Оренбургские степи и предгорья Южного Урала были главной ареной боевых действий повстанческих отрядов Емельяна Ивановича Пугачева и его атаманов в Крестьянской войне 17731775 гг. Именно здесь, на обширной территории Оренбургской губернии, границы которой простирались в то время от берегов Волги на западе до Зауральской равнины на востоке и от берегов Камы на севере до ковыльных степей Казахстана на юге, с осени 1773 г. до начала лета 1774 г. происходили основные события грандиозного антифеодального выступления. В активной вооруженной борьбе против крепостнической эксплуатации социального и национального угнетения, произвола помещиков, заводчиков и царской администрации участвовали самые различные социальные и национальные слои трудового населения губернии: горнозаводские, помещичьи и монастырские крестьяне, рядовая масса казачества и горожан, башкиры, татары, калмыки и казахи. Восстание в этом крае не было сломлено и после того, как главные силы Пугачева, вытесненные с Урала карательными войсками в начале лета 1774 г., направились в Прикамье и далее — в правобережные губернии Волги. До конца ноября 1774 г. продолжали борьбу в Уфимской провинции Оренбургской губернии отряды пугачевского бригадира Салавата Юлаева, а отдельные очаги партизанской борьбы в различных районах губернии были ликвидированы лишь к лету 1775 г. Оренбургская губерния, как и пять других губерний юговостока Российской империи (Казанская, Тобольская, Нижнегородская, Воронежская и Астраханская), находившиеся в зоне действий восставших, состояли на военном положении до 10 августа 1775 г. Лишь только тогда правительство Екатерины II приняло решение о прекращении полномочий командующего карательными войсками в этих губерниях генерал-аншефа графа П.И. Панина.
Начавшееся в середине сентября 1773 г. восстание в Оренбургской губернии, во главе которого встал беглый донской казак Е.И. Пугачев, являлось закономерным следствием углубления кризисных ситуаций в социально-экономической жизни феодальной России второй половины XVIII столетия, сопровождавшихся усилением крепостнической эксплуатации трудового народа и ростом классовых антагонизмов. Накануне Крестьянской войны крупные восстания охватили до 250 тысяч помещичьих, монастырских и горнозаводских крестьян. Волнения затронули калмыков, башкир и другие народности Заволжского края. В сентябре 1771 г. вспыхнуло восстание городских низов в Москве («Чумной бунт»). Многолетние волнения трудового казачества Яицкого войска привели в январе 1772 г. к восстанию против старшинской верхушки. В том же году происходили волнения среди казаков волжских и донских станиц. Правительство Екатерины II ценой неимоверных усилий удерживало народ в повиновении. Война с Турцией (1768—1774 гг.) и события в Польше еще больше осложнили обстановку в стране, вызвали недовольство народа новыми тяготами. Плотина феодального правопорядка с трудом сдерживала напор народного возмущения, грозные всплески стихийных антикрепостнических восстаний, пока, наконец, эта плотина не была прорвана выступлением Пугачева, вскоре переросшим в Крестьянскую войну.
То, что война началась на далекой юго-восточной окраине страны и показала необычайную стойкость восставших в борьбе, продолжавшейся около двух лет, объясняется рядом особенностей исторической жизни Оренбургской губернии того времени. Хозяйственное освоение многих районов этого края, начавшееся с середины XVIII века, сопровождалось усиленным захватом помещиками и заводовладельцами пастбищных земель и лесных угодий у местного нерусского населения, обширная полоса земель вдоль границы губернии была изъята администрацией для строительства укреплений и городов. Это неизбежно повлекло за собой рост национальных противоречий, выливавшихся порой в значительные восстания нерусских народностей. Хищническая крепостническая эксплуатация подневольного труда горнозаводских крестьян и работных людей на заводах Южного Урала вызвала, как ответную меру, массовые выступления против заводчиков и заводской администрации. В этой связи следует отметить крупное восстание горнозаводских крестьян в 1763 г., затронувшее отдельные южноуральские предприятия.
Описывая бедственное положение заводских крестьян, чиновник Оренбургской секретной комиссии гвардии капитан-поручик С.И. Маврин в рапорте от 21 мая 1774 г. доносил Екатерине II (впрочем, рапорт этот так и не дошел до рук императрицы): «Обратите взор свой на крестьян завоцких, а паче, на приписных, которыя отданы совершенно в жертву заводчикам. А оныя хищники ни о чем другом не помышляют, как о своем прибытке, и алчно пожирают все крестьянское имущество, ибо многия приписныя крестьяне ходят на иго работы от четырех- и до семисот верст. А порядок у них тот, что все оне, кои могут работать, разделены на три партии: одна работает, а другая идет на смену, и до тех пор первая не возвратитца в домы, покудова другая не придет сменить. Работа ж сия на заводах большею частию тогда потребна, когда крестьянин должен доставать насущное пропитание. А когда земледелец не достанет из земли сокровища, то он — нищий... При заводах же есть ухватка и та, хотя, в протчем, нечестивая, — когда крестьянин работает на заводе, то, как выше уже сказано, за семьсот верст на треть года хлеба завесть неможно нечево, и потому должен он хлеб и все нужное для себя получать у заводчика ж из лавки, а брать за такую цену, какая положена будет. А за все то, что приписной крестьянин не заберет, должен заработать по завоцкому расположению. А как притом на щот работных людей несравненно ставят дороже, как бы надлежало, то крестьяня почти безсменно и должны быть в работе у них. А потому глас бедных и взывает свою самодержицу на облехчение, елико можно, ига их»1.
И совсем нельзя считать случайным тот факт, что именно заводские крестьяне, наряду с казаками, составляли наиболее стойкую часть бойцов повстанческих отрядов Пугачева. Докладывая об этом Екатерине II в рапорте от 21 мая 1774 г., чиновники Оренбургской секретной комиссии писали: «Что касается до заводских крестьян, то они были всех прочих крестьян к самозванцу усерднее, потому что им от него также вольность обещана, тож и уничтожение всех заводов, кои они ненавидят, в разсуждении тягости работ и дальних переездов, для чего и исполняли с усердием насылаемыя к ним на заводы из злодейской названной Коллегии указы»2. Антикрепостнические настроения были характерны для подавляющей массы русского и нерусского крестьянства Оренбургской губернии, составлявшего до 165 тысяч душ и около 60% всего населения губернии (включая заводских, помещичьих, государственных — ясачных, экономических и дворцовых крестьян)3. О таких умонастроениях оренбургского крестьянства свидетельствуют факты их отдельных выступлений в канун Пугачевского восстания, а, в особенности, почти поголовное их участие в Крестьянской войне, когда они выступили в поддержку Пугачева и, по отзыву Оренбургской секретной комиссии, «шли в толпу его служить с охотою, а равно и возили провиант и фураж почти без чувствования тягости, обнадеясь на обещанные им льготы и вольность»4.
Значительную сословную группу в составе населения Оренбургской губернии составляли казаки Яицкого войска и казачьих гарнизонов, расселенных по городам, крепостям и форпостам (казаки оренбургские, исецкие, уфимские, табынские, сакмарские, самарские и др.). Казаки издавна обладали известной сплоченностью, привычкой к воинской дисциплине, боевым опытом, воспитывались в традициях борьбы против феодального наступления на их права, опираясь на старинные, демократические в своей основе формы общежития и самоуправления. Что касается яицких казаков, зачинщиков Крестьянской войны 1773—1775 гг., то они прошли боевую школу борьбы в многолетних волнениях и в восстании 1772 г. Трудовая часть яицкого казачества во время восстания 1772 г. боролась за восстановление войскового округа как высшего органа самоуправления, за предоставление ему прав выбора и отчетности атамана и старшины, за широкие прерогативы в распределении войсковых доходов, полную выплату денежного жалованья, кормового и вещевого довольствия, не выдававшихся правительством в течение многих лет.
Разгром восстания 1772 г. на Яике и последовавшие за ним репрессии не сломили боевого духа казаков. Они ждали возможности и благоприятной ситуации для нового вооруженного выступления во имя защиты старинных казачьих вольностей и привилегий от посягательств со стороны феодально-абсолютистского государства. Казачество, столетиями аккумулировавшее на окраинах государства антифеодальные традиции и силы русского народа, должно было сыграть роль детонатора Крестьянской войны. Подготовка вооруженного выступления такого масштаба в иной социальной среде в условиях 1773 г. была бы просто невозможна. И казачество, предводительствуемое Пугачевым, успешно исполнило свою историческую миссию, выступив застрельщиком Крестьянской войны.
В такой исторической обстановке и началась осенью 1773 г. грандиозная антифеодальная война под предводительством Емельяна Ивановича Пугачева. Сам он происходил из обедневшей казачьей семьи. Родился в 1740 г. в станице Зимовейской на Дону. С 17 лет Емельян начал казачью службу. Тогда же участвовал в боевых действиях русской армии против Пруссии в годы Семилетней войны, где проявил «отменную проворность». В 1768—1770 гг. Пугачев сражается на фронте Второй турецкой войны. Здесь за отвагу при штурме крепости Бендеры 15 сентября 1770 г. он был произведен в хорунжего — младший казачий офицерский чин. В 1771 г. в связи с тяжелой болезнью Пугачев подал просьбу об отставке, но, получив отказ, стал уклоняться от службы. За это он подвергся репрессиям со стороны властей Донского казачьего войска.
В конце 1771 г. Пугачев бежал на Терек, где в январе 1772 г. был избран казаками Ищорской станицы ходатаем по жалобам Терского войска в Военную коллегию. В феврале того же года был арестован в Моздоке, но вскоре бежал.
Весной и летом 1772 г. Пугачев жил в селениях раскольников-старообрядцев под Черниговом и Гомелем. В августе 1772 г., выдав себя за раскольника, выходца из-за польского рубежа, он получил на Добрянском форпосте паспорт для поселения среди заволжских старообрядцев на реке Иргизе, куда и прибыл осенью того же года. Здесь он и узнал о разгроме восстания яицких казаков «мятежной стороны» и о преследованиях его участников. Пугачев стал подговаривать казаков к побегу на вольные земли за Кубань, но вскоре по доносу его арестовали и в январе 1773 г. доставили в Казань. По решению Сената, утвержденному Екатериной II, был приговорен к ссылке на каторжные работы в Пелым (Зауралье). Однако в мае 1773 г. Пугачеву удалось бежать из Казанского острога. В августе того же года он снова появился в селениях Яицкого войска. В сговоре с группой яицких казаков — ветеранов восстания 1772 г. (И.Н. Зарубин-Чика, Т.А. Мясников, М.А. Кожевников, В.С. Коновалов и др.) Пугачев решил принять на себя имя «императора Петра III» и поднять казачество на новое восстание, надеясь на поддержку его со стороны крестьянства.
Пугачев и его сторонники усматривали в самозванстве огромные для дела восстания политические и стратегические выгоды. Признание Пугачева «императором Петром III» облегчало действия повстанцев, ибо все движение приобретало характер законной борьбы за восстановление на престоле «царя Петра Федоровича», коварно изгнанного Екатериной II и дворянами за намерение, якобы имевшееся у него, освободить крестьян из крепостной неволи. Иллюзии народа в отношении политики Петра III в крестьянском вопросе легко объяснимы, он незаслуженно завоевал широкую популярность в народе отдельными льготными указами, принятыми во время его недолгого правления (перевод крестьянства монастырских вотчин в разряд государственных, отмена гонений на раскольников, снижение казенной цены на соль и др.). В народе жили легенды, что «народный заступник» царь Петр III не погиб, но чудесным образом спасся и укрывается от дворян и Екатерины П. Ясно, что в этих условиях самозванство Пугачева являлось замыслом, облегчавшим процесс вовлечения народа в восстание как в законную борьбу против узурпаторши престола Екатерины II и ее пособников-дворян — душителей крестьянской вольности. В XVIII в. народ идеологически не созрел до понимания революционной борьбы с самодержавием, защищавшим крепостнические порядки в стране5.
В середине сентября 1773 г. Пугачев и его соратники завершили приготовления к восстанию. Первый отряд повстанцев насчитывал к тому времени 80 казаков. 17 сентября Пугачев обнародовал свой первый манифест, которым пожаловал казаков, татар и калмыков, служивших в Яицком войске, старинными казачьими вольностями и привилегиями. 18 и 19 сентября повстанцы дважды подступали к Яицкому городку, но, не имея артиллерии, отказались от штурма крепости. Отсюда Пугачев предпринял поход к Оренбургу, пополняя отряд казаками, солдатами, татарами, калмыками, казахами, захватывая пушки, оружие и боеприпасы в крепостях, сдавшихся повстанцам (Илецкий городок, крепости Рассыпная, Нижне-Озерная, Татищева, Чернореченская, Сакмарский городок). 5 октября повстанцы блокировали Оренбург, имея в своих рядах до 2500 бойцов при 20 пушках, и держали этот губернский центр в осаде около полугода, до конца марта 1774 г.
Слухи о боевых успехах восставших вызвали стихийные волнения среди помещичьих и горнозаводских крестьян, среди нерусского населения Оренбургской губернии. Учитывая это, Пугачев и его ближайшие сподвижники решили использовать столь благоприятную обстановку в интересах дальнейшего развертывания восстания, включая в него новые социальные группы и новые районы. Начиная с первых дней октября 1773 г., из главной ставки восставших, обосновавшейся под Оренбургом, по селениям и заводам разошлись посланцы с манифестами и указами Пугачева. В этих документах предводитель восстания объявлял народу вечную волю, освобождал тружеников от подневольного труда на помещиков и заводчиков, от податей и повинностей, жаловал землей со всеми ее угодьями, провозглашал свободу вероисповеданий и ликвидацию системы национального угнетения нерусских народностей края6. Казачье восстание стало приобретать зримые черты антифеодальной Крестьянской войны, поскольку русское и нерусское крестьянство начало играть роль массовой опоры движения, а социальные помыслы и чаяния крестьян стали доминировать в воззваниях Пугачева и его атаманов.
Под власть повстанческого центра перешла значительная часть Оренбургской губернии. В лагерь восставших шли тысячи добровольцев. Крестьяне везли сюда продовольствие и фураж, с уральских заводов доставлялись пушки, оружие и боеприпасы. Пугачевский полковник И.А. Творогов рассказывал на следствии, что «с самого начала, когда еще к Оренбургу пришли, Пугачев разослал в ближний места указы свои, извещая о явлении своем и обольщая народ вольностию, свободою от платежа податей, также крестом и бородою, и всякими выгодами, а в то ж время приказывал... набирать народ на службу в его толпу, почему народ, прельщаясь на сказанныя выгоды, с радостию со всех сторон стекался кучами в нашу толпу, и в короткое время одних башкирцев пришло к нам тысячи с две, а крестьян — великое множество»7. Сам Пугачев на вопрос следователя: не получал ли он помощи со стороны враждебных интересам России сил как внутри страны, так и за ее рубежами, твердо отвечал, что «посторонней помощи, окроме своего ухищрения, ни от кого не имел и получить не чаял. Да и на что де мне? Я и так столько людей имел, сколько для меня потребно, только люд нерегулярной»8. К началу декабря в отрядах Пугачева под Оренбургом насчитывалось до 25 тысяч бойцов при 86 пушках. Для управления повстанческим войском Пугачев в ноябре 1773 г. создал Военную коллегию, которая являлась одновременно административным и политическим центром восстания.
Вступление повстанцев в Илецкий казачий городок 21 сентября 1773 г. Картина художника В. Тельнова
Получив известия о первых крупных успехах Пугачева и узнав о неспособности местной администрации своими силами подавить восстание, правительство Екатерины II в середине октября 1773 г. организовало карательную экспедицию во главе с генералам В.А. Каром, вверив ему регулярные военные соединения и местные гарнизонные команды. В начале ноября Кар выступил на помощь осажденному Оренбургу, но в боях 7—9 ноября был разбит у деревни Юзеевой и отошел в Бугульму. В ноябре повстанцы разгромили вблизи Оренбурга карательные отряды, следовавшие со стороны Симбирска и из Сибири.
В ноябре 1773 — начале января 1774 г. восстание охватило Южный Урал, значительную часть Казанской губернии, отдельные районы Среднего Урала, Зауралья, Западной Сибири, северо-запада Казахстана. Восстал народ Башкирии во главе с Кинзей Арслановым и Салаватом Юлаевым. Под Уфой возник крупный центр повстанческого движения во главе с атаманом И. Зарубиным-Чикой, под контролем которого находились районы Южного и Среднего Урала, Прикамья и Зауралья. Значительные очаги восстания образовались под Екатеринбургом (И. Белобородов), у Челябинска (И. Грязнов, Г. Туманов), под Самарой (И. Арапов, Г. Давыдов, Н. Чулошников), в Закамье (В. Торнов), под Кунгуром и у Красноуфимска (С. Кузнецов, Салават Юлаев, М. Чигвинцев), на Нижнем Яике (А. Овчинников, М. Толкачев). Оренбургская губерния и смежные уезды с их значительными людскими ресурсами служили главной базой формирования и пополнения повстанческих отрядов. Штаб Пугачева активно использовал материально-технические резервы этого края для снабжения своего войска денежными средствами, продовольствием, фуражом, пушками, оружием, боеприпасами и амуницией. Не довольствуясь уже имевшимися пушками, Военная коллегия восставших организовала производство артиллерийских орудий и боеприпасов на Воскресенском заводе, пыталась наладить изготовление пушечных ядер и бомб для мортир и гаубиц на Кано-Никольском и Авзяно-Петровских заводах9. В этом же направлении действовал и атаман И. Зарубин-Чика, пытавшийся организовать производство военного снаряжения на заводах Урала и Прикамья. В селе Чесноковке под Уфой, где находилась ставка этого атамана, действовала артиллерийская мастерская во главе с пленным офицером Прокофьевым. По распоряжению атамана И. Белобородова местные умельцы кустарным способом изготовляли порох (надо думать, что их наставником был сам Белобородов, отставной канонир, около семи лет прослуживший на Охтинском пороховом заводе под Петербургом)10.
В общем же за время пребывания Пугачева в Оренбургском крае, на Южном Урале и в Прикамье (октябрь 1773 — июнь 1774 г.) его войско получило с 64 присоединившихся к восстанию заводов около 6200 бойцов (в пересчете на численность повстанческого полка — 12 полков), около 120 пушек, свыше 340 ружей, на 90 тыс. рублей продовольствия и фуража и почти 170 тысяч рублей чистыми деньгами)11.
Однако уже к началу 1774 г. стали все отчетливее сказываться негативные стороны стихийного народного движения. Отсутствие четкого стратегического плана у руководителей восстания, слабая связь с отдаленными очагами повстанческой борьбы привели к тому, что Военная коллегия не смогла наладить надежного оперативного руководства действиями отрядов восставших на всей территории Крестьянской войны. Занятый осадой Оренбурга и Яицкого городка, Пугачев отказался от похода в Поволжье, что сужало массовую базу Крестьянской войны. Промедление Пугачева с осуществлением этого плана позволило правительству выиграть время для организации новой карательной экспедиции.
В декабре 1773 г. в районы восстания было отправлено до десяти кавалерийских и пехотных полков во главе с генералом А.И. Бибиковым. Карательные войска развернули наступление на широком фронте от Казани до Самары и вскоре нанесли ряд серьезных ударов повстанцам под Самарой, Алексеевском, Заинском, Бузулуком, Кунгуром и Екатеринбургом. Пугачев не смог оказать своевременную, военную помощь своими авангардными отрядами, которые вели неравную борьбу и отступали. Лишь после падения Бузулука (середина февраля 1774 г.) он вывел часть сил из-под Оренбурга и пытался остановить дальнейшее продвижение неприятеля. Для генерального сражения Пугачев избрал наскоро укрепленную Татищеву крепость. В битве 22 марта повстанцы в течение шести часов упорно отбивали штурмующие колонны войск генералов П.М. Голицына, Ю.Ф. Фреймана и П.Д. Мансурова, но, наконец, были сломлены. Они потеряли всю артиллерию, понесли большие потери в живой силе. «Дело столь важно было, — писал после битвы генерал Голицын, — что я не ожидал такой дерзости и распоряжения в таковых непросвященных людях в военном ремесле, как есть сии побежденные бунтовщики»12. Сам Пугачев, убедившись в трагическом исходе битвы, по настоянию своих сподвижников бежал к Оренбургу. Лишь отряд атамана А. Овчинникова сумел пробиться сквозь неприятельские войска и отойти к Илецкому городку. 24 марта карательный корпус подполковника И.И. Михельсона нанес поражение повстанцам в бою под Уфой, а вскоре захватил в плен и их предводителя — атамана И. Зарубина-Чику и его ближайших соратников. Серьезный урон понесли восставшие и в других очагах движения (в Прикамье, на Среднем Урале, в Зауралье, на Нижнем Яике).
Сняв осаду Оренбурга, Пугачев в конце марта с остатками своих сил отошел к Каргале и Сакмарскому городку. 1 апреля здесь произошло новое сражение, в ходе которого войска генерала Голицына разбили Пугачева, захватили много пленных. В числе их оказались и видные сподвижники вождя восстания (М. Шигаев, Т. Падуров, М. Горшков, И. Почиталин, А. Витошнов и др.). С небольшим отрядом яицких казаков и башкир Пугачев сумел уйти от погони и укрылся в Уральских горах.
Крупные очаги восстания к середине апреля 1774 г. были разгромлены, но отдельные повстанческие отряды активно действовали в Прикамском крае (Бахтиар Канкаев), в Башкирии (Салават Юлаев), на заводах Южного Урала (И. Белобородое), в Оренбургских степях (А. Овчинников).
Сам Пугачев, укрывшись от преследования благодаря начавшемуся весеннему разливу рек, начал деятельную подготовку к организации нового повстанческого войска. Его манифесты вызвали новый мощный подъем освободительной борьбы. Поднялись на восстание трудовая Башкирия и горнозаводский Урал. Собрав на Белорецком заводе в главной своей ставке в апреле 1774 г. пятитысячное войско, Пугачев 6 мая захватил крепость Магнитную. Вскоре к ней подошли отряды атаманов Белобородова, Овчинникова и Перфильева. Продвигаясь отсюда на северовосток, Пугачев овладел рядом крепостей (Карагайской, Петропавловской, Степной), а 19 мая штурмом взял Троицкую крепость. Однако, два дня спустя, в битве под этой крепостью повстанцы были разбиты войсками генерала И.А. Деколонга. С небольшим отрядом Пугачев снова отошел в Уральские горы. Его начал преследовать корпус подполковника И.И. Михельсона, который нанес повстанцам ряд сильных ударов. Но умело используя тактику партизанской борьбы, Пугачев каждый раз уходил от преследования, сберегал главные силы от окончательного разгрома, а потом снова собирал многотысячные отряды.
Вытесненный к началу июня из районов заводского Урала, Пугачев вступил в Прикамье, захватил Красноуфимск (10 июня), Осу (21 июня), Боткинский и Ижевский заводы (24—27 июня). Отсюда он решил вести свои отряды к Казани, а затем предпринять давно задуманный поход на Москву. 12 июля повстанцы штурмовали Казань, овладели предместьями и городом, но не смогли взять крепости-Кремля, где засели войска гарнизона. Вечером того же дня после боя с подошедшим корпусом Михельсона Пугачев вынужден был отойти от Казани. Бои под городом продолжались и 13 июля, но основное сражение развернулось 15 июля. Преодолев многочасовое упорнейшее сопротивление повстанцев, Михельсон нанес Пугачеву тяжелое поражение. Обе победы над Пугачевым под Казанью дались карателям ценой огромных усилий и значительных потерь. Сам Михельсон, опытнейший боевой офицер, награжденный за бои под Казанью императрицей Екатериной I золотой шпагой, украшенной бриллиантами, с изумлением отмечал невиданную стойкость и мужество пугачевского войска. Описывая первое из трех сражений (12 июля), он доносил, что пугачевцы «меня с великим криком и с такою пушечною и ружейною стрельбою картечами встретили, каковой я, будучи против разных неприятелей, редко видывал и от сих варваров не ожидал»13. Оценивая действия повстанцев в битве 15 июля, Михельсон писал, что отряды Пугачева «наступали с такою пушечною и ружейною стрельбою и с таким отчаянием, коего только в лучших войсках найти надеялся»14.
Потеряв в последней битве под Казанью всю артиллерию, до 2000 убитыми и 5000 пленными, Пугачев отошел на север и 17—18 июля перебрался с отрядом в 700 человек на правый берег Волги у Кокшайска.
Появление повстанцев на правобережье Волги, в крае «классического» крепостничества, вызвало здесь повсеместные крестьянские восстания с участием нерусских народностей Поволжья. Вскоре после переправы Пугачев обнародовал знаменитый Июльский манифест — яркий антипомещичий документ. Манифест провозглашал освобождение крестьян от крепостной неволи и перевод их в разряд казачества, безвозмездную передачу народу земли со всеми ее угодьями, отмену подушной подати, других налогов и рекрутских наборов, повсеместное истребление дворян и администрации15.
Силы восставших росли. В Поволжье, кроме главного повстанческого войска, действовали многочисленные крестьянские отряды, насчитывающие сотни, а порой и тысячи бойцов. Движение охватило большинство поволжских уездов, подошло к границам Подмосковья. Создались реальные условия для похода повстанческого войска на Москву при опоре на многочисленные очаги крестьянских выступлений. Но именно в этот момент Пугачев, следуя ошибочному замыслу, решил покинуть районы массового крестьянского движения и устремился со своими главными силами на юг, к Дону, где надеялся пополнить отряды донскими казаками и лишь тогда предпринять поход к Москве. Продвигаясь на юг, войско Пугачева повсюду встречало поддержку простого народа. 17 июля Пугачев взял Цивильск, 20-го — Курмыш, 23-го — Алатырь, 27-го — Саранск, 2 августа — Пензу, 4-го — Петровск, 6-го штурмом овладел Саратовом. Набирая добровольцев из крестьян, горожан и казаков, Пугачев уходил все дальше на юг, оставляя за собой десятки разрозненных повстанческих отрядов.
Пушка войск Е. Пугачева
Ошибочный стратегический замысел Пугачева позволил карателям по частям разгромить крестьянское движение в Среднем Поволжье, оттеснить главные повстанческие силы на юг, в малонаселенные степные районы Нижнего Поволжья.
В августе 1774 г. Екатерина II бросила против повстанцев значительную армию во главе с генерал-аншефом графом П.И. Паниным — свыше 20 пехотных и кавалерийских полков, казачьи части, дворянские корпуса. Эта сила, по словам императрицы, была способна привести в трепет любое соседнее с Россией государство. Войску Пугачева удалось еще взять Дмитриевск (Камышин) и Дубовку, увлечь за собой калмыков, часть волжских и донских казаков, но попытка овладеть штурмом Царицын 21 августа успеха не имела. После Царицына Пугачева покинули многие донские казаки, ушли калмыки.
Преследуемый корпусом Михельсона, Пугачев отступал вниз по Волге к Черному Яру, потеряв надежду поднять донское казачество. 25 августа в степи у Солениковой ватаги произошла последняя битва Пугачева против войска Михельсона. Из-за предательства группы заговорщиков — яицких казачьих старшин — повстанцы уже в начале боя лишились артиллерии. Недолгое сопротивление пугачевцев было сломлено. Не принесли успеха попытки Пугачева остановить беспорядочное отступление, а потом и бегство своих отрядов. На поле битвы Пугачев потерял до 2000 убитыми, каратели захватили в плен свыше 6000 повстанцев. В 17 верстах выше Черного Яра Пугачев с отрядом в 200 человек переправился на левый берег Волги и углубился в степи. 8 сентября 1774 г. у реки Малый Узень он был предательски схвачен заговорщиками из числа яицких старшин и 15 сентября передан военным властям.
Следствие над Пугачевым велось в Яицком городке и Симбирске, но основное дознание проходило в ноябре—декабре 1774 г. в Тайной экспедиции в Москве. В конце декабря состоялся судебный процесс по делу Пугачева и его главных сподвижников. На основании приговора суда, одобренного Екатериной II, 10 января 1775 г. на Болотной площади в Москве были казнены Пугачев и четверо его товарищей — А. Перфильев, М. Шигаев, Т. Падуров и В. Торнов16. Остальные обвиняемые после тяжких телесных истязаний были сосланы на каторжные работы; семья Пугачева отправлена на «безысходное» заключение в крепость Кексгольм (ныне г. Приозерск на Ладоге). В феврале 1775 г. в Уфе был казнен атаман И. Зарубин-Чика.
Но Крестьянская война не закончилась и после разгрома главного повстанческого войска. До ноября 1774 г. в Башкирии действовали отряды Салавата Юлаева (сам он, захваченный в плен, был сослан на каторжные работы в Эстонию, где погиб 26 сентября 1800 г.). Продолжали борьбу крестьяне Среднего Поволжья и центральных губерний. Движение в Нижнем Поволжье было подавлено только к лету 1775 г. Массовые репрессии против населения Поволжского края и Оренбургской губернии продолжались до середины 1775 г.
Несмотря на громадные успехи восстания, народ не смог взять верх в неравной борьбе против абсолютистского государства Екатерины II. Пугачев и его ближайшие сподвижники не могли преодолеть органических пороков, свойственных крупнейшим крестьянским выступлениям эпохи феодализма, внести решающие элементы организованности в стихийный ход борьбы, ликвидировать разобщенность действий восставших во множестве локальных очагов движения, создать дисциплинированную и боеспособную армию. Руководители восстания не могли выработать ясной и последовательной программы построения нового общественного строя, а все их усилия в этом направлении не пошли дальше представления о возможности создания некоей нежизненной крестьянско-казацкой утопии. К тому же в условиях России того времени не было таких сил, которые могли бы успешно предпринять и совершить социально-политический переворот в стране и создать новое общество.
Своими масштабами, массовым участием трудового населения в районах движения, продолжительностью Крестьянская война произвела неизгладимое впечатление на современников как в самой России, так и за ее рубежами. Один из видных приближенных Екатерины II, астраханский губернатор П.Н. Кречетников, еще в декабре 1773 г. писал, что поднятое Пугачевым восстание было страшнее, «нежели самая свирепая внешняя война»17. И это была не фраза, а трезвая оценка значения Крестьянской войны для судьбы крепостнического строя. Выступление Пугачева поколебало извечные представления и трудового народа, и правящего класса феодалов о незыблемости и законности крепостнических порядков в России. Не случайно генерал-прокурор Сената князь Вяземский испрашивал у Екатерины II разрешения включить в текст приговора о казни Пугачева специальный тезис, подтверждающий незыблемость права дворян на личность и труд крепостных крестьян. «В сентенции, — писал Вяземский, — для большей ясности разсудили прибавить — в объяснение дворянского успокоения и утешения малодушных — речи, на каких надлежало б дворянству и крестьянству вновь доказать, что ее императорское величество твердо намерено дворян при их благоприобретенных правах и преимуществах сохранять нерушимо, а крестьян — в их повиновении и должности содержать»18.
Грандиозное антифеодальное выступление на Юго-Востоке России во главе с Пугачевым не могло не вызвать всеобщего внимания современников за рубежом. События Крестьянской войны регулярно освещались в донесениях иностранных дипломатов при русском дворе, оживленно комментировались зарубежными газетами и журналами19. Основываясь на донесениях своего посланника в Петербурге графа Сольмса, прусский король Фридрих II писал: «Я хорошо знаю, что главное внимание России в таковой момент казацкого восстания, переживаемый ею теперь, должно быть устремлено на подавление его. Это слишком важное дело, чтоб можно было откладывать его решение, и для России вполне необходимо приложить все свои старания, чтобы рассеять сначала эту грозу»20. Обильно информировал свое правительство о Пугачевском восстании английский посланник в России Роберт Гунниг, писавший в донесениях, что восстание было вызвано усилившимся угнетением народа, который «имеет справедливые основания к жалобам» и что «мятеж, приписываемый до сих пор Пугачеву и нескольким его последователям, в сущности обнаруживает обширное восстание самого тревожного характера»21. Он же отмечал, что «недовольство народа почти повсеместно... низшие классы, начиная от стен самой столицы, называют Пугачева не иначе, как Петр III»22. В таком же плане оценивали значение Крестьянской войны в своих реляциях австрийский посол граф Лобкович и французский посол Дюран.
Следует заметить, что западноевропейские государственные деятели и дипломаты пытались использовать внутриполитические осложнения России, вызванные Крестьянской войной, в демаршах против внешней политики русского правительства (война с Турцией, польский и шведский вопросы).
Пугачевское восстание находило отклик в письмах зарубежных корреспондентов Екатерины II, барона М. Гримма, госпожи Бьельке, знаменитого Вольтера. Но их письма23 муссировали преимущественно ту информацию, которую поставляла им сама Екатерина II, пытавшаяся изобразить Крестьянскую войну как безыдейное разбойничье выступление «маркиза» Пугачева, как бунт темной и необузданной черни, не осененный даже тенью политического сознания. Иностранные газеты и журналы, не имевшие, как правило, корреспондентской связи с Россией и довольствовавшиеся сообщениями «Санкт-Петербургских ведомостей» и сведениями из реляций дипломатических резидентов в Петербурге, заполняли подчас свои страницы самыми невероятными фантастическими измышлениями о Пугачеве и о возглавляемом им восстании.
Крестьянская война 1773—1775 гг. поколебала веру русского народа в незыблемость феодальных порядков. Последующее развитие классовой борьбы русского крестьянства шло до известной степени под воздействием примера Пугачевского восстания. Самодержавие и правительство, предпринимая те или иные шаги в области крестьянского вопроса, с тревогой наблюдая за ростом волнений в деревне и беспощадно подавляя их, постоянно оглядывались назад: за спиной стоял страшный призрак Крестьянской войны, призрак «Пугачевщины».
Крестьянская война 1773—1775 гг. оказала определенное воздействие на развитие освободительного движения и революционной мысли в России. Известным образом она повлияла на формирование антикрепостнической идеологии А.Н. Радищева и его окружения, ее опыт учитывался в программных положениях революционных демократов и народников. В речи на открытии в Москве в 1919 г. памятника Степану Разину В.И. Ленин отметил выдающийся вклад русского «мятежного крестьянства» в борьбу за свободу против притеснителей24. Эта ленинская оценка с полным основанием может быть отнесена и к Крестьянской войне, под предводительством Пугачева.
Изучение истории Крестьянской войны 1773—1775 гг., начатое книгой А.С. Пушкина «История Пугачевского бунта» (СПб., 1834), интенсивно продолжается и в наши дни. Значительным вкладом в обширную историографию этого выдающегося события классовой борьбы XVIII столетия является вышедшее недавно коллективное исследование под редакцией профессора В.В. Мавродина «Крестьянская война в России в 1773—1775 гг. Восстание Пугачева». События, связанные с Пугачевским восстанием, нашли освещение во многих публикациях.
Однако имеющиеся исследования и публикации при всех их несомненных достоинствах не могут еще достаточно полно и основательно осветить обширный круг проблем истории Крестьянской войны. Некоторый вклад в решение этой задачи может внести содержание предлагаемого вниманию читателей настоящего сборника. Статьи, материалы и документы, публикуемые в нем, подготовлены историками, литераторами, фольклористами и краеведами Оренбургской области, Урала и Москвы,
Примечания
1. Гос. публичная библиотека им. М.Е. Салтыкова-Щедрина. Отдел рукописей, т. 668, л. 136 и об.
2. ЦГАДА, ф. 6, д. 508, ч. II, л. 5 и об.
3. В.М. Кабузан. Изменения в размещении населения России в XVIII — первой половине XIX в. М., 1971, стр. 87—89, 99—101. Средняя численность крестьянства в 1773 г. установлена нами путем корректировки данных III (1762 г.) и IV ревизий (1782 г.).
4. ЦГАДА, ф. 6, д. 508, ч. II, л. 5.
5. М.П. Вяткин. Емельян Пугачев. Л., 1951, стр. 14—15; Ю.А. Лимонов, В.В. Мавродин, В.М. Панеях. Пугачев и его сподвижники. Л., 1965, стр. 7—17.
6. «Пугачевщина». Т. I. Из архива Пугачева (манифесты, указы и переписка). М.—Л., 1926, док. №№ 4—6, 8—10, 13, 14.
7. «Пугачевщина». Т. II. М.—Л., 1929, стр. 142.
8. «Вопросы истории», 1966, № 3, стр. 132.
9. «Пугачевщина». Т. I. док. №№ 10, 29, 35, 44, 46, 50, 51, 52.
10. «Пугачевщина». Т. II, стр. 326; М.Н. Мартынов. Пугачевский атаман Иван Белобородов. Пермь, 1958, стр. 17, 42.
11. А.И. Андрущенко. Крестьянская война 1773—1774 гг. на Яике, в Приуралье, на Урале и в Сибири. М., 1969, стр. 337.
12. ЦГВИА, ф. 20, д. 1228, л. 390 и об.
13. ЦГВИА, ф. 20, д. 1233, л. 393.
14. ЦГВИА, ф. 20, д. 1240, л. 348 и об.
15. «Пугачевщина». Т. I, док. № 19.
16. Следствие и суд над Е.И. Пугачевым (Публикация Р.В. Овчинникова). — «Вопросы истории», 1966, № 3—5, 7, 9.
17. ЦГВИА, ф. 20, д. 1231, л. 232.
18. «Вопросы истории», 1966, № 9, стр. 147.
19. См: В.В. Мавродин. Крестьянская война в России в 1773—1775 гг. Восстание Пугачева. Л., 1961, стр. 261—282; П. Гоффман и Я. Вавра. Зарубежные отклики на восстание Пугачева (в коллективном исследовании «Крестьянская война в России в 1773—1775 гг. Восстание Пугачева». Т. III. Л., 1970, стр. 330—338.
20. Сборник Русского исторического общества. Т. 72, стр. 460.
21. Там же. Т. 19, стр. 432.
22. Там же, стр. 436—437.
23. Сборник Русского исторического общества. Т. 13.
24. В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 38, стр. 326.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |