«За тысячу верст1, да еще за тысячу... итого за две тысячи верст от столицы...
От дикого Приволжья до буйной реки Яика, от Прикамья до моря Каспия протянулась степь матушка, просторная, синяя, неоглядная, и тянется бесконечно во все края... Есть где разгуляться удали молодецкой, есть где вздохнуть широко, есть где расскакаться и растерять все свои печали и тяжести сердечные, есть где удало сложить буйную головушку, что не ужилась под началом и ушла на приволье пожить сама себе хозяйкою...
Сволочились сходцы-молодцы со всей Руси... Горемыка ли оголелый и голодный иль умница да ленивица, иль правый судом обойденный, иль бедный милостью людскою, бедами богатый; грешник окаянный и лютый разбойник, иль угодник Божий, иль мужик, боярин, распоп2, солдат, профос3, каторжник... Все едино, всех вербует к себе в службу майор Жаворонок, что заливается звонко средь синих небес и степей. Просим милости! — поет он. — Рады товарищу! Дорога нам головушка удалая да кулак тяжелый. Закон один про всех: вольная волюшка! Подначалья нет, потому что нет ни судей с писарями, ни воевод с палачами, ни бар-господ с бурмистрами. Правда, есть атаманы, есаулы, пятидесятники... Да покажи удаль свою, и сам станешь есаулом; заткни за пояс отвагой и головорезью, и в три дня сам атаман. А в житье-бытье, на отдыхе, под небом ясным и звездами, сам себе набольший и никого не знай...» [135, p. 269].
Степная вольница
Есть что-то романтическое в этих словах, открывающих сделанный Э.-М. Вопоэ4 пересказ для французского читателя фундаментальной «Истории Пугачевского бунта» (1834) известного русского поэта А.С. Пушкина5, но именно таковой была территория, где во времена Екатерины II разразился казацкий бунт.
В середине XVIII в. четкая граница имелась у России только на западе; на севере ее заменял Северный Ледовитый океан. Впрочем, можно сказать, что территория империи в районах Тихого океана, Черного и Каспийского морей еще только-только формировалась, причем в условиях нестабильности и неясности. На востоке, в недавно присоединенном Заволжье, финно-угорские и тюркские народы сохраняли, тем не менее, свою независимость; эти кочевники или полукочевники в любой момент могли восстать. Огромные южные пространства, простирающиеся от Днестра до Каспия и далее, хотя и были вроде бы поделены между Турцией и Россией, на самом деле оставались ничейными. Там обитали крымские татары во главе со своим ханом; в 1769 г. они вторглись на более чем 300 км севернее Херсона и захватили свыше 1000 пленников в Елисаветградском уезде. Крымчаки постоянно враждовали с запорожскими казаками, обосновавшимися в низовьях Днепра; последние, в свою очередь, почти не зависели от России. С Северного Приазовья совершали свои набеги ногайские татары, а расположенная на его восточном побережье турецкая крепость Азов преграждала донским казакам выход к морю. У «Войска», то есть донских казаков, не было четкой границы на юге и оно занимало Придонье, простираясь на севере до Воронежа и Тамбова, а на востоке — почти до Царицына6. На восточном побережье Азовского моря Кубань и местные татары были подвластны турецкому султану, но постоянно подвергались казацким набегам. На юго-востоке Придонья до самого Каспия простиралась обширная степь, где в Нижнем Поволжье кочевали монголоязычные калмыки, пришедшие из Джунгарии7 примерно за сотню лет до этого.
На этой территории имелся лишь один русский город: хорошо укрепленная и вооруженная Астрахань, контролировавшая устье Волги — крупный коммуникационный, политический и торговый узел, связывавший центр страны с южными и восточными окраинами, а также с Азией. На город постоянно нападали разбойники, казаки, калмыки и т. д., да и сами астраханцы — рыболовы, грузчики, возчики, купцы всех наций и религий — в любой момент могли взбунтоваться. Даже стрельцы занимались здесь мелким ремеслом или торговлей.
Далее, по реке Урал, которая в те времена именовалась Яиком, располагалось Яицкое казачье войско. За ним начиналась Центральная Азия — бескрайняя степь, тянувшаяся до Хивы и Бухары, откуда совершали свои набеги каракалпаки и три орды кайсак-киргизов8. Яицкие казаки и калмыки с одной стороны, и киргизы с другой чередовали торговлю с набегами друг на друга, во время которых угоняли людей и лошадей.
Открытая граница
Все на этих землях постоянно двигалось, смешивалось, все дышало свободой. В 1771 г. калмыки (те из них, кто смог переправиться через Волгу до паводка) вернулись в Джунгарию. Нередко казаки совершали набеги на земли султана. Запорожские казаки в основном состояли из украинцев, а также из татар. Русские доминировали в составе донских и яицких казаков, однако среди них встречались также калмыки, киргизы и украинцы9. Более того, эти три казачьих войска укрывали у себя и даже принимали в свои ряды всех гонимых властями: беглых помещичьих крестьян, солдат-дезертиров, староверов, разорившихся кредиторов и обычных преступников. Со времен Петра Великого государство неоднократно требовало от казаков прекратить эту практику, поскольку крепостных разыскивали хозяева, солдат — Военная коллегия, а казне были нужны деньги. Казаки же оправдывались тем, что «с Дону выдачи нет», и властям приходилось с этим мириться, ибо донцы охраняли государственную границу.
