместе с том отменялся намеченный Адылом Ашменевым поход его отряда к Рождественскому заводу. Последнее распоряжение было вызвано тем, что этот отряд, располагаясь в 40 верстах западнее Осы, контролировал переправу через Каму и прикрывал главные силы Пугачева, осаждавшие Осу. Именно поэтому отряд Адыла Ашменева должен был ожидать в деревне Неволиной подход армии «Петра III».

Наибольший интерес представляет декларативная часть указа — своеобразное программное заявление, излагающее содержание социальной политики ставки Пугачева и намечающее перспективы движения. Указ объявлял о пожаловании «всех верноподданных наших, кои помнят долг своей к нам присяги²¹, вольностию» с одновременным освобождением от государственных повинностей «без всякого требования в казну нашу подушных и протчих податей и рекрутскова набору». Для крестьян объявленная вольность означала освобождение от крепостной зависимости помещикам, ибо, согласно указу, они лишались права на эксплуатацию крестьян: «Сверх того, в России дворянство крестьян своих великими работами и податями отягощать не будет, понеже каждой восчювствует прописанную вольность и свободу».

В указе даны наметки преобразований в России после воцарения «Петра III». Предусматривалось, в частности, что государство откажется от взимания подушной подати и других налогов с населения, поскольку в этом нет никакой необходимости, ибо казна будет пополняться за счет внутренних ресурсов казны — «казна сама собою довольствоватца может». Указ предусматривал также, что в «империи Петра III» будет отменена и обременительная для народа рекрутская повинность, ибо армия будет полностью комплектоваться за счет добровольцев — «войско наше из вольножелающих к службе нашей великое исчисление иметь будет». Руководители восстания наивно верили в возможность подобных утопий в России XVIII столетия.

Указ от 19 июня развивал антифеодальные идеи указа от 12 июня (см. § 2 данной главы) и, как и он, являлся идейным предшественником манифестов Пугачева от 28 и 31 июля 1774 г.

Исполняя предписание Пугачева, Адыл Ашменев рассылал копии указа от 19 июня по прикамским селениям. Одна из копий попала в Ижевск к управителю Камских и Гороблагодатских заводов — коллежскому советнику Ф.Ф. Венцелю, а он отправил ее в Казанскую губернскую канцелярию. Там была снята новая копия, которую губернатор Я.Л. Брант приложил к своему письму, отправленному 30 июня 1774 г. к генералу Ф.Ф. Щербатову²².

Распространение и воздействие указов Е.И. Пугачева. Контрмеры екатерининской администрации

От второго этапа Крестьянской войны дошли тексты всего лишь четырех указов Пугачева²³, рассмотренных выше (§ 1—4). По свидетельствам источников иного происхождения удалось установить содержание 48 утраченных рескриптов предводителя восстания²⁴, представленных как манифестами и указами-воззваниями, так и указами-распоряжениями. В последних содержались предписания о пополнении «Главной армии» и обеспечении ее вооружением и продовольствием, о назначении атаманов, об управлении крепостями, селениями и общинами, о действиях отдельных отрядов и по другим вопросам административного и военно-оперативного характера.

Эта сторона деятельности повстанческого центра освещается следственными показаниями лиц, находившихся в ближайшем окружении Пугачева. Судья Военной коллегии И.А. Творогов рассказывал на допросе, что в апреле—мае 1774 г. служившие в коллегии секретарь И. Шундеев²⁵ и повытчик Г. Туманов²⁶ сочинили множество именных указов Пугачева и указов коллегии (Шундеев — на русском языке, а Туманов — на татарском) «к башкирским старшинам и по заводам о наборе» в ряды пугачевского войска «людей вооруженных», и «по тем указам старшины и заводские прикащики давали людей охотно», причем в другой части своего показания Творогов подчеркивал, что эти люди шли к Пугачеву не столько по административному принуждению, сколько по внутреннему побуждению, особенно приметному в крестьянстве: «Вся чернь, как-то: заводския и помещичьи крестьяня, приклонялись к нему с радостию и были усердны, снабжая толпу нашу людьми и всем тем, чтобы от них ни потребовано было, безоговорочно»²⁷. Секретарь Военной коллегии А.И. Дубровский, касаясь своей службы в ставке Пугачева, вспоминал на следствии, что он вместе с повытчиком Г. Степановым составил много указов. Этими указами объявлялось «простому народу, что когда всех можно будет перевесть помещиков, то тогда будет всем вольность и избавление от крестьянства, подушных и протчих податей, рекрутскова набору; [казенной] продажи вина и соли не будет»²⁸. Из показаний Дубровского видно, что в представлении руководителей восстания освобождение крестьянства было неразрывно связано с истреблением дворян-крепостников. Это — определяющий лейтмотив содержания манифестов и указов Пугачева с июня по август 1774 г. Провозглашаемые в этих документах свободы и льготы крестьяне, по свидетельству Дубровского, «почитали и утверждали за самую истинну и думали то подлинно получить, друг друга склоняли» на сторону Пугачева²⁹.

Данные о распространении манифестов и указов Пугачева и о их влиянии на подъем повстанческого движения на Южном Урале и в Прикамье содержатся в следственных показаниях видных вожаков восстания — полковников И.Н. Белобородова³⁰, А.П. Перфильева³¹, Салавата Юлаева³², Канзафара Усаева³³ и др.

В подъеме повстанческого движения большую роль сыграла агитация пугачевцев. Так, например, переход крестьян Авзяно-Петровского завода на сторону Пугачева в апреле 1774 г. был вызван выступлением казаков-повстанцев, объявивших мирскому сходу: «Естли кто из помещичьих людей и крестьян или ис подписных к заводам крестьян будет ему [«Петру III»] служить, то всем тем от помещиков и от заводов вечная свобода»³⁴. 10 июня пугачевцы объявили крестьянам села Чепчуги и деревни Янчуриной под Казанью, что «государь Петр Федорович» всем «господским людям и крестьянам от помещиков дает вечную свободу, чему они простотою своею и поверили» и пошли за Пугачевым к Казани³⁵. То же произошло 11 июля в деревне Словцовой Казанского уезда, где пугачевские агитаторы говорили на сходе крестьянам, чтобы они «были послушны государю Петру Федоровичу, за что дана им будет от него вольность и от всех податей свобода, чему, поверя, они всем миром и покорились» и отправили в лагерь Пугачева под Казань печеный хлеб, гурт скота и табун лошадей, а также арестованного приказчика³⁶. Такие картины наблюдались и в других селениях, лежащих на пути следования войска Пугачева к Казани.

Порой содержание выступлений пугачевских агитаторов приобретало характер импровизаций, не вполне совпадающих с точным смыслом манифестов Пугачева. Полковник Авзянского повстанческого полка Д.М. Загуменнов, приехав в начале июля 1774 г. в прикамское село Котловку, «изъяснял» крестьянам, что «Петр III» обещает верноподданным в течение семи лот «никакой подати не брать, а только служить будут ему несколько в казаках, о чем-де ис Казани и указ пришлетца»³⁷. Примерно такой же мотив прозвучал в выступлении пугачевского эмиссара в селе Аркатово Казанского уезда. Он на сходе 14 июля объявил крестьянам, чтобы они «своего помещика [капитана Матюнина] не слушали, и как-де подушных денег, так и никаких податей девять лет збиратца с них не будет, чему они по простоте, а особенно быв в большом страхе, и поверили»³⁸. Такого рода заявления находились в противоречии с именными указами Пугачева от июня 1774 г., по смыслу которых освобождение крестьян от подушной подати и прочих налогов провозглашалось не как временная мера, а как постоянное установление, как составная часть «вечной вольности».

Успехам Пугачева способствовало не только то, что он провозглашал свободу и льготы народу (пока что при условии верной ему службы), но также и то, что повстанцы и народ практически осуществляли пожалования пугачевских манифестов — ликвидировали на освобожденной территории крепостнические порядки, устраняли прежнюю администрацию, захватывали господскую и казенную собственность, вводили свое управление и т. п. Народ и по частным поводам мог видеть внимание к его нуждам со стороны «Петра III». Так, когда мастеровые и крестьяне Ижевского завода, явясь к Пугачеву, заявили, что они находятся «всегда в заводских работах, а жалованье-де мастеровым давано было малое и всю зиму оного не получали, а крестьяне также обращаются в заводских работах и находились у строения кругом заводу крепости, а платы-де нисколько не получили», Пугачев тут же приказал открыть «кладовую полатку», вынести всю денежную казну и «раздавал мастеровым и крестьянам», тем, кто пошел служить в его армию, по три рубля, «а которые остались в домах, таковым по два рубля», а помимо этого распорядился о раздаче всем продовольствия из казенных «магазейнов»³⁹. Будучи 9 июля в Арске, Пугачев велел раздать горожанам более 400 руб. из казенной соляной суммы, а всю имевшуюся в амбарах соль казаки «обывателям велели брать безденежно»⁴⁰. Многочисленные факты подобного проявления «царской милости» способствовали росту популярности Пугачева в народе и увеличению числа его сторонников.

Характеризуя обстановку, сложившуюся весной и в начале лета 1774 г. на Южном Урале и в Прикамье, деятели екатерининской администрации указывали на единодушную поддержку Пугачева трудовым населением края. Командующий карательными войсками генерал-поручик князь Ф.Ф. Щербатов писал Екатерине II, что мятеж происходит но только там, где сам Пугачев «присудствен, но и в дальних местах повсюду ему преклонны и с доброю волею» исполняют его предписания, «жертвуя имуществом и животом своим, и со всех сторон к нему стекаются»⁴¹.

Вспоминая события того времени, генерал П.М. Голицын писал, что «чернь везде сего» Пугачева «с восклицанием встречала»⁴². Другой энергичный военачальник, подполковник И.И. Михельсон, прошедший, как и Голицын, с боями путь через Башкирию и Прикамье к Казани, доносил: «Неможно себе вообразить, сколь ослепленно народ к нему [Пугачеву] клонится»⁴³. Но причина такой приверженности к Пугачеву заключалась, конечно, не в «слепоте», «невежестве» и «простоте» народа — любой из непросвещенных простолюдинов ясно видел те выгоды, которые сулили ему манифесты, исходившие к тому же от «государя-батюшки Петра Федоровича». Это понимали и деятели екатерининской администрации. Казанская губернская канцелярия доносила Сенату, что «весь черный народ, слепо веря» пугачевским «обольщениям, главнейше — в даче льгот, в податях и в небранье рекрут, а помещичьим [крестьянам] — воли, льстятца сею надеждою и так безрассудно присоединяютца» в войско Пугачева «охотою», но есть, впрочем, и такие, которые «ради страха сему следуют»⁴⁴. Отмечая огромное воздействие воззваний Пугачева на умонастроение народа и на подъем повстанческого движения, власти квалифицировали эти «обольщения» не только «мечтательными» и «никогда несбыточными обнадеживаниями» народа, «вольностию», но и противозаконными, преступными покушениями на установленные свыше порядки⁴⁵. Дух восстания, посеянный воззваниями Пугачева и агитацией его эмиссаров, охватил различные слои трудового населения Южного Урала, а затем и Прикамья. Подполковник И.И. Михельсон, усмирив «находящихся в бунте» заводских крестьян и мастеровых под Уфой, писал генералу А.И. Бибикову: «В том народе весьма злодейские мысли вкоренились»⁴⁶. Генерал А.И. Деколонг доносил в Военную коллегию, что в связи с появлением войска Пугачева в пределах Исетской провинции вновь начались повсеместные волнения заводских и государственных крестьян, а также и башкир; возобновляется огонь, «с великою трудностию прежде погашенной», и нет надежных военных сил, чтобы защищать границы Сибирской губернии и от прорыва Пугачева, и от набегов казахов-кочевников⁴⁷. Казанский губернатор Брант, узнав о выходе Пугачева в Прикамье, опасался возможной поддержки его башкирами, татарами, удмуртами и русскими крестьянами, но особое беспокойство вызывала всегдашняя готовность присоединиться к любому бунту «заводских мужиков» прикамских частновладельческих и казенных предприятий⁴⁸. Последующие события вполне оправдали предсказания Бранта — в рядах войска Пугачева, штурмовавшего 12 июля Казань, находились сотни заводских крестьян Прикамья, ясачных татар, удмуртов и башкир. В середине июня оренбургский губернатор Рейнсдорп дважды обращался к генералу Щербатову с просьбами о посылке военных команд для подавления непрекращающихся волнений башкир и заводских крестьян, «обольщенных» Пугачевым⁴⁹. Щербатов 16 июня ответил ему, что, помимо находящихся в Башкирии карательных команд, туда отправляется корпус генерала П.М. Голицына, а о заводских крестьянах заметил, что их выступления вызваны необузданной эксплуатацией («жестокость, употребляемая от заводчиков с своими крестьянами, возбудила их к ненависти против своих господ»⁵⁰), — заявление, несколько необычное в устах командующего карательными войсками, вынужденного признать тяжелое положение крестьянства.

Власти отмечали успехи пугачевской агитации среди нерусского населения края, особенно у башкир. Рейнсдорп доносил Сенату, что после поражения восставших под Сакмарским городком предвиделась надежда на установление «прежней здешней тишины и спокойствия», однако Пугачев «возъимел способ башкирской народ вящще поколебать, которой тотчас попустился в генеральной бунт»⁵¹. Михельсон, проводивший в мае 1774 г. карательные операции в центральной и восточной части Башкирии, в одном из рапортов к Щербатову писал, что Салават Юлаев, «будучи обольщен» Пугачевым, «возмутил все здешние волости» и никакие увещевания на башкир не действуют⁵².

Приверженность башкир к Пугачеву не могли поколебать и два крупных поражения, понесенные им в боях 21—22 мая 1774 г. под Троицкой крепостью и Кундравинской слободой. Более того, именно в конце мая — начале июня выявились, как доносил Щербатов Екатерине II, «буйство сего народа, великия их по всей Башкирии собрания и явная склонность» к Пугачеву⁵³. Поддержка народа, прежде всего русских крестьян и башкир, позволила Пугачеву довольно быстро одолеть последствия крупных военных неудач, пополнить свои отряды, а месяц спустя выйти во главе 20-тысячной армии к Казани.

Правительство Екатерины II и местная администрация уделяли значительное внимание идейной борьбе с восстанием. Крупные поражения восставших весной 1774 г. у Татищевой крепости, под Уфой и у Сакмарского городка использовались властями в противопугачевской пропаганде⁵⁴. Победы карательных войск освещались в официальных публикациях, в специальных «Прибавлениях к Санкт-Петербургским ведомостям» (№ 29 и 30 от 11 и 29 апреля 1774 г.). По мере вторжения карателей в охваченные восстанием районы населению объявлялись манифесты Екатерины, лазутчики с такими манифестами засылались в повстанческие отряды⁵⁵. В апреле 1774 г. в селениях Казанской и Оренбургской губерний обнародовались печатные экземпляры увещевания Вениамина — архиепископа Казанского и Свияжского, в которых осуждались и проклинались люди, поверившие «обольщениям» Пугачева и надеявшиеся на то, будто они, «свергшесь природного рабства своего, за то получат обещеваемую им вором Пугачевым обще всем народам пагубную свободу». Архиепископ взывал: «Да обратится убо тяжкая сия болезнь России на злоокаянную главу треклятого и вечно анафеме от всея греко-российския церкви преданного злодея Пугачева и его единомысленников мятежников»⁵⁶. В таких же тонах выдержано и увещевание Синода, изданное 17 апреля 1774 г.⁵⁷ Военачальники и местные администраторы рассылали составленные ими самими увещевания, адресованные различным группам населения. В начале апреля с увещеваниями к башкирам обратился генерал П.М. Голицын⁵⁸. Тогда же губернатор Рейнсдорп направил увещевания к башкирам, мишарам и татарам Уфимской и Исетской провинций⁵⁹. Увещевания посылались к заводским крестьянам и мастеровым, государственным и помещичьим крестьянам, яицким и исетским казакам. Но, судя по донесениям Михельсона, Щербатова, полковника П.А. Шепелева и других⁶⁰, ни манифесты Екатерины II, ни послания церковников, ни увещевания начальства не оказывали желаемого воздействия на народ — он не только отвергал обращенные к нему призывы, но порой и со «всякою непотребною бранью» отзывался о манифестах императрицы⁶¹. И это понятно. Ведь если в манифестах Пугачева призыв к послушанию и верности сопровождался обещаниями пожаловать народ свободой и различными льготами, то в манифестах Екатерины II и увещеваниях ее администрации требования о смирении и покорности соседствовали с угрозами жестоких репрессий и к самим повстанцам, и к их явным и скрытым сторонникам среди населения. Чего стоили, например, содержавшиеся в увещевании коменданта Верхне-Яицкой крепости полковника Е.А. Ступишина угрозы, обращенные к башкирам: «Буду вас казнить, вешать за ноги и за ребра, дома ваши, хлеб и сено подожгу и скот истреблю», а пойманных с пугачевскими воззваниями людей «велю пытать накрепко, а также нос и уши отрежу», каковому наказанию и был подвергнут башкир Зеутфутдин Мусин⁶². Такого рода угрозы и репрессии карателей мало способствовали «усмирению» и «общему покою» края, а наоборот, чаще всего вели к росту сопротивления народа; что же касается башкир, то их выступления удалось подавить лишь осенью 1774 г.

Обнародование Пугачевым в июне 1774 г. манифестов, отражавших интересы крепостного крестьянства, вызывало особую тревогу властей, учитывавших последствия движения «Главного войска» «Петра III» к Поволжью, большая часть населения которого была представлена помещичьими крестьянами. В середине июля губернатор Брант предупреждал своих корреспондентов из разгромленной и сожженной Казани, что если Пугачеву здесь, на левом берегу Волги, «не зделано будет совершенного истребления», то события приобретут опасный, «великой и важной» оборот, учитывая то, что «все почти уездные обыватели», и прежде всего помещичьи крестьяне, «слепо веря» пугачевским «разглашениям и обольщениям», «крепко к нему пристают»⁶³. Справедливость этих оценок подтвердилась событиями, развернувшимися на третьем этапе Крестьянской войны (вторая половина июля—август 1774 г.) на Правобережье Волги.

Примечания

1. Указы Пугачева за апрель и май 1774 г. не сохранились. Реконструкцию утраченных указов см.: ч. II, гл. 2, § 1—21.

2. Оригинал указа хранится в фондах Оренбургского областного краеведческого музея (инв. № 3315); опубл. в кн.: Документы ставки Е.И. Пугачева, повстанческих властей и учреждений. 1773—1774 гг. М., 1975, док. № 33.

3. Дубровский Алексей Иванович (псевдоним; настоящее имя — Трофимов Иван Степанович, 1750—1774) — сын Мценского купца. В конце мая 1774 г. назначен секретарем в повстанческую Военную коллегию. Захвачен в плен карателями в сентябре в низовьях Волги, у Енотаевской крепости, содержался под следствием в Царицыне, где подвергался жестоким истязаниям, умер в Саратове в конце октября 1774 г.

4. Степанов Герасим — заводской служитель. В начале апреля 1774 г. был писарем в отряде пугачевского атамана И.Н. Белобородова. В конце мая Степанов назначен повытчиком в повстанческую Военную коллегию; погиб в битве под Черным Яром 25 августа 1774 г.

5. См. ч. II, гл. 2, § 21—30.

6. Крестьянская война 1773—1775 гг. на территории Башкирии. Уфа, 1975, с. 70, 102, 257, 285, 328, 354, 365, 386.

7. Труды Оренбургской ученой архивной комиссии, 1907, вып. 18, с. 3—14; Попов С.А. Полковником пожалован. — В кн.: Под знаменем Пугачева: К 200-летию Крестьянской войны под предводительством Е.И. Пугачева. Челябинск, 1973, с. 65—69.

8. Оригинал указа но сохранился; копия указа, выполненная в XVIII в., хранится в коллекции А.П. Бахрушина (ГИМ, ОПИ, ф. 1, д. 100, л. 2—2 об.); указ опубликован в кн.: Крестьянская война 1773—1775 гг. в России: Док. из собр. Гос. ист. музея. М., 1973, док. № 34.

9. Кочнев Федот Тихонович (род. 1734 г.) — государственный крестьянин Белоярской слободы под Екатеринбургом, примкнул к восстанию в феврале 1774 г., находился в рядах повстанцев в Башкирии вплоть до ноября 1774 г. (подробнее о нем см.: Овчинников Р.В. Пугачевский атаман Федот Кочнев. — В кн.: Рифей: Урал. литературно-краевед. сб. Челябинск, 1979, вып. 2, с. 133—139).

10. Ср. док. № 34 с док. № 391, 392 (в кн.: Документы ставки Е.И. Пугачева...). Не лишено оснований предположение, что Грязнов, находившийся при Пугачеве с конца марта по середину июля 1774 г., мог иметь какое-то отношение к созданию указа от 12 июня.

11. ГИМ, ОПИ, ф. 1, д. 100, л. 2.

12. Оригинал указа хранится в собрании «пугачевских» материалов архива А.С. Пушкина (Пушкинский Дом, Отдел рукописей, ф. 244, оп. 3, № 130, л. 1); опубл. в кн.: Документы ставки Е.И. Пугачева..., док. № 35.

13. Ермухаммет Кадырметев, ясачный татарин деревни Ижболдиной Осинской дороги Уфимского уезда, походный старшина повстанцев.

14. Указ отправлен к Бахтиару Канкаеву с есаулом Салихом Наврузовым (Документы ставки Е.И. Пугачева..., док. № 75).

15. Сохранился список пугачевского указа 13 июня на татарском языке (ЦГАДА, ф. 6, д. 416, ч. 2, л. 85), написанный, по мнению С.Х. Алишева, главным полковником Кинзей Арслановым (Алишев С.Х. Татары Среднего Поволжья в Пугачевском восстании. Казань, 1973, с. 115).

16. Ордер старшинам Уранской волости от 22 июня 1774 г. — В кн.: Документы ставки Е.И. Пугачева..., док. № 469.

17. Овчинников Р.В. Пушкин в работе над архивными документами: «История Пугачева». Д., 1969, с. 153.

18. Оригинал указа не сохранился; в книге «Документы ставки Е.И. Пугачева...» (док. № 36) печатается по копии (ЦГВИА, ф. 20, д. 1240, л. 98—98 об.).

19. Адыл Ашменев (род. 1727 г.), башкир деревни Елпачихи Гайнинской волости Осинской дороги Уфимского уезда, примкнул к восстанию в декабре 1773 г., участвовал во взятии ряда прикамских заводов и селений, в осаде Кунгура, в походе пугачевского войска на Казань; в октябре 1774 г. арестован карателями (подробнее см.: Овчинников Р.В. Именной указ Е.И. Пугачева башкирскому походному старшине Адылу Ашменеву. — История СССР, 1972, № 2, с. 121—125).

20. Мукаш Сутеев, башкир, житель Осинской дороги Уфимского уезда, участвовал в повстанческом движении с декабря 1773 г.; в октябре 1774 г. арестован карателями, содержался под следствием в Казанской секретной комиссии, откуда освобожден в 1775 г.

21. Б.Г. Литвак справедливо заметил, что в указе от 19 июня формулировка условности пожалования вольностью смягчена в сравнении с указами 1773 г., где такого рода пожалования прямо связывались с признанием «Петра III», а иногда с победным завершением его борьбы за престол (Литвак Б.Г. Об изучении документов предводителей крестьянских восстаний. — В кн.: Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. Вильнюс, 1974, с. 27).

22. ЦГВИА, ф. 20, д. 1240, л. 96—96 об.

23. Особенности построения и оформления июньских указов рассмотрены в ч. I, гл. 3.

24. См. ч. II, гл. 2, § 1—48.

25. Шундеев Иван, хорунжий казаков Еткульской крепости, в повстанческом движении с января 1774 г., 12 апреля того же года определен секретарем в Военную коллегию; захвачен в плен карателями 21 мая 1774 г. в битве под Троицкой крепостью и день спустя казнен.

26. Туманов Григорий, переводчик конторы Воскресенского завода, примкнул к восстанию в ноябре 1773 г., сподвижник пугачевского полковника И.Н. Грязнова, а с марта 1774 г. — атаман повстанцев в Челябинске и Чебаркульской крепости; в конце апреля явился к Пугачеву и определен им в повытчики Военной коллегии. Туманов был захвачен в плен карателями 21 мая 1774 г. в битве под Троицкой крепостью, но при конвоировании в Оренбург отбит казахами вблизи Губерлинской крепости (подробнее о Туманове см.: Лимонов Ю.А., Мавродин В.В., Панеях В.М. Пугачев и пугачевцы. Л., 1974, с. 132—137).

27. Пугачевщина. М.; Л., 1929, т. 2, с. 145, 162.

28. ЦГАДА, ф. 6, д. 512, ч. 2, л. 149—149 об.; Пугачевщина, т. 2, с. 223.

29. Пугачевщина, т. 2, с. 223.

30. Там же, с. 329—335.

31. Сподвижники Пугачева свидетельствуют. — Вопросы истории, 1973, № 8, с. 106—107.

32. Крестьянская война 1773—1775 гг. на территории Башкирии, с. 302, 318—319.

33. Там же, с. 221—222; ЦГАДА, ф. 6, д. 506, л. 509 об. — 510.

34. Протоколы показаний крестьянина Т.Н. Голдобина на допросе 18 июля 1774 г. в Казанской секретной комиссии. — ЦГАДА, ф. 6, д. 467, ч. 2, л. 17.

35. Протокол показаний крестьянина Е.В. Мурашева на допросе 18 июля 1774 г. в Казанской секретной комиссии. — Там же, л. 249.

36. Протокол показаний крестьян Д. Семенова, В. Андреева и И. Афанасьева на допросе 24 июля 1774 г. в Казанской секретной комиссии. — Там же, л. 182.

37. Протокол показаний крестьянина К.С. Карасева на допросе 18 августа 1774 г. в Казанской секретной комиссии. — Там же, ч. 3, л. 400 об.

38. Протокол показаний крестьянина М. Чернова на допросе 2 сентября 1773 г. в Казанской секретной комиссии. — Там же, л. 198 об.

39. Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева в Удмуртии. Ижевск, 1974, с. 250—251.

40. Протокол показаний казанского купца Д. Ляпина на допросе 22 июля 1774 г. в Казанской секретной комиссии. — ЦГАДА, ф. 6, д. 467, ч. 11, л. 310.

41. Донесение от 27 июля 1774 г. — ЦГВИА, ф. 20, д. 1233, л. 404.

42. Рапорт П.М. Голицына генералу П.И. Панину от 9 августа 1774 г. — Пугачевщина, 1931, т. 3, с. 286.

43. Рапорт И.И. Михельсона Голицыну от 6 июля 1774 г. — ЦГВИА, ф. 20, д. 1240, л. 211.

44. ЦГАДА, ф. 6, д. 511, л. 256.

45. Всенародное объявление Оренбургской секретной комиссии от 27 мая 1774 г. — Там же, ф. 6, д. 508, ч. 1, л. 13—13 об.

46. ЦГВИА, ф. 20, д. 1237, л. 108.

47. Там же, д. 1233, л. 191.

48. Письмо Бранта генералу Ф.Ф. Щербатову от 18 июня 1774 г. — Там же, ф. 20, д. 1239, л. 355. Такого же содержания рапорт отправлен Брантом в Военную коллегию (там же, д. 1234, л. 3—6).

49. Там же, д. 1239, л. 141—143, 197—197 об.

50. Крестьянская война 1773—1775 гг. на территории Башкирии, с. 191.

51. Там же, с. 204. Повстанец Упак Абзямов показал на допросе, что башкиры поддерживали Пугачева, «льстясь лестным ево обещаниям, что он может возвратить имевшуюся в здешних местах засолившую землю и что господ никого не будет, а всякой зделаетца самовластным» (ЦГАДА, ф. 1274, д. 182, л. 231).

52. Крестьянская война 1773—1775 гг. на территории Башкирии, с. 139.

53. ЦГВИА, ф. ВУА, д. 143, л. 231.

54. К числу такого рода акций следует отнести и уничтожение перехваченных манифестов Пугачева и указов его Военной коллегии, происходившее в Оренбурге 27 мая 1774 г. при казни видных пугачевцев — атамана яицких казаков М.П. Толкачева и капрала оренбургских казаков И. Волкова (Объявление Оренбургской секретной комиссии. — ЦГАДА, ф. 349, д. 7309).

55. См. донесения об этом подполковника И.И. Михельсона, майора О. Дуве, генералов Ф.Ф. Щербатова и Ф.Ю. Фреймана (Крестьянская война 1773—1775 гг. на территории Башкирии, с. 135, 138, 139, 143, 145, 149, 154, 158, 159; Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева в Удмуртии, с. 183, 187; ЦГАДА, ф. 271, д. 1339а, л. 123; ЦГВИА, ф. ВУА, д. 143, л. 231).

56. ЦГАДА, ф. 6, д. 527, л. 72—73 об. Текст увещевания вошел в записки оренбургского священника И. Осипова (Пушкин А.С. Полн. собр. соч. М.; Л., 1940, т. 9, кн. 2, с. 575—577).

57. ЦГАДА, ф. 6, д. 527, л. 140—143 (типографский экземпляр, напечатанный церковной печатью).

58. Пушкин А.С. Полн. собр. соч., 1938, т. 9, кн. 1, с. 344.

59. Крестьянская война 1773—1775 гг. на территории Башкирии, с. 120—121; ЦГАДА, ф. 6, д. 627, ч. 9, л. 39—39 об.

60. Крестьянская война 1773—1775 гг. на территории Башкирии, с. 135, 139, 143, 145, 149; ЦГВИА, ф. ВУА, д. 143, л. 231.

61. Рапорт старшины Мендея Тупеева уфимскому коменданту С.С. Мясоедову от 13 июня 1774 г. — ЦГАДА, ф. 1100, д. 8, л. 335.

62. Дубровин Н.Ф. Пугачев и его сообщники. СПб., 1884, т. 3, с. 26—28.

63. Письма Я.Л. Бранта московскому генерал-губернатору М.Н. Волконскому и генерал-поручику Ф.Ф. Щербатову. — ЦГВИА, ф. 20, д. 1233, л. 374; д. 1240, л. 323.