Предисловие

Начиная рѣчь о важномъ и любопытномъ событіи, называемомъ Пугачевщиной, я долженъ прежде всего предупредить тѣхъ изъ моихъ читателей, которые знакомы съ литературой этого эпизода, что они найдутъ въ моемъ изслѣдованіи очень мало новаго. Я имѣлъ передъ глазами весьма немного рукописныхъ документовъ и черпалъ главнѣйше изъ печатнаго. Мнѣ кажется, однакожъ, что внимательный пересмотръ того что хотя и сдѣлалось доступнымъ для всѣхъ, но далеко не всѣмъ извѣстно, можетъ быть названъ дѣломъ не безполезнымъ. По числу расходящихся въ нашей публикѣ экземпляровъ Чтеній въ Императорскомъ Обществѣ Исторіи и Древностей, въ которыхъ напечатано много любопытныхъ извѣстій о Пугачевѣ, я считаю себя въ правѣ думать, что значительная масса читателей знакома съ Пугачевщиной только по Исторіи Пугачевскаго Бунта. Можно сомнѣваться, чтобы даже и всѣ тѣ, которымъ не чужды извѣстія обнародованныя послѣ Пушкина, имѣли досугъ и охоту группировать и классифировать ихъ, задавать себѣ вопросы и искать на нихъ отвѣтовъ. Еслибы только новизна фактовъ составляла необходимое условіе исторической работы, то дѣло исторіи исчерпалось бы въ тотъ моментъ, когда были бы пересмотрѣны государственные и частные архивы. Мы видимъ, однакожъ, что въ ту самую минуту, когда пишутся эти строки, издается сочиненіе объ эпохѣ, письменные памятники которой уже переведены на большую часть европейскихъ языковъ, комментированы множествомъ европейскихъ ученыхъ и даже отчасти изучаемы въ школахъ, — и все-таки сотни тысячъ людей читаютъ новыя изслѣдованія о Цезарѣ.

Возбужденное Пугачевымъ движеніе принадлежитъ къ числу самыхъ крупныхъ народныхъ движеній въ XVIII вѣкѣ; между тѣмъ мы имѣемъ о немъ лишь одно общее, болѣе или менѣе полное и удовлетворительное сочиненіе — Пушкина. Но Пушкинъ не зналъ очень многаго, что въ настоящее время опубликовано въ спеціальныхъ изданіяхъ; онъ не имѣлъ въ виду различныхъ явленій чисто-народной, не государственной жизни, соприкасавшихся съ Пугачевщиной и ее объясняющихъ; наконецъ, по условіямъ, въ которыхъ находилась печать въ тридцатыхъ годахъ, Пушкинъ не могъ коснуться нѣкоторыхъ вопросовъ, болѣе доступныхъ писателю нашего времени. И вотъ почему его весьма почтенный, впрочемъ, трудъ уже не удовлетворяетъ людей нашего времени. Они, конечно, въ правѣ желать большаго, нежели то что я могу имъ дать; они въ правѣ желать исторіи Пугачевщины, основанной на несомнѣнныхъ, документальныхъ фактахъ, которые освѣтили бы всѣ темныя стороны этого дѣла; но откладывая всякое изслѣдованіе по этому предмету, до того времени пока всѣ труды судной и слѣдственныхъ коммиссій о Пугачевѣ будутъ обнародованы, оказали ли бы мы пользу русскимъ читателямъ? Едва ли. Можетъ-быть многое изъ того что теперь мы рѣшаемся выдавать за вѣроятное, или даже достовѣрное, будетъ опровергнуто, но кое-что уже и теперь установлено на прочномъ основаніи. Не станемъ же скрывать и этого немногаго. Оно все-таки есть пріобрѣтеніе.

Наиболѣе любопытные документы, могущіе служить для разъясненія какъ характера и хода Пугачевщины, такъ и главнаго дѣйствующаго въ ней лица, изданы Императорскимъ Обществомъ Исторіи и Древностей, въ Чтеніяхъ котораго напечатаны: 1) Выписка изъ произведеннаго въ Оренбургской секретной коммиссіи слѣдствія о первоначальномъ злодѣйскомъ замыслѣ и пр. и 2) Допросы Пугачеву въ отдѣльной секретной коммиссіи, что въ Яицкомъ-Городкѣ. Первый изъ этихъ любопытныхъ документовъ, къ сожалѣнію, не имѣетъ конца и составленъ по показаніямъ только однихъ сообщниковъ Пугачева, во время самаго мятежа. Что же касается до втораго документа, то онъ въ высшей степени интересенъ и важенъ и, вмѣстѣ съ исторіей Пушкина, послужилъ главнымъ основаніемъ настоящему изслѣдованію. Затѣмъ, нѣсколько современныхъ записокъ, напечатанныхъ въ послѣднее время или же хотя и старыхъ, но большею частію забытыхъ, множество историческихъ статей, хотя и не относящихся прямо къ настоящему предмету, но объясняющихъ людей и дѣла того времени, и, наконецъ, Полное Собраніе Законовъ, — вотъ довольно обильный запасъ матеріаловъ, съ помощію которыхъ я постараюсь, по возможности, разгадать Пугачевщину.