Казачьи бунты: Болотников
Между крепнувшим российским государством и казаками, отказывавшимися служить в русской армии, постепенно нарастала напряженность, нередко превращавшаяся в бунт10.
Именно так было в эпоху Смутного времени в начале XVII в. В 1606 г. некий Болотников11 поднял крестьян против царя Василия Шуйского. Бывший холоп, укрывшийся на Дону, будущий вождь бунтовщиков позднее попал в плен к туркам и был продан ими на галеры. Ему удалось бежать и вернуться в Россию. В своих «прелестных письмах» он призывал всех подневольных людей вооружаться, бить господ и бояр. Ему удалось взять Орел и Калугу, дойти до Москвы, но затем пришлось отступить в Тулу.
Там Болотникова поддержали донские казаки, направлявшиеся через Астрахань на Терек (на западном побережье Каспийского моря). Их отряд вышел из Астрахани и, постепенно увеличиваясь, двинулся вверх по Волге, на Москву, против бояр. Казачий атаман переписывался с Лжедмитрием I и называл себя царевичем Петром, сыном царя Федора и внуком Ивана Грозного (хотя у Федора не было сыновей!), но на самом деле был простым дворовым из Мурома, сбежавшим на Терек. Пораженные его сноровкой и умом, казаки приняли беглеца в свой круг и чтобы придать легитимность своему походу, поручили ему играть роль царевича. Но под Казанью бунтовщики, узнав о смерти Лжедмитрия, повернули обратно. Спускаясь вниз по Волге, они убивали царских чиновников и богатых купцов. Пройдя по Донцу и украинским городам, казаки внезапно повернули на север к Болотникову.
Эта грандиозная крестьянская война потрясла Россию от Каспия до Москвы. В ней проявились характерные черты всех последующих бунтов, вплоть до пугачевского: главной движущей силой было казачество12, активным участником — подневольное крестьянство, имелся «царь» (или «царевич»), которого требовалось восстановить на престоле, бунт сопровождали восстания нерусских народов. В 1607 г. мордва и черемисы13 Среднего Поволжья осадили Нижний Новгород, и их удалось усмирить лишь в 1611 г. Болотников исчез в 1607 г. Это была первая крестьянская война в России14.
Степан Разин15
Вторым и более близким по времени к пугачевщине явился бунт Степана Разина.
С. Разин был донским казаком, дважды участвовал в посольствах, периодически посылаемых Войском в Москву за жалованьем и подарками; следовательно, это был домовитый человек. В 1667 г. он возглавил разбойничий поход по Волге: грабил царские, патриаршьи и купеческие суда, убивал правительственных чиновников и принимал к себе «работников». Вскоре у него уже было 35 стругов (судов) и 1500 человек. В Астрахани его попытались задержать, но многие ее стрельцы перешли на сторону казаков. Разин взял Гурьев и там зазимовал. Восемнадцать месяцев грабил он побережье Дагестана, богатые персидские города, и, собрав огромное богатство, в августе 1669 г. решил вернуться на Дон. Это был обычный казачий набег, только более успешный, чем предыдущие. Но вскоре все изменилось.
Разинцы при поддержке голытьбы установили в Астрахани свою власть. Выйдя вновь на Волгу, они захватили царский военный обоз, часть его стрельцов перешла к бунтовщикам. В Царицыне казаки открыли двери тюрем и приняли в свои ряды беглых из России. На Дону казачья голытьба, в отличие от властной старшины, встретила разинцев с восторгом. В противовес столице Войска Донского — Черкасску — Разин основал на речном острове свою. В Черкасске он появился лишь для того, чтобы спросить у московского посланника: «От кого ты приехал доподлинно — от великого ли государя или от бояр?», после чего приказал его утопить. Так начался бунт.
Теперь бунтовщиков было уже 7000 человек. Жители Царицына открыли разницам городские ворота, а воеводу утопили в Волге. Собрав казачий круг, Разин объявил, что хочет бить воевод и идти на Москву против бояр. Оставив в Царицыне десятую часть своего войска и избранного горожанами нового воеводу, он разбил два царских полка, шедших на защиту города — один с севера (1000 московских стрельцов), другой с юга (3000 астраханцев). Их командиров утопили, а остальных приняли в казаки. 23 июня 1670 г. Разин вошел в Астрахань. Еще до его прихода народ начал истреблять дворян, сотников и приказных. Таким образом, ключ от всего Нижнего Поволжья оказался в руках бунтовщиков.
Освободитель
В июле Разин вновь поднялся вверх по Волге. Из Царицына он отправил 2000 человек на Дон, чтобы поднять там голытьбу. Бунтовщики взяли Саратов и Самару, где были назначены новые атаманы. Только в Симбирске Разин на целый месяц задержался под стенами крепости, ибо его интересовали тамошние предместья. Еще находясь в Астрахани, он стал посылать на запад и северо-запад гонцов «розных сел и деревень черней русским людем и татарам и чуваше и мордве» с такими воззваниями: «Хто хочет богу да государю послужить, да и великому войску, да и Степану Тимофеевичю, и я выслал казаков, и вам бы за(о)дно измеников вывадить и мирских кравапивцев вывадить», «мы, великое войско Донское, стали за дом Пресвятыя Богородицы и за ево, великого государя и за всю чернь» «переводить и уничтожать до смерти» бояр. Атаман упоминал и умершего в январе 1670 г. царевича Алексея, который якобы остался жив, и сейчас находится у Разина, а после победы объявится всем. На самом деле роль «царевича» играл черкесский князь, которого прятали на струге, обитом красным бархатом. В эти слухи, передаваемые из уст в уста, верили многие.
В октябре бунт охватил Волго-Окское междуречье — Симбирский, Пензенский, Тамбовский, Казанский и Нижегородский уезды. Два разинских казака овладели без боя Корсунью, собрали там круг, который приговорил к смерти писаря и командира стрельцов; оттуда пошли в восставший Саранск, 100 саранцев двинулись на Пензу, к ним присоединились 600 саратовских конников; Воевода Керенска сбежал. Население — городская беднота, холопы, обманутые или угнетенные инородцы — обещало бунтовщикам свою поддержку. Для них Разин был освободителем, они поставляли ему воинов. Московская чернь полагала, что Степан бьется за счастье и свободу народа, потому его и встречают хлебом-солью. Один иностранный наблюдатель оценивал численность разинцев в 200000 человек.
Бунтовщики, среди которых казаки составляли лишь маленькую горстку, не были настоящим войском. Когда огромная царская армия, в которую входили «полки иноземного строя», подошла к Симбирску, разинцы были вынуждены отступить на Дон. Там Разина схватили, отправили в Москву и в июне казнили. Остатки разинцев были разбиты, на земли бунтовщиков обрушился террор, однако атаман Ус удерживал Астрахань еще до конца ноября. Народ сложил об этих событиях песни и ждал удобного случая, чтобы вновь подняться на борьбу16.
Вера и народ
Этот случай представился при Петре I, в начале XVIII в. Государство, решив войти в состав европейских держав, усилило гнет народа: крепостное право стало всеобщим, были введены подушная подать, налог на бороды, рекрутская повинность, велись бесконечные войны, усилилось преследование староверов и началось насильственное насаждение иноземных обычаев... В 1705 г. восстали Астрахань и башкиры, в 1707 г. взбунтовались донские казаки. Возглавляемые атаманом Булавиным, казнившим верных правительству атаманов, они захватили поволжские города и разослали манифесты: «Голутьба, все идите со всех городов, конные и пешие, нагие и босые! Идите! Не опасайтесь! Будут вам кони, и ружья, и платье, и денежное жалованье, а мы стали за старую веру... и за вас, и за всю чернь...». Крестьянские бунты охватили 43 волости, вплоть до Тверского, Костромского и Смоленского уездов. Но Булавин рассредоточил свои силы, что в итоге привело его к поражению. Окруженный верными правительству казаками, он либо покончил жизнь самоубийством, либо был убит17. В 1708 г. бунт был подавлен, и по Дону поплыли плоты с повешенными бунтовщиками18.
Яицкие казаки
За полвека, прошедшие после смерти Петра, Российская империя, несомненно, превратилась в европейскую державу, но это было сделано за счет усиления угнетения народа. В стране росло недовольство. Как всегда, первыми взбунтовались казаки, на этот раз яицкие. Они были самыми отдаленными и наиболее независимыми из всех казаков19.
Яицкие казаки ведут свою историю с конца XVI в. от выходцев с Дона. Они гордились своими привилегиями, полученными якобы от царя Михаила, первого из династии Романовых, но его жалованная грамота им была уже к тому времени утрачена. Нуждаясь в охране государственной границы, проходившей тогда по Яику, цари периодически подтверждали эти привилегии, признавая право казаков владеть долиной этой реки. Как и у всяких казаков, у яицких женатые мужчины несли службу по очереди.
В 1769 г. на Яике побывал немецкий путешественник-натуралист П.С. Паллас. И хотя в его исключительно ценном естественнонаучном сочинении упоминаются отдельные местные обычаи и нравы, оно велико по объему и хаотично. Недавно советский исследователь И.Г. Рознер ввел в научный оборот новые архивные источники по этой теме.
Оказывается, «первыя яицкия казаки,... собравшись русския, пришли... с Дону и из иных городов, а татара из Крыму и с Кубани...», а затем население пополнялось за счет разного рода беглых [9, с. 272—304].
Казачья столица располагалась у поворота реки на юг, в 550 км от устья. Согласно Палласу, Яицкий городок (ныне Уральск) «построен весьма правильно наподобие полумесяца... От Яика до Чагана вокруг укреплен неправильным бруствером с фашинником, также рвом... Но с речной стороны нет никакого укрепления, потому что высокие берега Старицы, Яика и Чагана довольно защищают. Число деревянных по старинному российскому обыкновению построенных, однако хороших домов простирается до трех тысяч; напротив того улицы непорядочно и очень тесно построены... В... главной улице находится хорошая каменная церковь,... а еще далее к изрядной каменной главной церкви находится множество лавок под домами... Потом начинается в сей же улице Татарская слобода, в которой живут татара... Есть в городе две деревянныя мало украшенные часовни, в которыя козаки редко ходят, потому что они, будучи староверцы, по большей части молятся дома... Каменныя церкви, которыя после бывшаго за 20 лет большаго пожара начаты строить, еще и ныне не совершены... Кроме великаго числа иностранных там находящихся купцов... считается одних Козаков до 15 тысяч душ...» [55, с. 411—412]. Таким образом, Яицкий городок, в котором проживало 30000 казаков из 50000, являлся крупным населенным пунктом.
Другим городом был Гурьев20, основанный в устье Яика купцом21, который построил плотину (учуг) и стал ловить рыбу с последующей продажей ее соседним кочевникам, в Астрахань и Россию. Вскоре Гурьев был превращен в крепость, состоявшую «из толстой четвероугольной каменной стены, на углах которой находятся бастионы». В 1752 г. учуг был ликвидирован и город присоединен к Яицкому войску.
Вдоль Яика стояли еще крепости и форпосты. Последние были меньших, чем крепости, размеров и представляли собой «фигуру... регулярного квадрата, длиною каждый бок... 23 сажен, обнесен кругом в два ряда плетнем с насыпною между оным земли, около которого небольшой ров с поставленными впереди рогатками», внутри находилась небольшая казарма, караульная «при воротах» и 16 изб.
Река Яик
Здешние земли не отличались плодородием и казаки их почти не возделывали, поскольку обширные пойменные луга были пригодны для разведения крупного рогатого скота и лошадей, а в истоках Яика имелись богатые дичью леса. Но подлинно «золотым дном с серебряной покрышкой» [9, с. 222] была все же сама река. Стерляди, щуки, леща, карпа, судака, осетра и белуги здесь хватало аж на три промысловых сезона. Белуга могла достигать 3 м в длину, весить до 400 кг и содержать 80 кг икры, продаваемой по 1,5 рубля за 1 кг. Осетр дважды в год поднимался по реке из Каспийского моря: весной на нерест, а осенью на зимовку. Чтобы рыба не снесла на своем пути плотину, казаки отпугивали ее пальбой из пушек.
Река и луга принадлежали казацкому кругу, и рыбной ловлей распоряжался выборный атаман. Промысел начиналась в определенный час после выстрела из пушки; как только звучал залп, все лодки или санки срывались с места. Каждый вечер атаман отдавал приказ о переходе на другой участок, постепенно спускаясь вниз по Яику.
В основном рыбу добывали с января по март, в трех прорубях, гарпунами различной длины — в зависимости от глубины, на которой скрывались косяки белуги. Весенняя плавня проходила с апреля по июнь и велась 40—60-метровой сетью, которую забрасывали с лодки длиной 20—26 м, и вытаскивали, как только она наполнялась рыбой. Весь улов, кроме звездчатого осетра, выбрасывали обратно в воду. На месте рыбу потрошили и солили, высушивали ее спинной хребет, приготовляли из улова икру и клей.
В октябре начиналась осенняя плавня, когда ловили все подряд крупноячеистыми сетями, которые тянули одновременно с двух лодок.
После этого в течение трех недель рыбачили самостоятельно, собирая рыбу подо льдом во всех водоемах с помощью огромных неводов, достигавших 2500 м.
Рыба и продукты ее переработки шли в пищу и были и основным источником дохода казаков. Купцы приходили за ней издалека22.
Кроме рыбы Яик экспортировал соль (ее казаки с 1752 г. должны были поставлять в Самару по 10 коп. за пуд, однако часто ее «продают по своей воле, получают от того немалую прибыль» [72, с. 68]), дичь и шкуры животных, тюленей (их жир использовался при мыловарении, а кожей на Западе обивали сундуки), крупный и мелкий рогатый скот, а также лошадей.
Хлеб и шелк
У казаков, по словам Палласа, «находятся самые нужные ремесленники, как, например, сапожники, кузнецы, плотники... и не могут терпеть, чтобы пришлые ремесленники между ими селились домами... Некоторые из козацких жен, а особливо татарки, делают из некрашеной верблюжьей шерсти весьма крепкой камлот23 разной доброты...» [55, с. 420]. Эти ткани продавали в основном в Ташкент и киргизам Средней Орды. На вырученные средства Яик закупал в Сызрани и Самаре хлеб. По словам Палласа, в Яицком городке «все генерально хлеб покупают», а также «шелковые и бумажные товары, шерстяные материи, сукна». Активная торговля шла с Востоком. Из списка товаров хивинского каравана (ограбленного вблизи Яика кочевниками) видно, что сюда доставляли бухарские халаты и хивинские ткани, персидские пояса, серебряное оружие, мерлушки, сафьяны, башмаки, «савровые», «выбойчатые» бумажные занавески и др. Татары Сеитовой слободы торговали даже с далекой Индией, привозя оттуда «садовой бальзамил», красители, хину и т. д. [72, с. 71—72]
Таким образом, в этом приграничном захолустье между Европой и Азией, постоянно подвергавшемся набегам кочевников, шла насыщенная и разнообразная хозяйственная жизнь. Палласа особенно удивило то, что «молодые люди почти всегда препровождают дни в забавах и многие козаки вдались в праздность и пьянство. Женский пол также любит увеселение и кажется, что имеет склонность к щегольству и к любви» [55, с. 416]. Наличие у здешнего люда дорогой утвари подтверждается архивными документами: у одного из казаков кочевники отобрали недалеко от Тополинской крепости «арчак со всем убором, ружье ценою в 4 рубля, две сороки (женский головной убор) ценою в 7 рублев, рубахи женские александровские,... два сарафаны — кумашной, синий да крашенинной,... башмаки красные» и т. д.; в июне 1770 г. под Муромом неизвестные лица отобрали у яицкого казака Осипа Иванова «персидской серебром кушак в двадцать 20 рублев, платок тальянской в два рубля, две рубахи с портками шелковые в семь рублев, мушкетон в 4 рубли, сабля в два рубли, один пистолет в два рубли». Один из будущих военачальников Пугачева еще до начала бунта подарил ему «зипун новой зеленой з золотым позументом,... бешмет канаватной,... кушак шелковый хорошей да шапку бархатную черную». У старшин имелись и такая редкая в те времена штуковина, как карманные часы [72, с. 72—73].
В форпостах жили беднее, да и не каждому роскошь была доступна. Что же произошло к 1770 г. с равноправной и демократичной общиной казаков?
Всеобщая ли демократия?
Донские казаки, переселившись на Яик, принесли сюда свои обычаи и нравы. Высшим органом их управления являлся круг (общее собрание), на котором все были равны. Он избирал войскового и походного атаманов и канцелярию, и мог в любой момент их отозвать. Яицкое войско обладало автономией, было освобождено от уплаты налогов, но взамен должно было защищать Яицкую «линию»; казаков часто призывали на войну. За государеву службу царь платил им деньги или выдавал зерно и водку, свинец и порох, для чего делегация с Дона дважды в год ездила в Россию. Казаки тоже дарили царю подарки: диковинные экземпляры рыбы, икру, и, пользуясь случаем, излагали свои жалобы.
Круг сохранялся и в XVIII в. «Обыкновенное к тому время назначено пред полуднем в исходе десятаго часа... Собираются из всего города... козаки к... подле главной церкви находящемуся каменному строению... Естьли довольно собралось народу,... то выходит он [атаман] с булавою, у которой голова серебреная и вызолочена... Потом выходят оба есаула... и прочитав молитву, кланяются сперва атаману и старшинам, а потом каждой на свою сторону около стоящему народу...: «Помолчите, атаманы молодцы и все великое войско яицкое», объявляют громким голосом народу то дело, о котором советовать должно... На приятное представление обыкновенно кричат: «Согласны, выше высокородие», а на противное: «Не согласны», и при том ропщут, напоминая о вольности своих предков» [55, с. 414—416]. О привилегиях обычно вспоминали, когда Военная коллегия в очередной раз пыталась превратить казаков в регулярную армию. Итак, у яицкого населения имелся ряд прав, за которые оно крепко держалось: не стричь по-солдатски бороду (страшный грех для староверов, коими было большинство казаков), не подвергаться рекрутчине, не выдавать укрывшихся на Яике беглых, не признавать не выдвинутых кругом атаманов.
Подлинная элита
Прямая демократия распространялась лишь на служилых казаков, которых в 1767 г. было всего 4200 человек (все Яицкое войско составляло около 50000 человек) [72, с. 74—75]. Члены их семей, дети и младенцы, немощные старики и инвалиды, а также служившие в форпостах или в других местах не имели права голосовать и ловить рыбу — таковых было примерно 15000 человек. Остальные вообще были отстранены от политической жизни. Таким образом, яицкая элита состояла только из служилого меньшинства.
Несмотря на запрет Петербурга, беглого, если он того желал, а также приобретал обмундирование, круг мог принять в казаки. Но обычно казаками становились по наследству, после соответствующей записи в Канцелярии по достижении 16-летнего возраста. Круг избирал десятников, сотников, есаулов, старшин, войскового писаря (помощника есаула) и войскового атамана (главу правительства), назначал рыболовного атамана, утверждал состав делегации для поездки в Россию и т. д.
Однако всеобщего равенства у казаков уже не было. При избрании на высокие посты, доходные должности и при поручении выгодных дел предпочтение отдавалось элите: семейства старшин и атаманов нередко чинили препятствия простолюдинам или подкупали их. Так возникла особая социальная категория — «старшина», противостоявшая остальному Войску.
С исчезновением демократии началось экономическое расслоение: у казаков появились бедные и богатые. Ряды бедноты пополняли те, кто недавно стал казаком, разорился, получил увечье или состарился. Если бедняк, например, не мог купить рыболовные снасти, он продавал богачу свое право на ловлю и нанимался к нему в работники. Он мог за плату заменить домовитого казака на службе в маленькой крепости, далеких кавказских заставах или в опасных походах, и тем самым терял право голоса на круге. Казак мог разориться, а его домовитый сосед — разбогатеть на торговле. И хотя право на землю было равным, имелись владельцы сотен голов лошадей, рогатого скота и нескольких изб, и те, кто охранял все это за какие-то 10—30 руб. в год.
Богатство и нищета на Яике сосуществовали. С помощью старшины царское правительство пыталось подчинить себе казаков. Ее легко было подкупить подарками, привилегиями и, если потребуется, защитой от выступлений голытьбы. Казачьего атамана могли приравнять к армейскому генералу, тем самым введя его в состав русской элиты. И как было устоять от злоупотреблений властью или расхищения войсковой казны, если никакого наказания за это не предусматривалось?
Угроза свободе
Ограничения свободы Яика начались при Петре I. Из ведения Коллегии иностранных дел казаков сначала передали Сенату. В 1718 г. было предписано разыскивать беглых казаков, взятых на службу после 1695 г., а также беглых крепостных для возвращения их назад, для чего неоднократно проводились ревизии местного населения. В ответ казачий круг направлял в Санкт-Петербург челобитные и делегации, но так как Яик в 1721 г. подчинили Военной коллегии, столица прислала 300 драгунов, чтобы сурово наказать бунтовщиков: лишь 3195 человек были признаны казаками, нескольких атаманов кругу попросту навязали, а казачьих избранников арестовали и сослали в Астрахань.
Но самым серьезным ударом по казачеству стало создание в 1744 г., при Елизавете Петровне, Оренбургской губернии. Северной границей Яицкого войска теперь стала река Ик, а верховья Яика «вместе с лесом, сенными покосами и рыбными ловлями» были у него изъяты. В 1747 г. казаков передали губернатору Неплюеву, и этот просвещенный, но ненавидимый всеми за свой нрав реформатор стал постоянно вмешиваться в их жизнь.
Кроме того, чтобы не размещать в низовьях Яика русских солдат, Войску предписали построить 7 крепостей и 11 форпостов с гарнизонами по 100 человек и пушкой. В итоге более 1000 казаков вынуждены были ежегодно отправляться из Яицкого городка в эти укрепления [72, с. 26]. В 1748 г. Неплюев решил, что суд в Яицком войске будет впредь вершиться не только по казачьим, но и по российским законам. В 1755 г. один из начальников дистанции приказал, чтобы охрана велась круглосуточно. Этот приказ был встречен «с криком и бранью». Неплюев приказал, «сыскав виновников,... на страх им и другим учинить в кругу наказание плетьми». Поддержав старшину, он считал, что «ныне те казачьи вольности пообузданы, ибо хотя кто вопреки что атаманскаго и старшинскаго мнения в кругу и заговорил, но атаман со старшинами, не взирая на то, как надлежит, по указам исполняет...» [9, с. 300].
Неплюев разработал, а Военная коллегия в 1760 г. одобрила план преобразования с помощью старшин Яицкого войска в регулярную армию. Позднее один из сподвижников Пугачева признавался, что «...старшины, приняв учрежденной оною Коллегию штат, принуждали казаков к исполнению по оному; и некоторыя из казаков повиновались тому, а другия, и большою частию, воспротивились и защищали жалованный от прежних государей привилегии и обряды, из чего после и произошел между яицкими казаками раздор и несогласие. И, разделясь на две противныя стороны, назывались: принявшая означенной штат — послушною, а не принявшая — непослушною, и были между ими драки и убивства, а напоследок и сражении с присланными на Яик военными командами» [65, с. 120].
Мир жестокости
В любом другом месте злоупотребления могли вызвать лишь ропот, но на Яике вследствие суровых нравов дело могло перерости в бунт. Произвол атаманов, частые наказания людей кнутом (хотя казнь за любой проступок уже не практиковалась), откровенное мздоимство и массовые злоупотребления напугали даже Неплюева [9, с. 297—298]. По словам Пушкина, наказание «за измену, трусость, убийство и воровство» у казаков часто было одним — «в куль да в воду» [68, с. 9]. Паллас в 1769 г. нашел, что среди казаков «есть уже люди знающие и хороших нравов,... а оное произошло от... частаго обхождения с иностранными купцами» [55, с. 416], однако Неплюев насчитал в Яицком городке лишь 26 грамотных детей из 126, и только 5 взрослых — это были атаман, трое старшин и войсковой писарь.
Старая вера
Религия в то время отличалась строгостью и поэтому не противостояла насилию. Казаки были староверами и придерживались обрядов, существовавших до реформы патриарха Никона в середине XVII в. Многих из них за это преследовали. Несмотря на опасность, староверы охотно укрывали у себя беглых. Конечно, в Яицком городке имелись и православные священники, назначенные казанским архиепископом, но они должны были утверждаться казачьим кругом. Когда архиепископ отказался назначать на эти должности лиц, крестившихся по старому — двумя пальцами, это привело к конфликту казаков с Петербургом. Обстановка резко обострилась, когда власти узнали, что на Яике скрываются сотни поборников старой веры, в том числе монах Тихон, который принимал у себя на речном острове казачьих атаманов и подстрекал их, как думали, к уходу на Кубань, к туркам. В 1753 г. было арестовано 144 казака, затем еще 243 на Иргизе; одни умерли от голода, других сослали на каторгу в Оренбург. Архиепископ хотел назначить в Яицкий городок военного протоиерея с охраной, чтобы с его помощью узнать имена тех, кто отказался от причастия, но круг его не принял. К счастью, Неплюев был осторожен: «Понеже то дело не партикулярное до одного или до двух, но до всего общества касается... дабы в таком невежественном и закоснелом народе конфузии не учинить, причины не подать к побегу, или к такому отчаянию, как в недавних годах в Исетской провинции случилось, что сами себя жгли» [9, с. 357].
Однако среди казаков назревал бунт, но причины его не были связаны с религией.
Злоупотребления Андрея Бородина
В 1752 г. Войско за 10500 руб.24 откупило у казны рыбные промыслы по Яику и побережью Каспия, а также сбор доходов с таможен, с вина и от продажи соленой рыбы. Это, а также средства, получаемые из Петербурга, составляли бюджет Войска, ответственность за использование которого круг возлагал на атамана. Однако атаман Андрей Бородин несколько лет не платил казакам жалованье и продолжал взимать с них 10500 руб.: так как он обладал властью среди старшин и имел поддержку в Петербурге, круг три года не осмеливался потребовать от него отчета.
Лишь в 1751 г. его публично обвинили в растрате, что в конечном итоге привело к бунту 1772 г.
Следственная комиссия Военной коллегии одобрила действия А. Бородина и старшины. Но Войско настояло на новом расследовании. В 1763 г. на Яик прибыл генерал Потапов25, который внимательно изучил материалы и признал А. Бородина и старшин виновными. Одновременно он разрешил казакам направить 40 делегатов в Петербург для изложения своих жалоб.
Рождение бунта
В итоге Военная коллегия постановила отрешить от должности атамана и старшин, лишить их чинов, взыскать с них треть задолженности казаков и избрать на круге трех человек для выборов нового главы Войска.
Однако Петербург не сообщил об этом решении, временно назначенный атаманом драгунский командир поддержал старшин, приказал выпороть 40 казацких выборных, а приказ правительства исполнять отказался. Казаки зароптали и власти направили к ним влиятельного генерала Черепова. Он окружил собравшихся перед Канцелярией казаков драгунами и потребовал раскаяться.
Послышались крики: «Помилуй, ваше превосходительство, мы не знаем за собой никакой вины!». Тогда драгуны «выпалили по них раз, но, спасибо, пустили пули вверх». Один возмущенный драгунский урядник спросил у Черепова, на каком основании он имеет право «безвинных людей убивать». Тогда кто-то из офицеров приказал стрелять «не вверх, а в колено». Три или четыре казака были убиты, шестеро ранены. Поскольку дело было зимой, казакам пригрозили, что их не отпустят домой с площади: «Ежели-де не дадите... подписок... — помрите на морозе!». Им пришлось признать, что «мы Богу и государыне виноваты завсегда» [72, с. 103]. После этого Черепов попросил оренбургского губернатора прислать еще 2000 человек, но они, потеряв умершими от холода 334 человека, были вынуждены вернуться обратно.
«Непослушные»
В 1769 г. Петербург потребовал, чтобы Яицкое войско направило 500 человек на службу в крепость Кизляр на Тереке, но «непослушные» отказались туда идти. Тогда атаман Тамбовцев бросил их в тюрьму. После начала русско-турецкой войны <1768—1774 гг.> Военная коллегия потребовала выделить 334 человека для формирования казачьего легиона. Это число совпадало с численностью солдат, замерзших в 1763 г. в пути в дни бунта яицких казаков. Поэтому казаки восприняли призыв на службу как расплату за ту трагедию. Кроме того, они опасались, что их сделают солдатами и сбреют бороды. Поэтому даже новый атаман Тамбовцев не решился посягнуть на основные привилегии казачества, но Военная коллегия пообещала, что «как в войске Яицком казаки, по их обыкновению, многие бороды не бреют, то и оную казацкую команду в том не принуждать, а оставить на их волю». После этого Тамбовцев с помощью старшины собрал отряд для отправки на службу и арестовал недовольных.
Казаки послали в Петербург 22 делегата, чтобы опротестовать это решение, но их там бросили в тюрьму. В ответ они отказались косить сено и ловить рыбу, что грозило крахом яицкой экономики, и могло ослабить границу империи. Екатерине пришлось уступить: «В таком их проступке всемилостивейшее прощаем и снисходя на их просьбу увольняем их вовсе от легионной команды, куда их и впредь не наряжать» [18, т. I, с. 45].
Однако вопрос о деньгах, в свое время присвоенных Бородиным и старшинами, все еще не был решен: бунтовщики потребовали наказать виновных и выплатить жалованье за пять лет. Они отказались преследовать калмыков, бежавших в Азию, а некоторые даже ушли с ними. Это уже был мятеж. Часть бунтовщиков, не желавших ссориться с Петербургом, пожаловалась императрице, что атаман и старшины «по ночам разъезжают и нас, казаков, из своих домов с женами и с детьми таскают и, оковав, в тюрьмы сажают и бьют нещадно», потому многие казаки бросают дома и бегут; все следственные комиссии во всем потакают старшинам и казаков «последнего иждивения... лишают», отчего те «пришли в самую нищету» и не могут продолжать службу [72, с. 110—111]. Делегация казаков во главе с сотником Кирпичниковым тайно отправилась в столицу страны и 28 июня 1771 г. вручила эту челобитную Екатерине. В декабре Военная коллегия дала ответ: «Оказавшихся во ослушании в наряде в поиск за бежавшими калмыками войска Яицкого сотников и казаков тысяча девятьсот шестьдесят пять человек наряжать в отдаленные команды... без очереди по три раза, а главных возмутителей и во всех обыкновенных кругах первых закликальщиков, сотника Кирпичникова с товарыщи, которых в том указе имена прописаны, всего сорока трех человек казаков, [наказать] плетьми, обрезав бороды, отправить для написания в службу в полки Второй армии (то есть на турецкий фронт. — П.П.)» [72, с. 112].
Бунт 1772 г.
Вскоре на Яик прибыл генерал фон Траубенберг, который выпорол и отправил в Оренбург семерых бунтовщиков, но казаки отбили их и увезли с собой. 9 января 1772 г. «Кирпичников с товарищ приехал,... подле самого городка встречен... был больше нежели как пятистами казаками». В последующие дни произошли стычки между сторонниками власти и бунтовщиками. Кирпичников созвал круг, где объявил, что императрица поддержала казаков, и предъявил генералу ультиматум: в течение трех дней отстранить атамана и старшин и заставить их вернуть украденное, иначе казаки будут вынуждены «поступить воинским отпором» [72, с. 115]. Одновременно бунтовщики позвали на помощь форпосты и хуторы. Траубенберг вызвал в Канцелярию верных людей, и хотя бунтовщики пытались их задержать, к нему пришли 200 человек.
13 января казаки с женами и детьми поклялись в церкви Святого Петра держаться заодно и направились с иконами к войсковой канцелярии, требуя, чтобы Траубенберг «ехал из города вон». Увидев издали, что «в той улице, в которую войску входить надлежало, пушки и зажгли фитили...», они предупредили личного посланника Екатерины капитана Дурново и атамана Тамбовцева, что «доведете, помилуй Бог, до кровопролития; войско теперь не отстанет от своего предприятия». На призыв Траубенберга разойтись казаки ответили: «Воля-де его, [генерала], ведь мы идем не со злодейством каким, а... со святыми образами, для того, что авось-либо они по нас... и не станут стрелять и умилосердится их сердце» и двинулись вперед. Артиллерия открыла огонь, было убито более 100 человек. Казаки бросились на пушки, захватили их и стали стрелять в «послушных», обратив их в бегство.
Траубенберга поймали, отрубили ему саблей голову, а тело бросили в навоз; архив Канцелярии уничтожили, офицеров перебили, а их трупы выставили «подле соборной церкви». Двоих захваченных «послушных» казаков «бивши смертельно поленьями... бросили в студеный погреб», их жилища разграбили. Вечером сотники, десятники и казаки выбрали «для управления народом» «впредь до времени» троих «поверенных».
Так в Яицком городке начался бунт. Кое-кто объяснял его причину всего лишь тем, что «никогда в их Яицком городке не только генералов, но и шляпы салдатской не было» [72, с. 122], но другие считали, что теперь нужно идти на Москву, поднимая по дороге крестьян и горожан, и принимая всех в казаки.
Появление человека, воспользовавшегося этой ситуацией, было уже не за горами.
Примечания
1. Верста — приблизительно 1,1 км.
2. <Расстриженный поп>.
3. <Один из низших чинов в русской армии. Профосы должны были следить за чистотой и порядком в местах расположения войск, вести надзор за арестантами, исполнять телесные наказания и т. д.>.
4. <Вогюэ Эжен-Мельхиор (1848—1910) — французский политический деятель, писатель и критик. Пропагандировал русских писателей во Франции >.
5. <Приведенная П. Паскалем цитата принадлежит дореволюционному русскому писателю, автору историко-приключенческих романов, Евгению Андреевичу Салиасу-де-Турнемиру (1841—1908): Салиас де Турнемир Е.А. Пугачевцы. Курск, 1995. Т. 1. С. 47—48>.
6. <Подробнее см. [77; 62]>.
7. <Джунгарское (Ойратское) ханство — государство ойратов в Джунгарии (часть территории современного Северо-Западного Китая), сложившееся в 30-х гг. XVII в. В 1757—1758 гг. было завоевано китайской династией Цин>.
8. <Кайсак-киргизы, киргизы, кайсаки — современные казахих
9. <О происхождении донского казачества см. [8; 41; 75]>.
10. <См. [21]>
11. <Болотников Иван Исаевич (?—1608) — предводитель восстания 1606—1607 гг., беглый холоп. Организатор и руководитель бунтовщиков в южных районах России, под Москвой, Калугой, Тулой. В октябре 1607 г. был сослан в Каргополь, ослеплен и утоплен>.
12. <См. [63]>
13. <Дореволюционное название марийцев>.
14. Авантюра Болотникова изложена по [89] (см. еще [37]).
15. <В русском переводе мы используем форму написания этого имени, принятую в современной отечественной литературе. Во французском оригинале приводится вариант «Стенька Разин» — распространенная в западных изданиях (в том числе научных) форма имени С.Т. Разина, восходящая к дореволюционным русским публикациям>.
16. Документы по истории бунта Разина цитируются по Тхоржевскому [96<; 95>]. <Тхоржевский Сергей Иванович (1893—1942) — исследователь народных движений XVII—XVIII вв. в России. В 1930 г. репрессирован, освобожден в 1933 г., до 1940 г. работал экономистом по вольному найму в управлении Бамлага. Умер от голода во время блокады Ленинграда>. См. также [123, p. 219—234].
17. <В настоящее время установлено, что К.А. Булавин был убит при задержании>.
18. Подробнее о Булавине см. [22, с. 48—56].
19. О бассейне Яика см. [85].
20. <С 1992 г. — г. Атырау (Атерау), центр Атырауской области Казахстана>.
21. <Основан в 1640 г. купцом из Ярославля Гурием Назаровым>.
22. Подробное описание этой рыбной ловли см. [32] (цит. в [68, с. 92—95])
23. <Камлот — плотная темная шерстяная или хлопчатобумажная ткань>.
24. <Точнее, за 10450 руб. 63 коп.>.
25. <Потапов Иван Алексеевич (1722—1791) — генерал-поручик. В 1763 г. расследовал злоупотребления войскового атамана А.Н. Бородина, казачьих старшин и их приспешников. Позднее руководил операцией по публичному сожжению пугачевского дома в Зимовейской станице и аресту его семьи — жены Софьи Дмитриевны, сына Трофима, дочерей Аграфены и Христины, а также племянника Федота Пугачева>.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |