Пугачев у нас фигура такая же неприкосновенная, как и Салават. Переоценка роли первого автоматически пускает под откос второго. Вот и катается этот паровозик по периметру республики.
Советские историки выбрали слово «сподвижник» как самое благозвучное. Но были варианты. Дореволюционный историк Николай Дубровин написал большой 3-х томный труд, посвященный этому бунту, и назвал его «Пугачев и его сообщники». Не менее известный, но опять же до 1917 года, писатель-историк Сергей Минцлов, будучи в Уфе, знакомился с хранящимися здесь архивными документами. И записал в своем дневнике: «Читал второе Пугачевское дело. Оно наполовину посвящено Салавату Юлаеву и его отцу, пособникам Пугачева»1.
Теперь о пугачевщине, без пудры и румян. Обратимся к самому началу. Пугачев, накуролесив у себя на Дону, был вынужден бежать к яицким (уральским) казакам. Пушкин, которому довелось застать очевидцев тех грозных событий, писал: «В смутное сие время по казацким дворам шатался неизвестный бродяга, нанимаясь в работники, то к одному хозяину, то к другому и принимаясь за всякие ремесла»2.
Прослышав о недовольстве казаков местной властью, Пугачев стал подговаривать их к побегу «в области турецкого султана; он уверял, что у него на границе заготовлено двести тысяч рублей и товару на семьдесят тысяч и что какой-то паша, тотчас по приходу казаков, должен им выдать до пяти миллионов»3.
Вскоре он будет арестован и отправлен в Казань. Из судебного приговора, который учтет и дела прошлые, следовало: «Оному Пугачеву, за побег его за границу в Польшу и за утайку по выходе его оттуда в Россию о своем названии, а тем больше за говорение возмутительных и вредных слов, касающихся до побега всех яицких казаков в Турецкую область, учинить наказание плетьми и послать так, как бродягу привыкшего к праздной и предерзкой жизни, в город Пелым, где употреблять его в казенную работу. 6 мая 1773»4.
За три дня до доставки приговора из Петербурга в Казань бродяге удастся бежать — к тем же казакам. К султану они не захотели, а на мятеж решились. Пугачев, чужой в их краях, изворотливый и дерзкий на язык, оказался как нельзя кстати. Емельян обещал, что заняв престол, «яицких казаков производить будет в первое достоинство»5.
Так произошло явление «императора Петра III» народу.
Самое время! Пять лет как Россия воюет с Турцией, которую спонсируют европейские державы. Возросшие налоги и рекрутские сборы давят на крестьянство. Армия стянута на юг, гарнизоны местных крепостей слабы.
Шведский король Густав III впоследствии очень сожалел, что не напал на Россию в годы пугачевщины...
Призывая народ к топору, в средствах не стеснялись, давая самые фантастические обещания. Из указа самозванца: «Жалуем всех верноподданных наших, кои помнят долг своей к нам присяги, вольностию без всякаго требования в казну нашу подушных и протчих податей и рекрутского набору, коим казна сама собою довольствоватца может, а войско наше из вольножелающих к службе нашей великое исчисление иметь будет»6.
Казна сама собою наполняться будет... Как и армия...
Президент РБ Муртаза Рахимов: «Именно как к вождю русского народа, призывавшему укреплять Российскую державу, пришел к Пугачеву Салават Юлаев»7.
В очередном своем воззвании Пугачев призывает истреблять противников его воли императорской: «Лишать их всей жизни, то-есть, казнить смертию, а домы и все их имение брать себе в награждение»8.
Отнять и поделить!
«Столы, стулья, панели, двери, ставни — все крестьяне растащили, — пишет свидетель грабежа усадебного имущества, — обои со стен, одеяла и даже постель... барскую шубу — мужики в лоскутья изрезали и разделили»9.
За что кровь проливали?
Исторический роман «Салават Юлаев»:
— Отколе же вы прибрались? — спросил первый казак.
— Тебе небось с башни видно; где зарево от дворянских домов, оттуда и мы пришли.
— Отколь, где баре ножками дрыгают на воротах!
Как это всегда бывает, на поверхность разбушевавшейся народной стихии всплывает осадок человеческий. Историк Сергей Соловьев о Смутном времени: «Толпы отверженников, подонков общества потянулись на опустошение своего же дома под знаменами разноплеменных вожаков, самозванцев, лжецарей, атаманов из вырожденцев, преступников, честолюбцев».
Об эмоциональном состояние пугачевской толпы: «Народ, словно пьянел, терял здравый смысл. В этом сознании мелькала только одна мысль, что теперь пришло время «черни», что теперь она все может себе позволить... В таком состоянии духа толпе обыкновенно хочется развернуться, загулять... Разбиваются кабаки и начинается повальный разгул... Пьющая толпа звереет, окончательно теряет всякую сдержку животным инстинктам... и совершает страшные жестокости, всячески истребляя своих «злодеев».
Пугачев и его атаманы, опасаясь полной деморализации войска, разбивали бочки с вином. «Вино, — рассказывал очевидец, полилось рекой. Народ, однако, не отказался от своего стремления загулять — бросился на образовавшиеся лужи и с жадностью пил из грязных луж... Словом люди спешили насладиться жизнью»10.
Гуляли весьма интенсивно, так как чувствовалось, что праздник будет недолгим.
Александр Суворов — будущий генералиссимус, очевидец бунта, писал: «Сумазбродные толпы везде шатались, на дороге множество от них тирански умерщвленных»11.
Идеи справедливости легче проповедовать, чем исповедовать. Едва только власть распространится на пушечный выстрел, Пугачев одарит своих ближайших сообщников графскими титулами и даже фамилиями известных государственных деятелей! Так, например, казак Чика стал «графом Чернышевым». Женившись на казачке Устинье, Пугачев назначит «императрице» фрейлин из деревенских баб. Не взяты ни Оренбург, ни Уфа, а новый двор уже готов! Выходил абсурд: он создавал то, против чего призывал бороться...
«Нетрудно видеть, что произошло бы в случае победы Разина или Пугачева. Старое боярство или дворянство было бы истреблено; новая казачья опричнина заняла бы его место», — Георгий Федотов, философ12. Сказать такое в 1945 году можно было только в эмиграции.
Кандидат наук Гвоздикова написала труд, в котором изложила свою версию «Крестьянской войны». Зубрят студенты Башкирии ее дистиллированную историю в 10 тысяч экземпляров, и доходя до мудреного предложения: «Вдов офицеров и помещиков, судя по спискам «дворян и чиновных людей претерпевших от толпы... Пугачева разорение» от февраля 1775 г., повстанцы забирали в свои отряды»13, — наверняка чешут затылки. Как жены становятся вдовами, они себе могут представить, но зачем «повстанцам» отрывать их, от еще не остывших мужей? В книге размером с кирпич историк об этом молчит.
Хорошо, что есть другие: «Сам Пугачева то и дело напиваясь на своих официальных обедах, проявлял также и большое женолюбие. Миловидных дворянок, взятых им в плен, Пугачев обыкновенно брал к себе в наложницы»14.
Пушкин про главный лагерь повстанцев: «Бердская слобода была вертепом убийств и распутства. Лагерь полон был офицерских жен и дочерей, отданных на поругание разбойникам. Казни происходили каждый день. Овраги около Берды были завалены трупами расстрелянных, удавленных, четвертованных страдальцев»15.
На фоне развернувшейся трагедии случались и комические сцены. «Прибывший в усадьбу Яшка-суконщик начал с того, что отыскал в подвале барские: сюртук, камзол и шапку и все это надел на себя, но остался в лаптях. Чтобы сделаться вполне барином — сообщает управитель — надо было приобрести сапоги, и вот, поймав приказчика в церкви, Яшка-суконщик заявил ему — «Ежели ты мне сапогов не дашь, то сейчас тебя повесим и всего разорим». Тот тотчас же и исполнил желание нового барина»16.
Самозванство Пугачева было не самой большой ложью, циничнее было то, что он выдавал себя за народного заступника. На Иргинском заводе «государя» встретили хлебом-солью, он же, как обычно, толкнул речь про землю, про волю... Уходя, Пугачев приказал сжечь завод. Люди на коленях со слезами умоляли не делать этого... 13 мужчин было убито за сопротивление17.
Заводы в ту пору представляли собой по сути мини-города. Отсюда и большое количество разорений за время бунта. Но заводчане встречали «слуг царевых» не только хлебом-солью, но и свинцом-порохом.
«Уткинский завод защищался сержантом Курловым с шестью солдатами и набранными с заводов мастеровыми против пугачевского полковника Белобородова в течении 3 дней и лишь на четвертый был взят, причем потери с обеих сторон простирались до тысячи человек»18.
Сысертский завод уцелел только благодаря рабочим, они «вооруженные своим хозяином, успешно отстаивали завод против осаждавшей толпы»19.
Ждали военной помощи крестьяне Белорецкого завода. Из прошения к коменданту Верхнеяицкой крепости: «Хлеб башкиры сожгли, так же дома наши жгут и приводят нас в крайнее разорение и убожество. Того ради вспоможения слезно просим, хотя не большую команду нам прислать»20.
Долго не сдавался Белорецкий завод. «В декабре и январе заводчане стойко и умело отбивали пушечным и ружейным огнем нападения башкирских отрядов»21. Потеряв 62 человека убитыми (том числе 14 женщин), не дождавшись подмоги, они прекратят сопротивление22.
В апреле на покоренный завод вступил разбитый накануне Пугачев. Почти месяц он будет отдыхать. Уходя, народный заступник «велел башкирцам семействы крестьянские... гнать за своей толпой». Опустевший завод был разграблен и сожжен. Возможно, это была месть. Именно так считал сам владелец завода, который писал по поводу его уничтожения: «потому резону, что крестьяне заводские сперва имели оборону, а потом по призыву его, Пугачева, не пошли к нему»23.
Вскоре после очередного поражения Пугачева 112 белорецких крестьян, а с ними около 600 женщин и детей смогли вернуться. На месте Белорецкого завода было пепелище. Кое-как приютились в ближайшей деревне Арская24. Оказалась, что самое страшное — впереди... Но об этом позже.
Занимая заводы, города и крепости, Пугачев, восседая на самодельном троне, принимал присягу, творил суд и расправу. Рассказ очевидца: «На колени положит платок, на платок руку: по сторонам сидят его енералы: один держит серебряный топор, того и гляди, что срубит, другой серебряный меч, супротив виселица, а около мы на коленях присягаем, да по очереди, перекрестившись руку у него поцелуем, а меж тем на виселицу-то безпрестанно вздергивают»25.
Бывало, вспоминая прошлые обиды, или просто по злобе и зависти, дворовые люди выдавали своих господ. Так, в Магнитной крепости служанка Яковлева донесла на Тихановскую, жену только что убитого коменданта: «Своей госпоже говорила, что не она теперь госпожа, а она Яковлева, и полно-де тебе дочь мою, ущемя в колени [зажав меж колен] розгами сечь». Видно желание Яковлевой стать новой госпожой, она и припомнила обиду, тем самым, отправив вдову на верную смерть. «Изуверка была повешена», — смакует эту сцену биограф Салавата26.
Нечто подобное произошло и в соседней Троицкой крепости. Но почему И.М. Гвоздикова описала в своей работе случай именно в Магнитной? А дело в том, что в Троицкой пугачевцы поозорничали: они новую вдову, прежде чем прикончить, «привязав к лошадиному хвосту, таскали по улицам»27.
Александр Пушкин, «Капитанская дочка»: «В эту минуту раздался женский крик. Несколько разбойников вытащили на крыльцо Василису Егоровну, растрепанную и раздетую донага. Один из них успел уже нарядиться в ее душегрейку. Другие таскали сундуки, перины, чайную посуду, белье и всю рухлядь. — «Батюшки мои! — кричала бедная старушка. — Отпустите душу на покаяние. Отцы родные, отведите меня к Ивану Кузьмичу». Вдруг она взглянула на виселицу и узнала своего мужа. «Злодеи! — закричала она в исступлении. Что вы с ним сделали? Свет ты мой, Иван Кузьмич, удалая солдатская головушка! не тронули тебя ни штыки прусские, ни пули турецкие; не в честном бою положил ты живот свой, а сгинул от беглого каторжника!» — «Унять старую ведьму!» — сказал Пугачев. Тут молодой казак ударил ее саблею по голове, и она упала мертвая на ступени крыльца»28.
Пару слов о Пугачеве, так сказать психологический портрет: «Ничего особенно импонирующего, кроме сана (самозванства) в нем не было, зверство благополучно уживалось со значительной дозой добродушия и слабостью характера в тяжкий момент жизни. Пугачев, увидав слезы на глазах его, когда тот стал говорить об убитом пугачевцами сыне, сам всплакнул вместе с горюющим отцом»29.
Екатерина II: «Этот честный негодяй, кажется, не обладает рассудком, так как надеется, что будет помилован»30.
Перед казнью Пугачев поклонившись, произнесет срывающимся голосом свои последние слова, на этот раз надо полагать от души: «Прости, народ православный»31.
Примечания
1. Минцлов С.Р. Дебри жизни. Уфа, 1992. С. 15.
2. Пушкин А.С. История Пугачева. Уфа, 1978. С. 29.
3. Там же.
4. Там же. С. 119.
5. http://www.peoples.ru/state/criminal/adventurer/pugachev/history.html
6. Крестьянская война 1773—1775 гг. на территории Башкирии. С. 196.
7. Речь президента Республики Башкортостан Рахимова Муртазы Губайдулловича. С. 17.
8. Крестьянская война 1773—1775 гг. на территории Башкирии. С. 59.
9. Фирсов Н. Указ. соч. С. 140—142.
10. Там же. С. 140.
11. Гудкова З. Ординарец А.В. Суворова // Бельские просторы. 2001. № 11. С. 128.
12. http://www.vehi.net/fedotov/svoboda.html
13. Гвоздикова И.М. Башкортостан накануне и в годы крестьянской войны под предводительством Е.И. Пугачева. С. 480.
14. Русский вестник. 1865. № 57. С. 139.
15. Пушкин А.С. Указ. соч. С. 44.
16. Фирсов Н. Указ. соч. С. 143.
17. Николенко И. Указ. соч.
18. Тхоржевский С. Социальный состав пугачевщины // Труд в России. Л., 1925. Кн. 1. С. 100.
19. Там же. С. 101.
20. Дмитриев-Мамонов А.И. Пугачевский бунт в Зауралье и Сибири. СПб., 1907. С. 35.
21. Информационный стенд Белорецкого краеведческого музея (осмотрен мною 7.08.2006).
22. Егоров А. Катастрофа // Истоки. 2004. 28 мая.
23. Российский государственный архив древних актов (далее — РГАДА). Ф. 1100. Оп. 1. Д. 8. Л. 111.
24. Егоров А. Катастрофа // Истоки. 2004. 2 июня.
25. Фирсов Н. Указ. соч. С. 134.
26. Гвоздикова И.М. Башкортостан накануне и в годы крестьянской войны под предводительством Е.И. Пугачева. С. 408.
27. Дмитриев-Мамонов А.И. Указ. соч. С. 108.
28. Пушкин А.С. Указ. соч. С. 216.
29. Фирсов Н. Указ. соч. С. 156.
30. Там же. С. 156—157.
31. Пушкин А.С. Указ. соч. С. 104.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |